Система, возводящая чужие желания в закон, устанавливает одни правила для тех, кто жертвует, и совсем другие — для тех, кому жертвуют. В результате неизбежно возникает конфликт интересов. Если чужие желания — закон и мы и вправду «не имеем права иметь по две почки, пока у каждого не будет хотя бы по одной», ни о каком мирном сосуществовании между людьми не может быть и речи. Жизненные интересы сторон рано или поздно схлестнутся.
Этика эгоизма способна предотвратить подобные конфликты. Она предполагает, что нет хозяев и рабов, а есть лишь одно незыблемое правило, одинаково применимое ко всем: жизнь каждого человека имеет безусловную ценность. Каждый человек является свободным существом, обладающим фундаментальным правом на поддержание своего существования. Он строит свое, а не чужое счастье, и эта цель морально оправданна.
Интересы тех, кто живет, следуя этом принципу, не противоречат интересам других людей. Никто не требует заработанного чужим трудом и не ждет жертв от других. Такие люди придерживаются этических норм эгоизма, их моральные ценности полностью сопряжены с разумными личными интересами. Они уважают чужие права, прекрасно понимая, что только в этом случае будут уважать и их собственные права. Пускай альтруисты уподобляют их диким тварям, на самом деле они вовсе не несутся к своей цели сломя голову, как гиены, почуявшие запах падали (опоздаешь к ужину — останешься голодным). Эгоист живет разумом, он не может бороться за выживание как животное. Эгоист — не разрушитель, напротив, он — созидатель, делатель. Он создает богатство. Жизнь человека — не бесплодное времяпрепровождение. Каждый человек создает то, что ему нужно. Затем он обменивает созданные блага на другие. Он никого не грабит и не просит милостыни. Он вступает в материальные и духовные отношения с другими людьми, и в обоих случаях происходит взаимовыгодный обмен ценностями.
Богатство стран Запада свидетельствует о гармонии личных интересов. Каждая единица нашего достояния является результатом обмена благами между продуктивно работающими людьми. У булочника мы покупаем хлеб, у застройщика — дом. Наемный работник получает зарплату, держатель акций — дивиденды. Личные интересы мотивируют людей участвовать в обмене благами, становясь все богаче.
Люди понимают, что в случае разногласий отстоять свои интересы они смогут лишь при помощи разума, а не насилия. Эгоисты признают, что каждый волен жить своим умом, не прибегая к силовым аргументам. Чтобы поддерживать свою жизнь, мы должны иметь право распоряжаться результатами своего умственного и физического труда. Любая сделка свершается по обоюдному согласию. Если соглашение не достигнуто, люди просто пожимают друг другу руки и расходятся, признавая за другими право на отказ от сделки. (А если какая-либо из сторон попробует применить силу, на ее пути встанет закон.)
Принципы эгоизма создают в обществе дух доброй воли. Если мы извлекаем выгоду для себя без ущерба для других, если мы не связаны путами альтруизма, то и ближнего своего мы воспринимаем не как потенциального нахлебника, а как источник благ. Такой способ сосуществования не ограничивается рамками товарно-денежных отношений. Лишь человек свободный и изначально не скованный обязательствами по отношению к другим способен на великодушные, милосердные поступки, совершаемые без давления извне. Заблудившемуся мы укажем нужное направление, слепого переведем через дорогу и т.д. Если эгоист решит помочь совершенно незнакомому человеку, попавшему в беду не по собственной воле, главным аргументом в пользу такого поступка будет ценность человеческой жизни — основа основ разумного эгоизма.
В критической ситуации эгоист способен на героический поступок. Хороший пловец бросится в воду, чтобы спаси тонущего ребенка. Но такие ситуации редки и непродолжительны. Если вы спасли одного тонущего ребенка, это не значит, что вы будете бродить по берегу в поисках других тонущих. И вы не обязаны брать под опеку едва не погибшего малыша, кормить и поить его, селить у себя дома и оплачивать его учебу, пока спасенный не получит высшее образование.
Между разумными людьми конфликта интересов возникнуть не может, потому что они живут по общим правилам, не только понимая, что такое личные интересы, но и зная генезис этого понятия. Компании могут конкурировать за заказы, желающие получить работу — за вакансии, но разумные эгоисты прекрасно понимают, что конкуренция — в их интересах и что проигравшая сторона не будет жертвой. Например, человек, ищущий работу, заинтересован в вакансии. Но он знает, что аукцион возможен только в том случае, если в нем участвуют по меньшей мере два покупателя, и поэтому готов к тому, что на одну вакансию будут претендовать несколько соискателей. Мы знаем, что в свободном капиталистическом обществе работодатель имеет право выбирать работника, а работник — работодателя. При такой системе рождается дух соревнования, и любой из нас может получить достойную работу, проявив себя как потенциально ценный работник. Убить дух соревнования — все равно что убить дух свободы. Это происходит, когда мы, вопреки собственным интересам, позволяем государству не выбирать, а назначать, лишая нас преимуществ конкуренции.
Конкуренция нам выгодна, потому что благодаря ей работу получает самый достойный соискатель. Если кто-то вас обошел, это не значит, что у вас отняли нечто принадлежащее вам. Да, вы проиграли, но у вас было право убедить работодателя, что нужны ему именно вы, и это право не нарушено. Более удачливый соискатель не причинил вам никакого ущерба.
Впрочем, бывает и по-другому. Человек, ничего из себя не представляющий, может заявить, что топ-менеджеры компаний из списка Fortune 500 нарушают его права, — ведь на их месте хотел бы быть он. Он хочет зарабатывать столько же, сколько они. Убийственный аргумент! А другой бездельник считает, что работа сама должна упасть ему в руки, как будто вакансии растут на деревьях, как груши. Хождение по собеседованиям, заполнение анкет — все это не для него, это ущемляет его интересы. Только вот свое недовольство такие люди направляют не по адресу. Они живут в выдуманном мире, наивно полагая, что одного их желания достаточно для получения желаемого. Но ведь помимо желания должна быть еще и цель, и средства для ее достижения. Поэтому личные интересы можно выявить только в реальном мире, а не за его пределами. Они состоят в получении благ, зависящих, в свою очередь, от требований все той же неумолимой реальности. Личные интересы несовместимы с исполнением множества противоречивых желаний. Многие из них лишены всякого смысла и оторваны от реальности. Одно желание может противоречить другому, но этот конфликт не имеет ничего общего с конфликтом интересов14.
Альтруизм, подменяя понятие «заслужить» понятием «хотеть», способствует раздуванию различного рода конфликтов. Это могут быть не только конфликты между людьми, но и душевный разлад, от которого страдают те, кто начал следовать принципам альтруизма или пытается это делать. Ведь стоит только выбрать путь самопожертвования, как от вас начнут требовать все больше и больше.
Так, Билл Гейтс уже пожертвовал на благотворительность суммы, превышающие валовой национальный продукт более чем ста стран мира. И вы думаете, альтруисты остались довольны? Вот что пишет философ Питер Зингер в статье «Сколько должен пожертвовать миллиардер, а сколько — вы?»:
Гейтс уже пожертвовал почти $30 млрд но по-прежнему занимает одну из верхних строк в списке самых богатых американцев Forbes. Его состояние оценивается в $53 млрд. Поместье в Сиэтле площадью 6 га и «умный» дом на берегу озера стоят более $100 млн. <…> Гейтс владеет «Лестерским кодексом» — единственной рукописной книгой Леонардо да Винчи, купленной в 1994 г. за $30,8 млн. Так достаточно ли пожертвовал Билл Гейтс? Спросим прямо: если он действительно верит, что каждая человеческая жизнь бесценна, почему до сих пор обитает в роскошном доме и не расстается с уникальной книгой? Он мог бы жить скромнее и жертвовать больше, — ведь скольких еще надо спасти!15
С точки зрения альтруизма это неопровержимый аргумент. Если жертвовать на благотворительность обязан каждый, то Билл Гейтс обязан жертвовать в сотни раз больше рядовых граждан. Пока ты жив, всегда можно чем-то пожертвовать, пусть даже самым дорогим. Любую твою вещь можно отдать «законному» владельцу — тому, у которого этой вещи нет. Каждый день ты обкрадываешь «нуждающихся». У тебя есть дом, машина, счет в банке, пара обуви, здоровая почка, — почему не отдать все это другим? Как ты смеешь жить припеваючи, когда на свете столько сирых и убогих? Может быть, ты считаешь, что твоя жизнь принадлежит тебе, а не остальным? О, да ты эгоист!
В основе всех конфликтов, порождаемых требованием самопожертвования, лежит противоречие между двумя этическими системами: альтруизмом и эгоизмом. Эти системы абсолютно несовместимы. Нельзя жить, посвящая свою жизнь другим. Можно сколько угодно одобрять альтруизм, но очень скоро обнаруживается, что быть альтруистом постоянно невозможно. Наша жизнь состоит из бесконечных метаний: сегодня ты эгоист, но тебя мучает совесть, а завтра ты чем-то жертвуешь, но делаешь это скрепя сердце. Сегодня ты чувствуешь себя довольным циником, а завтра — мучеником, но немного раздраженным. Альтруизм требует, чтобы сам факт нашего существования вызывал чувство вины. Мы же, направляя имеющиеся блага на поддержание собственной жизни, нарушаем заповедь самопожертвования.
В основе всех конфликтов, порождаемых требованием самопожертвования, лежит противоречие между двумя этическими системами: альтруизмом и эгоизмом. Эти системы абсолютно несовместимы. Нельзя жить, посвящая свою жизнь другим. Можно сколько угодно одобрять альтруизм, но очень скоро обнаруживается, что быть альтруистом постоянно невозможно. Наша жизнь состоит из бесконечных метаний: сегодня ты эгоист, но тебя мучает совесть, а завтра ты чем-то жертвуешь, но делаешь это скрепя сердце. Сегодня ты чувствуешь себя довольным циником, а завтра — мучеником, но немного раздраженным. Альтруизм требует, чтобы сам факт нашего существования вызывал чувство вины. Мы же, направляя имеющиеся блага на поддержание собственной жизни, нарушаем заповедь самопожертвования.
Кодекс альтруизма не наделяет нашу жизнь смыслом, потому что никак не связан с нашими личными проблемами. В нем не говорится, как получить то или иное благо. Он только требует отдать это благо другим. Любой мыслящий человек ценит собственную жизнь и хочет знать, как правильно прожить ее, не отдавая в чужие руки. Каждый из нас понимает, насколько важно сделать правильный выбор, и хочет знать, как его сделать. Мы хотим знать, какая дорога ведет к счастью. При этом мы предпочитаем руководствоваться объективными представлениями о том, что нам полезно. Понять это можно лишь при помощи разума, а не слепой веры и эмоций. Одним словом, нам нужен свод правил, по которым мы могли бы жить и добиваться успеха.
Ничего этого альтруизм дать нам не может.
ГЛАВА 4 МИФ ОБ «ИНТЕРЕСАХ ОБЩЕСТВА»
Самопожертвование противоречит личным интересам.
Чем бы мы ни жертвовали, мы жертвуем прежде всего собственными интересами. Но альтруисты пытаются напустить туман, пуская в ход такой расплывчатый термин, как «интересы общества», и придать нашему самопожертвованию практический смысл, уверяя, что служить чужим интересам выгодно, потому что это делается ради «общего блага». Нельзя забывать, что мы — члены общества и потому должны приносить наши частные интересы в жертву «общественным интересам»[4].
Этот аргумент может показаться убедительным, только если не задумываться о содержании понятия «интересы общества».
Никто не объясняет, кого следует считать «обществом», в чем состоят его интересы и какой группе представителей этого общества отдается предпочтение в каждый конкретный момент. Общественные интересы просто противопоставляются интересам личности. Предполагается также, что эти два вида интересов противоречат друг другу, а чтобы общество могло нормально функционировать, коллективные интересы должны превалировать над частными. Но как отличить одно от другого? Наиболее распространенное объяснение таково: общественные интересы — это интересы всех людей, а частные (личные) — только одного человека.
Но и это ничего не объясняет. Действительно, как понять, что полезно обществу в целом? Что значит «общественный»?
Если город приобретает земельный участок, чтобы разбить парк, это делается в интересах общества. А если частное лицо покупает землю, чтобы построить на ней торговый центр, его интересы общественными не считаются. Но почему? Потому что в первом случае используются государственные ресурсы, т.е. бюджетные средства? Вряд ли нас устроит такой ответ. Наоборот, государство тратит деньги на парк именно потому, что считает его полезным для общества, а частный торговый центр — нет. Но ведь и городской парк, и торговый центр одинаково служат обществу. Чем частный кинотеатр хуже муниципальной библиотеки? Другой пример. Любой из нас может пойти в государственный музей или поставить машину на частную стоянку. Торговые центры, кинотеатры и автостоянки удобны, они делают нашу жизнь лучше. Если перейти на язык цифр, скажите, пожалуйста, что более ценно для общества — Йеллоустонский заповедник (3 млн посетителей в год), парк Disney World (45 млн посетителей в год), Бронксский зоопарк (2 млн посетителей в год) или универмаг Mall of America в Миннесоте (40 млн покупателей в год)? Что лучше — общественное телевидение (зрительская аудитория в прайм-тайм — менее 2 млн человек) или коммерческие каналы, которые смотрят более 80 млн человек? Какие критерии следует использовать, чтобы отличить общественные интересы от частных? Неужели, отправляясь в Йеллоустон, человек становится частью общества, а в Диснейленде превращается в частное лицо?
Может быть, понятие «общественные интересы» — эвфемизм для обозначения интересов беднейших слоев населения? Вряд ли. Посетители Йеллоустонского заповедника богаче посетителей Disney World. Что касается телевидения, то общественные каналы создаются отнюдь не в расчете на бедняков, а коммерческие каналы можно смотреть и бесплатно. (Не говоря уже о том, что общественные каналы смотрят в целом более состоятельные люди, чем коммерческие.)
Значит, ни количество посетителей, ни уровень их благосостояния не могут служить критерием, позволяющим отличить «общественное» благо от «частного». Что же отличает одно от другого? Способ предоставления товара или услуги. В первом случае товар или услуга предоставляются бесплатно, во втором — за деньги.
Если коммерческая организация взимает с клиентов плату, она преследует свои частные интересы, если что-то предоставляется бесплатно, — речь идет о благе общества. Общественные объекты не являются коммерческими по определению. Товары и услуги предоставляются бесплатно, а если номинальная плата и взимается, то она не покрывает затрат (в противном случае имела бы место прибыль). Потребители не платят за товар или услугу, но этого и не требуется. Это не сделка, ведь поставщик услуги не ставит перед собой цель получения прибыли, а потребитель не платит за полученные блага. Нет, люди просто пользуются «бесплатными» парками, «бесплатными» катками, ходят на «бесплатные» концерты и в «бесплатные» библиотеки. Это делается в интересах общества, которые якобы не были бы реализованы, если бы люди платили за те же самые услуги частным поставщикам.
Но кто-то же платит за все эти удовольствия? Деньги же не берутся из воздуха. Все имеет свою цену. А значит, финансовые расходы ложатся на чьи-то плечи и затрагивают чьи-то личные интересы.
Если речь идет о «частном», все просто: ты платишь за то, что тебе нужно. Например, Disney World процветает, потому что посетители приходят туда снова и снова. Парк оправдывает ожидания потребителей продукции индустрии развлечений. Если кому-то такой вид отдыха не по душе, он может пойти в другое место и оставить свои деньги там. При этом ничьи интересы не пострадают.
Если же речь идет об «общественных благах», то расходы на них несут вовсе не те, кто ими пользуется. Их несут налогоплательщики, которых вынуждают платить за то, что лично им не нужно. Им просто вменяют в обязанность обеспечивать удовлетворение общественных потребностей. В результате нарушается нормальное положение вещей, когда благо получает тот, кто за него платит. Есть только те, кто жертвует, и те, кому жертвуют. Один человек не пользуется услугой, но платит, ничего не получая взамен, а другой пользуется услугой, но не платит за нее. В этом суть «общего блага».
Неудивительно, что весьма трудно понять, получает ли в данном случае пользу тот или иной конкретный потребитель. Называя тот или иной объект «общественным», государство опирается на закон. Гуляющие в общественном парке и представить себе не могут, сколько на самом деле они заплатили за это удовольствие в виде прямых и косвенных налогов, и каковы масштабы упущенной прибыли. Вы не в состоянии понять, сопоставимы ли полученные лично вами блага с ценой, которую лично вы за них заплатили. Тот факт, что речь идет об общественном благе, делает такие расчеты невозможными и бессмысленными.
И все-таки прослеживаются две явных закономерности. Во-первых, ни один государственный объект не получил бы права на существование, если бы у нас была возможность не платить налоги. Во-вторых, от любого такого объекта терпят убытки все налогоплательщики. Размеры этих убытков зависят от стоимости товаров и услуг, которые вы могли бы приобрести, если бы у вас была возможность тратить деньги по своему усмотрению.
Поборников общественных интересов не интересует, чего, собственно, хотят люди. Ради общественной пользы не только разбивают парки и создают зоопарки. Прикрываясь этой пользой, государство находит множество других способов вмешиваться в нашу жизнь. Гражданам отказывают в праве самим решить, что им нужно, а что — нет.
Например, в Нью-Джерси запретили бензоколонки самообслуживания, а в Нью-Йорке таксистов обязали установить в салонах навигаторы. И все это, заметьте, было сделано якобы в интересах общества. Спасибо за заботу, но, возможно, некоторые автовладельцы хотели бы сами заливать бензин в баки, а таксисты могли бы обойтись без навигаторов.