– Впечатляет. А скандалов не боишься?
– Ни капли. Всё продумано. Тот, кто начинает скандал – автоматически становится ответчиком, истец – это главный пострадавший, а адвоката и судью определяет жребий. Наказание виновному выносит судья. У нас эта процедура уже работает как часы. И возмездия жесточайшие. Вплоть до общественных работ.
– Лихо. Зато к бухгалтерше своей не полезешь.
– Слазал один раз. Злобная фригидная садистка. Мозги совсем набекрень. Радует, что она уже себе кого-то нашла. Под стать своим запросам. Мучает подопытного ботаника. Мне проблем меньше.
Мы на некоторое время отвлеклись. Моня, шипя от злости, зорко следил за настырными конкурентами на дороге, а я пытался вспомнить, как зовут его Стрекоз, но так ничего и не вспомнил.
– Монь, а как твоих барышень зовут? Что-то я запамятовал.
– Корнелия и Корина с Королиной. Оттого прозвал их народ «козочками-стрекозочками».
– По мне так ближе «курочки-дурочки». Ко-Ко-Ко. А почему не Карина и Каролина? Они что, не русские?
– Самые натуральные Воробьевы. Просто покойная бабка была учительницей истории. Корнелия – имя первой жены Юлия Цезаря. А моя уже решила и дочерям сделать такие сомнительные подарки. Теперь они и вовсе станут Нерус. Пикантно. Корнелия Нерус. Корина Нерус. Королина Нерус. Просто сплошные «корни»!
– А педофилией тут не пахнет?
– Нет. Мелким – по двадцать, старшей – тридцать пять. Все варианты юной сочности и женственной фертильности14. Так что я выбрал правильный путь. Лет на десять точно. Ну вот, мост проскочили, теперь совсем чуть-чуть осталось. Что за…
Я вздрогнул от накатившей боли и открыл глаза.
– Да твою же мать! – громко вырвалось у меня. Передо мной, как неотвратимое возмездие за чужие грехи, уходил в потолок самый идиотский ковёр из всех виденных на свете. Мучительно застонав, я перевернулся на другой бок и натолкнулся на три пары настороженных женских глаз.
– Вам плохо? – это кажется старшая, Корнелия. Только у неё волосы с этаким вызывающим розоватым отливом. Смотрится немного странно, но ей, как не удивительно, вполне идёт. Что-то такое сказочное навевает. Ещё бы остренькие ушки – вылитая лесная фея. Две остальные до сих пор естественные, светло-светло-русые. Но вроде не блондинки.
– Голова раскалывается. И вообще всё тело болит. Мы что, подрались?
– Нет, – это одна мелких, более бойкая, – В вас вчера, прямо на повороте к дому, одна наша местная оторва въехала. Точно в переднюю дверь, где вы сидели. Володя злой был, он ругался, что «жучка» рамсы попутала и из газа двумя копытами до упора кишки выпускала. Не очень внятно, но, похоже, она перепутала педали со страху. У неё есть очень крутой поклонник. Это он ей джип и права в подарок два месяца назад преподнёс. Володя уже час как уехал разбираться.
– А можно аспирин попросить? – я провёл рукой по лицу и обнаружил парочку лейкопластырей. – А это что?
– Лицом стекло немного разбили. Порезы мы заклеили. Крови почти не было. А вы до сих пор без сознания были. Володя сказал, что отлежитесь и будете как новенький. И вообще, нам совсем не стоит беспокоиться, у вас там кость сплошная… – она растерянно зажала рот ладошкой. Заметив, что я не отреагировал, хихикнула и заспешила из комнаты, протараторив на напоследок, – Сейчас аспирин принесу.
Буквально через пару секунд раздался пронзительный визг, сопровождаемый диким грохотом. Все замерли, а потом оставшаяся парочка синхронно унеслась к месту происшествия.
– Лёнчик… – раздался оттуда возмущённый разноголосый хор, – Гад какой! – завершил дрожащий от злости голосок.
Движимый естественным любопытством, я доковылял до «гаванны», аккуратно отодвинул остолбеневшую парочку, создавшую в дверях пробку, и заглянул внутрь. Корина или Королина, поди тут разбери, босиком балансировала на краю ванной, держась за штангу для занавески, и с ужасом смотрела на разбитый унитаз и фаянсовые обломки. Увидев меня, она сбивчиво зачастила:
– Я вхожу, а он с полки как полетел… я подпрыгнула, боялась прибьёт… как теперь слезать?
– Успокойся, – я протянул ей руки, – Прыгай, я подхвачу, – она неловко соскочила, что еле успел оттянуть её от острых осколков, машинально дёрнув на себя, а потом, крепко прижав, отступил в коридор.
«Свезло Моне». – стрельнула шалая мысль в голове. Под просторной майкой уж очень волнительно колыхнулись упругие девичьи прелести аж под третий размер. Убийственное сочетание пышности при такой хрупкой фигурке и невинной мордашке. Чистый хентай. Но тут – кто не успел, тот опоздал. Теперь наш девиз: «Непокобелимо проходим мимо». Горько вздохнув, я разжал объятия и опять заглянул на место катастрофы.
– Изабелла15! – правильно «понял» я унитаз, разглядывая его разбитые стенки и устрашающий железный ящик, углом торчащий из середины. Закончились мучения фекального очистителя. Хорошо, что до основания не развалился. Только потопа здесь не хватало.
– Меня Кориной зовут, – несколько обиженно донеслось из-за спины. – И это не я.
Я неопределённо дёрнул плечом и стал прикидывать размер разрушений. Причина очевидна. Этот железный ящик с инструментами заботливый Лёнчик, явно перестраховавшись, убрал повыше, чтобы девичьи ноги об углы не поранили. Но, очевидно, не учёл центра тяжести. Или спешил куда, не до самой стенки задвинув, видно надеясь быстро вернуться и закончить начатое. Ага, точно со смесителем работал. Вот и последствия. Тут кафель на полу хорошо побит – гаечный ключ отметился. Отвёртки всего несколько царапин на ванне оставили. Повезло Корине, что подпрыгнуть успела. Иначе был бы здесь сейчас полный дурдом и лужа молодой крови. После такой-то шрапнели. Я поднял её пушистые тапочки, стряхнул мелкие осколки, и выставил в коридор.
– Так, прямо сейчас иду за Лёнчиком, – сообщил я собравшимся. Твёрдости в моём голосе добавляла срочная необходимость использовать по прямому назначению ближайшего действующего собрата пострадавшего.
– Так, вот и интурист пожаловал. Значит и тебя Зайка-батончик вчера своим «крузаком» зацепила? – барменша с интересом осмотрела моё лицо, – Ты же от Стрекоз топаешь? Моня на тёрках?
– Точно не знаю. Можно мне грамм сто водки и что-нибудь запить и закусить? Я пока в туалет наведаюсь.
– Опять там проблемы с унитазом?
– Кончились проблемы. Вдрызг разнеслись. Добили страдальца. Я сейчас немного отойду и буду Лёнчика травмировать. Нечего ему тут без дела рассиживать.
– А ещё какие новости?
– Европа ввела в моду живые фотообои. Эти давно пора заменить. Представляете, сейчас бы они грустно желтели и опадали. Под слёзы дождя. А то ваши летние берёзки не в тему.
– Что-то жидковато для такого залётного фраера, – она картинно надула губки, – Нехорошо женщине намекать на беспорядок. Тем более, что некоторые, как дозу примут, на них без слёз смотреть не могут. Иди уж, регулируй гидробаланс.
– А это что? – подозрительно спросил я по возвращению, вглядываясь в выставленное мне рыбное заливное, – Только не говорите мне, что из осетра с камчатским крабом. Я такого даже пробовать не буду!
– Из стерляди, судака и креветок. Твоего осетра мы ещё летом оприходовали. А краба Лёнчик с концами в свою норку утащил. Но вроде до сих пор жив. Так что вперёд – поднимай мужскую силу – разгоняй сентябрьскую тоску.
– Зачем? Сезон охоты уже завершён. Все важные рабочие органы потенциальной дичи надёжно замаскированы косметикой и плащами. А в слепую – только бесцельный перевод патронов при недостатке времени. Больше проблем, чем удовольствий. Только и остаётся дождливой порой – пить келейно… совсем одиноко.
– Да той осени осталось всего ничего. Будет одиноко и потом, раз зимовать не с кем…
– Да есть с кем, но иногда хочется такого… курортных безумств вместо будничного супружеского долга. Чтобы воспоминаниями вспыхивать, – перед глазами предательски замельтешили откровенные сценки японских мультфильмов, – Или это я так сильно головой вчера саданулся?
– Да нет, хмарь унылая давит. После лета всегда остаётся привкус несбывшихся мечтаний. Вроде кто-то умный сказал. У нас также. Вы же, мужики, как насекомые какие. Комары-трутни сезонные. Весной и летом от вас проходу нет, а осенью ну хоть бы один нормально дёрнулся. Снулые и скучные. Ладно, иди, а то Лёнчик в азарт входит – гаси его, или я вмешаюсь.
Расплатившись, я подхватил поднос с тарелками, графинчиком и одинокой стопкой-лафитничком. Отнёс за пустующий средний стол. Соседи, увлечённые своим спором, мне покивали, но не прервались.
– А это видел? – я как раз застал момент, когда Лёньчик сунул Лаврентию под нос свою грязную руку с кольцом, отсвечивающим стальным блеском, – Зацени. Побогаче иного золотого будет!
Расплатившись, я подхватил поднос с тарелками, графинчиком и одинокой стопкой-лафитничком. Отнёс за пустующий средний стол. Соседи, увлечённые своим спором, мне покивали, но не прервались.
– А это видел? – я как раз застал момент, когда Лёньчик сунул Лаврентию под нос свою грязную руку с кольцом, отсвечивающим стальным блеском, – Зацени. Побогаче иного золотого будет!
– Ты бы ещё накидную гайку нацепил. Как символ профессии. Это же обычное железо. – фыркнул в ответ Лаврентий, – Валенок валенком, а, гляди-ка, догадался как сожительницу облапошить. Хотя, не мудрено. Она бы и кольцу от пользованного презерватива визжала и радовалась. Ещё тот образец разума.
– Ленка мне супружница! Хоть не расписанная. А кольца эти мне сосед-мастер из циркониевого прутка16 выточил и отполировал. А цирконий – это ого-го. Из его отходов алмазы делают и лохам впаривают17.
– Кубический цирконий – красивый камень, – глубокомысленно сообщил Степаныч, – Но не бриллиант. Только качественная подделка.
– Что лохам впаривают – не наша забота. – всё больше заводясь, Лаврентий не стал отвлекаться на Степаныча, сосредоточившись исключительно на раскрасневшемся Лёнчике, – Зато среди нас есть один такой особый на примете. Четвёртый десяток скоро пойдёт, а никакого критического мышления. Только одна отсталость деревенская. До сих пор за него блудень все важные вопросы решает. Обидно. Руки золотые, а такому безмозглому чурке-тунгусу достались. Ты на недостаток кальция не проверялся?
– Да я к врачам сроду не ходил.
– Оно и заметно. То-то, я смотрю, никак рога не ветвятся. Вчера вечером опять твою застукал с каким-то хахалем не из наших. В машину запрыгнула и пламенный привет.
– Так может «левака» брала? Срочное дело какое…
– Тьфу ты, ему про Фому, а он – про Ерёму. Какие у твоей кошки драной могут быть срочные дела? Тоже мне герой – ах, лучше есть торт в коллективе, чем всякую дрянь в одиночку. Тьфу ещё раз. Кстати о кошках. Вчера в газете прочитал, что есть такая организация ПЕТА18. Брошенных домашних животных собирают. Так тебе точно туда – будешь от нашего района главный «ПЕТА раз». И это не ругательство, а твоё точное место по правильной шкале жизни. Приютил неизвестно кого, а я теперь боюсь после тебя в сортир заглядывать. Кабы не подцепить чего.
– Слышь, дед, изнурил в хлам. Что, отдохнул, нагулял здоровья на даче? Лето-то кончилось. Собрал урожай – начинай отводить душу по поликлиникам. А с Ленкой я сам разберусь. Ей и двадцати нет – пусть поколбасит чутка. От меня не убудет. Про таких как ты частушка есть: «Осенью на грядках отцвела капуста, а у мово милёнка – половое чувство». Вот ты от зависти и лопаешься как тот пустоцвет. В конец отцветший.
– Мужики, всем привет. Хозяйка предупредила, что начнёт применять карательные меры, если не угомонитесь. Расклад ясен? Теперь вопрос к тебе, Лёнчик. Ты вчера взялся смеситель у Стрекозок чинить?
– Ну я, – он хмуро посмотрел на меня, ещё явно не отойдя от перепалки, – Сами доделать не дали. Выгнали, когда Моня тебя приволок. Сегодня днём зайду, закончу.
– А инструмент? – с некоторым охотничьим азартом, или просто от желания загнать его в угол, я сделал ударение на «у», – С собой унёс или как?
– Убрал, – видно почувствовав в моей интонации что-то неладное, Лёнчик шмыгнул носом, – Чтобы, значит, никому не мешал.
– И куда ты его убрал? – не подумал я отставать.
– Там в ванной полка такая крепкая, она и слона выдержит. Наверх, значит, поставил.
– Слона, говоришь? Да ты чуть всех Стрекоз разом не положил… душегуб клозетный!
– Ума нет – считай калека, – мрачно добавил Лаврентий, – Не удивлюсь, если вообще над ихней головой оставил.
– Верняк. Его ящик точно в середину унитаза попал. Чистый снайпер-вредитель.
– Вот ты и влетел на кровные, – Степаныч оторвался от пива, – Моня узнает – не простит. Ты его перед свадьбой чуть сиротой не оставил. Все грандиозные планы мог порушить.
– А чё так сразу я? – Лёнчик затравленно заозирался, – Хотел как лучше… да есть у меня импортный один. Для себя берёг. Сейчас сбегаю и перекину. Моню только не заводите. Мне всего час-другой нужен, – он быстро допил пиво и стал суетливо втискиваться в неподатливые рукава новенькой спецовки. – Уже бегу.
Лаврентий проводил его тяжелым взглядом и вздохнул.
– Эх, парень-то совсем бесхитростный. У такого в саду единственную яблоню прохожие по всякому обдирали и обдирают, а он потом будет гордо пелёнки стирать. И всем хвастать потомством. Не вразумить никак.
– Хорошо бы «бабье лето» наступило, – Степаныч причмокнул губами, – Тепло, солнышко.
– Не наступит, – желчно отреагировал Лаврентий, – Тут некоторые шалавы себя слишком плохо вели и много грешили. Задержки будут.
– Питерская осень и так самая большая мерзость из всех времён года. Теперь только наводнений не хватает. Скоро все при соплях кашлять будут.
– Интурист, а ты не мучайся – покажи пример – сиди дома и культурно качай себе брюшной пресс кашлем. Не слышал о таком? Поверь, всем здоровее станет. Может и ты выкарабкаешься.
– Мечтай лучше, чтобы тебе внуки в кашу не каждый день хулиганили. – не очень вежливо вернул я ему сомнительное пожелание, – Так и прёт из некоторых страна советов без труда, но с вредными привычками.
– А ты… да я…
– Лаврентий! – раздался предостерегающий голос барменши, – Не наскакивай. У интуриста, видать, травма, да душевное расстройство. А тут ты со своим занудным зубоскальством. Пожалей человека.
– Слушаюсь, Далис Пантелеймоновна! Импортную пыльцу сдувать буду. Исключительно ласковым шёпотом. – Лаврентий явно утончённо хамил, судя по потемневшему лицу барменши. Но мне такие нюансы недоступны.
– Заинтересовался? – Степаныч допил пиво, а теперь внимательно следил за разворачивающимся действом – Тогда проставляйся. Просветим.
Я неторопливо налил себе водочки, с удовольствием принял, наблюдая как непроизвольно дёрнулся кадык у Лаврентия. Настроение неожиданно стало улучшаться. Я оценивающе посмотрел на остаток в графинчике и решил, что мне пока хватит.
– Лаврентий, давай мировую. Мне ничего не заказывай. Ты иди выбирай, что вам двоим подходит, а я пока с другом уединюсь. О возвышенном помечтаем и гламурненько так пожурчим.
Расплатившись, я порадовался мирной сосредоточенности, царившей за соседним столом. Степаныч, красуясь, лихо залил в себя водку, а теперь весь сосредоточился на поглощении мясного салата.
– Готов выслушать о наших проблемах по жизни? – я покивал, опасаясь, что Степаныч, насытившись, сейчас тихо уплывёт в сторону, как у него частенько бывает. – Так вот. Нам троим… – тут от потыкал пальцем в каждого, но без меня, – Нам не очень повезло с именами. Хорошо хоть не первой волны коммунизации. Там иногда неплохие попадались, но редко. Велиор, Гертруда, Луиджи – можно только гордиться. А вот от Ледата, Лентроша и Тролена некоторые «счастливцы» избавлялись поперёд собственного визга – сразу, как только началась борьба с Троцким и разными там кривыми оппозиционерами. Но всё равно им потом припоминали долго. А иногда такие загогулины, прости Господи, выдумывали, что хоть стой, хоть падай. Как тебе Даздрасмыгда с Даздрапермой? Тут язык поберечь надо. Но нам повезло – проскочили.
Он замолчал в ожидании очередной дозы. Посмаковал, выдохнул, и продолжил:
– Потом вторая волна накатила. Вот тут нас конкретно накрыло. Не его, – он махнул в сторону Лаврентия, – У него из-за имени всего два прозвища и было – либо «бритиш шпик», либо «берийка». Зато они ему дорогу на всю жизнь определили. Но нам, считаю, – он кивнул в сторону барменши, – Очень повезло. Вот она могла быть какой-нибудь Ватерпежекосмой. Легче обет безбрачия принять, чем с трезвым парнем познакомиться. Ей почти удача выпала – назвали Далис, что означает «Да здравствуют Ленин и Сталин». Это ей покойный отец завещал, когда в Африку отбыл, интернациональный долг отдавать. Так и не вернулся из Анголы или Мозамбика – до сих пор нет никакой ясности.
Тут мы дружно помянули сгинувшего в далёких тропиках простого советского солдата Пантелеймона, а Степаныч даже что-то проникновенное прошептал. Корочкой занюхал и продолжил:
– Даля и Даля. Иногда Галя. Мы же все с одного двора. Ух, боевая была! – он отвлёкся на глоток пива, – А потом прибила хахаля своего непутёвого. За дело, между прочим. И понеслось… Много ей в местах, не столь отдалённый, из-за имени пережить пришлось. Нашлись там особо начитанные. Языки она быстро укоротила, но пришлось лишний срок тянуть и прочие сопутствующие неприятности. Зато теперь какова, а! Но своё имя до сих пор не любит. Но это её история, а я на себе закончу. Так вот. Семья моя была из самых что ни на есть настоящих коммунистов. Хорошо хоть не Кукуцаплем назвали. Зато дали имя Нисерх19 – Никита Сергеевич Хрущев. Нисерх Степанович Бздюлёв. Прошу любить и жаловать. Рассказать, что я за свою жизнь вытерпел? Или на слово поверите? А ведь никуда не денешься. От деда и прадеда – знаменитая фамилия досталась. Они вятские, из деревни Бздюли. Вся родня в крестах и орденах. Отец тоже от «вредителя кукурузного» не отрёкся. Лично знавал, когда служил тут недалеко главным инженером. Вот и мне пришлось соответствовать. Все зубы стёр, но до директора завода добрался. – он явственно всхлипнул, словно подводя черту минувшим дням, – А никто из нас счастливым так и не стал. Как корабль назовёшь… Даля теперь на раздаче, Лаврентия чуть не убили в 91-м – так он и не оправился потом, а меня бандиты-рейдеры в дальний угол задвинули, как вещь ненужную.