Читрадрива взял за руки мальчишку и Карсидара. Пеменхат пожал плечами и проделал то же самое. Похоже, другого приемлемого выхода действительно не существовало.
— А теперь… чтобы не видеть, — Читрадрива кивнул ему и мило улыбнулся. — Закройте глаза.
Наверху вновь грохнуло, на лестницу посыпалась куча раскалённых углей.
— Быстрее!
Все последовали его совету… И произошло нечто!
Пеменхата внезапно окатило волной жара. Тут же вокруг него начал рождаться ужасный грохот, точно сотня молний ударила одновременно… А в следующий же миг стало прохладно; гром ещё продолжал звучать — но уже далеко в стороне.
Пеменхат открыл глаза… и от неожиданности у него подкосились ноги. Все четверо стояли, взявшись за руки, на вершине небольшого холма посреди леса, купавшегося в лучах ясного утреннего солнышка. Лёгкий ветерок овевал их разгорячённые схваткой и пожаром лица. А где-то на северо-западе, примерно в полулауте от них, как напоминание о пережитом, раздавались испуганные крики, глухие удары и хлопки. Пеменхат обернулся в ту сторону и увидел столб бело-голубого пламени, бивший прямо в зенит.
— Слыхал я, что есть на земле огненные горы, изрыгающие пламя, — сказал Пеменхат задумчиво, ни к кому конкретно не обращаясь. Он был настолько шокирован мгновенным перелётом из горящего трактира на поляну, что даже не имел сил выказывать возмущение по поводу употреблённого гандзаком колдовского приёма. — Но я и представить не мог, что такая гора располагается прямо под моим трактиром.
— Это не огненная гора, — возразил Читрадрива, но вдаваться в детали не стал, за что Пеменхат был ему даже благодарен.
Вдруг до них донеслось слабое ржание.
— Ристо!!! — заорал Карсидар и, не разбирая дороги, рванул по направлению к пожарищу, на ходу пытаясь обмотать плащ вокруг левой руки, чтобы не мешал бежать.
— Тебя же схватят! — попытался остановить его Пеменхат. — Стой!
Читрадрива отрицательно покачал головой и сказал:
— Не бойся, не схватят. Вот теперь герцогские вояки точно разбегутся. Пойдём за ним.
— И правда, хозяин, пусть бежит. Жалко ведь Ристо, он такой умница, — захныкал Сол. — И мы пойдём за ним. Ну же, пойдёмте!
На Карсидара они наткнулись на полдороге к пожарищу. Он стоял посреди небольшой полянки обнимая коня за шею, прижавшись щекой к его голове, ласково поглаживал гнедого и шептал:
— Ну, ну, успокойся. Всё уже хорошо, всё хорошо…
Плаща на Карсидаре не было, шляпы тоже. Ристо поводил ушами, перебирал передними ногами и время от времени фыркал. Уздечка его была оборвана, бока перепачканы сажей. Увидев подошедших, он шарахнулся в сторону и заржал. Карсидар обернулся, удостоверился, что подошли свои, и принялся ловить коня, приговаривая:
— Да стой ты, стой! Не бойся. Вон же Сол, он тебя ночью искал.
Потом сказал:
— Он не стал дожидаться, пока сгорит конюшня, и сам проложил себе дорогу сквозь огонь. Молодчина.
— Да ты, я вижу, действительно обладаешь настоящим богатством мастера, — сказал Пеменхат, подразумевая слова старинной песни.
— Плюс славный меч, — Карсидар похлопал болтавшийся на боку клинок. — Мне бы ещё шляпу найти, обронил где-то…
Его прервал отчаянный женский визг. Все обернулись и увидели на тропинке дрожащую Нанему, смотревшую на них выпученными глазами.
— Хорошо, что ты здесь, — деловито сказал Пеменхат. — Я должен…
Но стоило ему сделать единственный шаг навстречу девушке, как та бросилась наутёк, жалобно причитая:
— Привидения!.. Привидения!.. Призра-ки-и-и!..
— Она тоже решила, что мы сгорели заживо, — невозмутимо констатировал Читрадрива.
— Интересно, — задумчиво промолвил Пеменхат. — Её герцогские солдаты сюда привели или она шла, как я приказывал ей через Сола?
— Совершенно неинтересно. — Карсидар вздохнул и начал проверять конскую сбрую. — Уходить нам надо. Пока все верят в нашу гибель, время для этого есть.
— А старик? — спросил Читрадрива, и Пеменхату показалось обидным слышать такое слово из уст чужака, хотя он прекрасно знал, что действительно немолод.
— Пеменхат пойдёт с нами. Мы уже договорились. Верно?
Трактирщик кивнул и с вызовом посмотрел на Читрадриву: дескать, знай мастеров!
— Ты передумал? Хорошо, — он пожал плечами, однако тут же спросил:
— А мальчишка?
Все уставились на Сола, в глазах которого светилось желание узнать всё-всё на свете.
— Возьмите и меня с собой, — с робкой надеждой в голосе попросил мальчик.
— Слишком опасное дело нам предстоит, — заметил Читрадрива.
Но Пеменхат, неожиданно для самого себя, вступился за Сола:
— Оставаться здесь ему тоже нельзя. Он был с нами в трактире, он объявлен вне закона. Герцогские прихвостни его поймают — не поздоровится мальчонке. А так… исчезнет вместе со всеми.
Сказав это, Пеменхат выжидательно посмотрел на Карсидара. Решающее слово оставалось за ним, как за организатором похода.
И тот сказал после раздумья:
— Читрадрива прав, дорога будет не из лёгких, а в конце лежит неизвестность. Но прав и Пеменхат. Нельзя бросать Сола на произвол судьбы. Так что пока прихватим с собой и его, а там посмотрим.
Мальчишка просиял. Глядя на него, улыбнулся и старый Пеменхат, только что потерявший всё свое имущество и нисколько не жалевший об этом. Улыбнулся то ли просто так, то ли вспомнив собственное нелёгкое детство.
Глава V ЛЮЖТЕНСКОЕ ГОСЕПРИИМСТВО
Стояла страшная жара. Впрочем, в летнюю пору для областей, лежащих на юге Орфетанского края удушающий зной не был таким уж необычным делом. Скорее наоборот, если спросить насчёт погоды кого-нибудь из местных старожилов, он бы, запрокинув голову, уставился в выцвевшее бледно-голубое небо, потянул носом раскалённый воздух и глубокомысленно изрёк: «Эт'что! Вот лет десять назад та-акое было! Да-а, было…»
Впрочем, никаких старожилов поблизости не наблюдалось. И то верно: чего им бездельничать? Сейчас крестьяне все, как один, находились в поле. Работали от зари до зари, трудились, не покладая рук, не разгибая спины.
Между прочим, это было не так уж и плохо для небольшого каравана, ровная цепочка которого растянулась на желтовато-зелёном выгоревшем бархате луга, пересекая его с северо-востока на юго-запад. Кругом ни холмика, ни какого-нибудь жалкого лесочка, одна гладкая, как сковородка, степь. И трава, хоть густая, но не слишком высокая, чтобы можно было незаметно залечь и, притаившись, подстерегать путников. А если вдобавок никого из крестьян (либо людей, переодетых в крестьян) поблизости не видно, значит, никакой угрозы нет и можно слегка расслабиться. Остаётся одно: не поддаваться жаре, не позволять, чтобы тебя разморило на солнышке, не укачало в седле под мерный перестук копыт. Иначе уснёшь и, чего доброго, свалишься всем на потеху. А уж о вывихах и переломах лучше вообще не поминать, чтобы беду не накликать.
Возможно, маленький бородатый человек, возглавлявший караван, пел именно для того, чтобы не уснуть. Хотя «пел» — это, пожалуй, слишком мягко сказано. На самом деле человек во всё горло орал нечто совершенно несуразное, немелодичное и дикое, какой-то нерифмованный набор слов. Определённый стихотворный размер в этом наборе напрочь отсутствовал — так же, как и рифма. Весь ритм песни (если эту жуть можно было назвать песней) заключался в том, что за двумя длинными строчками следовала более короткая третья, завершающаяся четвёртой, состоящей вообще из одного-двух слов. Вот что примерно вопил маленький бородач:
Разумеется, это был не кто иной как почтенный Пеменхат, правда, лишившийся своего состояния. Однако по всему было видно, что данное обстоятельство его нисколько не огорчало. Даже наоборот — радовало. Несмотря на окладистую патриархальную бороду, достигавшую солнечного сплетения, казалось, что экс-трактирщик помолодел. Он уверенно сидел на белоснежном муле и правил им с удивительной лёгкостью, перебирая и подёргивая тоненькую уздечку всего лишь тремя пальцами левой руки и совершенно не прибегая к помощи шпор или хлыста. Чувствовалось, что Пеменхат провёл в седле приличную часть жизни. Следующие слова дикой голосянки, которую он неустанно выкрикивал с утра до вечера, вполне соответствовали нынешнему его положению:
И так далее в том же духе. В самом деле, теперь Пеменхат имел как раз коня, меч и верного товарища. Точнее, мула (по старой привычке он предпочитал походить более на человека приличного сословия, нежели на голодранца), целых три громадных ножа из категории «мясницких», которые размещались в спинных ножнах под плащом, да в придачу полторы дюжины метательных ножичков под полами дорожного кафтана, и к тому же не одного товарища, а сразу двух. Да ещё мальчишку. Впрочем, двух ли?..
Карсидар перевёл взгляд на Читрадриву, ехавшего в середине каравана. Кого-кого, а гандзака Пеменхат в друзья зачислять не торопился. Хотя по поводу необходимости Читрадривы в их маленьком отряде уже не спорил. Ещё бы, ведь после незабываемого взрыва в горящем трактире на них четверых приходился один конь — Ристо. Какой уж тут поход?! Именно Читрадрива с помощью загадочного колдовства сумел послать весточку своему соплеменнику, такому же колдуну, Шиману, — и на следующее утро у них была ещё одна лошадь и тот самый белый мул, на котором Пеменхат сейчас разъезжал. Разумеется, возражать после этого против участия в предприятии Читрадривы было бы с его стороны, мягко говоря, непростительной глупостью. И всё же…
Карсидар невесело хмыкнул. Всё же Пеменхат был недоволен, пусть и не показывал этого явно. Причина его недовольства была до смешного проста и называлась одним словом: колдовство.
Как-то на привале старик отвёл Карсидара в сторонку и шёпотом сообщил, что ему вновь начали сниться сны. Мол, сколько лет уж не снились, зато теперь — каждую ночь. Точнее, снится один-единственный сон. И даже не сон, а настоящий кошмар.
Будто открывает старик глаза и чувствует, что связан по рукам и ногам. Пытается вырваться, сбросить путы, потому что осаждающие трактир солдаты Торренкуля собираются поджечь его, и медлить нельзя, но связан он крепко, умело. Тут из-за спины возникает Читрадрива и бормочет:
«Сейчас, сейчас, почтенный, погоди, я должен кое-что найти. У тебя в голове созрел замечательный план нашего спасения, надо только отыскать его».
С присущей снам непоследовательностью герцогские вояки вместо устройства поджога идут на новый штурм. Гандзак же по-прежнему бормоча своё: «Сейчас, сейчас», — преспокойно отрывает у Пеменхата голову, кладёт ему на колени, неизвестно откуда появившимся в руках мечом отсекает верхушку черепа… причём старик видит весь этот ужас, хотя головы у него нет, но это же сон… Так вот, снеся ему полчерепа, Читрадрива запускает в недра отсеченной головы руку по локоть, начинает копаться там и извлекать кучу самых разных предметов: тарелки, ложки, мечи, столы, миниатюрный домик, как две капли воды похожий на сгоревший трактир, кружки, ножи, арбалеты, цветы, золотые монеты, стрелы, верёвку, башмаки, красивый серебряный кубок… А плана всё нет!
Герцогские солдаты уже протаранили дверь, потому что зловредный гандзак не удосужился выбить сваи из-под замаскированного настила перед входом. И вот враги радостно покрикивая лезут в пролом. А проклятущий колдун всё роется в его голове…
«Быстрее, копатель!» — рассерженно вопит голова. И тогда Читрадрива вытаскивает из отверстия, за которым чувствуется бездна, окровавленную по локоть руку и начинает срывать с солдат их нагрудные панцири, голыми руками раздирает одежды, разрывает груди и вытаскивает оттуда души. То есть, какие-то отвратительнейшие студенистые комки, сизо-багровые, трепетные… Или сердца… В общем, какую-то требуху. При этом она (требуха) заливисто хохочет, а лишённые душ вояки падают на пол, корчатся в страшных судорогах и застывают в самых невероятных позах. Те, которые находятся снаружи, не подозревая об опасности, продолжают лезть внутрь и также гибнут. Наконец в дверь протискивается последний солдат. Расправившись и с ним, Читрадрива обводит комнату победным взором, хватает хохочущую требуху, швыряет в зияющее в черепе отверстие, затем комкает череп, расправляет наподобие кружевного воротничка, натягивает через голову на себя, одёргивает складки на груди и вопит:
«Вот, старина Пем, это и есть гениальный план нашего спасения, содержавшийся в твоей голове!»
На этом месте старик всегда просыпался…
— Как думаешь, не означает ли это, что проклятый колдун действительно роется в моих мозгах? — спросил тогда Пеменхат и пояснил:
— Ну, то есть, мысли читает. Он же может, я сам видел, когда… приглашал его в поход…
Что можно было ответить на это! Оба они превосходно знали, каким образом Читрадрива договорился с Шиманом насчёт коня и мула. Карсидар, разумеется, поспешил заверить старика, что считать приснившееся реальностью могут лишь нервные старые девы, искренне верящие глупым сказкам-страшилкам про гандзаков. Пеменхат просто был поражён необычным способом, каким Читрадрива расправился с двумя герцогскими солдатами, проникшими в зал осаждённого трактира, и до сих пор не может забыть это зрелище, что вполне понятно. Тем не менее, они с Читрадривой товарищи по походу, они заодно — так чего же волноваться?
С другой стороны, гандзаков тоже можно понять. Этому народу с давних пор не дозволялось носить настоящее боевое оружие, поэтому всё, чем они умели владеть — короткий нож, палка да плеть. С этим много не навоюешь. Поневоле приходилось изобретать что-то необычное, из ряда вон выходящее.
Однако, несмотря на свои собственные успокоительные слова, Карсидар чувствовал, что с Читрадривой и его способностями дело обстоит не так просто. Если бы все гандзаки умели то, что продемонстрировал он, люди об этом так или иначе пронюхали бы. Шила в мешке не утаишь, тем более если шило позволяет прочесть мысли и убить противника на расстоянии.
Но, в конце-то концов, он сам пригласил Читрадриву в поход! Да и как бы они вырвались из полыхающего трактира без его колдовской помощи…
Ай, надоело! Всё это досужие домыслы старика, которым не следует придавать слишком большого значения. Вон Пеменхат едет впереди всех, довольный жизнью и в первую очередь — самим собой. На лоснящейся от мелкого пота роже написано истинное блаженство, в густой бороде прячется улыбка. Да ещё «песню» орёт не переставая. Удивительно, как это он помнит её целиком! И ведь рифмы там никакой! Вот что значит любовь к древним традициям их цеха.
Любовь к традициям…
Карсидар ухмыльнулся. В самом начале Пеменхат выпил из него порядочно крови, когда выяснилось, что из четверых лишь он один собирается отпускать бороду. Ясное дело: Сол просто не был способен на это по молодости лет; Читрадрива не желал заводить бороду, поскольку гандзаки традиционно брились начисто; да и сам Карсидар не мог демаскировать себя таким нелепым образом — борода у него прорастала седыми прядями, как и скрываемые под шляпой с бахромой волосы. А у мастеров залогом успешности похода издревле считалась густая растительность на лице. Поэтому старик сразу же и пристал к гандзаку — мол, перестань бриться, или я выхожу из игры. Они даже чуть не схватились на кулаках, и Карсидару едва удалось их утихомирить. Вот самолюбивая бестия! А ещё требует называть себя почтенным…
Они не ладили и по сей день. Может быть, поэтому Пеменхат предпочитал ехать впереди всех: получалось, он едет и впереди Читрадривы. Кстати, Пеменхат даже пытался настоять на том, чтобы гандзак замыкал отряд, только это было чистейшим безумием, потому как должен был кто-то охранять их и с тыла. Вот так и повелось: первым всегда ехал старик, смахивающий на купца средней руки, за ним следовал Читрадрива, в седло к которому забирался мальчишка (так решено было сделать, чтобы не заботиться о лишней лошади), а позади всех скакал Карсидар, восседавший на Ристо с важностью истинного дворянина.
Такой же порядок они соблюдали и теперь, разве что Сол ехал не с Читрадривой, а рядом с ним на спине коня, навьюченного тюками драгоценной ткани. Мальчишку совсем не отпугивали «тёмные делишки» Читрадривы, даже как раз наоборот. Всё-то ему было интересно, всё-то ему в диковинку. И как гандзак откалывает всякие поразительные эффектные штуки — в особенности. Ах, дитя, дитя!..
Впрочем, кто знает, хорошо это на самом деле или плохо, думал Карсидар, поглядывая на Сола и Читрадриву, ехавших, естественно, в середине каравана. Мальчик, как всегда, без умолку тараторил, гандзак молча внимал ему, изредка кивая. С одной стороны, старик любит Сола. Так может, глядя на мальчишку, и он станет мягче относиться к Читрадриве? С другой стороны, именно Солу каким-то чудом удалось уговорить Читрадриву сменить одежду гандзака на обычный дорожный костюм странствующего наёмника, и вот теперь они даже смогли заняться привычным делом — а именно, сопровождением следовавших в южном направлении караванов с грузами. Деньги у организовавшего поход Карсидара были. После пожара Пеменхат раскопал находившийся в лесу неподалёку от сгоревшего трактира тайник и внёс в поход свою лепту. Однако деньги в дальней дороге никогда лишними не бывают, и отчего не заработать их, в буквальном смысле не сворачивая с пути к намеченной цели?! Кроме того, слившись с караваном, подозрительно разномастная группа — «купец», «искатель приключений» с мальчишкой в седле и «дворянин» — не привлекала к себе излишнего внимания.