Дженни с Виктором пошли вместе к выходу, она продолжала болтать без умолку. Мюриель шаркала за ними, но вдруг остановилась, держась рукой за стену и прикрыв глаза. Старуха не могла больше сделать ни шагу, казалось, что она не только опасалась вида улицы, но и боялась даже вдыхать свежий воздух.
Остановившись на пороге, Дженни попрощалась:
– Теперь до свидания. Ждите меня завтра к шести, не забудьте приготовить шерри и орешки. – Закрывая за собой дверь, подмигнула Виктору: – Ну и жизнь! Будто бы уже в могиле. Знаете, я ничего не упускаю, вижу из окон все, что здесь происходит, и могу сказать, что, пока вы не вернулись и не стал приезжать тот старик, что ест мятные конфеты, она, кроме нас, никого не видела.
– Значит, заметили, как я приезжал?
– Это четвертый раз за четыре недели, – проговорила Дженни с пугающей точностью. – Если хотите не попадаться мне на глаза, приезжайте в субботу часов в двенадцать. В это время Брайен возит меня за продуктами. Так ведь, Брайен?
Оглянувшись на сад, Брайен сообщил:
– Я еще даже не очистил газон.
– Если я начну что-то делать для нее, мне понадобится ключ, – сказал Виктор. Он чувствовал себя неловко, но продолжил: – Не дадите ли мне на время свой, чтобы сделать дубликат?
– У нас нет ключа, Вик, то есть нет своего. Не знаете, где лежит ключ? Хотя откуда вам знать. Брайен, оставь, ты переутомишься, и мне придется полночи растирать тебе спину. – Повернувшись к Виктору и кивнув на живую изгородь, сказала: – Под черепахой, Вик. Ключ под черепахой.
22 июня Виктору Дженнеру исполнялось тридцать девять лет. Он не помнил, чтобы праздновал свой день рождения, если не считать подарков от родителей в детстве. В тот раз, когда мать с отцом собрались устроить вечеринку, и в конце концов его мать так расстроилась из-за ее проведения, ее отменили, а именинника отвели в Кью-Гарденз [18]. Для мальчика восьми лет в ботанических садах интересного мало, но мать очень их любила. Она цитировала что-то относительно прогулок под ручку с любимым в стране чудес, и они с отцом гуляли, держась за руки, нюхали цветы и говорили, как все вокруг прекрасно. Проезжая мимо Вудфорд-Грин, где роняли лепестки отцветающие каштаны, Виктор сказал себе, что в этом году обязательно устроит себе настоящий день рождения. Устроит что-нибудь вместе с Кларой и Дэвидом, пока Дэвиду не пришло время возвращаться в больницу.
Машину требовалось задержать еще на день – собственно говоря, на выходной, а потом Виктор ее вернет прокатной компании в воскресенье вечером. Он был одет в новую стеганую куртку и джинсы и, чтобы не особенно бросаться в глаза, темно-красный свитер фирмы «Маркс энд Спенсер» поверх рубашки в серую и кремовую полоску. На заднем сиденье машины лежали две бутылки немецкого вина «Вальшаймер Бишофскройц» и блок сигарет. Дул легкий ветерок, светило солнце. День был хорошим, достаточно теплым, чтобы опустить стекло с водительской стороны. Радио в машине Виктор никогда не включал. Он любил тишину. Из ящика комода во второй спальне Мюриель он взял четыреста шестьдесят фунтов. В нетерпении он сосчитал деньги, как только сел в машину. Интересно, сколько денег хранит в доме эта скаредная Мюриель? Тысячи? Что-нибудь около десяти тысяч? Это общеизвестный факт, об этом постоянно читаешь в газетах – старые люди прячут дома громадные суммы. Тут нет ничего необычного, это скорее нормально, чем наоборот.
Волос с застежки сумочки никуда не делся, значит, Мюриель пока что не догадалась, что лишилась части своих сбережений. Но что она будет делать, если догадается, предпримет ли что-нибудь? Виктор признался себе, что в таком случае Мюриель позвонит в полицию. Но, поразмышляв над этим еще немного, он пришел к выводу, что старуха этого делать не будет. Она ничего не сказала ни соседке, ни Джаппу о его прошлом – о тюремном сроке. А это означало, что она хочет хранить все в тайне. Он точно знал, что злобная сумасшедшая старуха не примет в расчет его чувства, но для нее было важно сохранить репутацию семьи. Поэтому она сделает все возможное, чтобы об этом не узнали соседи. И не так уж много он взял. Скорее всего, Мюриель устроит ему скандал и потребует вернуть деньги обратно, на этом и успокоится.
Если бы он только мог купить машину, подумал Виктор, можно было бы создать свою транспортную компанию, делать для себя то, что в прежние дни делал для Алана. Он мог бы купить новую машину за шесть тысяч фунтов или две подержанные и нанять второго шофера… С этими приятными мыслями (квартира, например, в Лоутоне, автоответчик, организация перевозки пассажиров в три лондонских аэропорта) он выехал из Уэйка и поехал вниз по холму через лес к Тейдону.
В субботний день Клара должна быть дома. Когда Виктор въехал на Тейдон-Манор-драйв, мысли его обратились от Дэвида к ней. Он ощутил нарастающее тревожное напряжение и легкую тошноту. Прошлой ночью он снова видел во сне дорогу и дома по ее сторонам. Он не хотел зайти ни в один из них, пока не дошел до Сан-Суси, показавшегося за крутым поворотом. Изгиб дороги проходил через темный ельник, очень близко посаженные друг к другу деревья росли правильными рядами, за сумрачным лесом дом Дэвида был залит солнечным светом. Виктор вошел в сад и взял ключ, хранившийся под кормушкой для птиц. Открыв дверь, он выкрикнул их имена. Сперва «Клара!», потом – «Дэвид!» Какое-то время в доме царила тишина, потом он услышал смех. Смеялись двое. Дверь гостиной открылась, и Клара вышла вместе с Дэвидом. Он не был в инвалидном кресле, а шел сам. К Дэвиду вернулось хорошее настроение, он был счастлив и доволен жизнью.
Клара со смехом сказала:
– Смотри, это чудо!
Виктора охватило жуткое ощущение тошноты и отчаяния. Он знал, хотя не понимал почему, что, если Дэвид может снова ходить, он потерял их обоих. И в этот момент он открыл глаза. Глубоко и облегченно вздохнул, поняв, что это был всего лишь ночной кошмар и к действительности он не имеет никакого отношения.
Теперь вспоминать этот сон Виктор не хотел. Он припарковал автомобиль и обогнул дом. Жимолость отцвела, и теперь в воздухе витал запах роз. Клара косила газон электрической косилкой с длинным проводом, Дэвид наблюдал за ней, сидя в кресле под сине-белым зонтом. Девушка выключила газонокосилку и подошла к нему:
– Привет, Виктор!
Дэвид, улыбаясь, поднял руку в приветствии. Теперь они держались с ним запросто, они его приняли, он стал почти членом семьи. На Кларе было хлопчатобумажное платье кремового цвета с открытым воротом и рукавами с большими буфами. Ее талия была перехвачена широким кожаным ремнем коричневого цвета. На ногах были плоские сандалии с ремешками. У нее была немного другая прическа. Теперь волосы не касались плеч, а были подняты вверх легким блестящим облаком. Во сне он видел ее далеко не такой красивой, и когда Виктор подумал, что нашел какое-то сходство между ней и соседкой Дженни, ему показалось, что он в чем-то предал ее.
Салли сидела у Дэвида на коленях, но при виде Виктора спрыгнула и залаяла так по-взрослому, что все трое рассмеялись.
– Напрасно ты привез все это, Виктор, – сказала Клара, увидев вино и сигареты.
– Мне захотелось. Я могу себе это позволить.
– Ты тратишь свои средства на нашуразгульную жизнь, – отметил Дэвид. – Когда-нибудь это наследство понадобится тебе.
Услышав это, Виктор решил, что неплохо бы рассказать Дэвиду об идее организации компании автоперевозок. Дэвид на первый взгляд одобрил это намерение, но счел, что разумнее начать с малого – с одной машины.
– Мы прибегнем к твоим услугам, когда Дэвиду понадобится ехать в Сток-Мандевилл, – сказала Клара.
– Особенно если ты сумеешь приобрести машину размерами с большой автофургон, с пандусом, чтобы поднять туда инвалидное кресло, с креплением для кресла и со специальным ремнем безопасности.
Говоря это, Дэвид улыбался, и Виктор не думал, что он смеется над ним. Все эти приспособления Дэвиду нужны, и они есть в «Лендровере» Клары. Он, Виктор, мог бы так подумать, если бы был чрезвычайно мнительным человеком. А это не так, и, посмотрев на Клару, он решил, что ошибается, заметив, что девушка косо посмотрела на Дэвида и слегка нахмурилась.
На обед был лосось с майонезом, куда Клара добавила мелко нарезанных трав, огуречный салат и французский хлеб. До этого Виктор ел только консервированного лосося и несколько раз копченого. За лососем последовала клубника со сливками. Дэвид закурил сигарету.
– Виктор, принесешь мне кое-что? – попросил он. – Найдешь это на столе, где стоит фотография Клары. В коричневом конверте.
– Там его книга, – пояснила Клара.
– Это мой сюрприз!
– Но, дорогой, Виктор знает о твоей книге. Из статьи о ней он и узнал, где ты живешь.
– Да-да, – тут же согласился Дэвид.
Он неотрывно, с легкой ироничной улыбкой смотрел на Виктора. Его лицо слегка опухло. Клара говорила, что так бывает, когда он плохо спит ночью. Виктор встал и скрылся за стеклянной раздвижной дверью. Первое, что он заметил, когда зашел в комнату, – это фотография Клары. Он хотел бы иметь эту фотографию и подумал, можно ли изобрести какой-то способ забрать ее. Но стояла она на видном месте, и Дэвид, очевидно, дорожил ею…
– Но, дорогой, Виктор знает о твоей книге. Из статьи о ней он и узнал, где ты живешь.
– Да-да, – тут же согласился Дэвид.
Он неотрывно, с легкой ироничной улыбкой смотрел на Виктора. Его лицо слегка опухло. Клара говорила, что так бывает, когда он плохо спит ночью. Виктор встал и скрылся за стеклянной раздвижной дверью. Первое, что он заметил, когда зашел в комнату, – это фотография Клары. Он хотел бы иметь эту фотографию и подумал, можно ли изобрести какой-то способ забрать ее. Но стояла она на видном месте, и Дэвид, очевидно, дорожил ею…
У Виктора возникло похожее ощущение, сравнимое с тем, которое он испытал на прогулке в лесу: что, вопреки здравому смыслу, они издеваются над ним и даже сговорились, чтобы отомстить ему, – они специально привели его на место давнего и постыдного преступления. Он вновь почувствовал покалывание на кончиках пальцев и легкую тошноту, взяв с журнального столика большой коричневый конверт. Внутри находилась книга Дэвида. Собирался ли автор этих мемуаров попросить его, Виктора, прочитать их, а может, он решил устроить публичные чтения? Упомянут он, Виктор, в книге, представлен «психопатом», «жестоким преступником», «сексуальным маньяком»? Если это так, то что ему делать?
Виктор стоял, держа в руках конверт, сознавая, что просто не может заглянуть внутрь. Неожиданно возникло искушение как можно быстрее покинуть этот дом, прихватив с собой этот конверт, и уехать. Но вместо этого он повернулся спиной к входной двери и вышел в сад. Щенок спал на газоне. Клара склонялась над креслом Дэвида, обняв его за плечи и прижавшись щекой к его щеке. Для человека, некогда хваставшего, что понятия не имеет об одиночестве, Виктор почувствовал себя очень одиноким, посторонним, пропащим. Он сунул конверт Дэвиду.
– Видел ты раньше корректорские гранки? – спросил Дэвид. – Признаюсь, я – нет. Они увлекательны! – Дэвид улыбался, и Виктор понимал, что он издевается над ним. – Я должен вычитать их и пометить для редактора – ну там найти типографские огрехи и, может быть, собственные ошибки.
Это были просто страницы книги, первая и вторая страницы на одном листе, третья и четвертая на другом. В тексте какое-то слово было обведено красным, и на полях стояли какие-то иероглифы.
– Откуда ты знаешь, что делать? – спросил Виктор.
– В энциклопедии Пирса есть все корректорские знаки.
В конверте, разумеется, не было иллюстраций, не было обложки или переплета, только толстая пачка печатных страниц. На форзаце было помещено заглавие: «Два образа жизни». Дэвид Флитвуд. Ощущая на себе их взгляды, чувствуя тошноту, Виктор листал страницы, беспорядочно, слепо, не видя ничего, кроме пляшущей массы черных и белых завитков.
Клара мягко сказала:
– Виктор, тут не о чем беспокоиться.
– Беспокоиться? – переспросил он.
– О тебе там ничего нет. Книга о том, что сказано в заглавии, – о двух образах жизни. О той жизни, какую Дэвид вел, когда работал в полиции, и обо всем, что с этим связано, и о жизни… ну, впоследствии. Дэвид пишет о том, что, когда стал инвалидом, его жизнь не кончилась. Там говорится о том, как он сумел закончить Открытый университет и получить диплом, о его путешествиях, о том, как он посещает концерты и как научился играть. Ты знаешь, что он не только играет на скрипке, но и научился их делать? Вот о чем эта книга, она исполнена надежды.
– Бедняга Виктор – проговорил Дэвид. – Чеготы боялся?
Некогда Виктор ненавидел и боялся этого человека. Теперь его с новой силой охватило то старое чувство и мучительное негодование, так как он понял, что Дэвид смог каким-то образом отследить его мысли с самого начала до этого дня. Флитвуд знал, что он испытывал, и продолжал его мучить, возможно, полагая, что Виктор собирался с духом, чтобы спросить его об этой книге, с их первой встречи месяц назад. Не мог он знать, что Виктор был так счастлив этой новой дружбой, что даже не вспоминал о книге до сегодняшнего дня…
– Смотри, – сказала Клара. – Вот единственное упоминание о Солент-гарденз.
Виктор прочел. То, что он думал о Дэвиде, улетучилось. Возможно, все это было только в его воображении. Он знал, что иногда у него случаются приступы паранойи. Где-то он читал, что тюрьма делает из людей параноиков.
« Та сцена на Солент-гарденз – не особенно драматичная и очень краткая – уже слишком часто описывалась, чтобы подробно на ней останавливаться. Скажу только, что я был ранен, этот выстрел искалечил меня на всю жизнь. Теперь времена изменились, кое-кто скажет, что к худшему. Полицейским, занятым в подобной операции, обязательно выдается огнестрельное оружие. Да, будь оно у меня, я, скорее всего, не был бы ранен…
Но «махать кулаками после драки» – занятие бессмысленное и вредное. Прошлое есть прошлое. Я был ранен в поясницу, мой позвоночник пробит, и мои ноги навсегда парализовало. Последнее, что вспоминается о том давнем времени, – я лежу в луже крови, собственной крови, и спрашиваю: «Чья это кровь?»
Следующие месяцы моей жизни, моей другой жизни, прошли в больнице Сток-Мандевилл, о чем повествуется в следующей главе».
– Там будет предисловие старшего офицера полиции, – сказал Дэвид, – где он опишет ту сцену. Но мы решили, что не будем упоминать твое имя, – улыбнувшись, он продолжил: – Правда и то, что мои издатели с радостью со мной согласились. Видимо, они опасаются обвинения в клевете. Так что никаких фотографий, Виктор, и никаких резких выражений, идет?
Относительно издателей, возможно, это так и есть, подумал Дженнер, но для него удивительным было то, что Дэвид не хотел причинять ему зла. Он понял, что произошедшее было случайностью. Тогда почему в глазах хозяина Сан-Суси, устремленных на него, Виктор всегда замечает проблеск иронии и терпеливой насмешки? Почему Дэвид как будто наблюдает за Виктором, словно ждет – да, именно так, ждет, чтобы он снова сделал что-то жуткое, может, еще одного несчастного случая, жертвой которого будет он, Дэвид?
Виктор вернул гранки в конверт и обратил на Клару исполненный благодарности взгляд. Она прочла его мысли, поняла его беспокойство, она дала ему утешение до того, как он о нем попросил. Ее рука без кольца на пальце лежала на столе, рука, на которую Дэвид отказался надеть обручальное кольцо. Виктору хотелось накрыть ее своей рукой, но он не смел.
Глава 13
До дня рождения осталось еще две недели. Виктор хитростью выяснил, что Дэвид и Клара ничего не планируют на этот воскресный вечер. Они будут вместе, как обычно, дома. Он ничего не сказал о своем сюрпризе и пока решил не говорить им о дне рождения, так как был уверен, что за оставшееся время они еще встретятся.
По пути домой – поздно, уже за полночь, – он решил, что прежде, чем появиться в Сан-Суси, он дождется звонка Дэвида или Клары. Они вполне могут связаться с ним, если захотят, вечерами он почти всегда дома. И если оставит дверь приоткрытой, то услышит звонок. Может, он слегка хватил через край, приезжая к ним дважды в неделю. Он где-то вычитал, что на первых порах не нужно быть таким навязчивым. Ведь у них впереди еще десятки лет дружбы. Может быть, потребуется год или больше, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. Ведя машину по пустой дороге среди буковых рощ, мимо темных склонов и светло-зеленых полян, Виктор думал, не настанет ли день, когда они смогут жить все вместе, в одном доме. Эта мысль была настолько привлекательна, что он невольно начал мечтать дальше: он заведет свой автобизнес, если это дело окажется таким успешным, как представляется, Клара начнет работать у него, став партнером фирмы, а Дэвид, книга которого должна пользоваться успехом, перейдет к третьему этапу своей жизни – карьере писателя. Но теперь Виктор никак не мог избавиться от желания заполучить фотографию Клары в серебряной рамке. На первый взгляд он мог просто попросить ее, но так и не сделал этого, видимо, из боязни показаться глупым, – больше никакого объяснения Виктор придумать не мог. Когда в следующий раз он увидится с ними, то подарит им свою фотографию и попросит взамен их. Так они не смогут догадаться, что он хотел иметь только снимок Клары.
Через несколько дней Виктор Дженнер надел новый костюм и отправился в фотоателье Илинг-Грин. Фотограф, казалось, слегка удивился его просьбе и сперва решил, что Виктору нужен снимок на паспорт. Очевидно, люди его возраста редко заказывали автопортреты, а приходили с детьми и женами. И Виктор ощутил острое разочарование, поскольку не курил трубку, у него не было любимой собаки он не играл в гольф. Однако снимки были сделаны, и он Виктору был обещан через несколько дней набор фотографий на выбор.
Он купил «Тэтлер», «Рейдио таймс», «Ти-Ви таймс», «Уот кар?», «Хаус энд гарден» и читал их, не вставая с инвалидного кресла. Вечером он смотрел телевизор, выключив звук и приоткрыв дверь, чтобы не пропустить телефонный звонок. В пятницу позвонила Клара – чтобы спросить, помнит ли он, что забыл у них свой свитер. Сегодня утром она отправила его заказной бандеролью. Она говорила о красном свитере фирмы «Маркс энд Спенсер». Виктор не хватился его, потому что стояла жара, но пожалел, что не забыл там куртку или еще чего-то с более престижным ярлыком.