Хозяйка квартиры, не споря, согласилась вернуть задаток. Взяв чек, Виктор подумал, что все эти деньги пойдут на приобретение пистолета.
Он пошел вверх по холму крутой, петляющей дорожкой, идущей через лес к пересечению основных дорог. Было чуть больше половины девятого. В душе у него снова закипел гнев, придав ему сил. Ему казалось, что сейчас он мог пройти милю за милей, до самого Эктона, ничуть не устав. Сейчас его гнев не был направлен на Клару. Это была не ее вина; она просто склонилась перед превосходящей силой, как и положено женщинам. Не будь ее там, думал Виктор, он схватил бы Дэвида за горло и задушил. А какая там сила у Дэвида! Какая может быть сила у человека, который жив только наполовину!
Он шел по сказочно красивому лесу – чистому, светлому, какой бывает лишь в конце июня. Небольшие поляны, заросшие папоротником-орляком, ветвистым и высоким, словно деревья. Рощицы берез с тонкими белыми стволами отражали красное предзакатное солнце. Небо постепенно бледнело, становилось золотисто-зеленым, словно с него сняли облачный покров. В лесу было тихо, дерн с мягкой травой гасил все звуки. Краем глаза Дженнер заметил какого-то мужчину, гулявшего в глубине леса с ирландским волкодавом. Мимо проезжали машины, следовавшие либо в Лейтон, либо обратно в Тейдон. Он остановился на миг и отдышался. Гнев все еще не утих, но сейчас он с ужасом подумал, как же он будет жить дальше. К чему это его приведет? Что станет, если гнев возьмет над ним власть?
Потом он заметил в глубине леса молодую женщину.
Сперва он увидел брошенный автомобиль. Машина, как подумал Виктор, видимо, застряла в одной из ям, проделанной тяжелыми грузовиками на старой грунтовой дороге, которая пересекала лес. Незнакомка сидела спиной к дороге, на бревне среди папоротника-орляка. Виктор, не думавший о таких вещах еще неделю назад, решил, что сперва он ошибся, подумав о застрявшей машине. Теперь он был уверен, что она ждет мужчину. Еще несколько часов назад его ждала Клара таким же недозволенным образом. У этой женщины дома тоже был властный, ревнивый мужчина-собственник, поэтому ей приходилось встречаться с любовником тайно, в пустынном, укромном месте.
Виктор даже не подумал, что в этом лесу частенько прогуливаются жители окрестных городков, так что укромным оно не было. Женщина была темноволосой, худощавой, совершенно непохожей на Клару. Было четверть десятого, и она, возможно, приехала рано, встреча была назначена лишь на половину десятого, но Виктор не рассуждал, не делал выводов, ему было не до того. Она даже не догадывалась о его присутствии, не слышала его шагов по траве, он теперь видел, на чем она была сосредоточена. Она пыталась подновить макияж. Установив зеркальце в раскрытой сумочке, подкрашивала веки. Едва смея дышать, Виктор стоял в ярде за ее спиной и наблюдал, как пальцы с красными ногтями держат щеточку для окраски ресниц. Это занятие ей пришлось отложить до приезда сюда, дома оно вызвало бы подозрение.
Виктор сделал шаг к ней, обхватил левой рукой ее шею, а правой зажал рот. Ладонь запечатала ее крик, содержимое сумочки разлетелось. Женщина билась, как дикое животное, попавшее в силки, извивалась, как вытащенный на землю угорь. Виктор чувствовал бурлившую внутри силу, ему казалось, что еще чуть-чуть, и он сам разлетится на множество маленьких кусочков. Ему было легко держать ее, управлять ею, повалить на папоротник и заткнуть ей рот выпавшим из сумочки шарфом. Он был возбужден до предела, горяч, как огонь, измучен гневом. Свободной рукой он расстегнул молнию на ширинке, женщина обмякла в его руках, голова запрокинулась, глаза закрылись. Виктор рванул колготки и выругался, запутавшись в твердом и скользком капроне.
Виктор услышал резкий треск и подумал, что, возможно, это сломалась кость. Сейчас ему казалось, что под ним лежит не женщина, а острые, холодные, как железо, кости, обтянутые тонкой, словно бумажной, кожей. Он навалился на холодную, сухую, стойкую плоть и внезапно ощутил резкую мучительную боль в груди. Виктор сполз с ее тела, увидев, унюхавкровь. Вскрикнул от боли и отвращения. Потом его настиг новый приступ боли, словно кто-то невидимый воткнул в его тело целую охапку иголок. А затем послышался рев автомобильного мотора, хруст колес по засохшей глине: водитель выжал педаль газа перед тем, как затормозить. Виктор подскочил на ноги. По его груди текла кровь. Женщина с тянувшимся изо рта красным шелковым шарфом, напоминавшим струю крови, зажала в руке треугольный осколок разбитого зеркальца. Скорее всего, когда они дрались, ей незаметно удалось переломить хрупкое стекло, и теперь она воспользовалась одним из осколков как оружием.
Виктор бросился бежать, не разбирая дороги, пытаясь привести в порядок одежду на ходу. Позади послышался мужской голос:
– Где ты? Что случилось?
Вскрик, всхлипывание. Наступившая тишина словно молотом ударила Виктора. Он боялся остановиться хотя бы на миг, хотя чувствовал, как из его раны хлещет кровь – по синей тенниске расплывалось большое бурое пятно. Он бежал все дальше в глубь леса, не представляя, куда направляется, не обращая внимания на крапиву, жесткие кусты ежевики и бесконечный папоротник. И все время Виктор прислушивался, нет ли за ним погони. «Они побегут за мной, – думал он, – как в тот день, когда я влез в тот дом на Солент-гарденз, меня преследовали Хизер Коул и тот мужчина». Ежевика зацепилась за его джинсы, он споткнулся и чудом удержался на ногах, но через секунду упал ничком, ощутив кожей мокрый мох и колючие кусты.
Встав на колени, Виктор прислушался. Руки жгло от крапивы, грудь саднило, и он был уверен, что рана все еще кровоточит. Тишину нарушал лишь слабый, напоминающий жужжанье насекомого, шум далекого самолета. Его лица коснулись разлапистые, холодные от ночной росы листья папоротника. Он встал, продолжая прислушиваться. Погони не было. В этот раз ему повезло. Должно быть, они были любовниками, тайно встречавшимися в лесу. Каждый из них что-то врал дома, чтобы сбежать на свидание. Они просто не могли его преследовать, ведь, если они бы его поймали, пришлось бы идти в полицию, а там потребовали бы объяснений. Их тайна была бы раскрыта, и это привело бы к концу их тайного романа. Виктор содрогнулся от облегчения. Но им почти сразу же вновь овладел страх: как сильно она его ранила? Не истечет ли он кровью до смерти?
Внезапно наступила ночь. Он даже не заметил, как вокруг стало темно. Он только ощущал темное влажное пятно на груди. Небо все еще сохранило цвет уходящего дня, верхушки деревьев были похожи на черные кладбищенские букеты. Виктор точно знал, что где-то здесь должна быть тропинка, такие места пересекают сотни дорожек. В конце концов, он был не в деревне, а в большом парке, немногим более диком, чем Хэмпстед-Хит.
Виктор рассчитал, что та часть леса, где он находился, должно быть, огорожена тейдонской дорогой, с которой он сошел, идущей от Лоутона до Уэйк-Армз, Клэйз-Лейн и Дебден-Грин. Некогда, давным-давно, он вез кого-то из Дебден-Грин в Кембридж и имел какое-то представление об этой местности. Возвращаться тем же путем было нельзя; несмотря на его рассуждения, это было бы слишком рискованно. В темноте было не видно, который час, очевидно, не больше десяти. И во всем этом виноват Дэвид. Почему он не убил Дэвида тогда, на Солент-гарденз?
Виктор не знал, сколько прошло времени, когда он все-таки очутился на какой-то тропинке или лесной дороге. Теперь он уже не думал, что Эппингский лес представляет собой что-то вроде загородного лондонского парка. Этот был настоящий смертельный лабиринт деревьев, кустов, бесконечных лощин и полян. Виктор шел по первой попавшейся ему на пути тропинке, не имея понятия, куда она его приведет. Ему казалось, что он весь в крови, что кровь у него не только на теле, но и на руках, потому что, идя ощупью, он пытался сжимать края раны и остановить кровотечение. Во всяком случае, ему это удалось. Кровь запеклась, и он чувствовал, что на сухой корке налипла хвоя. Впереди маячило что-то черное. Вытянув руки, чтобы не столкнуться с новым препятствием, он обнаружил, что это забор из тесно пригнанных досок.
Идя ощупью вдоль забора, он подошел к калитке. Она была не заперта. Виктор открыл ее и оказался в чьем-то саду. Он был большой, с ухоженной лужайкой и какими-то деревьями. Посередине был небольшой пруд, в гладкой пелене воды отражались звезды. На краю лужайки находился дом, и свет, пробивавшийся из-за штор, оставлял на черной траве два желтых прямоугольника. С каким-то ужасом Виктор представил, как он проникает туда и обнаруживает в одной из комнат Розмари Стэнли в постели. Она закричит, разобьет окно, и придет Дэвид Флитвуд…
Чтобы попасть на дорогу – единственный путь к спасению, – Виктор должен был пройти мимо боковой стены. Но этого он сделать не мог – боялся. В этот день с ним случилось слишком много всего. Внезапно Виктор ощутил изнеможение. Сейчас ему казалось, что он не сможет сделать ни шагу. Оглянувшись по сторонам, он заметил сарай, стоявший рядом с калиткой, через которую он сюда вошел. На двери висел замок, но заперт он не был, и, когда Виктор повернул ручку, дверь открылась. Внутри было сухо, душно, пахло креозотом. Кроме того, там было совершенно темно, но он кое-как разглядел на полу, как ему казалось, груду сетей, какими садоводы защищают ягодные кусты от птиц. Затворив за собой дверь, он ничком бросился на пол.
К четырем часам рассвело. Виктор не имел представления, как долго проспал, возможно, часов пять. Очень яркий белый свет просачивался через окошко, расположенное прямо под свесом крыши сарая. Виктор посмотрел на свои ладони. Попытался взглянуть на грудь, но не смог этого сделать. Рана находилась слишком высоко, кроме того, тенниска накрепко прилипла к коже, и любое движение причиняло ему боль. Нужно было найти способ очистить ее, перед тем как садиться в метро или автобус.
Выйдя из сарая, а затем из сада через калитку, Виктор пошел по лесной тропке к дороге. И тут понял, что не дошел до нее совсем немного. Хотя в полночь толку от этого было бы мало. По другую сторону был пруд – в прошлом здесь добывали гравий, и, скорее всего, это был один из карьеров, оставшихся после разработки. Вода была бурой от плавающих длинных плоских листьев. Мимо проехал грузовик, потом, в другую сторону, легковая машина. Но пока что движение было редким. Виктор перешел дорогу, встал на колени и сполоснул лицо и руки. Он ощутил затхлый запах стоячей воды и остатки машинного масла на руках. Сморщившись в болезненной гримасе, Виктор кое-как вытер руки о подкладку куртки и огляделся.
Дорога привела его в город. Виктор понял, что находится в Лоутоне и скоро достигнет автострады. Сейчас движение по ней было небольшим, и Виктору ничего не оставалось, как спросить прохожего дорогу к станции метро. Ему повезло: человек, указавший ему дорогу, был не любопытен, и он решил, что выглядит вполне прилично.
Шрам останется навсегда. Рану нужно было немедленно продезинфицировать и наложить швы: она была длиной больше дюйма, ее края до сих пор расходились, и внутри была видна грязь. Может быть, обработать ее было не поздно даже теперь, но Виктор знал, что не обратится ни к одному врачу. Он понимал, что нельзя исключить того, что та женщина все же могла обратиться в полицию. Он мог ошибиться, посчитав их любовниками, скорее всего, она и тот мужчина встречались в лесу, потому что делили кров с родителями и не хотели их смущать.
Наконец, очутившись в своей квартире, Виктор попытался понять причиненный ему ущерб, но тенниска намертво прилипла к телу, и поэтому ему ничего не оставалось, как улечься в ванну прямо в ней. Вода тут же побурела, словно от ржавчины. Куртку придется отдавать в чистку. Вынув все из карманов, он обнаружил чек и коробочку из синего бархата, где находилось купленное для Клары кольцо.
Гнев его до сих пор не утих, и он не знал, чем можно его смягчить. И Виктор успокаивал себя тем, что, по крайней мере, может держать себя в руках, а не крушить все вокруг. И теперь пришло время обдумать, как ему следовало себя вести, где он совершил роковую ошибку. Конечно же, нужно было приехать в Сан-Суси с Кларой, в ее машине. Теперь он понимал, что его ошибкой была гордость. Он пожертвовал своим и ее счастьем, не пожелав признать, что красный «Эскорт» был взят напрокат и его нужно вернуть. Если бы только они поехали туда вместе и, взявшись за руки, предстали перед Дэвидом, то все могло бы обернуться по-другому! Дэвид понимает только силу и принуждение, потому что полицейский всегда остается полицейским. Сейчас Виктор понимал, что нужно было сесть в машину Клары, самому вести разговор, бросить в лицо Дэвиду несколько горьких слов и силой увести ее. Что мог бы сделать Дэвид, сидя в инвалидном кресле?
Колечко, купленное в антикварном магазине, он не выбросит. Сохранит. Клара еще будет носить его. Виктор промыл рану, заклеил ее пластырем, потом оделся в полосатую рубашку, хлопчатобумажные джинсы, зеленый вельветовый пиджак. Сел в инвалидную коляску и сосчитал деньги. Оставалось меньше шестидесяти фунтов, хотя на этой неделе пришло пособие по безработице. Кроме того, был еще чек, возвращенный задаток за квартиру, двести фунтов. Виктор развернул его. Миссис Палмер выписала чек на М. Фарадея.
Вернувшись из химчистки, Виктор позвонил Дэвиду. С приятным удивлением вспомнил, как не решался набрать его номер, как боялся произнести хоть слово, когда делал это впервые. Теперь положение стало совершенно иным. Он набрал номер и с нетерпением ждал, барабаня пальцами по задней стороне ступеньки.
– Алло?
– Дэвид, это Виктор. Хочу поблагодарить тебя за то, что я провел ужасную ночь, опоздал на последний поезд метро и все такое. В общем, мне повезло остаться в живых. Не думаю, что вчера я вел себя правильно, но в конечном счете это не так уж и важно. Знаешь, тебе придется смириться с тем, что мы с Кларой будем вместе, она хочет меня, я хочу ее, такие вот дела. Согласен?
Дэвид не произнес ни слова, но трубку не положил.
– Я поговорю с ней сегодня попозже, мы с ней все обговорим, но, полагаю, нам следует вести себя цивилизованно. Думаю, ты должен меня выслушать. В общем, я хочу обговорить с тобой все наши дела. Знаешь, так будет лучше для нас обоих. – Сказать следующую фразу Виктору было нелегко, да он и не имел этого в виду. Это была подачка Дэвиду. – Мне хотелось бы, чтобы мы остались друзьями. Я знаю, Клара захочет этого.
– Виктор, давай посмотрим правде в глаза. – Голос Дэвида звучал как-то отстраненно и холодно. – Прежде всего, наша встреча была ошибкой. Она принесла много вреда, может быть, непоправимого. Для нас будет лучше вернуться в исходное положение, попытаться наладить жизнь. Мы больше не увидимся.
Эта холодность и сознание собственного превосходства взбесили Виктора, несмотря на решение оставаться спокойным.
– Ты потерял Клару, Дэвид! – закричал он в телефон. – Смирись с тем, что проиграл эту войну. Что потерпел поражение!
Виктор швырнул трубку до того, как услышал короткие гудки. У себя в комнате, сидя в инвалидном кресле, он снова пересчитал деньги, подумал, что делать с кольцом. Может быть, удастся продать его Джаппу. Их, его и Клары, любовь не нуждается в кольцах, в материальных узах. Он прочел журналы, которые нашел в мусорной корзине, цветной «Санди таймс», какой-то «Экзекютив уорлд» и «Стандард». Человек, которого прозвали «Рыжим Лисом», изнасиловал женщину в Хемел-Хемпстед, но не было ничего о женщине, подвергшейся нападению в Эппингском лесу. До шести часов он смотрел турнир по теннису в Уимблдоне, а потом набрал телефонный номер Дэвида, решив положить трубку, если ответит хозяин дома.
Ответила Клара.
– Клара, дорогая, ты знаешь, кто это. У тебя все в порядке? Я не хотел оставлять тебя с ним, но что было делать? Не следовало оставлять тебя наедине с ним. Мы больше не сделаем никаких ошибок, теперь мы будем поступать правильно. – Виктор подумал, что ни разу в жизни не говорил так много и так ясно. Он гордился собой. – Я жажду увидеть тебя. Когда мы сможем встретиться? Я хочу быть абсолютно честным с тобой и кое в чем признаться. Эта машина не моя. Я брал ее в пункте проката. Я позволил тебе считать, что она моя, потому что… наверно, хотел, чтобы ты хорошо обо мне думала. – Слова лились сами собой. – Ты меня прощаешь? Я знаю, что ты не придаешь этому значения. И знаешь, что я пройду любой путь навстречу тебе. Нам нужно признать, что в ближайшие несколько недель будет трудно, но мы должны это сделать, должны объяснить Дэвиду, как обстоят дела на самом деле. Но мы будем вместе и добьемся всего, чего захотим.
– Виктор, – Клара говорила тихо и печально, – это моя вина. Я понимаю это и сожалею.
– Сожалеешь? – весело переспросил он. – О чем тебе сожалеть? Не говори ерунды.
– Дэвид не хотел, чтобы я с тобой разговаривала, сказал, что не стоит, но это было бы очень трусливо… Я должна объяснить еще многое. Иначе всегда буду чувствовать себя виноватой.
– Дорогая, ты можешь сказать мне все, что угодно. Когда мы встретимся? Завтра? В этом твоем пабе? Как он называется? «Полумесяц»?
– Не завтра, – ответила она. – В понедельник. В шесть часов. Я скажу Дэвиду, что собираюсь сделать. Он сочтет это правильным.
– Я люблю тебя, – сказав это, Виктор положил трубку.
Он был вполне доволен результатом разговора. Кто-то открыл парадную дверь, и в холл вошла миссис Гриффитс. На ней были белые перчатки, синяя соломенная шляпа, на сей раз с маленькой пестрой вуалью.
– А, мистер Дженнер, – сказала она, – вы избавили меня от необходимости подниматься.
Словно его комната находилась на горе Бен-Невис [23]или на десятом этаже башни без лифта.
Он тупо уставился на нее, не желая ничего слышать и не думая ни о чем, кроме Клары.
– Вчера снова приходили полицейские, спрашивали вас. Около пяти часов вечера.
Его сердце екнуло, потом снова забилось ровно. С той женщиной в Эппингском лесу он встретился часа на четыре позже.
– Это неприятно, мистер Дженнер. – Миссис Гриффитс огляделась по сторонам, вытянув шею, посмотрела на верхнюю лестничную площадку и понизила голос: – Мистер Уэлч и другие добровольные сотрудники программы реабилитации дали мне понять, что никаких осложнений не будет. Однако, как я поняла из вашего письма, вы съезжаете, и я хотела узнать – когда именно?