Русский миллиардер
Послание Гийома на автоответчике меня удивило. Он звонит мне иногда в нерабочее время – узнать, как у меня дела или же когда нам предстоит совместное дежурство – спросить, чего бы мне хотелось погрызть. Но позавчера его голос звучал взволнованно, ему необходимо меня увидеть и кое-что рассказать, это важно, по его словам, ему, кроме меня, не с кем поделиться, потому что он никому не доверяет.
Какая честь!
Разумеется, я согласилась пообедать с ним после смены.
Когда я захожу в ресторан, он уже сидит в глубине зала и машет рукой, потом встает и идет мне навстречу. Гийом, который выше меня на голову, вдвое шире и больше на четыре размера, ласково целует меня, обеими руками сжимая мои плечи и крепко их растирая, одновременно осведомляясь, как у меня дела. У меня остается приятное ощущение, что он почувствовал, как мне хочется, чтобы меня согрели. Как он узнал, что мне холодно? Это от воспоминания о ледяном взгляде Лорана.
Несколько секунд мы разглядываем меню и в результате заказываем дежурное блюдо, так проще.
– Ну, рассказывай все!
– Все?
– Все! Учитывая, как ты был взволнован, когда звонил, и состояние твоей салфетки на столе, которую ты наверняка все время теребил, настолько она измята, думаю, тебе есть что рассказать.
– Я пропал.
– Пропал… пропал… ты вроде бы нашелся, а?
– Не шути, Джульетта, мне и так трудно объяснить.
– Я пытаюсь разрядить атмосферу… Сердце шалит?
– Сердце вытворяет черт-те что и не желает меня слушаться.
– Рассказывай!
– …
– Сам все выложишь или мне придется вытягивать из тебя силком?
– …
– Ты влюбился в жену русского миллиардера и теперь не знаешь, каким способом они с тобой покончат? Ванна с кислотой или пуля в затылок. Лично я предпочитаю пулю в затылок, это грубовато, но, по крайней мере, не так долго мучаешься.
– Джульетта!
– Да рассказывай наконец!
– Ладно, мне кажется, я влюблен. Но все очень сложно.
– А?
– …
– Не тяни резину! Ей восемьдесят пять лет, ты упомянут в завещании, и теперь ее дети с внуками недобро на тебя поглядывают после многолетнего ожидания наследства, которое позволит построить бассейн и сменить машину? Так вот из-за чего ты мне тогда толковал о разнице в возрасте, которая не помеха для любящей пары?
– Ну да, речь именно о разнице в возрасте, но в другую сторону.
– Только не говори, что влюбился в малолетку.
– …
– Сколько ей?
– Плевать на возраст.
– Хм, не совсем, особенно с точки зрения закона… так сколько ей?
– Почти пятнадцать…
– Гийом, завяжи с ней немедленно, у тебя будут серьезные проблемы, серьезней просто некуда. Тебе тюрьма светит, ты хоть в курсе?
– Не могу. Я никогда ничего подобного не чувствовал.
– Ничего не хочу знать, ты должен ее забыть, и точка.
– Невозможно.
– Где ты откопал эту девчонку?
– …
– Колись!
– …
– На ярмарке? В бассейне? В кино?
– В реанимации.
– В реанимации? Но ты же во взрослом отделении.
И тут по его взгляду, молящему о сочувствии и снисхождении, я буквально в несколько секунд понимаю, о ком идет речь. Следующие несколько секунд позволяют мне прокрутить назад часть фильма, заново взглянуть на события и по-новому их понять. Понять, что могло произойти. Просто понять.
– Ванесса?
– …
– Гийом, эта девчонка создана не для тебя.
– А кто создан для меня? И для кого она создана? И что это вообще за разговоры о том, что кто-то создан для одного и не создан для другого?
– Эта девочка неуравновешенна.
– Именно.
– Значит, ты любишь ее не за то, чем она является, а за то, что можешь ей дать? Спасатель хренов!
– Я люблю ее за то, чем она является. За ее дерзость, ее уязвимость. Этот ее панцирь, в который она влезает, чтобы показать, какая она сильная, а под ним – маленькая черепашка, которая съеживается, стоит ее тронуть. Вульгарность, которую она гордо выставляет напоказ. И острый ум, который за ней скрывается. Она пытается избавиться от своего детства, как трясут пальцем, чтобы отклеить пластырь. Безуспешно. У нее полно юношеских недостатков и несомненных достоинств, которые к ним прилагаются. Она цельная и искренняя, с твердыми представлениями о том, что в жизни важно, но при этом наивно позволяет впутать себя в истории, которые еще больше выбивают ее из колеи.
– И ты тоже позволяешь впутать себя в историю, которая выбьет тебя из колеи.
– Знаешь, мы много говорили. Это не случайная придурь. Я чувствую, что люблю ее, и ничего не могу поделать. И это не роковая любовь с первого взгляда, меня привлекают вовсе не прелести Лолиты. К тому же она совсем на нее не похожа. Это подступало мягко, но уверенно, как данность. Я не могу ничего себе объяснить. Но разве любовь можно объяснить? Ты чувствуешь, не размышляя.
– Можно чувствовать и размышлять, потому что размышление позволяет увидеть опасность. Ладно, есть хоть один положительный момент: с ее противозачаточным имплантатом ты не рискуешь сделать ей ребенка, если только ты с ней спишь. Иначе ты бы оказался в полном дерьме. Говоря это, я даже не осмеливаюсь вообразить…
– Она уже спала с другими мальчиками. Ей четырнадцать с небольшим, но она легко сойдет за восемнадцатилетнюю. Это не малявка из начальной школы.
– Прежде чем отказываться от презервативов, спроси у нее про контрольные тесты, которые гинеколог велел ей сделать, когда вшивала тот самый Норплант.
– Хорошо, мамочка.
– Не смейся, мне трудно говорить тебе все это, когда хочется заорать, чтобы ты БЕЖАЛ ВО ВСЕ ЛОПАТКИ, ПОКА ЖИЗНЬ ТЕБЯ НЕ ДОГНАЛА и не заставила заплатить за все твои грехи.
– Хорошо, сестра моя!
– И все же ты меня насмешил. Ты, который мозги мне проел, убеждая не привязываться к пациентам, – а сам влюбляешься в их младших сестриц. Ты прав, это совсем другое дело.
– Всякий может ошибиться.
– Думаю, что бы я тебе ни сказала, это ничего не изменит…
– И правильно думаешь, но мне нужно было с кем-то поделиться.
– Ну тогда я могу поделиться своими проблемами…
И я излагаю во всех подробностях мои эпистолярные отношения с Ромео и то, как грубо это оборвалось и как сердце у меня разрывается при мысли, что я больше не буду получать от него известий, на что Гийом замечает, что жизнь в конечном счете неплохо устроена, потому что известия я смогу получать благодаря ему, раз Ванесса будет с ним делиться.
Да уж, жизнь неплохо устроена…
Перед тем как расстаться, мы надолго застываем обнявшись. Оба мы ищем утешения друг в друге. Сам разговор стал поддержкой, прикосновение – тоже. Знаю, что вряд ли в его глазах выгляжу сестрой милосердия, как он в шутку меня называл, но не исключено, что отчасти играю роль старшей сестры, к которой прибегают в тяжелые минуты.
Вечером я звоню маме. Выйдя на пенсию, родители уехали жить на юг Франции, надеясь, что там их ждут счастливые денечки. Отец довольно холодный человек, но он любит меня, как мне кажется. Мать более открытая и ласковая, но не всегда меня понимает. Им очень нравится Лоран, и они не устают повторять, что он идеальный зять: такой обходительный и с прекрасным положением, которое обеспечит мне безоблачное будущее.
Каждый год они на три месяца отправляются в Таиланд – чтобы развеяться и ради крупицы экзотики. Они собираются уехать через неделю.
– Мама?
– Здравствуй, Джульетта, как ты там?
– Нормально. Немного трудно. Курсы таблеток и уколов, а еще работа, и надо подменять коллег, ритм просто невероятный.
– Такова жизнь. Мы тоже работали, как безумные; зато потом поживешь в свое удовольствие.
– Как папа?
– Хорошо. Организует нашу поездку. Мы поедем в места, где еще не бывали.
– Отлично.
– А Лоран, как у него дела?
– Нормально.
– И все?
– Он меня пугает, мама.
– Как так, «пугает»?
– Мы недавно поссорились, и его взгляд меня напугал.
– А из-за чего поссорились?
– Он нашел письмо, которое мне прислал один пациент. Мы иногда переписывались, потому что я помогла ему оправиться и он хотел познакомиться поближе.
– И ты удивляешься, что Лоран плохо отреагировал? Ты не должна так поступать, дорогая. После всего, что он для тебя делает. Огради его от подобных вещей.
– Я ничего плохого не сделала.
– Как он может быть в этом уверен? Ты же хорошо знаешь, что он не любит, когда ты поддерживаешь отношения с другими мужчинами.
– Но у меня ничего не было с этим пациентом.
– Вы друг другу писали.
– Ну и что?
– А то, что я его понимаю.
– И ты понимаешь также, что он иногда не спрашивает моего согласия, чтобы заняться любовью, даже когда мне этого не хочется?
– Но у меня ничего не было с этим пациентом.
– Вы друг другу писали.
– Ну и что?
– А то, что я его понимаю.
– И ты понимаешь также, что он иногда не спрашивает моего согласия, чтобы заняться любовью, даже когда мне этого не хочется?
– Это называется супружеским долгом. Мне тоже иногда приходилось немного себя заставлять, но ты же знаешь, что им это нужно. У твоего друга много работы, он в постоянном стрессе, конечно, он должен немного расслабляться.
– Как скажешь… Ладно, мне пора уходить. Целую тебя.
Я повесила трубку в твердой уверенности, что мать никогда не поймет, что я чувствую. Она с большим уважением относится к Лорану и даже слышать не желает, что он способен на что-то неподобающее. А если я поговорю с Малу, она мне скажет нечто прямо противоположное. Она из зазеркалья. Что до Гийома, то он сейчас совсем не в себе. Вот бы поговорить обо всем с Ромео. Ему вроде бы нравилось меня слушать.
Ничего не поделаешь.
Такова жизнь.
Павлов и Марсия
Этим вечером Кристиан весь на нервах. Накопившаяся усталость после двух сложных пожаров за последние недели, молодое пополнение в казарме, которое нужно всему учить, и плечо у него ноет слишком часто. Он выпил стаканчик виски. Потом второй, иногда это помогает унять боль в плече. Потом третий, иногда это помогает унять все остальное.
Соланж уже легла, читает. Ее лицо блестит от ночного крема. Он подходит к ней и начинает целовать. Она отталкивает его, замечая, что он не побрился. Он снова отправляется в ванную, тщательно бреется, движимый надеждой, потом возвращается в спальню в почти игривом расположении духа. Свет погашен. Может, сюрприз? Он забирается под простыни и начинает ласкать жену, которая отталкивает его руку, ворча, что устала.
Дохлое дело. Он это знает. Уже два года, как дохлое. Вот только лев в клетке, который мечется все это время у него внутри, вполне живой.
Кристиан встает и решает принять четвертый стаканчик виски, на этот раз чтобы заглушить иную боль. Боль в сердце, боль супружества, боль его агонизирующей сексуальности. Плечо по сравнению с этим просто пустяк. В комнате Ванессы еще горит свет. Он деликатно стучит, прежде чем войти. Она сидит за маленьким столиком и пишет в тетради. И ни в коем случае не хочет, чтобы он видел, что именно она пишет. А потому встает прямо перед ним, выпрямившись, как столбик. Кристиан поднимает обе руки и кладет их на ее вызывающие груди, надменно и свободно приподнимающие майку с изображением Снупи.
– ЭЙ, УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОИ ГРЯЗНЫЕ ЛАПЫ! Сдурел, что ли? Хочешь, чтобы я позвонила копам? Совсем с ума сошел! – кричит она, скорее в ярости, чем в страхе.
Кристиан смотрит на нее какое-то мгновение, чуть ли не ужаснувшись ее бешеной реакции, его сознание получает здоровенную оплеуху, и он тяжело опускается на ее кровать. Секунду он сидит молча, а потом начинает рыдать, как ребенок. Пьяные слезы.
Удивленная Ванесса смотрит на него, не очень понимая, что теперь делать. Амбал может сколько угодно оставаться амбалом, но когда он плачет, то становится совершенно беззащитным. В конце концов девушка садится рядом и кладет руку ему на предплечье. Не более того. Кто его знает.
– Прости, Ванесса. Я ни в коем случае не должен был. Я просто жирный козел.
– Ну, не такой уж и жирный… Вы скорее мускулистый.
– Я мускулистый козел, так?
– Ага!
– Я с ума схожу, вот уже два года Соланж не позволяет прикоснуться к себе…
– ДВА ГОДА? Но как такое возможно?
– Не знаю, почему. Она вечно находит предлоги.
– Она все еще вас любит?
– Есть с чего засомневаться, верно?
– А вы не замечали, как она с вами разговаривает? «Убери свои башмаки!.. Ты что, хлеба не купил?.. Сколько раз тебе повторять, что ножи в посудомойку надо класть вот так?» Она не говорит, а тявкает.
– Ты так думаешь?
– Да уж, я так думаю. На вашем месте я бы и двух дней не продержалась. Она вас не стоит, эта Соланж. Вы как большой мягкий мишка, а она щетинистая, как метелка.
– Эй, ты слишком уж сурова.
– Я просто говорю, что думаю. Я же целыми днями с вами, и с самого начала спрашиваю себя, как вам удается такое терпеть. Я – дело другое. Во-первых, у меня нет выбора. И потом, я знаю, что скоро уйду, а значит все эти войлочные тапки, паркеты, ножи лезвием кверху в посудомойке, башмаки в шкафчике… – мне на это плевать, а ведь со мной она так не разговаривает, как с вами, и знаете почему?
– Нет, а почему?
– Потому что в первый же раз, когда она заговорила со мной, как с собакой, я ей сказала, что этот раз последний, так как я не собака.
– И этого было достаточно?
– Вроде да. Но для вас слишком поздно, если так идет уже тридцать лет, то выработался рефлекс, точно как у собаки этого, Попова, кажется, или что-то похожее.
– Павлова?
– Ну да, точно. Только собака здесь – вы.
– И что я могу поделать?
– Ну, тут уж… Кроме как укусить, мне ничего в голову не идет. Признаю, решения у меня нет. Вы слишком много от меня хотите, мне всего четырнадцать и у меня другие заморочки, с которыми нужно разбираться, кроме проблем старой супружеской пары. Но в любом случае вы такого не заслужили!
– Может, ты и права.
– И держите свои руки от меня подальше!
– Прости, малышка, скверная полоса, я ни в коем случае не должен был, прости.
– Ладно, на этот раз прощается. Ну же, не сидите с таким видом, будто вы с Марсии упали.
– С Марса, Ванесса!
– Чего с Марса?
– Упасть можно с Марса.
– Правда? Вы уверены?
– Павлов и Марс. Марс – планета такая, а не имя.
– Ладно, не падайте с Марса. Мне прям больно на вас смотреть, когда вы такой. Вы же симпатичный, вот и найдите себе маленькую симпатюшку, только все же постарше меня, идет? Знаете, от формы пожарного девчонки падают, как мухи, так пользуйтесь, хоть развеетесь немного. Жизнь, она же может кончиться со дня на день. Посмотрите на Ромео, он чуть не умер. И вы тоже можете умереть завтра, а вы два года как не кувыркались? Кроме как в люльке на этой вашей лестнице!
– Соланж мне такого не простит.
– А ей знать не обязательно!
– И все же!
– Что «и все же»? Это просто жизнь, разве нет?
– Да.
– А еще того лучше, постарайтесь найти какую-нибудь Марсию и падайте с нее сколько влезет, а я окажусь права.
Кристиан вернулся в спальню, но сон долго не шел. Вместо сна вернулся не дающий покоя вопрос. Надо понять, начиная с какого момента все покатилось в тартарары. Почему сегодня он вынужден признать, что все полностью выгорело, и ему даже не удалось вынести хоть какую-нибудь утварь. Что он сделал не так, чтобы ситуация стала настолько паршивой? И можно ли еще что-то поправить? На этот счет у него возникают серьезные сомнения, и это пугает, потому что где ж тогда выход? Девчонка, едва не потерявшая брата, только что врезала ему линейкой по пальцам, чтобы заставить радоваться жизни.
И не откладывая!
Воистину так.
Принято к сведению.
«Маленькая симпатюшка по имени Марсия». Неизвестно, что получится, но он, по крайней мере, попробует.
Следующая жизнь
Мари-Луиза и Жан сидят бок о бок на крошечном балконе в доме престарелых. Два стула и маленький столик – больше сюда ничего не влезет. Они нежатся в лучах солнца, падающих на их кожу, морщинистую, как песчаная дюна, обдуваемая постоянными ветрами. Они просто держатся за руки.
– Я беспокоюсь за внучку, Жан.
– Почему?
– Потому что она не приехала в субботу на нашу встречу в кондитерской. Она всегда приезжает. У нее грустный вид, и мне это совсем не нравится.
– Вернее, тебе не нравится ее сожитель, так ведь?
– Да, не очень. Он плохо с ней обращается. И со мной тоже, но мне плевать.
– А что говорят ее родители?
– Что он очарователен. Он умело ведет игру. Но когда Джульетта рассказывает мне, что ей приходится терпеть дома, я понимаю, что она угодила в пасть к волку, а я ничего не могу поделать.
– Ты не можешь увести ее оттуда силком, она должна сама все осознать.
– Знаю. Но мне потребовалось пятьдесят лет, чтобы все осмыслить, поэтому я и говорю себе, что лучше б ей поторопиться, чтоб у нее еще остались время и силы на новую жизнь.
– Однако ты сама знаешь, что так нельзя. Нас всех иногда заносит, но каждому приходится самому решать свои проблемы. Иначе ничего не получится.
– Знаю, но это так несправедливо.
– Такова жизнь. И она, возможно, подскажет ей выход.
– А тем временем я боюсь ее потерять.
– Она знает, что ты рядом…
– А я счастлива, что рядом со мной ты…
– Все приходит вовремя к тем, кто умеет ждать.
– Ну, знаешь, ждать целую жизнь…