Этот агрегат непременно назвали бы гвоздем программы, если бы до изобретения этого термина не должно было еще пройти двадцать с чем-то лет. Или когда там французский инженер Эйфель начнет строить свою, похожую на огромный гвоздь, башню?
- А вы, голубчик, настоящий разбойник! - подвел неожиданный итог доктор. - Разве же можно так, Герман Густавович? Я ведь не просто так, из желания причинить вам неудобства, запрещаю кушать твердую пищу! Сие ограничение - есть только забота о вашем, голубчик, организме! А вы что же! Подговорили своего Апанаса, и думаете, будто бы я не узнаю?!
- Но ведь хочется, Фердинанд Юлианович! - пришлось брать всю вину на себя. Не выдавать же слугу. Да и выглядело бы это как-то беспомощно и жалко.
- Конечно, хочется, - охотно признал Маткевич. - Тогда надобно уже и вставать попытки делать. Иначе - вред один...
- Так давайте пробовать, - обрадовался я покладистости врача.
- Непременно. Сейчас слугу вашего кликну, и станем пробовать. Только, давайте так! Ежели вы в себе силы не сыщите, чтоб хотя бы минуту простоять, так и спорить со мной более не станете! Ну как, голубчик? Могу я полагаться на ваше слово?!
- Конечно, - легкомысленно согласился я. - Давайте же начинать...
Пока Маткевич ходил за белорусом, я изъерзал в опостылевшей кровати. Желание встать, наконец, на ноги, настоящим цунами смыло все опасения, которые могли возникнуть после намеков доктора. Я сжимал и разжимал мышцы в конечностях, и мне казалось, что тело полно сил. Неужели я не буду в состоянии простоять, просто стоять, не двигаясь, некоторое время?!
На мне была одета длинная, напоминающая женскую ночнушку, рубаха. Раз в пару дней я, с помощью слуг, переодевался в свежую. Потому, как прежняя начинала неприятно пахнуть и выглядела так, словно ее непрестанно жевала какая-то лошадь. И, к несчастью, именно в тот день нужно было бы провести эту процедуру...
В общем, когда дверь неожиданно распахнулась, и в спальню вошли Ее Императорское высочество, цесаревна Мария Федоровна с какой-то незнакомой девушкой, я не просто выглядел тополем на ветру - бледный и шатающийся, а еще и пах, как портянки кавалериста. Такой конфуз...
- Вот как?! - воскликнула Дагмар, распахнув свои невероятные, цвета кофе, глаза. - Неожиданно! Мы полагали, вы еще не встаете...
- Вы были совершенно правы, - проскрипел я, сквозь сжатые от боли зубы. - Но я обязательно должен был это сделать. Я дал слово...
- Ах, мой рыцарь, - всплеснула цесаревна по-немецки. - Вы неисправимы! Стоит ли такая малость того, чтоб так себя мучать?!
- О, да! Ваше высочество, - представив на миг ложку с желто-зеленым, приправленным травами, мясным бульоном. - Присаживайтесь, моя госпожа. Я уже скоро...
- Я буду стоять, пока стоите вы, Герман, - нахмурилась молодая женщина. И тут же, уже по-русски, добавила. - Знакомьтесь, Герман. Это Сашенька Куракина. Моя приятельница и фрейлина.
И по-немецки:
- Она не говорит на этом языке.
- Рад знакомству, мадемуазель, - до белых пальцев впившись в плечо терпеливо переносящего мои издевательства Апанаса, медленно и совсем чуть-чуть, поклонился я.
- Что же это, мой рыцарь, - на языке Гёте, покачав головой, продолжила Минни. - Что за страшная страна! Все, совершенно все дорогие мне люди, не отличаются крепким здоровьем. Вы, Никса, Мария Александровна...
- А с... - начал было я спрашивать, и тут же вспомнил о платочках с кровяными пятнами, про которые рассказывала Великая княгиня Елена Павловна. - Я выздоровею, Ваше высочество.
Дагмар вскинула на меня огромные, полные влаги глаза. Задержала на миг, и отвела взгляд в сторону.
- Я весьма на это надеюсь, - тихо проговорила она.
- Ну что ж, голубчик, - толи не осознавая, что в его "больничной палате" присутствует будущая Императрица, толи, просто игнорируя этот факт, Матвекич отвел, наконец, глаза от циферблата часов. - Вы меня убедили. Завтра станем учиться ходить.
Доктор близоруко обвел стоящих у дверей дам глазами.
- Апанас. Уложи Германа Густавовича. А я спешу откланяться. Сударь. Сударыни. Честь имею. У меня еще масса больных...
- Я сам, - улыбнулся я белорусу, когда он усадил-таки меня на край кровати и нагнулся уже, чтоб помочь закинуть дрожащие от чрезмерных усилий ноги. - Спасибо.
Слуга что-то буркнул себе под нос, криво поклонился дамам, и пошаркал в сторону дверей.
- Милейший, - обратилось к нему Дагмар. - Будь любезен. Принести сюда еще... три стула. У твоего хозяина сегодня много гостей.
Я откинулся на гору подушек, расслабил мышцы и теперь уже мог улыбаться.
- Кто-то еще должен прибыть? - сделал я вид, словно не понимаю намеков.
Девушки переглянулись, и, похожая на милого котенка фрейлина, с легким акцентом, какой бывает, если родным языком пренебрегают в пользу другого, раскрыла страшную тайну.
- Мы приехали вместе, сударь. Ваша невеста, Наденька Якобсон, показывает усадьбу Его высочеству. Володя Барятынский, конечно же, сопровождает Николая Александровича.
- Кхе... А...
- Ваш секретарь, господин Карбышев, любезно согласился их всех проводить.
- Вот как, - осторожно кивнул я. - Значит, они не смогут заблудиться во всех этих переходах и тупиках.
Дамы оценили мою шутку и хихикнули. Так вот и вышло, что когда в комнату вошел Никса, у них на лицах сияли улыбки.
- Здравствуйте, Герман, - подождав, пока Апанас, с совершенно счастливой рожей, поставит стул рядом с креслом Дагмар, и усевшись, поздоровался царевич. - Как вы себя чувствуете?
Банальный вопрос, но я был благодарен будущему царю за внимание. В последние несколько дней, мне, этого внимания, недоставало.
- Герман уже пробует вставать, - похвасталась принцесса.
- Здравствуйте, Ваше высочество. Прошу прощения, но больше раза в день я пока это сделать не могу.
- Это ничего, - пряча ладонь жены в своей, и улыбнувшись, покладисто ответил Никса. - Главное, что вы живы. Признаюсь, мы были...
- Мы переживали за вас, Герман, - ринулась на помощь Дагмар. - Зачем вы ведете себя, как какой-то античный герой? Откуда это юношеское желание непременно лично извести всех разбойников?
- Не думаю, что у нашего героя был выбор, дорогая, - вдруг принялся защищать меня цесаревич. - Мне доложили, что ограбленный теми злодеями караван, был весьма ценен для Германа Густавовича.
- И что же там было такого, ради чего стоило бы рискнуть жизнью? - заспорила Великая княгиня.
- Мечта, моя государыня, - сказал я. - Там была мечта.
- Ну, о чем вы, Герман Густавович, мечтаете, то нам известно, - хмыкнул Николай. - Неужто и теперь не отступились? Так, что и под пули готовы?
- А почему, собственно, Ваше Императорское высочество...
- Давайте по простому. Здесь же все свои.
Миша Карбышев, тенью просочившийся в мою спальню вслед за адъютантом цесаревича, тихонько отступил за широкую спину князя Барятинского. Глаза моего секретаря даже не блестели - горели. На щеках полыхал румянец. Его не трудно было понять. Одно дело знать, что твой начальник ведет переписку с наследником престола Империи. И совсем другое - слышать выражения особого расположения из уст самого царевича.
Странные, все-таки, теперь живут люди. В церковь ходят поговорить с Богом, который ни разу им не отвечал. Жилы рвут ради страны, которая принадлежит небольшой, в общем-то, семье. А стоит представителю этой самой семьи появиться в пределах прямой видимости - так их аж распирает от любви к своим хозяевам. Вот как среди такого народа могли появиться люди вроде Володи Ульянова, искренне желавшего Родине проигрыша в войне?
- Почему же, Николай Алесандрович, я теперь-то должен отступиться? Отставка - еще не конец жизни. Более того...
- Более того? - вскинул брови наместник. - Даже так? Отчего же? Не поясните?
- Прежде я был связан необходимостью заниматься бесчисленными делами, входящими в обязанности гражданского начальника этого обширного края. Теперь, у меня нет этой необходимости. Теперь, уволившись с государственной службы, я могу полностью посвятить жизнь труду на благо этой прекрасной земли.
- Что же это? Выходит, должность губернатора вас, Герман Густавович, только стесняла?
- Не должность, Ваше высочество! Ни в коем случае, не должность. Циркуляры и инструкции. Отчеты и меморандумы. Бумагооборот. То, чем занято большинство чиновников.
- Шли бы на воинскую службу, Герман, - хмыкнул адъютант. - Вот уж где ваши таланты пришлись бы к месту. И никакой тебе бумажной волокиты...
- Рад видеть вас в здравии, Володя, - разулыбался я. - Только какой из меня военный. Я ведь и в армии примусь шахты рыть и заводы строить... А от седла, князь, у меня, простите, ноги судорогами сводит.
- Значит, вновь на государеву службу вы, Герман, не стремитесь? - коварно поинтересовался Великий князь.
- В качестве кого, Николай Александрович? - совершенно по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил я. - Насколько мне известно, место гражданского начальника губернии уже занято...
- Ну, скажем, в качестве председателя совета главного управления. Господин Валуев рекомендовал мне действительного статского советника, господина Воинова. Уверял, будто бы он столь же сильно радеет за Сибирь, как и вы. Однако же, вполне управляем и не так силен характером, нежели вы. Герман Густавович. И, признаться, я всерьез раздумывал над этим предложением...
- Значит, вновь на государеву службу вы, Герман, не стремитесь? - коварно поинтересовался Великий князь.
- В качестве кого, Николай Александрович? - совершенно по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил я. - Насколько мне известно, место гражданского начальника губернии уже занято...
- Ну, скажем, в качестве председателя совета главного управления. Господин Валуев рекомендовал мне действительного статского советника, господина Воинова. Уверял, будто бы он столь же сильно радеет за Сибирь, как и вы. Однако же, вполне управляем и не так силен характером, нежели вы. Герман Густавович. И, признаться, я всерьез раздумывал над этим предложением...
- Поймите, Герман, - подхватила Дагмар. - Мы не просто так вызывали вас в Петербург. Прожект о назначении Николая наместником Сибири и Туркестана готовился давно. И нам нужен был кто-то, способный организовать наш переезд через половину страны. Нам нужны были вы, мой рыцарь.
- Простите меня, Ваши высочества, - искренне покаялся я. - Откуда мне было знать?! Этот Панин еще со своими жандармами...
- Мы так и поняли, - ободряюще улыбнулась мне Мария Федоровна. - И милейший господин Мезенцев что-то в этом роде докладывал...
- Но совершенно отринули кандидатуру господина Воинова, - продолжил, как ни в чем не бывало, начатую не им фразу Никса. - Мы после того, как стало известно, что, даже пребывая под призрением врачей, вы сумели организовать это незабываемое приветствие. По пути в Томск, нам довелось посетить множество городов. Однако же, нигде нам не было так интересно и...
- И уютно, - блеснула глазами Минни. - Да, милый?
- Конечно, - кивнул Николай. - Именно так. Уютно. Мы словно, наконец, после долгого пути, прибыли домой...
- Я рад, - неожиданно, прежде всего - для самого себя, растрогался я. - Мы старались вам услужить.
- У Володи... Володя?
- Тут, Ваше Императорское высочество.
- У Володи в папке лежит подписанный Государем рескрипт о назначении вас, Герман Густавович, Председателем Совета Главного гражданского управления Западносибирского наместничества. С присвоением вам, достойного такой должности чина - тайного советника.
- Что я должен буду делать, Ваше высочество? - хрипло выговорил я. Такого я не ожидал.
- Строить, как и прежде Царство Божие на земле Сибирской, - улыбнулся наместник. - Управлять всеми гражданскими чиновниками. Развивать и украшать ваш край.
- И избавить Никсу от этой обузы, - хихикнула Дагмар. - Ныне Николай увлечен военными играми.
- Последний вояж Черняева принуждает меня, оказать самое пристальное внимание нашим войскам в Туркестане, - сразу стало понятно, что это тема не единственного спора в молодой семье.
- Случилось что-то серьезное? - озаботился я. Ну, и за одно - решил таким образом поддержать наместника. Всегда полагал, что русское завоевание Средней Азии - дело совершенно необходимое и важное для страны.
- Не то, что вы, Герман, подумали, - улыбнулся молодой Великий князь. - Просто не слишком удачный для нас поход.
Тогда, для меня этой отговорки было вполне достаточно. О том, что же там, на далеком юге, случилось на самом деле, я узнал несколько позже.
Конечно же, я знал, что еще в середине прошлой осени в Бухаре русское посольство было арестовано. Астроном Струве, представитель русских торгово-промышленных кругов Глуховский и горный инженер Татаринов оказались в яме-тюрьме. Реакция последовала незамедлительно - оренбургский генерал-губернатор Крыжановский приказал задержать бухарских купцов, следовавших в Нижний Новгород на ярмарку. А чтоб особо подчеркнуть отношение властей Империи к непонятному демаршу эмира Бухары, рекомендовал генералу Черняеву каким-нибудь образом продемонстрировать мощь оружия дерзкому соседу.
Военный начальник Туркестана воспринял эту рекомендацию, как официальное дозволение на продолжение завоеваний, и во главе большого - только в обозе было более тысячи верблюдов - отряда двинулся по Голодной степи к городу Джизаку.
По дороге генералу встретились гонцы от эмира, с посланием, в котором не слишком внятно объяснялись причины опалы наших послов, но, тем не менее, содержались просьбы не начинать боевые действия. Письма отправились в ящик с бумагами экспедиции, а четырнадцать рот пехоты, шесть сотен казаков и две батареи пушек продолжили поход. По словам самого Михаила Григорьевича - он сам не был уверен в исходе этой, по сути, разведки боем, а потому - не счел необходимым ставить в известность о сношениях с Бухарой кого бы то ни было.
В первых числах февраля отряд разбил лагерь в пределах видимости стен Джизака. И уже через день русские войска подверглись нападению бухарского гарнизона. Налеты продолжались еще несколько дней. Около сотни бухарцев было убито, несколько наших солдат получили легкие ранения, было захвачено с дюжину старых английских ружей и пару младших командиров гарнизона.
Ничего страшного не произошло, но Черняев все-таки отдал приказ об отступлении. Злые языки утверждали, что обжегшись уже один раз об укрепления Ташкента, генерал-майор попросту не рискнул штурмовать куда более грозную твердыню. Сам Черняев, в интервью корреспонденту "Русского Инвалида", объяснял свое решение опасениями остаться без фуража и продуктов питания - между ближайшим русским фортом и Джизаком лежала безводная степь, а активность бухарских военачальников оказалась неожиданностью.
Как оно там было на самом деле, я тоже узнал. Много-много позже, когда имел честь лично побеседовать со знаменитым "Львом Ташкента". Все оказалось куда проще, чем об этом можно было подумать. И об истинных причинах отступления ни в коем случае нельзя было писать в газетах. Дело в том, что в руки начальника Туркестана попали данные о помощи Бухарскому эмиру оружием и советниками из Индии. За зиму англичане успели привезти в столицу эмирата более десяти тысяч ружей и полторы сотни пушек. Конечно же, атака двойных стен Джизака в такой ситуации была смерти подобна.
Михаил Григорьевич называл и имя штабс-капитана Генерального Штаба, которому удалось бежать из плена и добраться до лагеря у стен Джизака, и принести известия об обширной английской военной помощи эмирату. Только я фамилию того отважного офицера подзабыл. Надеюсь, командование по достоинству оценило этот его подвиг...
К началу апреля войска вернулись к своим зимним квартирам, а генерал-майор Черняев получил предписание передать командование Дмитрию Ильичу Романовскому, и спешно следовать в Санкт-Петербург.
В апреле полыхала уже на всей протяженности русско-бухарской границы. А в мае Бухарский эмир официально объявил Российской Империи священную войну - джихад. Исправляющий должность воинского начальника Туркестана, генерал-майор Романовский немедленно запросил подкрепления. Он еще не знал, что три, из четырех, прибывших с новым наместником Западной Сибири и Туркестана полков были уже на подходе к Верному.
- Прибывшие с вами, Ваше высочество, войска должны как-то исправить ситуацию?
- Да-а-а. Здесь мы не можем допустить и тени сомнения... Впрочем, это не важно. Вы, как я понимаю, принимаете наше предложение?
- Почту за честь, Николай Александрович, - я тоже умею понимать намеки. Если о военных планах мне знать не положено, так и не зачем пробовать. Не скажу, будто бы совершенно не интересно. Просто - всему свое время. Все тайное рано или поздно становится явным.
- Вот и славно, - неожиданно искренне, обрадовался наследник. И переглянулся с супругой.
- Только, Ваше высочество? А как же быть с жандармским расследованием? Я ведь до сих пор, в некотором роде, обвиняюсь в государственных преступлениях. И мои люди...
- Я уже было решил, будто вы не спросите, - весело рассмеялся теперь уже мой прямой начальник. - Не волнуйтесь, Герман Густавович. Расследование прекращено, а дело отправлено в архив. Вам, с вашими помощниками, более ничего не грозит.
- О! Благодарю! Это замечательный подарок, Ваше Императорское высочество!
- Ну что вы, - отмахнулся молодой принц. - Это пустяк. Не мог же я, представитель Государя в этих землях, доверить все гражданское правление какому-то заговорщику и сепаратисту. Некоторые...
- Приверженцы традиций, - подсказала Минни, едва только заметила малейшее затруднение с подбором эпитетов в речи мужа.
- Вот-вот. Эти убеленные сединами приверженцы традиций могут нас не понять. Станут еще болтать... А кто-то ведь и станет слушать...
- Володя? Рескрипт, - тихо, будто бы чтоб не помешать супругу, попросила Дагмар у адъютанта.
- А вот это, - протягивая руку в сторону князя, мигом сориентировался Великий князь. - Действительно подарок.
- Что это? - щурясь, как слепец, пытался разглядеть я плывущие перед глазами буквы. - Простите, Ваше высочество. Потрясение столь сильно... И доктор... Он пока запрещает мне читать.
- Позвольте мне? - жалобно попросил, выглянув из-за широких плеч Барятынского, Миша Карбышев.