На них косились, кто-то даже подошел и стал что-то доказывать. А к забору откуда-то притащили стул, и на него взобрался молодой мужчина. Он называл фамилию какого-то Литовченко, забитого насмерть в кабинете уголовного розыска, о его матери, которая после этого случая лежит в психиатрии.
И тут случился кризис. Рано или поздно это должно было произойти, потому что нервы у всех были уже на пределе. Сначала два майора попытались пройти мимо толпы к зданию, но их не пустили. Несколько женщин взяли майоров в кольцо, сцепившись руками. Послышались крики, матерная ругань, какую-то женщину один из майоров толкнул, и она упала. Рев десятков голосов оглушил площадь.
Антон поморщился. Он понял, что сейчас ОМОН кинут вперед, и начнется позорное действо. Мужиков ладно, мужик против мужика – это как-то естественно, но когда здоровенные омоновцы начнут бить, тащить за руки по асфальту, отшвыривать, как котят, женщин, большая часть которых им в матери годится, – это уже ни в какие рамки не лезет, и это уже никакими обстоятельствами оправдать нельзя.
Антон велел Антонине уходить с площади и вдруг осекся, увидев, что рядом с командиром омоновцев стоит Рамазанов. Полковник был страшно зол, он был взбешен и размахивал руками, как ротный старшина перед солдатской баней, явно приказывая навести порядок перед зданием районной администрации и районной полиции. Командир омоновцев что-то отвечал без лишней жестикуляции и отрицательно качал головой.
Кажется, этот спор привлек внимание и бойцов спецподразделения. Они стали оглядываться, продолжая стоять в шеренге, и занервничали. А Рамазанов совсем разошелся, что там у него были за доводы, Антон не слышал, но жесты в виде указующего перста, нацеленного на женщин, говорили сами за себя. И тут полковник, кажется, окончательно потерял над собой контроль. Он схватил командира омоновцев за погон и попытался сорвать его. Офицер стал вырываться и пятиться назад. Кто-то кого-то сейчас переспорит.
А толпа стала выходить из-под контроля своего лидера. Большая часть сместилась к шеренге омоновцев, кто-то стал хватать бойцов за одежду, за ремни автоматов, висевших на плечах. Антон был удивлен, что ОМОН привезли с боевым оружием на митинг простых граждан. Привезли – ладно, вывели с ним перед населением. Чей это дурацкий приказ? Это же просто провокация!
Что-то подсказало ему, что сейчас тут решится многое. Как бы это помягче сказать, решится судьба местной демократии, демократии районного масштаба. Он вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер Быкова. Быков мгновенно сбросил вызов, и в трубке послышались короткие гудки. Полковник увидел у себя незнакомый номер и, возможно, был на совещании. Антон быстро набрал эсэмэску: «Ответьте, это Антон». Как только пришел «отчет», что письмо доставлено, он снова набрал номер Быкова. Теперь полковник не отвечал секунд двадцать. Антон представил, как невысокий квадратный Быков, валя стулья и столы, быстро покидает некое помещение чтобы поговорить без свидетелей. И что он ему сейчас выдаст!
– Ты! Я тебя, сопляка, по всей области ищу, я тебя уже… твою в душу… – вывалил на Антона Алексей Алексеевич, потом быстро погасил эмоции и уже немного другим тоном спросил: – Ты где?
– В Сарапинске…
– Где? – взбеленился Быков. – Какого ты там делаешь? Как тебя туда занесло?
– Потом, Алексей Алексеевич, все потом, – торопливо заговорил Антон. – Сейчас очень важная и срочная информация. В Сарапинске очень остро, острее, чем в других районах, стоит проблема нарушений в среде оперативного состава, следователей и прокуратуры с судами. Речь идет о ряде преступлений, которые совершены полицейскими в отношении невинных граждан и подозреваемых, и доказанном сокрытии их органами дознания. Алексей Алексеевич, здесь назревает огромный гнойник, и он вот-вот прорвется. Сейчас на моих глазах на площади перед зданием администрации ОМОН будет разгонять митинг возмущенных граждан. В основном женщин. У меня десятки доказательств, документальных подтверждений, десятки свидетельских показаний. И не просто против оперативников. У меня на крючке ваш «любимый» полковник Рамазанов.
– Антон, не дури! – прикрикнул Быков. – Ты там что-то задумал? Не дури, возвращайся в Управление. Доложишь, обдумаем все и примем решение.
– Некогда, Алексей Алексеевич, все решится сейчас. Срочно выезжайте, пока нет новых жертв, выезжайте с бригадой дознания. А я пошел на амбразуру. Скорее всего, меня сейчас арестуют… все, поздно разговаривать…
Он нажал отбой, уверенный, что полковник Быков поймет и оценит своей гениальной интуицией, что молодой лейтенант не ошибается. Говорить Антон больше не мог, потому что ОМОН перешел в атаку. Кто-то из женщин, распаленных речами и обвинениями, слишком увлекся. Может, резко дернули за одежду, а может, кто и ударил омоновца. Главное, что сейчас там уже шла потасовка, кого-то, истошно визжащего, уже тащили по асфальту в автобус, а кто-то с криками пытался отбить женщину. Рамазанов возвышался на ступенях администрации и взирал на все это хотя и с каменным лицом, но с явным довольством вурдалака.
Антон подбежал к толпе граждан, поймал за рукава двух мужчин, дернул, привлекая внимание, и закричал:
– Мужики, стойте! Их надо остановить! Сейчас ведь беда может случиться. Поднимите меня на плечи, мне надо докричаться до ОМОНа.
То ли глаза у Антона горели уверенным и жарким огнем, то ли эти двое мужчин сами понимали, что стычка с омоновцами добром не кончится, но они, переглянувшись, остановились в замешательстве, а Антон уже складывал им руки так, чтобы они могли подхватить его и посадить на плечи. Плечи двоих мужчин его могли выдержать.
– Стойте! – Пронзительный голос Антона прорезал площадь. Он сам не ожидал, что умеет так кричать. – Стойте все! Слушайте меня!
На него стали оборачиваться, на него уже смотрели, потому что он восседал в несколько необычной позе на плечах двух мужчин, которых многие в толпе знали. Выжидающе смотрели и хмурые, обозленные омоновцы. Эти ждали большей провокации со стороны «говоруна». Никто из них, кроме командира да Рамазанова, не узнал в этом светловолосом молодом человеке того самого Антона, который находился в розыске и чья поимка находилась на самом высоком контроле.
– Люди, стойте! – продолжал кричать Антон. – Не провоцируйте полицию на ответные действия. Так вы ничего не добьетесь. У них сейчас есть основания для задержания, они даже обоснованно могут защищаться от нападения при исполнении. Есть другое решение! Кто здесь опытный юрист Алимова? Вы подтвердите, что нельзя переходить в конфронтацию?
Антона слушали. Слушали в толпе, потому что более трезвомыслящие обрадовались этому вмешательству, тому, что можно обойтись без страшных последствий. Слушали даже омоновцы, которым совсем не хотелось воевать с женщинами. Слушали командир ОМОНа и полковник Рамазанов, которые опешили на некоторое время и не понимали, чего хочет этот тип, которого они имеют право арестовать прямо сейчас.
– Доказательства собраны, улики есть, – продолжал Антон. – Теперь мерзавцам не отвертеться, теперь они ответят за все. Расходитесь по домам, ждите. Скоро все изменится, скоро они сами будут сидеть за решеткой.
В толпе началось недовольство, послышались выкрики, что доказательства давно есть, а за решеткой никто не сидит, что судьи такие же продажные, что своих никто не осудит.
Антон ждал такой реакции, предвидел ее. Но и на этот шаг он решился потому, что увидел в толпе несколько знакомых лиц. Лица тех, с кем он разговаривал, кого опрашивал, просил помочь и дать в дальнейшем показания. Эти люди его узнали и слушали.
– Вот вы! – тыкал он пальцем в толпу в сторону знакомых лиц. – И вы, и вот вы! Все вы, с кем я разговаривал, послушайте меня. Не сейчас, не надо бойни, схватки. Я прошу вас подождать немного! Отойдите от омоновцев, все будет правильно, я обещаю!
В толпе загудели, чьи-то голоса стали подтверждать его слова. Пчелиный улей перестал гудеть возле шеренги ОМОНа, он уже расползался по площади. Антон спрыгнул с плеч своих помощников и тихо стал говорить всем встречным, кто оказывался близко, что не сегодня завтра все кончится, очень скоро за них возьмутся. Он вовремя замолчал, когда понял, что через толпу, уже почти не агрессивную, мощно, плечом вперед, пробираются омоновцы. Пробираться они могли лишь к нему. Народ ворчал, окликивал, задирал бойцов, но уже беззлобно, вяло.
Перед Антоном возникли командир с майорскими звездочками на черных погонах и трое его бойцов – неизбежный финал, к которому Антон был морально готов.
– Стоп, парни! – вытянул он руки ладонями вперед. – Я без скандала с вами пойду, но вы отпустите двух женщин, которых потащили в автобус.
– Разговорчивый! Пойдешь как миленький! – прорычал один из омоновцев.
Майор остановил подчиненного движением руки в перчатке, окинул взором людей, которые стали собираться вокруг них, потом внимательно посмотрел Антону в глаза:
– Пойдешь без фокусов?
– Я сказал! – твердо ответил Антон. – Неприятности никому не нужны. Тем более вам.
– Ладно, – кивнул майор головой в сторону автобуса, – двигай!
Антон пошел, пробираясь сквозь толпу и бросая в разные стороны короткие фразы, что ему ничего не угрожает, что он сейчас освободит только что задержанных женщин. Он просил никого не ввязываться и не волноваться.
На свободной территории, образовавшейся между «пазиком» и толпой, Антон остановился и показал майору глазами на автобус. Тот отдал команду бойцу, и спустя минуту женщин отпустили, даже проводили метров десять через площадь. Антон удовлетворенно улыбнулся и пошел к автобусу.
– Какого черта ты самовольничаешь? – ударил по ушам знакомый голос. – Майорские погоны надоели? Кто разрешил отпускать задержанных?
– Вы приказали арестовать этого? – холодно ответил командир омоновцев. – Получите. Это было условием сделки. Вы что, кровищи тут хотите? Надо же ситуацию просчитывать.
– Я вам просчитаю, я вам всем просчитаю! – чуть ли не захлебываясь от злости, заверил Рамазанов, хватая Антона за воротник куртки. – И ты мне, ублюдок, за все ответишь. По полной программе ответишь, гаденыш!
– Как много эмоций, оскорблений, – улыбнулся Антон. – Нервишки, что ли, шалят? Валерианочку пить надо, Рамазанов.
Полковник рыкнул, но ничего членораздельного из его глотки не вырвалось. Он только кому-то махнул рукой, и рядом появились тот самый капитан, вроде бы начальник уголовного розыска, и двое оперативников с кобурами на ремнях. Руки Антону мгновенно завели за спину, на запястьях защелкнули наручники. Он посмотрел на торжествующие лица и подумал о том, что Быкову лучше поторопиться. Бутылка там или не бутылка, а отыграться на нем могут попробовать. Опять же, вопросов у них к нему теперь масса. Что за публичные угрозы, кто он такой на самом деле?
Антон сидел на стуле у окна, поглядывая на Быкова. Алексей Алексеевич был холоден и спокоен, как удав. От него просто веяло ледяным спокойствием, почти могильным холодом, это сильно действовало на допрашиваемых. На Антона Быков не смотрел, хотя уже, наверное, сердился меньше. Антон хмыкнул, представив, как на него сейчас можно сердиться, когда он сидит в таком виде. Здоровенная ссадина на скуле – это когда Антон не очень удачно проехал мордой по краю выщербленной крышки старого стола. Два куска пластыря прикрывают глубокие ссадины. Это уже какими-то предметами: то ли краем наручных часов одного из оперативников, то ли когда Антон упал головой на пол.
Он потрогал бок, осторожно вдохнул и прислушался. Нет, все-таки ребро цело, это просто ушиб. Как в колене, например, которое плохо гнется и мешает ходить. «Ну и ничего, – подумал Антон с удовлетворением, – зато вон они, гаврики, сидят понурые, глаза умоляющие, как у щенков. Щенки и есть. Даже капитан Василков, начальник их уголовного розыска. Сколько ему? Двадцать восемь, двадцать шесть»?
Быков как раз допрашивал Василкова, держа перед собой листы бумаги с объяснениями оперативников и самого капитана. Он соотносил эти объяснения с тем, что писал один из потерпевших и другие свидетели.
– Значит, «…примерно в час в камеру зашел начальник уголовного розыска отдела полиции «Северный» УВД по городу Сарапинску и Сарапинскому району Василков А. П. Он подошел к Самойлову и, ничего не говоря, нанес правой рукой удар ладонью по лицу. Затем оперуполномоченный Рассказов плюнул на него. Допрашивавший Самойлова лейтенант Гранов велел Самойлову раздеться. Самойлов послушал его, снял куртку и джемпер. Гранов нанес Самойлову несколько ударов в грудную клетку. Самойлов стал пытаться объяснять, что он не виноват, но Гранов его не слушал и нанес еще несколько ударов кулаком по лицу… – Быков перевернул листок с таким видом, словно ожидал на обратной стороне увидеть размашистую красивую надпись «Розыгрыш!». Надписи не было, все это было чистой правдой. Жестокой, страшной правдой. – Также в кабинете находился Саблин, который поднял Самойлова и поставил около стены в позу «ласточки». Там он нанес еще несколько ударов кулаком в область грудной клетки. Самойлов стал вырываться и кричать. Тогда Рассказов и Гранов прижали его к столу, а Саблин стал снимать с него штаны. При этом они наносили Самойлову удары по корпусу». Странно, – проворчал Быков. – Кто вас учил? Зачем столько бестолковых ударов? Бить не умеете? Или наслаждаетесь процессом? Ради удовольствия, что ли, все это? – Он покачал головой и стал читать дальше. – «Самойлов вырвался и выбежал из кабинета. Саблин поставил подножку возле двери, и Самойлов вылетел в коридор и упал на пол. Он кричал, чтобы его больше не били. В коридор выбежали Гранин и Саблин, которые затащили Самойлова в кабинет…» Ладно, а теперь что у нас пишет твой подчиненный Гранин. Он… э-э… «…пояснил, что… такого-то числа опрашивал гражданина Самойлова И. Н. Во время допроса Самойлов вел себя неадекватно, несколько раз сам себя ударил кулаком по лицу, затем ударился головой о входную дверь и выбежал в коридор. В коридоре Самойлов упал на пол и стал биться головой об пол. Проходившие мимо оперуполномоченные Саблин и Рассказов подняли его и завели в кабинет». Какие у вас тут люди интересные живут, – уставился Быков на капитана. – Бьются головами обо все на свете, сами себя кулаком в лицо бьют. А еще у нас тут опрошенный по данному факту оперуполномоченный Давыдов есть, который пояснил, что… Что он тут пояснил? Что вечером он услышал шум, а выйдя в коридор, увидел молодого человека, который кричал и бился головой об пол. Свое поведение он объяснил психическим расстройством. Значит, повалялся, побился, потом встал и пояснил. Как вы вообще тут работать можете, с ума до сих пор не сошли, а?
Быков отложил очередной лист бумаги и взял следующий.
– Результат меня тоже поражает. Итог, так сказать! «В ходе проведенной проверки объективных данных, свидетельствующих о превышении должностных полномочий сотрудниками милиции ОП № 4 «Северный», не установлено. Оснований для возбуждения уголовного дела по п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ не имеется». Так что, товарищ бывший капитан, хотя, – махнул рукой Быков, – какой ты мне товарищ, упырь ты, милый, вурдалак! Ты мне объясни, мне, человеку, который честно дослужился до полковничьих погон, кто у вас первый додумался, что все люди вокруг пустое место, что их можно, как кукол, рвать, калечить? Это же люди, Василков, люди! Ты что, забыл, что это такое?
Беседы с Василковым не получилось. Он угрюмо молчал и не поднимал глаз. С другими оперативниками еще что-то можно было обсудить, но они только раскаивались и валили все друг на друга. Самый молоденький Саблин даже расплакался, чем вызвал бурю гнева у Быкова.
Но самый интересный разговор произошел позже. Причем Антон этот разговор откровенно подслушал. Во дворе УВД Быков нагнал Рамазанова, который садился в машину. Алексей Алексеевич просто подошел и придержал рукой дверцу:
– Куда это вы так спешите? В Екатеринбург?
– Что-о? – сделал величественно-гневное лицо Рамазанов. – Не слишком ли вы себя развязно ведете, товарищ полковник? Я должен перед вами отчитываться?
– Пока не должны, но перед генералом отчитаться вам придется. Сразу по возвращении.
– Что это значит?..
– Это значит, что у вас назревают большие неприятности. Жаль, что не такие большие, как у местных, но зарекаться не стоит.
– Послушайте, – вдруг сменил тон на более приветливый Рамазанов, – я, помнится, не так давно предлагал вам мирный договор. Вы меня тогда или не поняли, или посчитали себя всемогущим, неприкасаемым. Вы в самом деле думаете, что, коснись вопрос вашей фигуры, кто-то бросится защищать вас, вытаскивать из трясины, покрывать?
– Пока, надеюсь, причин всему этому нет, – пожал плечами Быков. – А вот вам все это понадобится. И очень скоро. Вы ведь не забыли все мои характеристики. Инквизитор и так далее! У меня есть доказательства, и их достаточно для того, чтобы избавить органы от вас, а то и на кое-что посерьезнее.
– Ну-ну! – грозно проговорил Рамазанов и захлопнул дверцу.
Быков спокойно проводил машину своим сонным взглядом и пошел к зданию УВД. Ему еще сегодня проводить допросы, допросы, допросы…
Антон сидел на кухне и веселился. Антонина с неподдельным ужасом смотрела на его «разрисованное» в камере отдела полиции лицо. Вообще-то Антона волновал вопрос, а как он будет с женщиной прощаться. Кажется, обойдется без сцен. Сергей Викентьевич опять курил сигарету за сигаретой и смотрел в пол. Леонтьев выглядел несколько более довольным, чем обычно. То ли его радовало, что Антон уезжает, то ли то, что он, связавшись с Антоном, оказался «на коне», и теперь можно ждать повышения по службе.