Межнациональные отношения тревожат 8 %, положение России в мире и отношения со странами СНГ — по 7 %. И, наконец, наименьшее беспокойство у наших сограждан вызывает проблема экстремизма (5 %).
Так чего Путин и Госдума засуетились с этим экстремизмом?
Правда, они говорят, что закон имеет превентивное значение, дескать, он предотвращает приход к власти неких ФАШИСТОВ, от которых будет плохо не только евреям. Вот и давайте поговорим о фашистах.
В свое время В. М. Смирнов писал, что фашизм отличают вождизм государственной власти и корпоративность экономики. О вождизме я еще буду писать, а корпоративность экономики я бы не стал вносить в отличительные признаки только фашизма. Начну с признания, что как я ни рыл, а откопать присущие только фашизму внешние, хорошо заметные черты мне не удалось. Думаю, что их просто не существует — нет ничего такого, во что можно ткнуть пальцем и авторитетно заявить — вот фашисты!
Ведь фашистские диктаторы могут получить выдающиеся результаты в различных областях общественной жизни и экономики — такие результаты, от которых не откажется ни одна иная форма власти, и во второй части я приводил достижения Муссолини.
Придя к власти в Италии в 1922 году, Муссолини превратили ее из отсталой, аграрно-индустриальной провинции Европы в мощную индустриально-аграрную державу с развитыми самыми передовыми отраслями промышленности — авиационной, судостроительной, автомобильной. Доля продукции заводов и фабрик превзошла в объеме валового национального продукта долю аграрного сектора, но поистине феноменальным был скачок «опустившегося» на второе место сельского хозяйства. Муссолини осушил болота, ввел культуру риса и в производство, и в питание итальянцев, Италия из импортера продуктов питания стала их экспортером, а через 10 лет, в 1933 году, был получен урожай зерновых 82 миллиона тонн. Оцените этот подвиг 40 миллионов итальянцев под руководством Муссолини на земельных площадях Италии, меньшей по площади территории одного только региона России — Северного Кавказа. Это рекорд сбора зерновых всей Российской империи с ее 160 миллионами населения. Это то, на что в урожайный год способна нынешняя РФ после 80 лет развития техники и технологии сельского хозяйства. Достижения Муссолини — это вам не удвоение ВВП нанофюрерами нынешней России за счет роста мировых цен на нефть, это реальный трудовой подвиг!
Муссолини, в отличие от Путина и Медведева, обладал не только острым умом, но еще и огромной работоспособностью, и хотя он сетовал: «Руководить итальянцами не трудно. Это невозможно», — тем не менее, на посту главы Италии принял 130 тысяч посетителей, его письменные труды составили 34 тома. Надо понять, какие У. Черчилль имел основания, называя Муссолини «гением романского мира».
Но фашизм Муссолини интересен и тем, что его мирный период был значительно дольше периода энтузиазма романтиков фашизма. Италия увидела не только успехи, она увидела и то, чего не успела увидеть Германия, — увидела и толпы алчных негодяев, ринувшихся за обогащением в фашистскую партию. Увидела и вызванное фашистской бюрократией бессилие Италии именно тогда, когда надо было напрячь усилия, и ненависть рядовых фашистов к фашистской номенклатуре, и ненависть всех итальянцев к фашизму. Короче, увидела то, что видим и мы в России, что видела Чили.
И, в конечном итоге, толку стране от даже выдающихся достижений диктаторов нет, поскольку наглеющие от безнаказанности и отсутствия критики фашисты направляют эти достижения на гибельные или чрезвычайно убыточные для своего народа цели.
Посмотрим на фашизм с другой стороны. Антикоммунизм фашизма, казалось бы, является его хорошо заметной отличительной чертой, поскольку антикоммунистами были все известные до сих пор официально признанные фашистские режимы от Муссолини и Гитлера, до Франко и Пиночета.
Однако в 1925 году в Мюнхене, в главной газете национал-социалистов «Фелькишер беобахтер», полностью контролируемой Гитлером, видный теоретик национал-социализма Штрассер писал: «Ни в коем случае Германия не должна ориентироваться на Запад и помогать американскому капитализму и английскому империализму в их борьбе против России…Место Германии на стороне грядущей России, на стороне Турции, Китая, Индии, рифов-кабилов и друзов». В Берлине его активно поддерживал Геббельс: «Русская советская система, которая вовсе не доживает своих последних дней, тоже не интернациональна, она носит чисто национальный, русский характер. Ни один царь не понял души русского народа так глубоко, как Ленин. Он пожертвовал Марксом, но зато дал России свободу. Даже большевик-еврей понял железную необходимость русского национального государства. Еврейский вопрос сложнее, чем думают; по всей вероятности, еврей капиталист и еврей большевик не одно и то же».
Раз уж мы задели еврейский вопрос, то идею того, что родовым признаком фашизма является антисемитизм, внедряют в умы именно еврейские фашисты, и внедряют с целью убедить обывателя, что евреи, дескать, не могут быть фашистами, так сказать, органически. На самом деле, антисемитизм был присущ, да и то только внутренней политике, и только немцев. Да и у немцев известна тесная связь национал-социалистов и сионистов в деле создания Израиля, а у Муссолини не только интимно близкие ему люди, скажем, любовница Маргарита Сарфатти или дантист Пиперно были евреями, но и среди министров фашистского правительства евреями были А. Финци и Г. Янг. И это при том, что в те годы евреями в Италии числили себя всего около 50 тысяч человек (0,12 % населения). В 1932 году, когда в Германии вместе с нацизмом в жизнь входил антисемитизм, Муссолини в беседе с немецким писателем Людвигом заявил: «Естественно, никаких чистых рас, в том числе еврейской, не существует. Напротив, именно удачные смешения придают силу и красоту нации… В Италии нет антисемитизма».
Да, конечно, фашизм использует террор к своим врагам, да, ни один фашистский режим без него не обходится, но террор был бы признаком фашизма, если бы в мире и истории террор не использовался всеми формами власти. Скажем, за весь фашистский период в Италии были посажены в тюрьмы 4675 антифашистов и еще около 10 тысяч сосланы. А в Великобритании с началом войны были посажены в лагеря 20 тысяч сторонников сэра Освальда Мосли и еще более 70 тысяч граждан иностранного происхождения, подозрительных по сочувствию противнику. А в США были отправлены в лагеря 102 тысячи граждан с японской кровью.
Говорить о каких-то особых общественных идеях фашизма не приходится, поскольку для вождей фашизма важны их личные амбициозные или алчные цели, а программа фашистской партии для нее имеет декоративное значение. Лучше всего ситуацию с программой выразил Муссолини при создании своей партии: «Мы позволяем себе роскошь быть аристократами и демократами, консерваторами и прогрессистами, реакционерами и революционерами, сторонниками легальности и нелегальщины в зависимости от обстоятельств времени, места и окружающей среды». (Ну, чем не Жириновский? Я имею в виду в данном случае не ум и трудоспособность.) Но опять-таки, подобное положение присуще фашизму от его родителя-либерализма.
А вот с вождизмом дело сложнее. И нацисты, и итальянские фашисты — это изначально партии вождей. Поскольку тут же напрашивается аналогия со Сталиным, то нужно чувствовать тонкую, но принципиальную разницу между ним и Гитлером с Муссолини.
Вот о Сталине вначале и поговорим.
О стремлении к власти
В течение первых 10 лет нахождения в первых эшелонах власти СССР Сталин занимал не очень видную должность генерального секретаря партии. Троцкий даже хвастался, что сумел задвинуть на эту должность, которую ранее занимала жена Свердлова, Сталина. Но на этой должности Сталин стал вождем, хотя официально вождем партии и СССР был глава правительства СССР, на тот момент А. И. Рыков. И в течение этих 10 лет Сталин трижды подавал прошение об отставке даже с этой должности. Впервые с просьбой освободить его от обязанностей генерального секретаря ВКП(б) он обратился в 1924 году (ВКП(б) тогда еще называлась РКП(б)). Он писал:
«В Пленум ЦК РКП.
Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК.
Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК.
Прошу дать отпуск для лечения месяца на два.
По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу.
Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК.
Прошу дать отпуск для лечения месяца на два.
По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу.
Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма.
Т-ща Куйбышева просил бы раздать членам ЦК копию этого письма.
С ком. прив. И. Сталин.
19. VIII. 24 г.»
Правда, в данном случае искренности этой просьбы верить не приходится. Это не просьба, а ультиматум. То, что Сталин поставил его сгоряча, в порыве гнева на своих товарищей, на «коммунистическую обломовщину», как говорил о ней В. И. Ленин, дела не меняет. Думаю, Сталин знал, что Пленум ЦК его просьбу не удовлетворит, поскольку как умный человек не мог не понимать, что Пленум никогда не променяет его, трудягу, на двух балаболок. Тем не менее, это формальное прошение об отставке и, не будь Сталин Сталиным, Пленум мог бы запросто эту просьбу удовлетворить и отправить Сталина послом в какой-нибудь Афганистан.
А вот вторая попытка уже более серьезна и напоминает какой-то всплеск отчаяния: «В Пленум ЦК (т. Рыкову). Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту. И. Сталин. 27.XII.26 г.».
И это прошение об отставке Пленум ЦК отклонил, оставив Сталина фактическим вождем партии. Наконец, в конце 1927 г., после работы XV съезда ВКП(б), на котором 18 дней дебатировался вопрос, проводить коллективизацию или нет, Сталин снова попросился в отставку на проводимом после съезда Пленуме. Историк Н. А. Зенькович описывает это событие так:
«Председательствовал глава Совнаркома А. И. Рыков. Он предоставил слово С. В. Косиору, который огласил предполагаемый состав высших органов ВКП(б). На пост Генерального секретаря предлагался Сталин. Но он взял слово и неожиданно для всех попросил освободить его от обязанностей генсека.
— Товарищи! — сказал он. — Уже три года прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции. Я допускаю, что была необходимость, несмотря на известное письмо т. Ленина, держать меня на посту генсека. Но теперь эти условия отпали. Отпали, так как оппозиция теперь разбита. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей генсека. А между тем у нас имеется указание т. Ленина, с которым мы не можем не считаться и которое нужно, по-моему, провести в жизнь. Я допускаю, что партия была вынуждена обходить это указание до последнего времени, была вынуждена к этому благодаря известным условиям внутрипартийного развития. Но я повторяю, что эти особые условия отпали теперь и пора, по-моему, принять к руководству указания т. Ленина. Поэтому прошу пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого.
Первым откликнулся А. И. Догадов — секретарь ВЦСПС.
— Голосовать без прений! — предложил он.
Наркомвоенмор Клим Ворошилов:
— Предлагаю заслушанное заявление отвергнуть.
Председательствующий Рыков:
— Голосуется без прений. В основу кладется предложение т. Косиора. Кто за это предложение? Кто против? Кто воздержался? Один. Всеми при одном воздержавшемся отвергнуто предложение т. Сталина.
Сталин снова попросил слова.
— Тогда я вношу другое предложение, — сказал он. — Может быть, ЦК сочтет целесообразным институт генсека уничтожить. В истории нашей партии были времена, когда у нас такого поста не было.
— Тогда у нас был Ленин, — возразил Ворошилов.
— До Х съезда у нас института генсека не было, — упрямился Сталин.
— До XI съезда, — уточнил кто-то.
— Да, кажется, до XI съезда у нас не было этого института, — принял поправку Сталин. — Это было еще до отхода Ленина от работы. Если Ленин пришел к необходимости выдвинуть вопрос об учреждении института генсека, то я полагаю, что он руководствовался теми особыми условиями, которые у нас появились после Х съезда, когда внутри партии создалась более или менее сильная и хорошо организованная оппозиция. Но теперь этих условий нет уже в партии, ибо оппозиция разбита наголову. Поэтому можно было бы пойти на отмену этого института. Многие связывают с институтом генсека представление о каких-то особых правах генсека. Я должен сказать по опыту своей работы, а товарищи это подтвердят, что никаких особых прав, чем-либо отличающихся от прав других членов Секретариата, у генсека нет и не должно быть.
— А обязанности? — раздался голос.
— И обязанностей больше, чем у других членов Секретариата, нет, — продолжал Сталин. — Я так полагаю: есть Политбюро — высший орган ЦК, есть Секретариат — исполнительный орган, состоящий из пяти человек, и все они, эти пять членов Секретариата, равны. Практически так и велась работа, и никаких особых прав или особых обязанностей у генсека не было. Не бывало случая, чтобы генсек делал какие-нибудь распоряжения единолично, без санкции Секретариата. Выходит, таким образом, что института генсека, в смысле особых прав, у нас не было на деле, была лишь коллегия, называемая Секретариатом ЦК. Я не знаю, для чего еще нужно сохранять этот мертвый институт. Я уже не говорю о том, что этот институт, название генсека, вызывает на местах ряд извращений. В то время как наверху никаких особых прав и никаких особых обязанностей на деле не связано с институтом генсека, на местах получились некоторые извращения, и во всех областях идет теперь драчка из-за этого института между товарищами, называемыми секретарями, например, в национальных ЦК. Генсеков теперь развелось довольно много, и с этим теперь связываются на местах особые права. Зачем это нужно?
— На местах можно упразднить, — подал голос нарком труда В. В. Шмидт.
— Я думаю, — закончил Сталин, — что партия выиграла бы, упразднив пост генсека, а мне бы дало это возможность освободиться от этого поста. Это тем легче сделать, что в уставе партии не предусмотрен пост генсека.
Председательствующий Рыков возразил:
— Я предлагаю не давать возможности т. Сталину освободиться от этого поста. Что касается генсеков в областях и местных органах, то это нужно изменить, не меняя положения в ЦК. Институт генерального секретаря был создан по предложению Владимира Ильича. За все истекшее время, как при жизни Владимира Ильича, так и после него, оправдал себя политически и целиком и в организационном и в политическом отношении. В создании этого органа и в назначении генсеком т. Сталина принимала участие и вся оппозиция, все те, кого мы сейчас исключили из партии; настолько это было совершенно несомненно для всех в партии. Этим самым исчерпан, по-моему, целиком и полностью и вопрос о завещании… Это же вся партия знает. Что теперь изменилось после XV съезда и почему это нужно отменить институт генсека?
— Разбита оппозиция, — снова повторил Сталин.
— Я предлагаю отвергнуть предложение т. Сталина, — настаивал Рыков. Его дружно поддержали:
— Правильно, голосуй!
— Голосуется, — провозгласил Рыков. — Кто за предложение т. Сталина: уничтожить институт генерального секретаря? Кто против этого? Кто воздержался? Нет.
— Товарищи, — сказал Сталин, — я при первом голосовании насчет освобождения меня от обязанностей секретаря не голосовал, забыл голосовать. Прошу считать мой голос против.
— Это не много значит! — зашумели в зале».
Здесь, как видите, чувствуется какая-то усталость и, я бы сказал, минутное малодушие Сталина. Он ведь настойчиво и абсолютно серьезно просил освободить себя от роли вождя партии и, как я уже писал выше, от автоматически доставшейся ему вместе с должностью генсека роли вождя всего народа. Наверняка в этот момент невыносимая тяжесть ответственности придавила его, и он попытался облегчить ее, уйдя на вторые роли в государстве. Когда ему это не удалось, он попытался избавиться от ответственности косвенно — разжаловать свою должность в простые секретари. Больше он такого малодушия никогда в жизни себе не позволял, но нам ведь интересна реакция остальной верхушки ВКП(б) — почему они его не отпустили, почему даже слушать его не захотели?