Граф Ингольф сказал спесиво:
— Шериф? Вас поставил принц Джон?
Гай ответило сдержанно:
— Да, вы угадали.
Граф заявил надменно:
— Я не признаю этого узурпатора трона!..
Гай ответил громко:
— Я тоже. Я верный сторонник короля Ричарда Львиное Сердце, и это знают все. Но сюда меня назначил шерифом принц Джон, так что если хотите подрыться с другой стороны, ничего не выйдет. Закон есть закон, кто бы его ни исполнял. К тому же эта статья придумана вовсе не принцем Джоном, а еще великим Вильгельмом Завоевателем!.. Так что, ваша светлость, я предлагаю вам вернуть скот крестьянам и выплатить установленный законом штраф для подобных случаев…
Граф побагровел, глаза начали вылезать из орбит.
— Что? — проревел он грозно. — Да вы знаете, с кем разговариваете?
— Я знаю, — отпарировал Гай. — А вы?
Граф прокричал:
— Эй, стража!.. Если этот человек сейчас же не уберется из моего замка, убейте его!
Гай поднял руки.
— Хорошо-хорошо, — сказал он. — Ухожу.
Стражники высыпали с копьями в руках, начали надвигаться, делая угрожающие гримасы. Он повернул коня и пустил его шагом обратно к воротам.
Он выехал неспешно, показывая, что хозяин положения все-таки он, а когда за ним закрывали створки, поднял голову и крикнул наверх воинам на стене:
— Все вы отныне вне закона!.. Я, Гай Гисборн, королевский шериф, объявляю графа Ингольфа мятежником, что карается по всей строгости закона. Все вы будете арестованы и казнены, если останетесь поддерживать бунтовщика против законной власти! Сегодня же я отправлю письмо принцу Джону.
Он пустил коня шагом, Беннет и Аустин ждали вне пределов досягаемости стрел, лица встревоженные.
Оба вздохнули с облегчением, Гай посмотрел на них, покачал головой.
— Уперся… Только о своих вольностях и помнит, справедливость его не интересует.
— Что делать будем, ваша милость? — спросил Беннет.
Гай оглянулся на мрачный замок, еще более величественный, как показалось, двинул плечами.
— Еще не знаю. Но замок нам не взять приступом, а без этого графа не арестуешь…
Аустин удивленно хмыкнул, а Беннет спросил живо:
— А что, вы в самом деле готовы были его арестовать?
— И сейчас готов, — отрезал Гай. — Не люблю этих… кто гордится родословной. И чем длиннее у них родословная, тем больше им якобы позволено.
— Так и есть, ваша милость.
— Так было, — возразил Гай. — Закон гласит, что перед ним все равны. Даже самый могущественный лорд и самый бедный крестьянин в суде равны!
Беннет покрутил головой.
— Где такая страна?
— Англия, — сердито сказал Гай. — Нужно только, чтобы все помнили о своих правах! И отстаивали! А то сами же уступаете баронам только потому, что те — бароны.
Беннет проговорил задумчиво:
— Мне кажется, кое-кто из стражников сегодня же сбежит. И совсем не потому, что трусы…
Аустин фыркнул:
— Да им все равно, что с ними будет.
— Уверен? — переспросил Беннет. — Это графу гонор не позволит отступить, а им за что головы класть? Одно дело сражаться с французами, если вдруг нападут, или еще с кем чужим, другое — мятеж против короля.
Лес надвинулся навстречу, деревья неслышно заскользили по обе стороны тропы. Гай задумался, дело крайне неприятное, чувствуешь себя униженным, но выхода не видно…
За спиной послышался настигающий конский топот. Беннет и Аустин разом подались в стороны, в руках появились луки. Оба развернули коней и начали ждать, натянув тетивы.
Из-за поворота лесной тропки выметнулся всадник в белой рубашке, конь без седла, что значит очень торопились настигнуть, длинные льняные волосы треплет ветер.
Гай опустил ладонь на рукоять меча и ждал, холодный и неподвижный.
Всадник прокричал:
— Погодите!.. Я хочу поговорить!
Гай с облегчением перевел дыхание, но постарался держаться все так же строго и надменно. Всадник подъехал ближе, молодой мужчина, не старше тридцати, сказал быстро:
— Мой отец горд, но он хороший человек!.. Я признаю, он погорячился. Меня зовут Энтони, я старший сын графа.
Беннет и Аустин торжествующе ухмылялись, объехали их обоих по широкому кругу, бросая на графского сына снисходительно-презрительные взгляды.
— И что? — спросил Гай холодно.
— Мы не мятежники, сэр!
— Вы отказались подчиниться шерифу, — напомнил Гай. — Это неповиновение королю!.. А неповиновение королю — это мятеж. Для вас это новость?
Всадник замотал головой.
— Сэр, у нас гости!.. Они сильно выпили, долго развлекались, а потом увидели, как чужое стадо перешло на земли графа и пасется на его лугу! Решили его временно оставить на подворье графа, пока за них не внесут выкуп!
— Что-что? — перепросил Гай. — Вы хотите сказать, что стадо перешло реку?
— Именно!
Гай сказал громко Беннету и Астину:
— Слышали? Еще и лжесвидетельство… И вообще ложь! Это пахнет Тауэром…
Графский сын начал ерзать в седле, спросил с вымученной улыбкой:
— Шериф, ну почему же ложь?
Гай спросил раздельно, не сводя с него взгляда:
— А вы сами видели, как стадо перешло на вашу сторону?
Тот ответил жалким голосом:
— Нет, но все гости — уважаемые и знатные люди…
— Знатные, — отрезал Гай, — не значит обязательно уважаемые. Пора бы знать! Или правдивые. А вы сами, как вас… Энтони? Вы сами верите, что стадо вот взяло и перешло через глубокую и бурную реку с какой-то коровьей дури?
Бедный Энтони ерзал в седле все сильнее, а лошадь, чувствуя неуверенность всадника, нервно переступала точеными копытцами и громко фыркала.
— Но мне сказали, — проговорил он упавшим голосом, — как я могу… иначе? Кем я буду?
— Лояльность перед отцом, — проговорил Гай медленно, — это весьма хорошо…
— Спасибо!
— Согласен, — продолжал Гай тем же тоном, — она и должна быть выше, чем даже перед королем, хотя по закону это и преступная крамола…
Графский сын прерывисто вздохнул. Беннет и Аустин тоже смотрели на шерифа с ожиданием.
— Однако, — договорил Гай очень серьезно, подбавив в голос зловещих ноток, — как насчет лояльности перед Господом нашим?.. Она должна быть выше любой другой! Если ради гостей благородного сословия или даже отца отваживаетесь на ложь, то гореть вам в вечном огне!
— Шериф, но ведь…
Он повысил голос:
— И отец, если дорожит сыном, не может с ним поступить вот так… Такому родителю прыгать в аду на раскаленной сковороде, как угрю, если толкает на такое!
Графский сын совсем повесил голову.
— Наши гости, — промямлил он, — утверждают, что стадо перешло на наши земли…
Гай сказал резко:
— Хватит! Вы прекрасно знаете, что стадо не могло перейти реку в этом месте! Там слишком глубоко, а течение быстрое. Она похожа на реку Селиф, при переправе через которую император Фридрих Барбаросса упал с коня, был подхвачен течением и захлебнулся. И вы хотите сказать, что стадо неповоротливых коров с легкостью и по доброй воле перешло на ту сторону, хотя здесь трава точно такая же?.. Хорошо, утверждайте. Я приведу сто свидетелей, что этого произойти не могло, и вы все вместе с гостями попадете в Тауэр!.. Беннет, Аустин, поехали. Встретимся с графом и его гостями в суде.
Он повернул коня, Беннет и Аустин с готовностью поехали по бокам, а сзади раздался вопль:
— Погодите!
Гай постарался повернуться неспешно, хотя душа криком кричала в надежде все решить без суда, второй раз уже не повезет, как в прошлый.
Графский сын покинул седло, опустился на колени посреди тропы и склонил голову. Гаю показалось, что плечи парня трясутся от рыданий.
— Что? — спросил он, стараясь держать голос посредине между строгостью должностного лица и участием человека, который входит в трудное положение сына графа. — Сэр Энтони, что вы хотите сказать?..
— Сэр… — проговорил графский сын сквозь слезы, — сэр…
Гай сказал строже:
— Говорите сразу, мое терпение кончилось.
— Виноват, — выкрикнул слезно графский сын. — Я тоже был там!.. К отцу прибыли гости, мы упражнялись в схватках на мечах, в стрельбе из лука и арбалета, потом устроили скачку по лугам. Когда увидели коров на том берегу, кто-то в шутку предложил угнать их у соседа, а отдать за выкуп. Все были уже достаточно пьяны, чтобы принять без возражений.
— Переправились ниже по течению, — продолжил Гай, — где оставили следы, я привел крестьян, они осмотрели и подтвердят на суде, что это ваши кони, местный кузнец кует иначе, и подковы другой формы. Потом вы поднялись выше по берегу, избили двух пастухов и угнали стадо. Я умею прочесть следы недельной давности, где лиса пыталась обмануть зайца, а уж следы подкованных коней и стада коров… это все крестьяне подтвердят под присягой.
Беннет и Аустин не моргнули и глазом, хотя никаких крестьян он не приводил и следы не читал, но несчастный графский сын вскричал:
— Простите!.. Любой выкуп, любой штраф!.. Только не надо задевать наших гостей, пусть их не коснутся неприятности. Любые издержки мы выплатим сами!.. Это я один виноват, я не решился остановить их веселье, чтобы не портить праздник…
Гай сделал вид, что колеблется, наконец поинтересовался в сомнении:
— Если мы и договоримся о чем-то… хотя я в этом не уверен, будет ли эта договоренность признана графом? Все-таки деньги, я уверен, в руках графа.
Аустин громыхнул с некоторой злорадностью:
— А деньги немалые.
Графский сын ответил тускло, но с оттенком надменности:
— Честь дороже.
Гай собирался ответить, но Беннет перебил громко, хотя и с подчеркнутой почтительностью:
— Ваша милость, позвольте дальше вести переговоры нам с Аустином?.. И вам не будет урона чести, и договоренность будет хлипкая… с обеих сторон!
Гай кивнул.
— Хорошо. Вы знаете, где меня найти.
Он пустил коня вниз по тропинке, хотя все существо кричало и просилось задержаться и послушать, о чем там говорят от его имени.
Глава 14
На строительстве замка настолько кипит работа, что он чуть ли вообще не забыл о помощниках, бросаясь помогать возчикам разгружать уже отесанные бревна, грузить камни в корзины, которые поднимают веревками наверх, прикатил две бочки с водой для составления раствора, таскал для крыши длинные стропила…
Беннет и Аустин прибыли довольные, улыбающиеся. Беннет сразу отвязал от седла и протянул увесистый мешочек, в котором знакомо и очень даже радостно звякнуло.
— Граф предпочел сразу заплатить откупные, — сообщил он. Аустин кивнул и заулыбался во весь рот, глаза стали мечтательными. — Как он извивался, ваша милость!.. Но вы нагнали на всех страху. Не сейчас, а когда так свирепо… оштрафовали барона Тошильдера и его семейку, га-га-га!..
Аустин сказал густым голосом:
— Беннет намекнул, что, если он не заплатит сейчас же, графу и его людям до вызова в суд лучше вообще не покидать замок.
Гай удивился:
— Почему?
— Вы тогда встретили пятерых в одиночку, — объяснил вместо друга Беннет, — а теперь нас все-таки трое.
— И граф понял, — сказал Аустин, — все-таки понял, на силу может найтись другая сила.
Гай сказал зло:
— Но почему понимают только ее?
Беннет произнес с сочувствием:
— Главное, чтобы мы эту силу не теряли. Кстати, здесь хватит и крестьянам заплатить за двух коров, которых в замке графа уже забили на мясо, и оплатить все работы по вашему замку.
Гай сказал с неловкостью:
— Сперва нужно выплатить вам жалованье.
Беннет отмахнулся.
— Мы же знаем, что вы, ваша милость, рубашку последнюю сбросите, но заплатите, потому и не тревожимся. Мы уже битые волки, людей понимать научились.
Аустин добавил:
— А кормят нас бесплатно, как только узнают, что мы помощники шерифа.
Гай сказал встревоженно:
— Нельзя этим пользоваться! Это вымогательство!
— Мы не пользуемся, — возразил Беннет. — О вас только и говорят, как вы расправились с бароном и его семейкой.
— Да ладно вам…
— Вы стали легендой в этих краях! — заверил Беннет. — Правда, Аустин?
— Чистая правда, — подтвердил Аустин густым голосом.
— Потому, — добавил Беннет с огромным удовольствием, — и граф так быстро пошел на попятную. Понял, вы просто бешеный, вас ничто не остановит!
Гай признался:
— Вообще-то я почти остановился. И даже попятился. В замок не проникнуть, арестовать графа не удастся, а что еще можно сделать? Не подкарауливать же, как вы пугнули? Как будто у меня других дел нет.
— Это нормальный человек поймет, — сказал Беннет, — а граф уверен, что весь мир только о нем и думает, только о нем и говорит. А разве вы в суд не подали бы?
— Подал бы, — ответил Гай. — Вернее, крестьяне бы подали. А если бы не подали, я бы им шеи посворачивал, как цыплятам. Но пока суд соберется, пока вынесет решение… а граф может вообще не обращать на него внимания. Тогда в королевский суд, а это, как догадываюсь, такая волокита…
На другой день он заехал в деревню, где впервые пришлось столкнуться со своеволием баронов, там его встретили уже без страха, даже дети выбежали навстречу и понеслись позади и рядом, с любопытством рассматривая блестящего всадника и громадного коня, так не похожего на мелких крестьянских лошадок.
— Мне нужен Скальгрим, — потребовал он. — Да и его дружок Сван не помешает.
Одна из крестьянок сказала живо:
— Сейчас позовут, ваша милость! Может быть, хоть воды пока? У нас такой чудный родник…
— Это хорошо бы, — согласился он. — Но сперва — коню.
Она мягко улыбнулась, ну а как же, настоящий мужчина всегда сперва напоит коня и женщину, именно в таком порядке, а потом напьется сам, а Гай посматривал на деревню уже другим взглядом, стараясь увидеть то, в чем нуждаются населяющие ее люди.
Скальгрим явился в самом деле скоро, весь мокрый от пота, со слипшимися волосами.
— Ваша милость, — сказал он и поклонился, — чем можем помочь, только скажите!
— Можешь, — сказал Гай коротко. — Назначаю тебя бейлифом. За мной ездить не надо, будешь представлять власть на месте. За тобой вся эта сотня, следи за порядком. Я буду наезжать иногда, спрашивать, как идут дела. Если что, помогу. Все понял?
Скальгрим проговорил с трудом:
— Ваша милость… Я бы да… но столько работы… Я вообще к такому непривычен…
Гай сказал зло:
— А я, думаешь, родился шерифом? Но когда вернулся и увидел, что по Англии как будто армия сарацин прошлась… надо, Скальгрим! К тому же будешь получать жалованье. А ту работу, что делаешь, тебе станут выполнять за плату.
— Ваша милость!
Гай отмахнулся.
— А где твой дружок Сван?
— Лес корчует, ваша милость.
— Назначаю его коронером, — распорядился Гай. — О каждом умершем насильственной смертью — пусть заводит дело и тщательно расследует!.. А ты ему помогай и поддерживай. Если что-то совсем уж трудное — обращайтесь ко мне. Или к Беннету. Даже Хильд поможет, хоть и не мечом.
Скальгрим ошарашенно разводил руками, Гай видел, что мужик вовсе не обрадовался высокой должности, когда все односельчане вынуждены теперь будут ему кланяться, в первую очередь думает, справится ли, а это самые надежные люди.
— Все, — сказал он нетерпеливо, — надо в каждой сотне назначить бейлифов!.. Начинай работать!
И он унесся, чувствуя на спине озабоченный взгляд Скальгрима, что уже начинает ощущать на себе тяжесть ответственности за село и даже соседние деревни.
Разбойники обычно ограничивались грабежами, чаще всего это оставалось просто как бы незаметной мелочью, но если человека убить или покалечить — за расследование возьмется коронер, выводы доложит бейлифу, а тот либо с помощниками постарается изловить злодея, либо обратится к шерифу графства.
Но сейчас при общей разрухе резко возросли случаи грабежей с убийствами. Разбойники перестали страшиться возмездия, страна в такой разрухе, что убивай не убивай, никто не придет на защиту, и они убивали теперь часто и с удовольствием.
Он прокричал громко:
— По всему графству отменяются ордалии и судебные поединки, будь это на мечах, топорах или простых дубинах! Всяк, прибегнувший к ним, будет покаран, а разрешивший такую дикость — отправлен в Тауэр!.. Отныне и навсегда вводится инквизиционный процесс!
Крестьяне слушали, раскрыв рты, лица тупые, в глазах коровья покорность и тоска, мол, когда же он уедет и перестанет говорить непонятные слова, пусть все идет, как идет, жизнь все равно тяжелая, скорей бы состариться да помереть, в раю переведут дух, а если нет, то и в аду вроде бы легче…
Назначенный им констебль осторожно дернул за сапог.
— Ваша милость…
Гай спросил сердито:
— Чего тебе?
— Объясните…
Гай наклонился к нему с коня.
— Чего?
— Что за инквизиционный… Даже я не понимаю!
Гай выпрямился, крикнул еще громче:
— Инквизиция — это значит расследование! Любое судебное дело расследуется только через суд присяжных! Вы сами выберете самых почтенных и уважаемых, чьим мнением дорожите, а они уже будут выносить приговор. Я все округи буду объезжать раз в год, как и положено, а то и чаще, и горе тем, кто попытается либо по-старому вести дела, либо жульничать.
Он посверкал глазами, показывая, насколько лют и грозен, должны видеть, что лучше выполнять все в точности, чем вызвать его неудержимый гнев.
Один из крестьян робко выступил вперед.
— Ваша милость, — спросил он в недоумении, — а как же… баронский суд? Всегда был баронский…