Московский клуб - Вадим Панов 14 стр.

— Считайте, что вам удалось меня заинтриговать. Приводите.

— Сначала договоримся, — предложил Тимоха.

— О долге, разумеется, мы забудем, — растягивая слова, ответил узбек. — Плюс половина того, что я получу с Фадеева.

— Две трети, — торопливо произнес Тимоха. — Рисковать-то нам.

— Хорошо, — улыбнулся Всадник. — Две трети. Но если у вас не выгорит, будете должны на триста тысяч юаней больше.

— Это еще почему?

— Проценты, мой друг, проценты.

— Ты спятил? — рявкнул Николай Николаевич, когда довольный собой Тимоха отключил коммуникатор. — Зачем ты сказал Всаднику, что мы сможем найти Петру? Где мы ее найдем? Ты понимаешь, что этот проклятый ублюдок теперь с нас не слезет?

— Без паники, умник, — усмехнулся старший Бобры. — Не только у тебя в нашей семье есть мозги.

— Ты что-то разнюхал? — догадался Николай Николаевич.

— Проанализировал, — с удовольствием произнес Тимоха. — Я первенец, и ты сам признал, что меня делали тщательно.

— Не томи душу!

Митроха и Петруха машинально подошли ближе. Старший Бобры явно упивался произведенным эффектом.

— Чтобы украсть девку, нужны клевый машинист и электролаба. Правильно?

— Правильно. Дальше что?

— То самое. Девку как украли? Перехватили управление шаттлом. Для этого нужен не просто машинист, а виртуоз. Дорогостоящий ломщик. Плюс крутая электролаба, плюс свой человек на орбите: кто-то ведь вложил начинку в шаттл.

— Все это работа Ассоциации.

— Правильно. Теперь подумай: ломщики, скорее всего пришлые, но вот вытащить девку из капсулы и спрятать должны местные, те, у кого в Москве мощные связи и возможности.

— Точно! — не сдержался Петруха. — Кто-то из наших в деле! Зуб даю!

— А у тебя зубы остались? — лениво поинтересовался Тимоха.

Петруха молниеносно заткнулся.

— Триада и прятки отпадают, Ассоциация с ними не работает, — прищурился Николай Николаевич. Младший Бобры уже продумывал ситуацию. — У негров нет надежных связей в Московии. Значит, кто-то с Болота или Уруса.

— Девку взял Звиад, — триумфально произнес Тимоха.

— Почему Звиад? — потребовал объяснений Николай Николаевич.

— Потому что неделю назад мы предложили этому урюку совместный проект, помнишь? А он отказался. Звиад, братишка, не тот канторшик, чтобы за лишним юанем не нагнуться.

— А он отказался…

— У него конкретный бизнес на примете был, и светиться ему лишний раз ни к чему.

— Слабые аргументы, — поморщился Николай Николаевича. — Зузинидзе мог отказаться и по другим причинам. К тому же… Я со Звиадом ссориться не хочу и вам не советую, у него кантора хорошая, мощная. Лучше Всаднику деньги отдать — здоровье крепче будет.

— Зато если на Звиада безов натравить, они его размажут за верхолазку, как масло на хлеб. И не будет в Анклаве одной мощной канторы.

— И всем станет легче, — несмело поддакнул Митроха. — А то эти парни из Уруса с каждым днем наглеют. Уже в Болото лезут, скоты.

— А теперь прикиньте, братья, как Звиад себя поведет, когда такое бабло от Ассоциации получит? Была у него просто мощная кантора, а станет центровая. Кровушки нашей от души попьет. — Тимоха вздохнул. — Так что хотим мы или нет, а Зузинидзе щупать надо. Если этот гад действительно подписался на верхолазку, нам его мочить необходимо. Любым способом мочить: или самим, или безам сдать, неважно.

— Согласен, — вдруг кивнул Николай Николаевич. — Сейчас ты дело сказал, брат. Не нужно нам, чтобы Звиад так поднялся.

ГЛАВА 3

* * *

«Цифра поработила человека, сделала зависимым. И именно Цифра освободит человека! Позволит преодолеть себя. Позволит подняться очень высоко. Выше неба! Выше звезд! Власть Цифры сменится властью над Цифрой. И двоичный код станет символом нашей свободы!»

Свобода от Цифры. Свобода с помощью Цифры.

Таковы были основные идеи великой Поэтессы, написавшей запрещенные везде, кроме Анклавов, «Числа праведности» — библию машинистов. Каждый нейкист — машинист, но каждый ли машинист — нейкист? Власти не знали ответ на этот вопрос, но то, что электронные копии романа продолжали ходить по сети, показывало, что нейкизм пустил глубокие корни. И страх перед ним заставлял власти жестоко преследовать последователей Эммануэль Марии Нейк, ибо Поэтесса призывала обернуть все достижения власти против нее самой.

Свобода с помощью Цифры!

Свобода! Когда-то Чайка воспринимал ее как само собой разумеющееся. Он запоем читал откровения Поэтессы, впитывал ее идеи, разделял ее убеждения, восхищался простотой и гениальностью мыслей. Когда-то Чайке казалось, что он достиг идеала нейкистов. Цифра слушалась его, подчинялась ему. Цифра послушно исполняла все его приказы. И все было именно так, как говорила Поэтесса: власть ничего не могла поделать с лихим ломщиком, познавшим суть Цифры. Чайка был свободен, делал, что хотел. Но китайцы спустили его с небес на землю. Послушная Цифра не защитила от предательства, не помогла сразить подкравшихся воинов. И Чайка понял, что, несмотря на все свои достижения, он лишь прикоснулся к миру Цифры, довольствовался иллюзией свободы, не добрался до настоящей сути. Любой другой на его месте мог сломаться, разочароваться, погибнуть. Чайка же лишь стиснул зубы и приказал себе работать дальше. «Я обманулся, но я на правильном пути. Цифра посмеялась надо мной, но ей еще предстоит стать моей рабыней. Все впереди. Я силен, я справлюсь!»

Но для начала нужно вернуть себе свободу.

«Только власть над Цифрой сделает тебя действительно свободным. Даст власть над прошлым, над настоящим. Даст власть над будущим. Люди — рабы цифр, но те, кто вырвался из этого плена, выше. Мир принадлежит им».

Эти слова имели вполне конкретное воплощение. «Балалайка». Символ рабства и символ победы. Не во всех странах ее наличие было обязательным, в законодательном порядке чип вживляли лишь в Китае и России, в других государствах существовал выбор: подключаться или нет. Но на самом деле никакого выбора не было. Реклама постоянно рассказывала об удобстве прямого выхода в сеть, о преимуществах в работе и играх, стоимость самого чипа, его вживления и подключения становилась меньше с каждым днем, базовая ежемесячная плата смехотворна. К тому же и корпорации, и серьезные компании, и государственные структуры не принимали на работу неподключившихся. Если не хочешь всю жизнь убирать мусор — вставляй чип. И миллионы людей добровольно подставляли затылки, не задумываясь, что именно это и было целью властей. Да, обладатель «балалайки» получал массу преимуществ и удобств, но жертвовал свободой, жертвовал личной тайной, своей маленькой раковиной, в которой можно спрятаться от мира. Возможно, жертвовал своей душой. Какое-то время конфессиональные лидеры с сомнением относились к чипам, но потом власти договорились и с ними, и единственным, принципиальным и непримиримым врагом подключения остался Мутабор. Но у храмовников было слишком много других тараканов в голове, чтобы к ним прислушались люди.

И сеть продолжила триумфальное шествие.

Сначала «балалайки» вставляли с двадцати одного года, затем с восемнадцати, с четырнадцати, с девяти, с семи. Некоторое время назад заговорили о том, что следует подключать пятилетних малышей, но врачи пока осторожничали. Ничего, договорятся, ведь через сеть так удобно качать обучающие программы.

Человек привык, человеку понравилось. Человек перестал задумываться над тем, что всю его жизнь можно просмотреть на экране сканера. Имя, семейное положение, место жительства, место работы, банк и номер счета, перемещения по миру и многое-многое другое. «Балалайка» записывала все, что происходило в течение последних сорока восьми часов, в свое время это объяснили требованиями безопасности. И любой полицейский, любой назначенный властью человек мог заглянуть в твою жизнь, узнать, с кем ты спишь, что ел на ужин, о чем шла речь на деловом совещании. Ходили слухи, что к твоей «балалайке» могли подключиться без твоего желания, превратить тебя в ходячую видеокамеру. Власти, разумеется, все отрицали, оплатили выступления экспертов, доказали, что личный чип абсолютно защищен от несанкционированного доступа и закон о частной жизни не нарушен. Общество было вынуждено поверить. Все осталось как есть.

Это было проявлением власти Цифры.

Идеологи подключения приложили массу усилий, чтобы исключить возможность подделки. В «балалайки» вводились отпечатки пальцев и сетчатки глаза. Во внутренние разъемы ставились специальные элементы, контактирующие только с оригинальным чипом — не каждый гравер рискнет залезть в нейросоединения. Иногда менялись идентификационные коды — новые приходили законопослушным гражданам автоматически. Но все равно фальшивые «балалайки» появились едва ли не одновременно с настоящими. Пользоваться ими было опасно — десять лет каторги минимум, но не пользоваться ими тоже было нельзя: слишком много людей вело свой бизнес по ту сторону закона и собиралось продолжить его и в мире Цифры. А риск… риск им был привычен. И началось состязание машинистов против власти, драконовские меры которой не подавили волю человека к свободе.

«Им кажется, что Цифру можно использовать в своих интересах. Так же, как морякам кажется, что они используют океан. Но ураган в открытом море заставляет трястись от страха даже капитана атомохода. А ураган нашего интеллекта заставит задрожать выстраиваемый властью мирок, разрушит систему порабощения, поставит Цифру на место».

«Балалайки» остались универсальным инструментом власти, но появились фальшивки, способные обмануть полицейских при стандартной проверке. Но это было не властью над Цифрой, а всего лишь обманом, уловкой, на которую пошли люди, чтобы получить передышку. Подлинной победой стало умение перепрограммировать настоящие чипы. Врезаться в закрытые, намертво защищенные соединения и менять свою жизнь. Даже лучшие ломщики считали подобное невозможным, но власти не зря запрещали книги Поэтессы: она сумела научить людей верить в свои силы. Программы взлома «балалаек» были сложными и индивидуальными, поставить их на поток не представлялось возможным, а чтобы научиться работать со своей «балалайкой», требовались годы и талант.

У Чайки было и то и другое. И была рожденная Поэтессой вера. И невероятное упорство. Чайка работал, ошибался, начинал все заново, учился, снова работал, пока в один прекрасный день не достиг результата. Он поднялся над Цифрой. Не просто обманул ее, но поработил. Он перекроил записи в «балалайке», и даже китайцы, досконально просветившие чип, не поняли, что читают фальшивку. Чайка действительно был великим ломщиком. Одержав ТАКУЮ победу, Чайка уже почти собрался вернуть должок Кауфману, но остановился, узнав одну маленькую и очень странную деталь: Мертвый, человек, олицетворяющий для Чайки власть Цифры, не был подключен к сети.

АНКЛАВ: ЭДИНБУРГ ТЕРРИТОРИЯ: ДАУН ТАУН ФАДЕЕВ ТАУЭР ЯРОСТЬ И ЛЕГКАЯ РАССЕЯННОСТЬ МЕШАЮТ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ

Пасмурно было с самого утра, правда, к обеду дождь прекратился, но силуэты небоскребов все равно едва просматривались через мокрое оконное стекло. Десятки бетонных громадин самого северного на Земле Анклава. Здесь, в Эдинбурге, небоскребы, отдавая дань традициям, называли на старый лад: Башнями, Замками, Донжонами, Бастионами и Крепостями. И соответствующим образом отделывали, вплетая в современную архитектуру зубчатые стены, каменную кладку и стрельчатые окна. Получалось красиво. Особенно с высоты птичьего полета, откуда Даун Таун напоминал средневековый город, с подъемными мостами и крепостной стеной. Вот только мобили сменили конные экипажи, а роль королевской стражи исполняли безы в темно-синей униформе.

Роман Фадеев резко повернулся, отошел от окна, сел в стоящее во главе длинного стола кресло и жестко посмотрел на Шона Макферсона, директора эдинбургского филиала СБА. Посмотрел, предлагая продолжить прерванный его размышлениями разговор, и все понявший Шон мягко произнес:

— Роман, я знаю, что у тебя напряженные отношения с Москвой. Я знаю о биржевой игре, которую ты затеял, и понимаю, что она не нравится парням из «МосТех». Но я готов поставить на кон свою репутацию, что они непричастны к ситуации с Петром. Есть правила, которые не нарушаются.

— Я в этом не уверен, — холодно и спокойно ответил Фадеев. — Слишком вовремя это произошло. А насчет правил… — Роман помолчал. — Слишком большие деньги на кону. Большие, даже по меркам корпораций.

Голос не срывался, звучал уверенно и четко, в карих, почти черных глазах не читалась рассеянность, взгляд был решителен и строг. Вообще Фадеев не был похож на человека, чью единственную внучку только что похитили. Узкое холеное лицо гладко выбрито, прическа и костюм в идеальном порядке, жесты спокойны. Создавалось впечатление, что Роман проводит обычное деловое совещание, и только хорошо знающие его люди могли заметить признаки нервозности. Таких людей было крайне мало, но Макферсон был из их числа.

— Я понимаю, как тебе тяжело, Ром, — осторожно продолжил Шон. — И обещаю: чем бы ни закончилось дело, СБА проведет самое тщательное расследование и докопается до истины. Ты слишком серьезный человек, чтобы забыть об инциденте. Мы узнаем, кто стоит за похищением, и жестоко накажем преступников. — Макферсон выдержал короткую паузу: — Я разговаривал с Ником Моратти и сейчас передаю его слова: тот, кто стоит за похищением, будь то Ассоциация или… Мертвый, заплатит сполна.

Пару минут Фадеев обдумывал сказанное, после чего раскурил сигару и бросил:

— Если Петру похитила Ассоциация, ее менеджеры должны были уже выйти на связь.

— А они еще не появлялись?

— Еще нет.

Некурящий Макферсон поморщился, когда клуб дыма добрался до его лица, и тихо спросил:

— Что будешь делать, когда они появятся?

— Ты знаешь мои обстоятельства, Шон. — Внимательный наблюдатель мог уловить в голосе Романа грустные нотки. — Петра — единственный человек на Земле, в котором течет моя кровь. Я люблю ее. Я хочу, чтобы она жила и унаследовала все мое состояние. — Фадеев задумчиво посмотрел на тлеющий конец сигары. — Я сделаю все, что мне скажут. И если вы попробуете мне помешать…

— Не продолжай, Роман, я же сказал, что все понимаю. Мы подождем, пока ты заплатишь выкуп, вернешь Петру, и только после этого пойдем по следу. В первую очередь девочка.

— И Мертвый тоже будет ждать!

— Разумеется, будет, — успокоил верхолаза Шон. — Роман, я знаю Кауфмана много лет и поверь на слово старому охотнику: Максу неприятно, что это случилось именно с твоей внучкой и именно в его Анклаве. И, учитывая ваши натянутые отношения, он едва ли не больше всех заинтересован в том, чтобы как можно быстрее вернуть тебе Петру. Кауфман будет ждать, обещаю.

— Я тебе верю, — кивнул Фадеев. — Расскажи, пожалуйста, как движется дело?

— В настоящее время мы только анализируем, — сообщил Макферсон. — Судя по тому, как развивались события, Ассоциация смогла подобраться к тебе очень и очень близко. Они знали, когда Петра полетит, они сумели вложить начинку в ее шаттл, в конце концов, они знали о маяке в ребре девочки. Ассоциация купила несколько человек, и их мы тоже найдем. Безы уже просматривают твоих сотрудников под микроскопом. Ищем крыс в «Яблоке». Найдем — раздавим. Но повторю еще раз: пока Петра не вернется домой, мы не пошевелим и пальцем.

— Хорошо, — вздохнул Фадеев. — Будем просто ждать новостей.

Он затушил сигару и с легким удивлением посмотрел на Макферсона: последние слова содержали намек, что разговор окончен. Но у директора СБА был еще один вопрос.

— Ром, — негромко начал Шон, — я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но служба есть служба, и мы должны обсудить кое-что еще.

— Я слушаю. — Фадеева не зря называли Железным — он оставался спокойным и собранным.

— Сегодня утром я получил предписание из Цюриха: мне приказано начать расследование твоих действий на бирже.

— Кажется, я не нарушаю законы Анклавов.

— Но ты не в состоянии в одиночку купить «МосТех». Аналитики СБА никогда не ошибаются — средств «Фадеев Групп» не хватит на такую игру.

— Я взял кредит, — коротко ответил Роман.

— У кого?

Настало время Фадееву держать паузу. Пусть Роман и пребывал не в лучшем состоянии духа, но умения вести сложные переговоры он не потерял.

— Ты думаешь, я связался с китайцами?

— Я ничего не думаю, Роман, пока не думаю. Я должен выяснить. Но если ты скажешь, на чьи деньги покупаешь «МосТех», то всем станет проще. Ты знаешь правила: если законы не нарушены, информация останется в СБА.

— К сожалению, не могу, — развел руками Фадеев. — Именно такое условие поставили мои кредиторы.

— Тогда я открываю расследование.

— Это твой долг.

— Ты готов рискнуть?

— Мне нечего бояться.

— Хорошо, если так. — Шон потер подбородок. Посмотрел на каменное лицо Фадеева, крякнул и вдруг спросил: — Неужели игра стоит свеч?!

Тон, которым Макферсон произнес эти слова, не оставлял сомнений: спрашивал не высокопоставленный чиновник СБА, а человек, работающий в СБА. Спрашивал не по долгу службы, а потому что почувствовал, что ходит рядом с жирным, очень жирным куском. Шон хорошо знал Фадеева, но и Роман прекрасно изучил директора своей СБА, и понимал, что рано или поздно придется с ним договариваться. Похоже, время пришло.

— Стоит, — почти небрежно ответил Фадеев. — Разве тебя не ввели в курс дела?

— У СБА есть только самые общие сведения, — не стал скрывать Макферсон. — Мы знаем, что китайцы взломали Воронежский полигон «МосТех». А через некоторое время ты затеял покупку корпорации.

— Мне удалось получить копию того, что ломщики вытащили из базы полигона.

— Что там было? — тут же спросил Макферсон.