Борис посмотрел.
— Не, ну этот явно негритосик… хотя да, правда, как одна мама родила.
— В клетках тела человека обычно по 46 хромосом, 44 парные, а две парные у женщин и непарные у мужчин. X и Y хромосомы, слышали?
Борис кивнул и хлебнул пива, звеня подстаканником.
— Напомню, что хромосомы это составная часть клеточного ядра. Они содержат гены, выстроенные в линейном порядке. Половые клетки как расстегнутая молния содержат половину хромосом. Когда мужская и женская половые клетки соединяются, — я изобразил застегивание молнии, — хромосомы удваиваются, их становится 46. Но иногда при созревании половых клеток нарушается хромосомный баланс. В одной половой клетке оказывается 22 хромосомы, в другой — 24. После слияния с нормальной половой клеткой возникает эмбрион, все клетки которого содержат по 45 или 47 хромосом. Таких мутантов рождается шесть — семь на тысячу.
— Вот так живешь и не знаешь, кто с тобою рядом. А есть другие варианты?
— Есть. Вот смотрите, — я достал ручку и стал рисовать на обороте листа. — В одну из половых яйцеклеток может попасть две X-хромосомы, а в другой не остаться ни одной. Допустим, их оплодотворили. Что мы получаем? Варианты XXY, X-пусто, XXX и пусто-Y. Рассмотрим первый вариант. Это мужчина, верно? У него есть Y-хромосома. Как бы не так! Сравнительно давно известно особое состояние организма, получившее название синдрома Клайнфельтера. Люди с этим синдромом обычно высокорослые, длинноногие, с несколько пониженным интеллектом. Половые признаки у них настолько стерты, что многие окружающие и они сами считают себя женщинами. Жили бы они себе спокойно, но проблема возникла в области спорта! Спортивные рекорды фиксируются отдельно для женщин и мужчин, и различаются на значительную величину. И вот, когда генетики пришли со своими методами к спортсменам, выяснилось, что среди мировых рекордсменок есть мужчины с синдромом Клайнфельтера! Был страшный скандал, отголоски докатились до публики. Теперь, начиная с Мюнхенской олимпиады генетический контроль пола для женщин-участниц обязателен.
— Лихо, — сказал Борис, доставая вторую бутылку пива.
В купе заглянула Лидия.
— Вам что-нибудь надо, Борис Андреевич? Мария спрашивает, вы пойдете в вагон-ресторан?
— Попозже, Лида.
— Хорошо, — она закрыла дверь.
— Ну так вот, — продолжил я. — Есть женщины с синдромом Шерешевского, X-пусто. Это низкорослые девушки с хорошо развитым интеллектом и рядом скелетных аномалий, почти без всяких половых признаков и органов. Встречается вариант XXX — абсолютные женщины, супербабы, так сказать. Они практически не отличаются от остальных, но рожают редко и только девочек. Сильная третья X-хромосома отторгает слабую Y.
Борис внимательно на меня посмотрел.
— Сдается мне… — начал он, потом сам себя оборвал. — Остался вариант Y-пусто?
— Таких людей нет. Эмбрионы с подобным набором хромосом гибнут на столь ранних стадиях беременности, что это даже не выкидыш, а несостоявшаяся стадия беременности. Видимо, отсутствие X-хромосомы несовместимо с жизнью.
На станцию Полярный Урал мы приехали рано утром. Маруся с чемоданом видеоаппаратуры стояла на том, что у местных считается платформой и оглядывала окрестные холмы. Лидия с Анжелиной сгружали вещи. Борис спрыгнул на мелкий гравий, к нему, улыбаясь во все усы, спешил плечистый капитан.
— Братус, приехал-таки!
— Серега! — они обнялись. — Эх, вот глянул вокруг, сердце так и защемило.
— Да ладно, небось рад был до усрачки, что отсюда выбрался!
— Ну, не без этого. А все-таки как вспомню сопки, охоту, как на Ходоте хариусов таскали… В Москве все не то.
Поезд свистнул и отчалил. Моя команда стояла с сумками наизготовку.
— Вы пока устраивайтесь вон в том балке, кофе попейте или чего, — сказал усатый капитан Серега. — Отдохнете пару часиков и поедем к соседям, там часа два по приличной дороге.
Двое солдат под присмотром лейтенанта легко подхватили наши вещи и понесли к небольшому деревянному строению.
…когда Борис позвонил и порадовал, что нашел моих даунов, и сказал, где нашел, я не поверил. Несчастным трудно выжить в обычной обстановке, так как они справятся в Заполярье?! Но детектив показал мне фотографии лагеря, сделанные с вертолета, записи расспросов геологов, отчет туристов о путешествии в тех местах.
— Не сомневайтесь, Вадим Андреевич, — сказал Борис. — Это в городе можно затеряться, а в предгорьях все как на ладони. Тем более, колония для особо опасных рядом. Я служил там в молодости.
Машка, разумеется, напросилась с нами. «Всегда мечтала снимать полярное сияние». Это в середине-то августа! Я очень не хотел ее брать, и были на то причины.
Мы с детективом встречались несколько раза — я передавал документы, он отчитывался за проделанную работу и как-то он сказал с укоризной:
— Вадим Андреевич, если Вы мне не доверяете, скажите сразу. Неловко получается: я прихожу в засекреченное учреждение, на личных связях прошу представить информацию, а мне говорят, что от Вас был совсем другой человек и ему уже все сообщили. Кто после этого будет со мной контактировать?
— Простите, голубчик, я же объяснял, что мы обращались в разные организации…
— И в розыскное бюро Федеральной службы по борьбе с латентной преступностью?
— Латент… что? Я о таком даже не слышал!
Борис открыл свой чемоданчик и достал ксерокопию запроса.
— Ваш?
Я осмотрел листок. Ничего не понимаю.
— Возможно, кто-то проявил ненужную инициативу? Анжела! Что это?
Помощница подошла и внимательно рассмотрела копию.
— Подделка, — сказала она уверенно. — Печатали не у нас. Подпись похожа, печать натуральная, но поставить ее проблемы не составляет. Дежурный ляпает на что угодно, он просто кайф от этого ловит. Главное вот, — она постучала пальцем по бланку. — Я набирала «Комитет по делам детей-инвалидов» шрифтом «Arial», а здесь явная «Verdana».
— Как это понимать?
— У нас появились конкуренты, или кто-то заметает следы.
Анжелина вышла, горбясь сильнее обычного. Борис посмотрел ей вслед.
— Кажется, у Вас проблемы, профессор, — сказал он задумчиво.
Что подразумевалось под приличной дорогой для меня осталось тайной. Газик кидало вверх, вниз, вправо, влево, колдобины я устал считать. Когда машина остановилась на площадке перед глухими металлическими воротами, я не сразу смог выйти.
Внутрь нас не пустили. После долгих препирательств с охраной: «Не положено», «Частная территория»- вышел их начальник и увел Сергея в караулку. Тот вернулся через полчаса, хмурый и недовольный.
— Как что случится, так сразу и позовем, — говорил начальник караула, цепко придерживая капитана за локоть. — А пока — извините, приказ имеем не пущать.
По дороге в поселок обсуждали варианты прорыва на «объект», как выразился Борис.
— Такие без постановления не впустят, — сказал Сергей. — Надо ждать когда Петрович из отпуска выйдет, Кудимов разрешения не даст.
— Петрович тоже не даст без основания. А какое у нас основание?
— Дети же, — сказал я. — Там держат больных детей.
— Ну и что? — Сергей пожал плечами. — Их что, бьют, голодом морят? Я уверен, у этих деятелей есть доверенности от родителей, да если и нет, почему бы доброму дядюшке не пригласить в гости славных ребятишек? Если только сексуальное что-нибудь притянуть?
Я содрогнулся.
— А незаконное предпринимательство? — спросил Борис.
— В наших-то краях? Здесь как ни рыбак, так предприниматель.
— С чем еще мы можем войти? С обыском? Типа кого-то ищем.
— Опасный преступник бежал из колонии! — выпалил я. На меня обернулись и посмотрели все, даже водитель в зеркальце заднего вида. — Я что-то не то сказал? У вас не было побегов?
Сергей переглянулся с Борисом.
— Было, почему ж не было. Два раза.
— Туз был расконвоированный.
Сергей усмехнулся.
— Видите ли, от нас не бегут. Здесь осужденные сидят много лет, они уже как кролики, без клетки не могут. Один сбежал, пришел в поселок, нашел где-то шапку и просто ходил, гулял, удаль свою показывал, с участковым за ручку здоровался. Потом назад вернулся. А второго, деда, в карты проиграли. Дело зимой было, градусов пятьдесят, мы особо и не искали. Замерз, конечно.
— Что же нам делать?
Сергей опять пожал плечами.
— Ждать.
Девушки привели наше помещение в относительный порядок, даже чистоту навели и повесили на окна сетки от комаров. Весть, что нас не пустили внутрь, их не обескуражила.
— Надо было ехать не наобум, а с проверкой от Комитета при Госдуме, — сказала Анжелина.
— Да? Как бы я объяснил, что собираюсь проверять? Частный загородный дом? Кстати, где Маша?
— Тут я! — Маруська вскочила на крыльцо. Вид у нее был загадочно-довольный. — Лидусик, дай мне ноутбук, надо кое-что подработать.
— Тут я! — Маруська вскочила на крыльцо. Вид у нее был загадочно-довольный. — Лидусик, дай мне ноутбук, надо кое-что подработать.
Она заперлась в своей комнате и возилась около часа, гремя и щелкая. Наконец, дверь распахнулась и Маша торжественно объявила:
— Прошу к просмотру!
Оказывается, Маша прихватила портативный экран и проектор. Сейчас на нем стояла картинка: «объект» вид сверху, как на ладони, газик и группка у ворот. Снимок был довольно отчетливый, я даже узнал себя.
— Пока вы там лбами в ворота бились, я договорилась с ребятами, меня отвезли на гору, на самый пик и — вуаля — все секреты бойев и скаутов.
Машка провела наверху целый день, снимая лагерную жизнь. Рядовые готовили еду, кормили ее супом из оленины и отгоняли комаров. Снимки получились неплохие, особенно впечатляли с сильным увеличением, когда можно различить лица.
Дети ходили по лагерю, собирались группками, делали вместе физкультуру и всегда среди них был взрослый, видимо воспитатель. Маше удалось поймать его телевиком вполоборота. Мне показалось что-то знакомое, но это было настолько невероятно, что сообразил я только через несколько минут.
— Верни-ка тот слайд крупным планом.
Маша отмотала назад. Анжела с Лидией дружно ахнули.
— Не может быть! Один, без охраны, без врачей!
— Да нет, просто похож.
— Он, точно, я запомнила, у него уши, видишь, такой формы особенной.
Маша захлопнула ноутбук.
— Заказ принят. Завтра снова запрягу ребят, поедем в горы, сниму таинственного незнакомца в лучшем виде с ушами и без ушей. Не уверена, правда, что получится, Артем говорит, какая-то шайка в горах завелась, в тех краях крутится, опасно ходить маленькими группами. Он и сегодня не хотел, да я уговорила.
Да, Принцесска она такая, кого хочешь окрутит. А мы завтра будем искать предлог, чтобы попасть на территорию.
Предлог не понадобился. Рано утром в дверь постучали.
— Вадим Андреевич, просыпайтесь, на объекте ЧП. Сергей туда едет и Вам просил сказать.
Я быстро оделся и вышел следом за вестовым. Солнце уже висело над горизонтом, освещая склоны гор розоватым утренним светом. Газик пыхтел у дороги. Сергей курил и поглядывал на часы.
— Что случилось?
— Нападение на объект. Подробностей не знаю, там увидим. Сейчас, участковый подойдет.
К станции подъехал тепловоз, из него выпрыгнул человек в милицейской форме и поспешил в нашу сторону.
Газик трясло еще больше, если это было возможно. Когда из-за поворота открылся вид на лагерь, Сергей охнул:
— Чем это? Танком, что ли, долбили?
Стальные раздвижные ворота выглядели так, будто их жевала крупная механизированная корова.
— Развел, понимаешь, мафию под боком, — пробурчал в усы участковый.
Стукнув меня головой о крышу последний раз, машина вывернула к лагерю и остановилась у КПП. Там наблюдалась определенная суета, причем нас опять не собирались пускать.
— Я должен оценить повреждения, проверить наличие потерпевших, — бубнил участковый.
— Потерпевших нет, повреждения периметра не наблюдается, — в тон ему отвечал начальник охраны.
— Я должен составить протокол в присутствии понятых.
— Пройдемте в караулку, там составите.
Из КПП вышел человек и что-то шепнул начальнику охраны. Тот оглядел нас.
— Господин Яблоков?
— Это я.
— Вас приглашают пройти в усадьбу.
С замиранием сердца я ступил на территорию, куда так долго стремился. Усадьба оказалась таким же балком, только длиннее и шире.
Картина, представшая моему взору, напоминала известное полотно «Ленин с детьми». Иван Демидов сидел на диване в окружении даунов и время от времени проводил ладонью то по одной, то по другой круглой голове.
— Сдряфствуйте, Фадим Андфеевич! — нестройным хором сказали дети.
— Приветствую в наших северных пенатах, — Демидов махнул рукой. — Простите, что не принял Вас вчера, мне доложили о визите милицейских чинов и ни слова об уважаемом профессоре Яблокове. Присаживайтесь, сейчас подадут чай. Или кофе. Хотите кофе?
— Пожалуй, кофе, если это удобно. На Вас все-таки напали.
— Пустяки! Пугают. Мои троюродные братья не оставляют надежду загнать меня в гроб, но, знаете ли, сейчас это не так просто.
Молодой человек в форме охранника принес поднос с кофе, тостами и большой вазой с мелким печеньем. Вокруг вазы немедленно заклубилась маленькая толпа.
— Когда я жил в детдоме, у меня была мечта: чтобы стояла миска с печеньем, и можно было брать сколько хочешь, без драки.
— Вы для того собрали здесь детей, чтобы кормить их печеньем?
— Нет, — сказал Демидов медленно. — Не совсем. Пожалуй, я Вам кое-что расскажу.
Он встал и прошелся по комнате.
— Первый раз я умер в Салониках — меня облаяла собака. Второй — когда упал в холодный фонтан. Нянька попалась сообразительная, спасла. Дед переполошился, поднял на ноги медицину, услышал страшный диагноз и принял меры. С тех пор я умирал… не больше пятидесяти раз.
Иван остановился у столика и одним глотком выпил кофе.
— И вот что странно: пока я был в детдоме, на меня собаки лаяли, няньки били, дети дрались, но это не приводило к трагическим последствиям. А в Греции я почувствовал себя улиткой без раковины. Я долго думал, отчего так, искал причины, но тщетно. Когда я занялся благотворительностью и пришел в интернат к вот таким малышам, я вновь ощутил забытое ощущение панциря. Впервые за долгие годы я оставил бригаду медиков с аппаратурой, водил с детьми хоровод и был почти счастлив.
— Поэтому собрали здесь даунов? Но Вы же не можете вечно жить в Заполярье!
Демидов грустно улыбнулся.
— Мне нравится слово «жить». Генетические болезни не лечатся, Вы знаете это не хуже меня.
Я поставил чашку на стол.
— Разве синдром «внезапной смерти» имеет генетическую природу?
— Мне так сказали. Впрочем, вот хромосомная карта, смотрите сами.
Демидов открыл дверцу секретера, оттуда вывалился какой-то листок. Я поднял. Это оказалась программка Конгресса Европейской антропологической ассоциации.
— Интересуетесь? — спросил Иван через плечо.
Я усмехнулся.
— Мы возвращались в Москву с Рычковым. Юрий Григорьевич увлеченно рассказывал про своего Человека Умелого, гордо демонстрировал его восстановленный портрет, а я возьми да пошути, показал фотографию, вон, Кости Самойлова.
Иван смотрел на меня и стремительно бледнел.
— Вы знали, — сказал он глухим голосом. — Вы точно знали. Так угадать невозможно.
Он подошел ко мне вплотную и угрожающе посмотрел в глаза.
— Кто дал Вам информацию о моих исследованиях?
Я растерялся и забормотал какую-то нелепость.
В комнату торопливо вошел охранник и тихо сказал что-то Ивану. Демидов поморщился.
— На нас наставили оптику с холма. Тенгиз опасается снайпера.
— Это не снайпер, — сказал я. — Это моя дочка. Она профессиональный фотограф и снимает лагерь по моей просьбе.
— У Вашей дочки камера с лазерным прицелом? — поинтересовался Тенгиз.
— Боже мой, конечно нет! — я схватился за мобильник, но телефон оказался вне зоны приема.
— Бесполезно, — сказал Иван. — Здесь работают только эти штуки, которые менты носят на портупее. Полагаю, ими же отбиваются от медведей.
Сердце защемило. Я бросился к выходу. Скорее, к воротам, может, Сергей с участковым еще не уехали. Тенгиз перехватил меня на крыльце.
— Опасно! Убьют.
Демидов подошел сзади.
— Как дочку зовут? Маша? Сейчас я вам фокус покажу. Цыплятки, за мной!
Не слушая Тенгиза, Иван вышел на площадку посреди лагеря. Дауны выстроились вокруг и смотрели на его руки. Демидов сложил ладони, как будто держал большую чашу и медленно повернулся в сторону гор.
— Девушка и два солдата. Сейчас я ее позову.
Он построил детей полукругом, сложил руки рупором и крикнул.
— Маааашааааа! — разнеслось над горами. На вершине зашумели и заколыхались кусты полярной ивки. Что-то вспыхнуло, пошел негустой черный дым.
— Мы еще и не то можем, — хвастливо сказал Демидов. — Тенгиз, давай мячи. Смотрите!
Дауны встали в шахматном порядке и подняли головы кверху. Демидов выставил ладони. Охранники приволокли корзинку больших разноцветных мячиков и стали кидать в воздух. Мячи взмыли вверх и заколыхались метрах в трех от земли. Иван, двигая пальцами, заставил их перемещаться, выстраиваться в разном порядке. Одновременно он выкрикивал, не глядя в мою сторону, но я знал, к кому он обращается.
— Это мы были первыми людьми на планете, мы встали с четверенек!.. Они — чтобы видеть мои руки… Я — чтобы управлять ими… Дауны глупые, сами ничего не умеют! Вместе мы были силой и разумом. А потом… — Иван, тяжело дыша, смахнул капли пота со лба. — Потом мы выродились и стали людьми.