— Боюсь, этот Хоукинс — довольно сомнительная личность, — мрачно сказал Сесил, — и даже пират. Но он может оказаться полезным.
— Пират? — Я старательно разыграла ужас. — Но все равно, воспользуемся им, пусть приглядывает за флотом. А если Хоукинс считает, что пару моих кораблей можно употребить для выгодной экспедиции — ну разве обязательно трубить об этом на весь свет?
Мне позарез нужны были деньги — и для себя, и для Робина! Чтобы достойно вознаградить его за верность, надо наполнить его кошель: как своему шталмейстеру я положила ему пенсион в тысячу двести фунтов из королевской казны.
А за самоотверженную службу во время моей болезни я ввела его в Тайный совет, чтобы разбавить старую кровь — новой, компанию стариков — молодым человеком, говорунов — человеком действия, бумажных воителей — солдатом.
Можно представить, как бесился его недруг Норфолк! Но я подсластила пилюлю и уравняла счет, назначив в совет самого Норфолка, а заодно и Генри Кэри, барона Хансдона.
Теперь, когда мы собрались открыто воевать во Франции, а не просто втихаря посылать золото адмиралу Колиньи, предводителю гугенотов, или принцу Конде, их вождю в Орлеане, предстояло поставить во главе шеститысячного войска кого-то из моих лордов.
— Ваше Величество, пошлите во Францию меня! — на коленях умолял он.
— Робин, я не могу прожить без вас и часу!
Неужто вы полагаете, что я стану рисковать вашей жизнью на войне? Вспомните вашего брата Генри, — слезно увещевала я, — которого разорвало ядром при Сен-Квентине! Не требуйте этого от меня. И думать не смейте!
Однако, чтобы смягчить горечь отказа и сделать приятное Робину, я придумала лучшую замену.
— Робин, что вы думаете о новом назначении — о командующем войсками во Франции?
Он нахмурился:
— Не могу сказать, госпожа… пока не узнаю, кто он!
— О, вы его знаете! Почти как себя! Его имя — попытайтесь-ка угадать — начинается на «А» и созвучно цветку… цветку Тюдоров… цветку Англии…
Догадка озарила его лицо.
— Амброз! Брат Амброз! Ах, мадам, как вы возвеличили нашу семью!
И я сделала его старшего брата Амброза графом Уорвиком, вернула утраченный титул и разделила между ними двумя наследственные земли, отошедшие короне после казни отца при Марии. Когда они оба преклонили колена в безмолвной благодарности, под признательными взорами своей сестры и ее дорогого супруга, Генри Сидни, того самого Сидни, на руках у которого скончался мой брат, я от радости не могла даже плакать.
С каждым днем ко мне возвращались силы.
Чтобы доказать свое выздоровление, я посетила заседание совета. На мне было жемчужно-белое атласное платье; хотя кожа моя и не обрела былую гладкость, именно белое лучше всего скрадывало красноту. И если немец считался кудесником в медицине, то во всем, что касается притираний и белил, истинной кудесницей была моя Парри, и выглядела я вполне прилично.
От своих лордов я ожидала сердечных поздравлений, ждала, что после пережитых страхов они окружат меня любовью и преданностью. Куда там! Со своей исключительной деликатностью Сесил нарисовал печальную альтернативу, с которой они столкнулись, когда почитали меня при смерти: назвал двух кандидатов на мой трон и корону. Нет, не Марию, ее они исключили сразу — порадовалась я или рассердилась, узнав, что они отвергли старшую ветвь Тюдоров? Они посчитали, что им придется выбирать между Екатериной Грей и лордом Хантингдоном.
— Хантингдоном? — Достойный пэр, который исполняет свой долг, не более. — Хантингдоном?!
— В нем течет кровь Плантагенетов, мадам.
— Это в нем-то? Жалкая капля — всего лишь титул, и тот более чем двухсотлетней давности. Потомок младшего сына третьего Эдуарда в седьмом колене! — бушевала я. — Нет, уж если до этого дойдет, пусть меня сменит кто-то из вас, человек, отмеченный собственными заслугами, личным мужеством!
И прежде всего один!
Они знали, что я говорю о Робине. Брови Норфолка поползли к бархатной шапочке, лицо исказилось злобой. Робин холодно смотрел на него поверх стола, под столом оба теребили рукоятки мечей.
— Кто-то из нас?..
Сесил выдержал паузу, достаточную, чтобы в ней прозвучала угроза, и у меня заныло сердце. Господи, я и позабыла, как ненавидели они Робина, когда я впервые приблизила его к себе. Теперь я вернула ему свою благосклонность, даже назвала наследником, в своем, как они полагали, предсмертном бормотании — новая попытка заговорить о нем как о преемнике заставит всю старую аристократию взяться за оружие, разрушит мир в стране, вызовет гражданскую войну.
И то же ждет любого из лордов, кто захочет стать primus inter pares, первым среди равных, возвыситься над другими. Но уж коли не Робин, то уж и не этот скучный граф с семикратно разбавленной кровью Плантагенетов в жилах!
— Нет, не Хантингдон, — проговорила я, обиженная за Робина, оскорбленная за себя, — и не Екатерина!
Длинное постное лицо Норфолка скривилось в подобии усмешки.
— Тогда выходите замуж. Ваше Величество!
И подарите нам своего собственного наследника!
Наследование, наследование! Мария вновь наседала. «Огорченные отменой нашей с Вами, дражайшая сестрица, встречи в Йорке, — писала она изящным наклонным почерком (к своей досаде, я обнаружила, что пишет она почти не хуже моего), — мы тем не менее надеемся из Ваших собственных уст услышать признание наших прав». Иначе, добавляла она почти незавуалированную угрозу, ей придется поискать мужа, который эти права отстоит.
— Мужа! — сказала я Робину насмешливо. — Да весь свет знает, что ее хваленый брак с доном Карлосом, который принес бы ей войска для вторжения на нашу землю, как не двигался с места, так и не двигается!
Робин нахмурился:
— А что, если бы вы, мадам, убедили ее выйти за человека, которого сами выберете, — не за нашего врага, а за того, кто скорее укрепит ее право наследования?
Я взглянула на него. Меня осенила мысль, такая простая, такая прекрасная…
— Да, Робин!
…дать Марии в мужья человека, на которого я смогу положиться… достаточно волевого, чтобы держать ее в узде… со временем посадить на английский престол его сына… наша любовь была уже такова…
Я, сверкая глазами, взяла его за руку:
— Робин… а что, если я сделаю вас королем Шотландским?
Глава 13
Женить Робина на Марии?
Неужели я это всерьез?
Она так и не поверила.
— Английская королева предлагает мне своего конюшего?! — визжала она в лицо моему послу Рандольфу.
— Он — член совета, вельможа и ближайший сподвижник королевы, — непреклонно отвечал сэр Томас, — человек, которого Ее Величество всей душой желали бы видеть рядом с Вашим Величеством на шотландском — или английском — престоле.
Лакомая наживка для алчной Марии! Она отправила ко мне собственного посла, сэра Джеймса Мелвилла, по лютой зиме, по снегу, прощупать мои намерения. Я встретила его в Уайтхолле притворно-светской улыбкой, под стать его собственной. Я им покажу — и ему, и ей!
«Сюда, сэр Джеймс!»
По крайней мере, мой новый придворный кавалер, высокий и пригожий Хаттон, на голову возвышался над коротышкой-шотландцем! Мы покажем этим беспокойным соседям их настоящее место! Я провела его через королевские покои в опочивальню.
— Смотрите, сэр!
Рядом с моей парадной постелью, убранной пышным алым шелковым балдахином, стоял изящный наборной работы кабинет в рост человека. На нем были выложены буквы ER под моим гербом, увитым розами Тюдоров и дубовыми листьями, инкрустированными слоновой костью, черным деревом и перламутром. Я распахнула дверцы на хитрых латунных петлях. За ними были другие дверцы, дальше ящички, в них Другие ящички, и так далее, и так далее.
— Смотрите! — кричала я, воодушевляясь, распахивая дверцы и выдвигая ящички. Я вытащила дивную нить белоснежного жемчуга, золотое деревце с изумрудными листиками, пригоршню алмазов, рубин с перепелиное яйцо — отец держал его у изголовья — и еще, еще…
— Все это достанется вашей хозяйке… со временем!
Незачем было добавлять: «Если она сделает по-моему!»
Однако зоркого Мелвилла не ослепили побрякушки, пусть самые великолепные. Словно аист, он видел рыбку за милю.
— А это что, мадам?
— Это? — Я деланно рассмеялась. — Так, ничего!
Но прежде чем я успела его остановить. Мелвилл запустил руку в ящик и расхохотался.
— «Портрет моего лорда»? — прочел он в притворном изумлении. — Кто же ваш лорд, госпожа?
Отнекиваться было бесполезно. Собрав все свое высокомерие, я взяла у него завернутый в бумагу пакетик и вынула оправленную в золото миниатюру. Мелвилл даже не удосужился разыграть удивление:
— Да, мадам, лорд Роберт — настоящий красавец, Ваше Величество не зря удостоили его своей близости.
Близости?
Духовной или телесной — на что он намекает?
Как ловко он насмехается — оскорбляет, будто и не оскорбляя!
— «Портрет моего лорда»? — прочел он в притворном изумлении. — Кто же ваш лорд, госпожа?
Отнекиваться было бесполезно. Собрав все свое высокомерие, я взяла у него завернутый в бумагу пакетик и вынула оправленную в золото миниатюру. Мелвилл даже не удосужился разыграть удивление:
— Да, мадам, лорд Роберт — настоящий красавец, Ваше Величество не зря удостоили его своей близости.
Близости?
Духовной или телесной — на что он намекает?
Как ловко он насмехается — оскорбляет, будто и не оскорбляя!
— Лорд Роберт — мой лорд в той же мере, что и все остальные мои лорды — не более чем ближайший друг и брат!
— И моя королева не станет отнимать у Вашего Величества, — проворковал он, глядя притворно-чистыми, словно вода над галькой, глазами, — человека, которого вы называете братом и ближайшим другом. Она добивается лишь того, что причитается ей по праву.
Ах эти скользкие шотландцы! Мой лорд — вот что ей причитается!
— Так она отвергает лорда Роберта?
Мелвилл вкрадчиво улыбнулся:
— Отнюдь, мадам. Как сестра вашей милости и ближайшая наследница, моя королева не хотела бы огорчать вас своим браком! Но что один мужчина для прекрасной королевы, которую должны осаждать тысячи?
Зеркало, зеркало на стене…
Я не устояла перед искушением.
— Насколько красива ваша королева? Как я?
Он деликатно кашлянул в ладошку.
— Она… — помолчал он, — прекраснейшая королева Шотландии, как вы — прекраснейшая королева Англии.
Хмм.
— Она так же бела лицом?
— Чуть смуглее, мадам, но все равно очень привлекательна.
— Но кто из нас красивее?
Сэр Джеймс привычным жестом отбросил со лба серебристую прядь.
— Сам Парис, — легко отвечал он, — вынесший знаменитый суд трем богиням, встреть он вас и мою хозяйку, не знал бы, какой из королев вручить золотое яблоко.
Хмм!
— Какого она роста? Выше меня?
— О да, мадам.
Наконец-то я заставила его признать за ней недостаток!
— Значит, она чересчур рослая — ведь я не слишком высока и не слишком низка!
— Тем легче вам подобрать мужа себе по росту.
Я покачала головой:
— Я не чувствую склонности к супружеству.
Будь моя воля, я бы осталась как есть — королевой-девственницей. Но если ваша королева, которая могла бы стать моей любезной наследницей, вздумает угрожать мне мужем-иноземцем, придется и мне подумать о браке!
Он рассмеялся неожиданно звучным, сочным смехом:
— О нет, мадам, что бы ни делала моя королева, вы о замужестве не помышляете! Вы слишком горды, чтобы покоряться; вы считаете, что в браке станете всего лишь английской королевой, тогда как сейчас вы и королева и король!
Я сверкнула глазами. Он поспешил загладить впечатление:
— Но не тревожьтесь, миледи, моя королева и не думает вам угрожать! Она понимает, чем будет вам обязана, когда вы назовете ее своей наследницей!
Что ж, в этом было свое утешение. Сэр Джеймс обещал, что Мария не выйдет замуж, без моего согласия, если я открыто признаю ее наследницей английского престола. Неплохо — если истинным наследником станет сын Робина! Мы с Марией, почитай, ровесницы. Наверняка я ее переживу, и речь идет о следующем поколении.
Но чтобы она вышла за дона Карлоса, чтобы сын испанца метил на английский престол — нет, это немыслимо! А если она пойдет за Робина…
Поначалу у него глаза полезли на лоб.
— Мадам, вы шутите! — ошарашенно заявил он.
Я взяла его за руку, принялась разглядывать длинные, бледные в зимнем свете пальцы.
— Вы говорите, будто любите меня, а сами отказываете мне в таком пустяке?
Он сглотнул.
— Пустяке? Мадам…
— Робин… — Я приложила палец к его губам. — Я не могу позволить, чтобы королева Шотландская вышла за врага Англии.
Но отдать ей моего лучшего друга? Я отвернулась.
Он расхохотался:
— Я вас раскусил! Моя мудрая госпожа все рассчитала! Покуда мы уютно сидим в Уайтхолле, греемся у огня и смотрим на снег за окном, вы бросаете меня под ноги этой охотнице за мужьями, чтобы отсрочить ее брак с кем-то другим и заставить ее, словно собачонку, бежать за вами в надежде заполучить ваше официальное признание, сделаться вашей признанной наследницей! — Он перевернул мою руку ладонью вверх, поднес к губам. — Поздравляю вас, миледи!
— Все совсем не так! — выговорила я.
— Ну разумеется, не так! — Он улыбнулся во весь рот, словно щука, завидевшая пескаря. — Вы предлагаете меня и таким образом распугиваете других искателей; король, скажем. Испанский поостережется переходить дорогу английской королеве, которой вздумалось посадить на престол своего бесценного фаворита!
Его рука в моей была тепла. Я играла его длинными пальцами, сгибала их, разгибала, гладила каждый в отдельности.
— Вы так полагаете? Значит, вы видите, что я думаю, забочусь о вас.
— О, миледи… — Он погрустнел, стиснул мою руку, прижал к губам. — Поверьте, ваши намерения мне ясны. Вы испытываете мою любовь, словно в тисках — заворачиваете винт, пока не выдавите все чувство до капли. Скажи я «нет» — вы объявите меня недостойным рыцарем, отказавшим даме в ее просьбе, когда ему надлежит быть — как там девиз вашего батюшки? — «COEUR LOYAL» — верным до смерти, пусть это будет смерть моего сердца.. Ответь я радостным согласием: «Да, мадам, сделайте меня королем Шотландским» — где тогда будет моя любовь, мое постоянство? Да я покрою себя вечным позором!
Теперь настал мой черед смеяться. Гладя его лицо, я пыталась вызвать на нем улыбку.
— Вы проникли в мои намерения глубже, чем они простираются! Я всего лишь хотела поделиться вашим приятным обществом с моей шотландской сестрой!
Он пристально взглянул мне в глаза.
— Предупреждаю, мадам: я напишу шотландской королеве, что вы используете меня в качестве подсадной утки, — не думайте, будто любовь к вам превратила меня в ручную змею!
Он во мне сомневается? Сейчас я уломаю его поцелуями, начну с ногтя на мизинце. Внезапно он схватил меня за руки — он то мял их грубо, то нежно целовал, ласкал ладонь, локоть, плечо…
Во мне закипала страсть.
— Это лишь показывает, каким хорошим мужем вы будете для любой женщины, — простонала я, вырываясь.
«Тогда почему не вам, госпожа?» — явственно спрашивали его глаза. Однако вслух он сказал:
— Это новая пытка? Испытание моей верности? Игра?
Я отвернулась. Я не ответила, потому что не знала.
Отказаться от своего замысла? Пока я думала о своем плане — и о Робине, и о Марии, двух противоположных полюсах моей вселенной, — сэр Джеймс Мелвилл и мой Рандольф беспрестанно разъезжали между двумя столицами. К Мелвиллу присоединился другой любимый Мариин посол — Мэтленд Летингтон, с моей стороны в игру вступил Сесил, с ее — граф Морей, побочный единокровный брат Марии и доверенный приближенный.
Ибо Шотландии с Англией предстояло уладить не один этот вопрос. В постоянных приграничных стычках шотландцы сумели прибрать к рукам земли многих наших северных графов. Теперь, когда шотландские лэрды замирились со своей королевой и она отослала французов в Париж — пусть там воюют между собой, — пришла пора поговорить о возврате захваченного.
А чтобы сделать Марию сговорчивей в вопросах брака, не мешало нажать на нее с другой стороны. Я послала в Эдинбург графа Леннокса (он потерял земли по обе стороны границы) — требовать их возвращения.
Не успел он уехать, а меня уже затрясло.
Я послала за Сесилом и выложила ему свои сомнения:
— Леннокс ненадежен! Он одной ногой в Англии, другой — в Шотландии; Бог весть куда ему вздумается прыгнуть.
Сесилу самому тогда было тяжко: долгожданный ребенок, о котором он молился восемнадцать лет супружества, его первенец Роберт появился на свет горбуном, жалким скрюченным карликом, и вообще, похоже, был не жилец. Мой секретарь кисло улыбнулся:
— Простите, мадам, но его жена, графиня, еще ненадежнее.
Мне пришлось простить, хотя он дурно отозвался о моей кровной родственнице. Леди Маргарита была моим недругом со времен Марии.
Тогда я ненавидела ее, а как папистка она ничуть не подобрела с моим восшествием на престол. Она страдала тем же недугом, что и кузина Екатерина Грей, — примесью тюдоровской крови, достаточной, чтобы вообразить о себе невесть что, но недостаточной, чтобы трезво смотреть на вещи. Дочь старшей сестры моего отца, вышедшей замуж за шотландца, и, следовательно, чужеземка, рожденная вне Англии, католичка — женщина! — она была еще моим отцом решительно исключена из списка наследников. Его сквернейшество Папа Римский и тот с большим основанием мечтал бы об английском престоле!
Но мадам Маргарита владела этим бесценным сокровищем, живым и здоровым сыном, этим святым Граалем, мальчиком с кровью Тюдоров в жилах, пусть жидкой, пусть разбавленной, но все же Тюдоров, а с отцовской стороны — прямым потомком шотландского короля Якова II.