– Ладно, не стану просить, – легко согласился Джуффин. – А за предложение спасибо. Не привык перекладывать ответственность за свои решения на чужие плечи, но на твои, пожалуй, можно. Буду иметь это в виду.
– Ты не представляешь, как я рад, что ты все это делаешь, – сказал я. – Точно знаешь, что Нуфлин совершенно точно непричастен к проклятиям, но действуешь так, как будто вообще ни в чем не уверен.
– Ты давно мог бы заметить, что в непростых случаях я предпочитаю действовать именно так.
– Мог бы. И даже заметил. Просто – откуда же я знаю, какой случай по твоим меркам непростой? По моим-то почти все.
– Да по моим в общем тоже, – усмехнулся Джуффин. – Давно понял, что стоит мне счесть какой-нибудь случай простым, тут же выясняется, что пришла настоящая беда.
– В общем, мне крупно повезло, что не нужно уговаривать тебя делать глупости.
– Да, я неплохо справляюсь сам. Сэкономил тебе кучу времени и усилий. И было бы отлично, если бы ты любезно согласился потратить небольшую их часть на попытку назначить свидание леди Сотофе.
Я адресовал ему вопросительный взгляд. Даже два. Первый означал: «А что, это может оказаться проблемой?» А второй: «С каких это пор тебе нужен посредник, чтобы поболтать с ближайшей подружкой?»
– Меня она с утра развернула уже три раза, – объяснил Джуффин. – Говорит: «Погоди, дай мне время, позже, потом». Не то чтобы я удивлен: Сотофа терпеть не может заниматься моими делами. Сразу не отказала наотрез, уже хорошо. Но…
– Ты не любитель ждать.
– А кто, интересно, любитель? Я бы на такое чудо природы посмотрел.
– Ладно, – сказал я. – Попробую. Но вряд ли леди Сотофа наивно решит, что я действую отдельно от тебя.
– Что она решит, одним только Темным Магистрам ведомо, – пожал плечами Джуффин. – Возможно, она сейчас просто мою рожу видеть не хочет. Бывает у нее такое настроение. А твою – вполне.
Я невольно покосился на свое зыбкое отражение в стекле книжного шкафа и нашел это зрелище очень умеренно привлекательным. На любителя, так сказать. Тревоги меня не красят, это давно известно. Мне к лицу безмятежность. Поэтому чертовски хорош собой я бываю примерно полчаса в день.
Но что мы знаем о вкусах леди Сотофы Ханемер? Могущественные ведьмы все с причудами. А уж она…
* * *Леди Сотофа сразу взяла быка за рога.
«Кто тебе нажаловался, что я не хочу с ним разговаривать? Джуф или Шурф?»
«Оба, – честно признался я. – Но не хором, а по отдельности. Не сговариваясь. Впрочем, я бы обошелся и без их жалоб. Куда еще бежать в затруднительной ситуации, как не к вам?»
«Не уверена, что сейчас это правильный выбор, – сказала она. – Хотя… Магистры тебя знают, может, и правильный. Ладно, приходи. Даже интересно, сколько ты рядом со мной выдержишь».
Все-таки я фантастически везучий, – вот что я успел подумать, пока делал один-единственный шаг, отделявший меня от резиденции Ордена Семилистника и вообще от любого места в Мире, если идти туда Темным Путем.
На первый взгляд, все было как всегда. Леди Сотофа Ханемер выглядела как обычно, маленькой пухлой добродушной старушкой и по традиции ждала меня в своей любимой беседке в глубине сада, заменяющей ей приемную и рабочий кабинет. Она поднялась мне навстречу, даже улыбнулась приветливо. Правда, не обняла, но обниматься со мной при всякой возможности никто и не обязан.
В первую секунду я просто обрадовался, потому что видеть леди Сотофу – всегда счастье. Но уже во вторую секунду понял, что все-таки не всегда. А в третью снова обрадовался – тому, что мы не обнялись. Не факт, что я бы это пережил. Ее прежде целительное присутствие сейчас оказалось настоящей мукой. Не след мертвеца, конечно, но что-то вроде того.
– Да, – кивнула леди Сотофа, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Ты застал меня в очень скверном настроении, сэр Макс. Лет триста себе ничего подобного не позволяла, а сегодня расклеилась. Сама не ожидала, что все еще способна на такую печаль. С одной стороны, отвратительно, а с другой – возвращение в юность, можно сказать, приятная неожиданность. Условно приятная, и только для меня одной. Прости, сэр Макс. Надо было сказать тебе, как и прочим, чтобы ждал до ночи, а лучше – до завтра. С другой стороны, что тебе сделается? Ты крепкий. А мне развлечение. Люблю с тобой говорить.
– Если для вас мой визит развлечение, а не дополнительное расстройство, тогда все в порядке, – сказал я. – Опять же, мои собаки отомщены. Боюсь, вчера ночью они примерно так же себя чувствовали рядом со мной. Теперь справедливость восторжествовала.
– И ты туда же, – усмехнулась она. – Справедливость тебе подавай.
– Так уже подали. Куда от нее деваться в тех редких случаях, когда она зачем-то есть… А еще кому подавай справедливость?
Она не ответила. Указала кивком на плетеный садовый стул в некотором удалении от беседки – дескать, садись.
Расстояние было выбрано чрезвычайно удачно. Еще можно разговаривать, не повышая голос, при этом меня уже не слишком мутило от ее настроения и прочих возвышенных чувств. Теперь мои ощущения были похожи на обычную депрессию, справляться с которыми я великий мастер. Особенно когда память не отшибает, а в сердце не ворочается явственно ощутимый, хоть и невидимый кол. Рядовое «все очень плохо», по моим меркам, уже почти «хорошо».
– Ты знаешь, что я нечасто соглашаюсь помогать в ваших делах, – сказала леди Сотофа. – Причин тому много, но основная – я этого не хочу. Вернее, Мир этого не хочет, так уж сложилось, что желания у нас с ним с некоторых пор стали общими. Если я чего-то не хочу, значит, этого делать не надо. Это правило упрощает мою жизнь и усложняет ваши, – на этом месте она вдруг рассмеялась своим обычным безмятежным смехом, похожим на перезвон колокольчиков, и добавила: – Потому что справедливости все-таки нет!
Я тоже невольно улыбнулся. Хотя по сути ее слова звучали крайне неутешительно. Ясно, что меня только затем и позвали, чтобы доходчиво объяснить, в какую именно задницу нам всем следует пойти. Видимо по какой-то причине очень важно не перепутать.
– Тем не менее, иногда я вам все-таки помогаю, – продолжила леди Сотофа. – Джуффину, бедняге, в последнее время совсем редко, но кто ж ему виноват, что он уже давным-давно почти все может сделать сам и обращается ко мне скорее по старой привычке. Тебе чаще, скажи спасибо обаянию своей неопытности, которое гипнотически воздействует на меня, а значит, и на весь Мир. Но даже тебе я готова помогать далеко не по каждому требованию. Надеюсь, вы оба на меня не в обиде. Впрочем, если хотите, обижайтесь, только тогда уж по-честному: не на меня, а на Мир.
– Обижаться на вас – это вообще совершенно новая для меня постановка вопроса, – галантно сказал я. – Никогда прежде в голову не приходило, что можно просто взять да и обидеться. И, к примеру, не разговаривать с вами целых три дня. Слушайте, как-нибудь непременно попробую! Это будет самый невероятный мистический опыт моей жизни. Грех упустить такой шанс.
– Все бы тебе паясничать, – вздохнула леди Сотофа. Но не укоризненно, как было бы логично, а одобрительно. Поди пойми этих ведьм.
– Просто я нервничаю, – честно признался я. – Не понимаю пока, к чему вы ведете. А когда я нервничаю, мету что попало. Просто чтобы отвлечься от самого себя.
– А веду я к тому, что сейчас совершенно исключительный случай, – сказала она. – Я хочу помочь вам в этом деле. Всем сердцем, а значит, этого хочет Мир. Но я не могу, причем по довольно забавной причине – если посмотреть со стороны. Когда я была молода, принесла клятву Высокой Верности… скажем так, одному человеку. Причем по доброй воле принесла, он меня не заставлял. Был тронут моей выходкой, не более. Что понятно, в ту пору мало кому из могущественных людей пришло бы в голову, что я однажды смогу пригодиться. Но я была исполнена разных нелепых чувств, которые сдуру считала возвышенными, в первую очередь, вины… Неважно. Важно, что этого уже не исправить, сколько по Мосту Времени ни бегай. Знаешь, что такое Клятва Высокой Верности?
– Ннннууу так, – неуверенно протянул я. – По смыслу вроде понятно…
– В общем да, – кивнула леди Сотофа. – Разве что несколько важных нюансов, которые тебе следует знать: Клятва Высокой Верности не проклятие, поэтому от нее не избавишься на Темной Стороне. И вообще никак. Даже тот, кому ты эту клятву принес, не может тебя от нее освободить. Его воля тут ни при чем. Если тебе хватило ума дать конкретное обещание, будешь свободен после того, как его выполнишь. А если, к примеру, пообещал кому-то, что всегда будешь его защищать, пиши пропало: всегда значит всегда. Даже смерть ничего не изменит – ни его, ни твоя.
– Впечатляет, – откликнулся я.
– Надеюсь, – невесело усмехнулась она. – Можешь считать мое признание подсказкой, все равно больше ничем я вам в этом деле не помогу. И смотри, никогда, ни с кем не повтори моей глупости. Вряд ли ты сейчас гораздо умнее, чем была я в свои сто с небольшим лет.
– Зато не такой красивый, – в тон ей ответил я. – По моим наблюдениям, это избавляет от подавляющего большинства неприятностей.
– В точку!
Леди Сотофа даже не рассмеялась, натурально расхохоталась. И я сразу почувствовал, что находиться рядом с ней стало гораздо легче. До обычного эйфорического состояния, в которое меня всегда мгновенно приводит Сотофино присутствие, было еще далековато, но ни о какой тоске-печали речи уже не шло.
– Все-таки я молодец, что решила тебя позвать, – успокоившись, сказала она. – Была готова спорить, что ты меня рассмешишь! Хоть и не понимала, как тебе это удастся. Теперь знаю ответ. Спасибо, мальчик.
– Для себя же стараюсь, – улыбнулся я. И, поскольку с кем с кем, а с Сотофой совершенно точно можно не хитрить, спросил прямо: – Вы еще что-нибудь важное расскажете? Или мне пора уходить?
Леди Сотофа отрицательно покачала головой. Поди пойми, что это означает: «не расскажу», или «не пора». Но долго гадать не пришлось, она сказала:
– Во-первых, Шурф. Я не могла проморгать такую беду. И, как ты, наверное, догадываешься, не стала бы сидеть, сложа руки, и ждать, что будет дальше. Но не видела его два дня. Он в последнее время как с цепи сорвался; впрочем, это ты знаешь лучше меня. Я, собственно, только рада, даже этого невыносимого типа Клари Ваджуру согласилась терпеть, раз уж от него столько пользы. Не смотри на меня с таким скорбным пониманием, сэр Макс, это не завуалированное обвинение. Если я кого-то не люблю, это вовсе не обязательно означает, что он непременно натворит бед. Просто я терпеть не могу убийственно серьезных мальчишек вроде Клари; жизнь их, кстати, тоже обычно не любит. Мы обе одинаково несправедливы – я и жизнь.
– Ясно.
– Ничего-то тебе не ясно, – улыбнулась леди Сотофа. – Но не беда, потом когда-нибудь разберешься. Или не разберешься, как повезет. А в данном случае тебе следует знать только одно: смертное заклятие, от которого ты избавил Шурфа, совсем свеженькое. Ему не больше двух дней. Насмотревшись на Джуффина, я поняла, что иногда такая информация бывает полезна для балагана, который вы называете «следствием». Вот и владейте ею на здоровье до конца своих дней. То есть, надеюсь, вечно.
– В ваших устах такое «надеюсь» дорогого стоит.
– Ничье «надеюсь» ничего не стоит, в том числе и мое. Я бы предпочла твердо знать. Но не знаю. Что, впрочем, нормально, ты сам стоял на Мосту Времени и видел, сколь изменчиво будущее: ни для кого никогда ничего окончательно не решено. Не отвлекай меня, слушай дальше. С Шурфом разобрались, теперь поговорим о тебе.
– Обо мне?! Со мной, что ли, тоже не все в порядке?
– Наоборот. В полном порядке. Я это ясно вижу. И Джуффин на твой счет пока совершенно спокоен. Знаешь почему? В первые годы твоей жизни в Ехо он присматривал за каждым твоим не то что шагом – вздохом. И правильно делал, в ту пору тебя надо было опекать. Можешь не хмуриться, прикидывая, чего он за последний год насмотрелся, когда Джуффин говорит, что давным-давно перестал за тобой следить, он не врет. Но связь такого рода редко рвется сразу и полностью. Если на тебя наложат какое-нибудь опасное заклятие, старый лис узнает об этом первым, просто по привычке. Обо всем остальном вряд ли, а об угрозе для жизни – да. Поэтому можешь не тратить время и силы на беспокойство о себе.
– А я, будете смеяться, и не беспокоюсь. Хотя обычно дергаюсь по любому поводу. А тут… Как будто точно знаю, что на этот раз я не в игре. И это настолько же очевидно, как тот факт, что у меня две ноги. Не нужно ежеминутно их пересчитывать, чтобы когда надо, встать и пойти.
– Хорошая новость, – улыбнулась леди Сотофа. – По всему выходит, у тебя изрядно обострилось чутье. Вернее, ты наконец-то научился к нему прислушиваться. Джуф на моем месте сказал бы: давно было пора, а я просто рада, что это случилось сейчас, а не через триста лет. Совсем неплохой темп. А теперь проваливай. У меня куча дел, и я похоже снова способна ими заниматься. Спасибо тебе.
– Только один вопрос напоследок, – поспешно сказал я. – Личный. И даже не то чтобы мой.
– А чей?
– Базилио вчера спросила, что бывает после смерти с такими, как она. В смысле с овеществленными иллюзиями.
– Бедный сэр Макс. Только этого тебе не хватало. И как же ты выкрутился?
– Сказал, что сознание есть сознание, так что вряд ли она в этом вопросе принципиально отличается от людей. О которых, собственно, тоже никто ничего толком не знает, но по крайней мере, лично я готов спорить, что смерть никогда не конец.
– Ну а я тебе в таком случае зачем?
– Как – зачем? В качестве более авторитетного источника информации.
– Я бы сказала ей примерно то же самое, – улыбнулась леди Сотофа. – Ты, конечно, ничего толком не знаешь, не только о смерти, но и о жизни. И даже о сновидениях, по которым ты сейчас якобы великий специалист, всем окрестным индюшкам на смех. Зато часто угадываешь. Вот и сейчас угадал.
На прощание она все-таки меня обняла. И это оказалось так же восхитительно, как обычно. Выходит, я и правда поднял настроение леди Сотофе Ханемер. Знать бы еще, как мне это удалось и запомнить на будущее, вдруг пригодится. Но с теорией у меня вечно нелады.
* * *Я, конечно, ушел от леди Сотофы в состоянии, отличном от ясности ума и спокойствия духа несколько больше, чем хотелось бы. И, конечно, сразу послал зов Джуффину, чтобы выпалить раздирающее меня на части: «Слушай, все сходится! Как по-твоему, кому она Клятву Высокой Верности принесла?» Но ответом мне была гробовая тишина. Что легко объяснимо: когда мы расстались, шеф планировал утащить на Темную Сторону очередную партию потенциальных жертв и, надо понимать, уже туда отправился. Ладно, это действительно срочно. А я как-нибудь не взорвусь.
Тем более, что у меня есть безотказный, неоднократно проверенный опытом способ не взорваться – просто пойти домой. Единственное место в Мире, где меня гарантированно уронят на пол, упрекнут в недостаточной образованности, озадачат какой-нибудь драматической новостью из жизни кухонных припасов или дверных замков, деликатно попросят решить все проблемы этого Мира разом и три головоломки в придачу, а заодно накормят чем-то мало-мальски съедобным – может быть, если повезет.
Раньше у меня там еще и ужасающие чудовища всюду слонялись, изумляя своим разнообразием, блаженные были времена. Теперь, конечно, не то. Но все равно дом есть дом. Там хорошо.
На пол меня действительно уронили. Эта обязанность лежит на Друппи, а он крайне ответственный пес. И привержен традициям. Твердо знает, что если я вошел в гостиную, меня следует лизнуть в нос, предварительно поставив на плечи передние лапы. При его габаритах и скорости движения результат предсказуем: я падаю, не выдержав напора. Друппи это не смущает. По его мнению, вылизывать мой нос гораздо удобней, когда я лежу на полу.
Когда-то манеры пса меня умиляли, потом начали сердить. Еще какое-то время спустя, я просто смирился: Друппи не переделать, он – гигантский вечный щенок, который меня любит и умеет выражать свои чувства именно так. А теперь я даже обрадовался его выходке. Она означала, что дома все в порядке. Вчера, когда в гостиной лежала мертвая леди Тайяра, Друппи меня не ронял. И вообще на глаза не попадался, предпочел пересидеть это горе на кухне, от греха подальше. В смысле от трупа, Базилио и меня.
Но сейчас Друппи бросился мне навстречу, энергично мотая ушами. И затормозил только в самый последний момент, под целый хор голосов: «Осторожно!», «Не надо!», «Даже не вздумай!», «Ты обещал, что не будешь так себя вести!» Не то чтобы меня это спасло. Когда такая громадина пытается затормозить буквально в полуметре от твоего носа, сила инерции превышает силу благого намерения примерно в сто миллионов раз. И неизбежное все равно происходит.
Поэтому с остальными присутствующими я здоровался уже из положения лежа на ковре, под аккомпанемент условно виноватых поскуливаний неописуемо довольного Друппи.
– Мой друг приносит извинения и говорит, что снова не смог сдержать эмоции, которые обычно охватывают его при виде тебя, – любезно перевел Дримарондо, который тоже был тут.
Если у вас в доме живут целых две собаки, позаботьтесь, чтобы хотя бы одна из них была говорящей. Это очень удобно. До появления переводчика у нас с Друппи возникало куда больше коммуникационных проблем. Например, он понятия не имел, что мне не нравится падать на пол. Думал, это моя любимая игра. А теперь всякий раз вежливо извиняется. Я считаю, это огромный прогресс.
– Точнее будет сказать «не захотел», – заметил сэр Шурф, который хоть и утверждает, будто не в его привычках ставить перед собой заведомо невыполнимые задачи, до сих пор не оставил попыток перевоспитать моего пса.
– Рад тебя видеть, – сказал ему я, не поднимаясь с пола: мягкий ковер поработил мою волю. И поспешно добавил: – Очень рад видеть всех. Если бы не строгое воспитание, лизнул бы каждого в нос.