Когда Лиза открыла глаза, ей показалось, что она умерла. Или дрема длилась так долго, что уже не проснешься. Никогда. Лиза делала вид, что еще спит, пытаясь определить по звукам и свету, есть ли кто дома и какое сейчас время суток. И вдруг она увидела то, чего раньше не было. На подоконнике стоял цветок в небольшой кадке. Алоэ – развесистое, уверенное, не цветок, а загляденье. Лиза точно помнила, что ни одного комнатного растения в ее квартире не было. Откуда взялся этот цветок? Неужели Дашка настолько пошла в ту породу, что решила заняться разведением комнатных растений? Лиза закрыла глаза, надеясь, что цветок испарится, открыла снова – тот стоял на месте. Лиза скосила взгляд на тумбочку – там, под чашкой, появилась вязаная салфетка. Лиза уже поняла, что означает появление в доме алоэ и салфетки, но надеялась, что это сон, дурной сон. Когда из кухни запахло яичницей, Лиза не выдержала. Встала и пошла на кухню.
– Ну, ешь твою вошь! Я ж говорила, что на меня ты точно среагируешь! – Валентина Даниловна подошла к Лизе, ткнула ее в бок, сжала, изображая объятия, и усадила за стол. Лиза подчинилась, все еще надеясь на то, что бывшая свекровь ей снится. И сейчас она во сне съест яичницу, о которой так долго мечтала, а потом проснется и никого в квартире не будет. Или уже наконец умрет, и в том месте, куда она попадет после смерти, Валентины Даниловны точно не будет.
– Ты мне чего девку-то пугаешь? – весело спросила свекровь, тыкая в сковородку ножом. Лиза с ужасом и восторгом подумала, что свекровь положила в яичницу еще колбасы и помидоров, отчего нестерпимо стал болеть желудок, требуя горячей еды. – Когда мне Дашка позвонила, я мигом собралась-подпоясалась. В пять утра, на первом автобусе прикатила! Сначала к Ромке заскочила – сумку закинула, а потом сразу к тебе. Так, давай, ешь-наворачивай. Чтобы все съела, я смотреть буду. – Свекровь шмякнула на тарелку яичницу.
Лиза начала есть, ее не пришлось уговаривать. Валентина Даниловна намешала ей в кружке чаю – крепкого, сладкого – и проследила, чтобы Лиза выпила.
– Вот и молодца! А то говорят, что ты не жрешь ничего! Да когда кто-нибудь приготовит, подаст, да еще и посуду после помоет, так чего ж не съесть? Правильно я говорю?
После сытного завтрака Лиза начала оплывать, оседать и, если бы не свекровь, свалилась бы под стол. Желудок продолжал болеть – теперь уже не от голода, а от непривычного чувства сытости. Опять подступила тошнота, Лиза стала шумно дышать носом.
– Ну мать-перемать, ну ты устроила. – Свекровь дотащила ее до кровати и уложила. – Ядрена кочерыжка, – причитала она, – да что мне с тобой делать-то? Я ж не поверила сначала, думала, ты дурку включила…
– Спасибо, Валентина Даниловна, – пролепетала Лиза.
– За что спасибо-то? Я тебе чё, денег дала? – хмыкнула свекровь.
Лиза уснула. Теперь уже спокойно, как спят после сытного обеда.
Валентина Даниловна поселилась в их квартире, и тут же все стало так, как прежде. Валентина Даниловна стирала, гладила, снова стирала. Из кухни пахло свежеприготовленной едой. Все подоконники оказались уставлены горшками, тазиками и поддонами с рассадой. На кухне под столом громоздились две здоровенных пятилитровые канистры с водой для полива. В ванной пирамидкой выстроились ковшики, а на кухне – новые кастрюли и сковородки. Дашка стала рано приходить из школы, улыбаться, лепить с бабушкой пельмени, рассказывать о школе. Лиза под присмотром свекрови завтракала, обедала и ужинала. Покорно соглашалась выпить какие-то вонючие настойки и вырезать чашкой кружки из теста на пельмени. Они стали часто собираться на кухне – Валентина Даниловна раскатывала тесто, Лиза вырезала кружочки, Дашка раскладывала начинку и лепила. Пельмени, пирожки, слойки, ватрушки. Потом свекровь разрешала Лизе пойти в комнату и отдохнуть. В квартире все время пахло печеным, и Лизе постоянно нестерпимо хотелось есть. Свекровь поселилась в Дашиной комнате, куда поставила старую раскладушку. Лиза бы не удивилась, если б узнала, что Валентина Даниловна привезла ее из Заокска.
Иногда Лиза слышала, как свекровь разговаривает с Ромой – раздраженно, сердито. Лиза только диву давалась. Она не спрашивала, надолго ли приехала свекровь и с чем связана ее забота о ней, невестке, которую она терпеть не могла и только мечтала от нее избавиться. Лиза вообще решила ничего не спрашивать, чтобы ничего не знать.
– Ну вот, сегодня уже получше, – радовалась свекровь, решительно раздвигая занавески в Лизиной комнате и заставляя ее встать. – Дашка уже не с трупом ходячим живет, а всего лишь со скелетом. Скоро ты у меня в магазин начнешь ходить. Ох, я б тебя забрала к себе. Щас, у Дашки каникулы будут, так поедем. На даче быстро выправишься. В огороде покопаешься, так и аппетит придет. А земля всю хворь через руки заберет. Зря ты цветы не любишь. Это ж тоже лечение – тут перекопаешь, тут пересадишь и радуешься, когда росточек пробивается. Ты ж меня напугала, как Сусанин немцев! Я ж пуганая, а и то за сердце схватилась, когда тебя увидела. – Валентина Даниловна сидела напротив Лизы и смотрела, как та ест сырники.
– Поляков, поляков, Валентина Даниловна, – поправила Лиза и не смогла сдержать улыбки. – Сырники очень вкусные, кстати.
– Да хоть французов! – радовалась свекровь. – Ты это чё удумала? Дашку си́ротой оставить? Жрать она перестала. Посмотри на себя – покойники и то краше выглядят. Я ж думала, ты фифа, а ты тряпка, тьфу. Нашла из-за чего убиваться! Из-за мужика! Да растереть и выплюнуть! У тебя ж ребенок есть, какого рожна тебе еще нужно? Да ради ребенка на переломанных ногах побежишь-поползешь! А ты нате-примите – легла и помирает. Самое простое выбрала. Не, мил-моя, я тебе через Дашку все равно свекровка, хоть и бывшая, так что уважь и не корчись. Ты у меня козой будешь сказать!
– Валентина Даниловна, вы же меня не любили. Вы же мне сами звонили, говорили, что Рома Дашку заберет, если я квартиру не соглашусь разделить, – не сдержалась и напомнила Лиза.
– Ох, много ты в любви-то понимаешь! Любишь – не любишь, плюнешь, поцелуешь! Дашку напугала! Девчонка вон в лице переменилась! Да разве я могу в стороне стоять? Ты же мать! Мужик нужен? Так ешь давай! Кто на твои кости позарится? Ни груди, ни жопы.
– Валентина Даниловна, скажите мне, я не понимаю. Зачем вы приехали? Вы же всегда на стороне Ромы были. Сейчас ведь все, как вы хотели. От меня избавились, Рома квартиру разделил, у него новая жизнь…
– Я тебе так скажу. Ромка мне хоть и сын, но и ты мне не чужая. Да разве бы я позволила мужику так с собой поступить? Он у тебя квартирку-то отхряпал? Отхряпал. Проблядушку себе завел? Завел. А ты чего? Легла, и нате вам. Помирай – не хочу. Ты же баба. Да я бы своему мужику глотку за такое перегрызла. Один раз сковородой бы маханула, другой бы раз он подумал, как на меня рот разевать-раскрывать. Я тебе так скажу – квартирку свою и дачу я на Дашку записала. Документики у меня лежат, новенькие. Вот как надо с мужиками. Он тебе раз, а ты ему два.
– Вы же сами говорили, что Рома найдет себе новую жену и у него будут другие дети, ваши внуки. Я не понимаю…
– Ты мне того не этого. Не понимает она. Мало ли чего я говорила? А сейчас другое говорю. Дашка – моя. Она девка. Ей имущество позарез пригодится, когда замуж соберется. Пусть знает, что об нее ноги никто не вытерет. Не обтерет. А если обтерет, так я ему ноги-то повыдергаю. Ромку я тоже пропесочила, надолго запомнит. Он мне говорил, что все честно поделил. Что Дашку не ущемил. Говорил, что ты Дашку ему не даешь, видеться не разрешаешь. Конечно, я взбеленилась. Я ж думала, он Дашку-то мне отдаст! А что оказалось? Ты тут трупом валяешься. Дашка к нему пришла, он ее выставил, потому что у него баба новая. Девка никому не нужна. Живет в халупе. У Ромки-то я была – квартирку он себе отхряпал солидную. Где это видано, чтобы с бывшей женой так поступить? Ты ему мало дала? А то я не знаю! Да если бы не твоя квартира, где бы он был? Это не по совести. Ты тут в отключке, Дашка плачет, а он с очередной девкой в постели кувыркается? Дочь к нему пришла, пожить попросилась, а он чего? Дашка мне все рассказала! Это мужик называется? Знает ведь, собака страшная, что ты больная-пребольная, Дашка еще дите. Сделай по-человечески, разведись по-людски, веди себя по-нормальному, да я первая буду новой невестке радоваться. Слышь? Видела я ее. Ну, колхоз колхозом. Ты хоть и с придурью, но у тебя стиль, я ж видела, что Ромка тебе не пара. Ты ж с другой грядки. Ты ж как мои георгины. А эта – ну прости господи, редиски пучок залежалый. Нос картошкой, ноги-тумбы. Что в ней Ромка нашел? Еще и наглая такая. Ты хоть молчала, вежливая была. Если что и думала, так не говорила. Достоинство у тебя было. А эта сразу подлизываться начала – Валентина Даниловна то, Валентина Даниловна се. Да какая у вас дача, да какие у вас перцы, да какие картины! Да ну ее, на все буквы-перебуквы. Ешь давай. На тебе Дашка, и я не вечная. Сколько мне еще осталось? Только ты у Дашки и будешь.
– У нее есть отец.
– Отец – проезжий молодец. Мужики ж, они такие – какое дите рядом, то и родное. А какое подальше, так и забыл – не вспомнил. Эта его новая щас быстро соберется-подберется и залетит-родит, не ойкнет. Она не ты, ждать не будет. Раз ребеночка родит, два родит и Ромку к себе привяжет. А я что – разрывайся? Но ты знай, Дашка у меня первая внучка, я ее вырастила, выходила, ей все и достанется.
– Валентина Даниловна, я не понимаю…
Свекровь отмахнулась и налила Лизе в кружку какао:
– Пей давай!
Лиза поняла, позже. Валентине Даниловне требовались размах, разворот, раздолье. Ей нужна была битва, преодоление – любить, ненавидеть, гореть, презирать. Лиза была для нее врагом, с ней нужно было бороться, отвоевывать сына, внучку. Когда они развелись, когда бывшая невестка сдала все позиции, когда Дашка выросла и могла сама решать – ехать ей к бабушке или не ехать, и, естественно, ехала с радостью, Валентине Даниловне стало неинтересно, скучно. В новой жизни сына она была не нужна, лишняя. Ромка был по уши в своей Лене. А Лизе и Дашке она нужна, еще как. Ведь никого у них нет. Внучка ведь ей позвонила, плакала, говорила, что маме совсем плохо. Не кому-то позвонила, а бабушке. Если ребенок звонит и просит, если больше не к кому кинуться, а только на нее, Валентину Даниловну, одна надежда, то как не побежать, не поехать? Да мало ли что было в прошлом? Забыть и растереть. Когда такое дело.
Валентина Даниловна сидела на кухне, макала в кипяток чайный пакетик и думала. Пачку с чаем она всегда возила с собой – экономила. Не понимала она заварные. То воняют, то вовсе белые. Как этот, зеленый. Лиза ей всегда на Новый год дарила кофе хороший, чай зеленый или черный, с добавками, с цветами, которые в воде распускаются. Валентина Даниловна благодарила, но не понимала. Привыкла к простому, да и удобно. А то ж заваришь чайник, а наутро остатки уже выливать надо – скисают. Жалко же.
Когда она о разводе узнала, то сначала, конечно, обрадовалась. Даже в церковь пошла – свечку поставить за то, что так благополучно все разрешилось. Как она и хотела, как просила и о чем мечтала. Потом Ромка про квартиру ей сообщил, что Лиза готова разделить по мировому соглашению. И Валентина Даниловна опять обрадовалась – сын по своему уму действовал, без ее подсказки. Когда Рома стал суетиться, бегать, торопить: быстрее, быстрее, разменяться, разъехаться, будто в жопу ужаленный – тут Валентина Даниловна быстро смекнула. Догадалась, что у сына другая женщина появилась. И не вчера, судя по всему. Стал бы он так мельтешить! Но как же было жалко роскошной квартиры, о которой она уже всем соседкам рассказала да в красках все описала! Валентина Даниловна, побывавшая в обеих квартирах, не могла не отметить – Ромка себе выбрал получше, хоть и поменьше. А Лизе с Дашкой отдал побольше, но и дом похуже, и рядом с дорогой, квартира убитая, старая. Своего, в общем, не упустил. Только куда Лиза-то смотрела? Это ж Дашкины метры! За Дашку должна была и горло перегрызть.
Ромка говорил, что Лиза болеет, но Валентина Даниловна не придала этому значения – всегда болела, тоже новость. Когда Ромка сказал ей, что Дашка решила с ним жить, Валентина Даниловна обрадовалась. Но потом почувствовала, что сын не сильно рад дочери. Даже совсем не рад. Он Дашку любил, но куда девать новую бабу, которая под боком? Хватило же наглости – позвонил матери, попросил поговорить с Дашкой и убедить ее к матери вернуться.
Валентина Даниловна тогда ночь не спала. А утром в церковь побежала, чувствуя свою вину. Просила о здоровье Лизы, за Дашку просила. Но, видно, поздно, или прошлые-то молитвы перевесили против новых. Дашка вернулась домой сама. Видимо, почувствовала, что отцу мешает. А потом этот звонок среди ночи – Дашка рыдает, как маленькая. Просит, чтобы бабушка приехала побыстрее. Маме совсем плохо. Валентина Даниловна все иконки вытащила из рамочки, собрала, в сумку сложила да поехала в Москву. А как бывшую невестку увидела, так ей совсем плохо стало. Сколько ж Дашка терпела, пока бабушке не позвонила? Это ж какого страху натерпелась девчонка? В доме срач в три слоя, еды никакой. И Лиза… Это ж уже не человек, а труп какой-то. В комнате душно, Лиза под двумя одеялами, мерзнет. Тело лежит, а души в нем уж нет. Вышла вся, улетучилась. Дашка как беспризорница – ходит, об углы бьется. Разве могла она, бабушка, в стороне остаться? А то она не знает, как мужики могут больно сделать. Она ж думала, что Лиза-то посильнее будет, с характером, а оказалось – обычная баба. Да и нет у нее никого, получается. Кроме бывшей свекрови. Валентина Даниловна уже в Москве в церковь, причастилась да исповедовалась. Не знала, как грехи замолить, что зла невестке желала да проклятия на нее насылала. Не желала она ей такой судьбы, и болезней она ей не желала! Только сколько в церковь ни бегай, а прошлого не вернешь. Уж как она себя корила за то, что угрожала Дашку забрать, что Ромке поверила – будто Лиза совсем чокнулась, запрещает с Дашкой видеться. Врал и не краснел. Валентина Даниловна решила, что будет жить с внучкой и бывшей невесткой до тех пор, пока Лиза не оклемается. А уж она найдет способ поднять ее на ноги. Заставит. Если придется, на себе будет таскать, травами отпаивать.
Лиза и вправду быстро пошла на поправку. Свекровь выгоняла ее в магазин – сначала за хлебом, потом за молоком. Лиза снова стала гулять. Неожиданно позвонили с ее бывшей работы и попросили сделать проект. Лиза согласилась и сделала. После этого последовал еще один проект и еще один. Оказалось, что Лиза может работать из дома, выезжая раз или два в неделю на работу. Валентина Даниловна однажды собрала свои котомки и банки, обняла Лизу, поцеловала Дашку и поехала на дачу к своим георгинам, строго-настрого наказав внучке поливать цветы. Все уладилось.
– Ну вот видишь, – радовалась за подругу Полина. – Я же тебе говорила, что все будет хорошо.
– Только я все равно боюсь. Знаешь, живу в низком старте.
– Чего ты боишься?
– А если что-нибудь случится. Если я опять сорвусь. Я больше не выдержу. Не смогу, понимаешь? Мне кажется, у меня запас прочности уже исчерпан, и если опять…
– Ну что может случиться? Не накручивай себя. Уже все самое плохое произошло.
– Я не знаю. Я чувствую. Не может все так быть нормально. Мне кажется, это еще не конец. Не знаю, как объяснить. Плохое предчувствие. Как будто мне еще не все кинжалы в спину воткнули. Знаешь, чего я больше всего боюсь – еще одного предательства. Я готова, уже ко всему готова. Только я должна знать, понимаешь? Ты не понимаешь…
Полина не знала, как успокоить подругу. Та и вправду сидела как на иголках. Вздрагивала, дергалась. Полина подумала, что пройдет еще немного времени, и Лиза успокоится. Просто нужно время.
О том, что Рома собрался жениться, Лиза узнала от дочери. Дашка подошла и, уставившись в пол, попросила съездить с ней в магазин за платьем.
– За чем? – удивилась Лиза.
– Мне нужно платье. Нарядное. – Даша покрылась пятнами и таращилась на собственные ноги.
– Платье? – уточнила, не веря своим ушам, Лиза.
– Меня подружка на день рождения пригласила. Все будут в платьях. – Дашка все еще на нее не смотрела.
Лиза отвезла дочь в магазин и помогла с выбором платья.
– Нормально? – Даша смотрела в зеркало.
– Если бы ты села на диету, было бы нормально, – беспощадно ответила Лиза. Не смогла сдержаться, хотя ей было приятно, что дочь обратилась к ней за помощью.
Но Даша молча проглотила нелестную правду.
Вечером неожиданно позвонил Рома.
– Спасибо, что отпускаешь Дашку, – проникновенным голосом проговорил он. – В общем, спасибо.
– Куда я отпускаю Дашку? – не поняла Лиза.
Рома долго молчал, но потом выдавил:
– На свадьбу. Мою свадьбу.
Лиза нажала отбой.
Телефон звонил и звонил, просто разрывался. Сначала мобильный, затем домашний. Лиза наконец взяла трубку – звонила Полина.
– Я тебе звоню… ты не отвечаешь… надо приехать…
Лиза все сразу поняла по голосу подруги.
– Мама умерла?
– Да.
– Когда?
– Сегодня ночью. Во сне… Она спала.
Лиза посмотрела на часы – семь утра.
– Я сейчас приеду.
Она разбудила Дашку.
– Я уезжаю. Не знаю, когда вернусь. Может быть, завтра, может быть, послезавтра. Позвони бабушке, скажи, что я ее попросила за тобой присмотреть. Она ведь все равно приедет на свадьбу. Пусть здесь поживет. С тобой.
Дашка моргала спросонья, не понимая, что случилось. Мама знала про свадьбу и не ругалась. Знала, что она соврала про платье, и тоже не ругалась.
– Что случилось? – спросила Дашка.
– Бабушка умерла. Твоя другая бабушка.
Ольгу Борисовну провожали в последний путь близкие люди – Мария Васильевна, Полина, Вадим, Лиза. Перед самым началом церемонии прощания во двор влетели Валентина Даниловна и Дашка. Выглядели они странно. Но каких только сумасшедших не видел этот двор. Бывшая Лизина свекровь была в ярко-зеленом парадном платье. Дашка – в розовом, в пол. Обе в руках держали еловые ветки. Где уж их нашла Валентина Даниловна – одному богу было известно. Могла и из Заокска привезти. Дашка была перепуганная, но подошла к матери, приткнулась боком. Валентина Даниловна протяжно всхлипнула, не без интереса заглянула в гроб, чтобы хоть напоследок увидеть сватью. Положила в гроб еловые ветки и отошла уже спокойно. В траурном зале запахло елью.