Сообщество равных… — задумчиво проговорил товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС, было видно, что эти слова ему понравились.
— И что? Не конфликтуют? — осведомился Воротников
— Как не конфликтуют — конфликтуют. Это же волчья стая, даже хуже — змеиный клубок. Если произвольно взять двух воров в законе — обязательно найдутся какие-то счеты друг к другу, не за себя так за друзей. На этом их и сломали в свое время, более стойкие перегрызли друг друга, менее стойкие сломались и отошли. У них ведь как — если т публично признал, что ты не вор — значит ты не вор. Подписывали, некуда было деваться…
— А сейчас. Что можно сделать сейчас?
Гуров посмотрел на Генерального
— Михаил Сергеевич …
— Да, я спрашиваю об этом вас как специалиста. Я считаю нужным спросить именно вас, ответьте пожалуйста.
— Думаю, что стоит действовать с двух сторон. Первое и самое главное — лишить их денежной базы, финансовой подпитки. Все это держится на деньгах, на огромных деньгах. Я не знаю всех подробностей, ни должность ни моя группа допуска к секретной информации не позволяют их знать — но то что я знаю заставляет предположить, что в последнее время открылся очень серьезный канал подпитки криминального мира денежными средствами. Дело в том, что преступники всегда работают с наличностью, грубо говоря, вор не может украсть больше того, что лежит в кошельке. Если там лежит сто рублей — он украдет сто, если тысяча — значит тысячу. И в последнее время по тем немногим делам, по которым удается что-то доказать или изъять — суммы раз от раза все больше и больше. По некоторым делам они просто космические.
— При Андропове немало изымали.
— Нет, товарищ Громыко, при Андропове больше изымали доллары, золото, драгоценности — здесь же речь идет именно про рубли. Крупные купюры — пятьдесят, сто рублей. Суммы — миллионные, деньги буквально чемоданами.
— Фальшивые?
— Никак нет, есть заключение экспертизы,
Генеральный пододвинул к себе перекидной календарь, что-то записал.
— Мы вас поняли, продолжайте Александр Иванович
— Для того, чтобы отрезать преступников от денег нужно, прежде всего, отделить преступления тяжкие и особо тяжкие от преступлений средней и небольшой тяжести. Если брать организованную преступность — нужно сделать так, чтобы человек, пусть даже и цеховик мог прийти в милицию.
— Это легализовать незаконное предпринимательство, что ли? — удивился Громыко
— Оно уже легализовано, явочным порядком, Андрей Андреевич — со вздохом сказал генеральный — пройдись по улицам, посмотри. Стоят, торгуют. При Сталине артели были разрешены, сейчас за вареные джинсы хотим сажать. Верней хотим то хотим — да не получается. В магазинах — купить нечего, а на складах гниет, это когда ж видано то такое было.
— Наводить порядок.
— Кто наводить будет? Ты? Я?
— Хотя бы Александр Иванович. Милиция.
— Не навести уже порядок. Можно разрешить то, что не приносит вреда. Оттого что кто-то пошил джинсы и продал их — вреда никакого нет. Оттого что кто-то испек чебурек и продал его — тоже вреда никакого нет. Вред начинается тогда, когда кто-то государственное добро гноит. И каждого за руку не схватишь. Не те времена. Вон у Гдляна, сколько обвиняемых. Кстати, Александр Иванович, как вы относитесь к делу Гдляна**?
— Никак, товарищ Генеральный секретарь. Я не знаком с этими делами.
— Понятно. Значит, с деньгами разобрались. Или нет?
— Никак нет… не только это. Второе, и более опасное — это система обналичивания денег и переправки их за границу. Она действует с начала семидесятых***, но набрала немалый вес. В эту систему вовлечены работники органов власти высокого ранга, явно сотрудники Госбанка, она — альфа и омега всего. Там делают деньг на деньгах, и она — хребет организованной преступности. Переломить ее — и…
— Ну, вот. А говорили центральных органов нет, Александр Иванович.
— Это не центральный орган. Это обеспечивающая система. И уничтожить ее будет очень сложно, как по причине противодействия, так и по причине того, что это, скорее всего не одна, а несколько систем, работающих по схожим принципам, но возглавляемых разными людьми. И у меня нет ни единой отправной точки, чтобы работать по ней.
— Это дело наживное. А что еще?
— Второе — это усиление МВД. Кадровой структуры. Необходимо признать, наконец, что криминогенная ситуация у нас в стране ухудшается с каждым годом. Что у нас есть организованная преступность. Что у нас преступность выше, чем в США. Вам известна проблема с укрывательством заявлений от регистрации?
— В общих чертах.
— Она вызвана тем, что с милиции требуют девяноста процентов раскрываемости. Такой раскрываемости нет, и никогда не будет.
Последние слова были наглостью, и Гуров это хорошо осознавал. За это мог быть не просто выкиншейн — тюрьма. Но почему то ему вдруг стало все равно — что будет дальше, и он решил высказаться, а дальше — будь что будет.
Хотя бы потому, что его внимательно слушали.
— Нужно разделить милицию на две части. Необязательно организационно, можно оставить в пределах одного министерства — но хотя бы департамент надо создать. Первая милиция — назовем ее общественная милиция — занимается всем тем же, чем обычно занимается милиция: нетяжкие преступления, профилактика, служба участковых. Вторая часть, который следует набирать из наиболее опытных сотрудников, причем только добровольцев, сдавших квалификационный экзамен должна заниматься только одним делом, верней двумя — оперативно-розыскной деятельностью по тяжким и особо тяжким преступлениям, в том числе по организованной преступности и связям ее государственными деятелями, нечистыми на руку. Эти подразделения должны базироваться только в крупных городах, и работать вахтовым методом. Верней даже не вахтовым… в каждом союзном министерстве должна быть создана некая инфраструктура, потому что работать не зная "земли" — невозможно. При необходимости, эта инфраструктура усиливается за счет людей из Москвы, Ленинграда, Свердловска. В союзных республиках на юге в эту службу следует брать только русских, потому что местные заражены кумовщичеством и круговой порукой, только русские, не имеющее корней на этой земле могут докопаться до сути происходящего и раскрыть любое преступление, в том числе совершенное высокопоставленными лицами. Эта служба должна быть обучена на самом высоком уровне, хорошо оснащена и должна иметь дополнительные полномочия.
— Какие именно полномочия?
— Право задерживать на десять суток без санкции прокурора. Право доклада через голову, в том числе на Политбюро, если возникнет такая потребность.
— И все?
— Больше ничего не нужно. Нужно оснащение и люди. Люди с образованием и люди с опытом. Нужны как опытные оперативники, так и эксперты, свои эксперты в области экономики и некоторых других дисциплин. Организованная преступность — это, прежде всего преступность в сфере экономики.
— И сколько человек вы предполагаете в штат?
Гуров задумался
— Несколько тысяч.
— И только?
— Вопрос не в штатных единицах, товарищ Генеральный секретарь, а в их заполнении. Людей мне хватает, и будет не хватать еще очень долгою. Кто уволен, кто спился, а кто извините… сидит.
— А если выпустить? Принять на работу. Прекратить пить?
Полковник посмотрел на Генерального секретаря — и вдруг понял, что он не шутит. Совсем — не шутит.
— Товарищ Генеральный секретарь…
— Я уже говорил. Работает комиссия, действиям лиц, разгромившим министерство внутренних дел и сделавшим возможным такой рост преступных проявлений в советском обществе будет дана надлежащая оценка. Но если будет выявлено, что какие-то люди пострадали… скажем так не за дело, то наш долг, как коммунистов и просто как ответственных людей извиниться перед этими людьми и помочь им, как то компенсировать. И если кто-то был незаконно осужден или уволен, и пожелает восстановиться в МВД — мы, полагаю, не можем и не должны
Генеральный улыбнулся
— Тем более при той ситуации, какую вы нам обрисовали. А вы сами, Александр Иванович, готовы возглавить такую службу.
Гуров задумался. Он был служакой — но он был и увлеченным человеком, искреннее преданным своей профессии. Ни один художник, если он конечно настоящий художник, а не мазила, не откажется от предложения написать картину всей своей жизни, ту что он давно мечтал написать. Но он понимал и то с чем он столкнется, если примет предложение. Бешеное сопротивление на всех уровнях и лютая ненависть к выскочке. Его просто обязаны попытаться сожрать, хотя бы из зависти. Лепту в это внесут и бывшие сотрудники КГБ, переброшенные в МВД на оздоровление и сохранившие связи со своим бывшим ведомством. Партпризыв и чекистский призыв буквально убили МВД.
— При двух условиях, товарищ генеральный секретарь — набрался неслыханной наглости Гуров
— Какие же?
— Право подбирать кадры, в том числе те, которые кому-то не нравятся. И право доклада сюда по особо важным делам.
Генеральный секретарь, не раздумывая, протянул большую, крестьянскую ладонь через стол.
— Договорились.
Когда Воротников вывел своего гостя из кабинета — они должны были договориться кое-о-чем, на это направление Соломенцев отрядил именно Вороникова — Громыко и Соломенцев сидели какое-то время молча. Потом Соломенцев спросил
— Ну?
Громыко помедлил с ответом
— Безумие — наконец сказал он
— Почему?
— Ты знаешь правила.
Да, правила знали все, и знал и хорошо. Выжившие при Сталине — примитивно, физически выжившие, и даже избавившиеся наконец-то от карающей длани заключили негласное соглашение. Их можно было обвинять в этом — но обвинять мог только тот, кто не жил тога, кто жил — тот бы понял. Соглашение состояло в следующем — своих не трогать****. Точка. Если группа, попадая в которую ты становишься более-менее неприкосновенным. Есть группа, попадая в которую ты становишься неприкосновенным абсолютно. Что бы ты не натворил — завалил работу, проворовался, бросил семью и женился на своей секретарше — тебе помогут. Найдут место, если не удалось удержаться на своем, дадут где-то пересидеться. Прикроют, соврут. Они не помнили, как было тогда — слишком малы были. Но бюрократическую науку, преподанную теми, кто был до них — усвоили прекрасно.
— Мы их уже нарушили — сказал Громыко
— В чем?
— Ты знаешь.
Соломенцев внезапно психанул.
— Я кого-то убил?! Нет! Может, это ты кого-то убил?!
— Вы чего Михаил Сергеевич? — испугался Громыко
— Того! Он его убил — он и нас не пожалеет! Надо своих людей везде, нам обязанных, тогда пусть попробует… они ему … в глотку…
Соломенцев белел на глазах, потом начал медленно наваливаться на стол. Громыко вскочил, кинулся к двери в приемную
— Врача! Быстрее!
* На тот момент основным источником наркотиков для немногочисленных советских наркоманов было аптечное управление Минздрава. Все изменил Афганистан
** Автор видел дела, которые шил Гдлян. Очень много натянутого, да и сам Гдлян как следователь был посредственностью.
*** Обналичивали один к двум. Система на полном ходу и по сей день.
**** Даже видя то, во что это все превратилось сейчас, автор не смеет осуждать тех, кто заключал это соглашение тогда. Потому что любому человеку хочется жить и это нормально. Общество, пережившее Сталина прежним не станет уже никогда, и то что творится сейчас — это отголоски тех лет, я в этом уверен.
Час героев
Операция Магистраль
Афганистан, аэродром Баграм
23 ноября 1987 года
Самое хреновое для солдата — это неизвестность. И мороз, конечно — но мороз это ладно, от мороза спасает палатка с поларисом* и старый добрый ватник, который намокает, промерзает — но хоть как-то спасает от стужи. А вот неизвестность…
Несмотря на то что Афганистан от Москвы ох как далеко — слухи дошли уже и досюда. С пришедшим вчера бортом летуны привезли газету Правда — а там — "после тяжелой и непродолжительной болезни". Сразу после этого офицерский состав на полдня собрался в большой палатке ПАБ-60, которая использовалась как штабная и — о чудо! — перед этим ничем не озадачил своих подчиненных. Расходились, судя по наблюдениям, мрачнее тучи, на вопросы личного состава кто отделался дежурным "сообщат" и "не терять бдительность, не распространять слухов, особенно среди афганских военнослужащих", а кто не мудрствуя лукаво послал по матушке. Зато к вечеру "родили" — к палаткам выгнали четыре БТР, установили посменное круглосуточное дежурство, личному составу было приказано иметь при себе в любое время дня и ночи как минимум один БК** боевыми. Вернувшийся из Кабула, куда он отлучался по делам, лейтенант Тищук рассказал, что дальше по дороге, где стоят лагерем (или табором, что ближе к истине) зеленые*** — выставлен усиленный блок-пост с двумя танками Т-60, и танки эти — похоже караулят афганцев. От этого сообщения — а все моментально додумали что если зеленые взбунтуются, переметнутся на сторону духов — что тогда будет вообще и конкретно с ними — все еще больше приуныли.
Отрядили ходоков к замполиту. Замполит — если сравнивать его другими замполитами — был мужиком очень даже ничего, катехизисом сильно не надоедал, зачеты по марксистско-ленинской тории с периодичностью раз в месяц и с проверкой конспектов не требовал, солдатской пищей: перловкой с тушняком — не брезговал. Замполит, сидя в палатке на своей койке что-то быстро писал, увидев пришедших к нему ходоков он ни с того ни с сего сорвался, спустил на них всех собак и каждому персонально объяснил — куда ему идти и что делать.
От этого десантура триста сорок пятого полка, того самого девятая рота которого в свое время брала дворец Амина, совсем приуныла. Поужинав чем Бог послал и выставив пост на входе в палатку — по своей инициативе, при таких раскладах лишним не будет — десантура уже приготовилась совершить команду "отбой". Был еще личный час — но кто-то, матерясь последними словами, приводил в порядок одежду, кто-то пытался на отсыревшем клочке бумаги писать письмо, а кто-то уже и на массу вовсю давил — когда полог откинулся, повинуясь решительной руке и в палатку, пригнувшись, вошел заместитель командира полка по боевой подготовке. Отчего-то недовольно посмотрел на пыхающий зловещим красным огнем поларис в углу — оно, конечно нельзя, да вот ничего другого то и нет.
— Добровольцы — шаг вперед! — сказал он
— А куда добровольцы, тащ майор? — спросил кто-то
— Куда-куда… Щас узнаешь…
Жидкой колонной их вывели за пределы утопающего в грязи городка — ноябрьский Афганистан вообще предельно мерзкое место — прямо к ангарам Баграма, где горели прожектора, и суетились люди. Все как и всегда делалось в последний момент — к Грачам подвешивали гроздья ФАБ-250, самых расходных во время этой кампании бомб, армейские заправщики питали самолеты керосином, а один промчался мимо них, едва не задавив и обдав брызгами грязи. Чуть в стороне, где посветлее у какого-то УАЗика-буханки стоял летный состав, прямо на поле получающий последний инструктаж. От всего этого — явно готовилась какая-то операция и готовилась в спешке — стало еще холоднее, еще мерзопакостнее.
— Стой, кто идет! — окликнули от затемненного ангара
— Своих не узнаешь? — совершенно не по уставу ответил майор, добавив в конце матерное.
— Виноват, тащ майор.
— Открывай, давай.
Майор обернулся к десантникам
— Помогайте, что встали?
Вместе открыли ворота какого то ангара — темного, освещаемого только рассеянным светом прожекторов с улицы. Майор чем-то щелкнул, потом еще раз.
— Подолян — где свет?
— Капитан Мухортов сказал — дырчик**** накрылся, нету света, тащ майор!
— Твою мать… Та-ак… Слушай мою команду! Вон в том углу — мешки и парашюты. Все вытащить сюда, на свет — время пошло!
В углу пустого, холодного и темного ангара действительно были сложены мешки — какие-то полегче, а какие-то — в одиночку не утащишь, напитавшиеся водой, каждый — под сотню килограммов весом. Сначала таскали просто волоча по полу, потом после окрика майора начали таскать вдвоем, выкладывая их в две небольшие кучки на входе, где хоть что-то было видно. Мешков было довольно много, и таскать — запалились изрядно.
— Десантник, он и всадник и лошадь одновременно! — отпустил шутку Сашка по кличке хохол, фазан из Винницы.
— Работай, работай — крикнул кто-то из дедов — болтать все мастера!
Картина эта — деды, работающие рука об руку с фазанами и даже сынками для Советской армии была дикой, деды вообще не приспособлены для работы — но в триста сорок пятом полку ВДВ, в одном из немногих устав действительно соблюдался, не на время проверки, и не пока офицеры смотрят — а все время, двадцать четыре часа в сутки. Добился этого командир полка, гвардии подполковник Валерий Востротин очень просто — в один прекрасный день он выстроил полк на плацу, вызвал дедов и начал издеваться над ними, точно так же, как они издевались по ночам над молодыми, начиная от требования родить сигарету за три минуты и заканчивая "сушкой крокодилов". К тому времени Востротин был Героем Советского Союза, офицером на которого равнялись — и публичная экзекуция на плацу для дедов была настоящим шоком. Но свое действие она поимела — над молодыми по ночам больше не издевались, и если предстояла какая-то работа, то работать шли все.
Постепенно вытаскали все, сложили парашюты рядком, как полагается, мешки — в ровную пирамиду. Для чего все это делается — никто толком не понимал.