— На колени, несчастный! — обратил на него пылающий ненавистью взгляд Гермес. — Возможно, тебе удастся вымолить прощение, хотя лично я сильно сомневаюсь в этом. Твои фантастические беззакония переполнили чашу человеческого и божественного терпения.
Марвин поспешно бухнулся на колени перед коварным партнером.
— Пощады! — завопил он. — Пощады! Я осознал... я искуплю!..
— Что ж, господа, — произнес Гермес, — преступник определенно многое осознал и теперь жестоко раскаивается. Я думаю, мы вполне можем проявить похвальное эллинское милосердие и ограничиться изгнанием его из полиса — в том случае, если он сам себя накажет, доказав тем самым, что безусловно вступил на путь исправления и покаяния.
Эффектным жестом бог выдернул длинную золотую заколку из платья царицы Иокасты, и та, охнув, поспешно поддернула начавшую сползать с ее груди парчовую материю. С шутовским полупоклоном Гермес подал заколку Иезайе:
— Царь Эдип, поклонник инцеста и узурпатор трона! Выколи себе глаза этой штукой и ступай на все четыре стороны. Благородное собрание клянется не преследовать тебя в этом случае.
Цари Эллады ответили на это восторженным ревом.
Иезайя потерянно замер посреди пиршественного зала с заколкой в руке, глядя остановившимся взором на людей, которые четверть часа назад громогласно восхваляли его доблесть и щедрость. Теперь они свистели, топали ногами и изрыгали в его адрес ужасные проклятья. Прав был Эдип: Гермес поимел его, поимел как мальчишку. Теперь он уже ни капли не сомневался, что сам, добровольно, выколет себе глаза — иначе не избежать ему гораздо большей беды.
И тут, в самый напряженный момент драмы, на сцену вышел бог из машины или, как выразились бы некоторые прогрессивные европейские литераторы, рояль из кустов.
— Остановитесь, несчастные! — раскатился по залу уверенный старческий голос.
Гермес раздраженно обернулся и замер, словно громом пораженный. В дверях стоял бывший царь Лай собственной персоной. На царе были драные джинсы с бахромой и вытертая на локтях кожаная куртка с большим круглым значком на лацкане: ДУМАЙ О СНЕГЕ. На плече у экс-царя висела матерчатая сумка с огромным вышитым пацификом посередине.
— Что вы делаете, кретины?! — вопросил Лай, сурово оглядывая присутствующих. — Кого вы хотите сделать мифологическим персонажем? Это же подставное лицо, пустышка!
— О, горе, — простонал Иезайя, закрывая глаза от стыда. Он больше не мог выносить этот кошмар.
— Это ненастоящий Эдип! — продолжал кричать Лай, приближаясь к замершим во главе стола Гермесу и Марвину. — Это самозванец! Генетический же материал был взят у моего настоящего сына, который сейчас проживает на Гавайях и не только не спит со своей матерью, но даже в глаза ее никогда не видел! Вы все помешались, господа, если слушаете этого клоуна с крылышками!
— Твою двадцать! — заорал Гермес. — Кого же я сопроводил в преисподнюю вместо тебя, старый мошенник?
— Несчастного Леокада, — невозмутимо ответствовал бывший царь. — Ловко мы провели тебя, а, придурок? Хотел без лишнего шума убрать меня руками этого техасского идиота, а потом отправить следом и его самого? Дудки, мистер бог! — Он вытянул в направлении Гермеса крепко сложенную дулю и экспрессивно повертел ею в воздухе.
— Ты позволяешь себе слишком много, смертный, — процедил Гермес. — Надо полагать, ты заручился надежными покровителями, если разговариваешь со мной в таком тоне — или просто наивно надеешься, что эта публичная дерзость останется безнаказанной?
— Узнав, что имеется отличный повод поставить тебя на место, Гера сразу же подписалась за меня, — самодовольно заявил Лай.
— Тартар побери! — расстроился Гермес.
— Поэтому перед всем благородным собранием я заявляю, что был вынужден бежать, узнав о заговоре, чтобы спасти свою жизнь и достоинство, и теперь на вполне законных основаниях требую свое царство назад! — возгласил Лай.
— Опомнись, ты же до основания разрушаешь миф об Эдипе! — заскулил Гермес. — От меня Зевс мокрого места не оставит!
— Это твои проблемы, приятель, — с достоинством ответил Лай. — Я не собираюсь решать их за тебя.
— Что же ты, мистер, — с горькой укоризной обратился Марвин к бывшему царю. — Я же тебя, можно сказать, от неминуемой смерти спас, а ты меня теперь топишь в буквальном смысле слова!..
— Своя рубашка ближе к телу, — усмехнулся Лай. — Ибица оказалась совершеннейшей дырой. Я, похоже, перепутал ее с Ниццей. Президентских номеров в отелях нет, пляжи грязные, куда ни пойди — везде толпы каких-то немытых волосатых бездельников, которые сидят на газонах, бренчат на гитарах и курят удивительную дрянь. Да и Барбарелла... Я к ней быстро охладел. За ногтями не ухаживает, готовить не умеет, валяется целыми днями на циновке и слушает Джимми Хендрикса. Нет, не так я себе представлял идиллию в рыбацком шалаше... — Он снова повернулся к беснующейся аудитории. — Итак, господа! Вы все прекрасно меня знаете. Кого вы поддержите в притязаниях на престол Фив — отпрыска древнего царского рода или этого безродного выскочку?
— Вообще-то судя по размаху пиров, которые закатывает новый царь, ему вполне присущи щедрость и благородство истинного владыки, — рассудительно заметил Персей, ковыряя в зубах бамбуковой зубочисткой.
— Низкий чревоугодник! — заверещал Лай. — Подумай как следует, сосед: это создает очень опасный прецедент! Если вы не вернете мне царство, Гермес решит, что ему все позволено. Ничто не помешает ему провернуть аналогичные банановые путчи в ваших полисах, поставив у власти своих людей из низшего сословия — бывших рабов, рыбаков и дальнобойщиков!
— Замолчи, вздорный старик! — прогремел Гермес. — Ты уже сказал достаточно, чтобы я немедленно испепелил тебя!
— Руки коротки! — отозвался Лай. — Ты, посланник олимпийцев, мальчишка на побегушках, который таскает Аресу любовные записки от Афродиты, но при этом корчит из себя древнее автохтонное божество! Интриган, который не видит дальше собственного носа и не может просчитать ситуацию хотя бы на два хода вперед, хитрец, которого я обвел вокруг пальца, как...
— Привет, папа.
— Сынок?! — страшно изумился Лай.
В дверях обеденного зала возник Эдип — в знакомых Иезайе замызганных шортах, гавайской рубашке и камуфляжной рыбацкой панаме. В руках у него была сетка, наполненная чем-то темным и угловатым.
— Ага, он самый. — Эдип грохнул сеткой об пол, и из нее посыпались продолговатые коричневые бруски, похожие на куски хозяйственного мыла. — Это не твое, а?
— Нет. — Лай побледнел как полотно. — Я не торгую мылом.
— Брось, папаша. Ты прекрасно знаешь, что это не мыло. Это три килограмма толовых шашек, которые ты, старый вонючий скунс, заложил в двигатель моего катера. — Эдип повернулся к совершенно обалдевшей от такого количества сюжетных зигзагов аудитории. — Обратите внимание, господа! Ему мало было того, что я побрезговал убивать его, предпочтя бегство из Эллады кровавому фиванскому престолу. Этому хорьку мало было того, что я, сентиментальный идиот, предупредил его об опасности, исходящей от этого вот самозванца, который в настоящее время узурпировал царский трон. Нет, папочка решил дополнительно подстраховаться. Вдруг проклятие еще действует и он все еще рискует быть убитым мною?.. Убрать опасного сынка — и дело в шляпе! Да, кстати, благородные герои Эллады, совсем забыл представиться... Эдип из Коринфа, настоящий Эдип, кровный сын вот этого сморчка!
Русский драматург Гоголь потратил приблизительно полторы страницы убористого текста, чтобы описать немую сцену в финале своей пьесы «Ревизор». Для того, чтобы описать немую сцену, возникшую в пиршественном зале царского дворца в Фивах, бумаги понадобилось бы значительно больше.
— Ладно врать-то, — проскрипел в установившейся потрясенной тишине Лай. — Ты сбежал вовсе не потому, что внезапно воспылал горячими сыновними чувствами к папаше, которого никогда в жизни не видел. Тебе просто не улыбалось остаток дней скитаться по Элладе с выколотыми глазами, как последнему бомжу! Даже предполагаемый инцест с матерью не вызвал у тебя сакрального ужаса, я думаю — ее ты тоже никогда не видел и вряд ли питал к ней родственное почтение...
— Клянусь Зевсом! — завопил Эдип. — Клянусь Зевсом, теперь эта цена уже не кажется мне чрезмерной, если за нее я смогу получить твою голову!.. — Оскалившись, он двинулся к отцу, нервно потирая волосатые руки. — Значит, для того, чтобы стать владыкой Фив, Эдип из Коринфа первым делом должен убить царя Лая? Отлично, отлично...
— Я уже не царь! — пискнул Лай. — И пока еще не царь! Остановите этого психа!.. — Он проворно нырнул за спины эллинских героев. — И потом, детка, царем тебе все равно не стать: Сфинкс-то уже погибла!
— Это ты так думаешь, сахарная голова, — раздался низкий джазовый баритон.
Лай и Гермес в ужасе повернулись к выбитым дверям — в дверном проеме, скрестив передние лапы на груди, стояла тетушка Сфинкс.
— Эй, вареная сгущенка! — сумрачно произнесла она. — Ты считать умеешь?
Гермес едва увернулся от брошенного чудовищем кейса. Пролетев через весь зал, чемоданчик загрохотал по гранитным плитам пола.
— А я умею! — зарычала Сфинкс. — Грязный латинос! Здесь ровно половина той суммы, на которую мы договаривались. Где остальное?!
— Вторую часть суммы я собирался выслать телеграфом в Венесуэлу, — заюлил Гермес. — Когда ты прибудешь на место.
— Ага, щас! — Львица уперла лапы в бока. — Об этом у нас разговора не было! Небось надеялся, что обнаружив это дело за пятнадцать минут до самолета, я не посмею вернуться и качать права?! Плохо ты меня знаешь, кофейный крем! Я древнее хтоническое чудовище! Я в молодости была одним из ключевых функционеров «Черных пантер», я общак держала! — Она незаметным кошачьим движением скакнула к Гермесу, ухватила его за тунику и начала бешено трясти, словно крысу. — Где деньги, божественная скотина? Да мы с Тифоном и Ехидной зажигали не по-детски, когда тебя еще и в проекте-то не было!
— Мама! — закричал несчастный бог торговцев. Банкетный зал заполнил густой бас, сошедший с небес:
— Мама твоя, джуниор, давно умерла, но папа внимательно наблюдает за твоими проделками с Олимпа.
— Не приближайся ко мне, придурок! — завизжал Лай, выхватив пистолет и направив его на Эдипа, который все это время целеустремленно огибал пиршественный стол, стремясь добраться до папаши.
— Серьезно? — комично удивился Эдип, вытаскивая руку из кармана. В руке у него была зажата граната с выдернутой чекой. — Ладно, не буду. Зоны осколочного поражения, думается мне, вполне достаточно. Знаешь, батя, мне ведь больше совершенно нечего терять. Все, что можно, ты у меня уже отобрал. И царство, и безмятежное будущее, и Барбарелла...
— Барбарелла! — выкрикнул Лай. — Так вот с кем она снюхалась! Это она выдала меня, маленькая дрянь!..
— Слушайте, вы, голубки! — загрохотала Сфинкс. В руках у нее появился портативный огнемет советского производства. — Прекращайте свои семейные разборки! Вы мне мешаете восстанавливать справедливость!..
Почувствовав, что в общей суматохе все о нем забыли, Иезайя Марвин бочком отступил к дверям, ведущим в дворцовую кухню, и когда оба царственных негодяя набросились на Сфинкс с упреками, выскользнул из пиршественного зала. За спиной у него гулко бухнуло несколько выстрелов, оглушительно прогремел взрыв, и последним, что увидел Иезайя в клубах дыма, прежде чем выкатиться в коридор, был Гермес, который, отступив к кухне, молитвенно воздел к потолку свой кадуцей, а также черные фигуры спецназовцев, которые в ответ на его призыв стремительно спускались из-под купола по специальным фалам. Сбросив с плеч изгвазданную мантию, Марвин выбрался из дворца и бегом устремился к видневшемуся у горизонта скальному массиву.
Он бежал без отдыха почти час. Потом, давая себе лишь короткие передышки, карабкался по гладким камням, затем нашел горную тропу. Заночевал на перевале и всю ночь трясся от холода, сидя на корточках, потому что оставил зажигалку во дворце. Едва начали рассеиваться предрассветные сумерки, вновь кинулся бежать и к вечеру следующего дня оказался на заброшенной дороге, ведущей к мотелю Бейтса, в семистах метрах от своего грузовика.
Грузовик неплохо выдержал разлуку с хозяином, хотя аккумуляторы, конечно, пришлось менять. Пес системы лабрадор, как выяснилось, все это время прекрасно обходился без Иезайи — он охотился на кроликов в холмах и бегал на свадьбы к соседским собакам. Однако, когда его блудный хозяин вернулся, лабрадор совершенно искренне, по-детски обрадовался.
На этом эллинскую эпопею Иезайи Марвина можно считать законченной. Детский комплекс любви к матери и ревности к отцу теперь называют Аяксовым. Лая афинский арбитражный суд восстановил в царских правах, он по-прежнему правит Фивами и через четыре месяца собирается отправиться туристом на международную космическую станцию по линии Росавиакосмоса. Гермесу, как самому младшему и любимому ребенку Зевса, сошли с рук все его художества, несмотря на активное вмешательство Геры. Лаю Гермес публично пообещал веселую жизнь после того, как презренный царь Фив изволит умереть; впрочем, на Олимпе у царя по-прежнему есть надежные заступники, и если он за отпущенное ему до смерти время сумеет не поссориться с ними, то в Царстве Мертвых ему не придется вечно катать в гору камень или наполнять бездонную бочку, как некоторым его бывшим собутыльникам. Контуженный Эдип убежал в Австралию и устроился спасателем на один из пляжей Канберры. Сфинкс все-таки выбила из Гермеса вторую часть денег, но в Венесуэлу не поехала, а отправилась в Лас-Вегас, от чего, несомненно, здорово выиграла, поскольку самолет, что должен был доставить ее в Каракас, потерпел необъяснимую катастрофу над Андами, в которой не выжил никто. В Лас-Вегасе же хтоническое чудовище растворилось столь искусно, что всякие ее следы потерялись; подозревают, впрочем, что она бежала на коммунистическую Кубу, где с полным чемоданом американских денег можно устроить себе вполне неплохую жизнь. Царица Иокаста некоторое время грустила по юному жеребчику Иезайе, но в конце концов утешилась, придя к выводу, что старый конь борозды не портит, к тому же Поликсен тоже оказался неслабым любовником.
Иезайя же Марвин по-прежнему живет в своей богом забытой Ка-нанере, мотается на грузовике по всему Западному побережью и по субботам пьет пиво в заведении мамаши Бейкер. Правда, теперь в его доме есть хозяйка — миссис Иезайя Марвин, в девичестве Мария-Луиза Хосефа Хуана Сапатеро младшая, чрезвычайно скромная и относительно красивая девушка. О своей странной и рискованной эллинской эскападе дальнобойщик вовсе не жалеет: он получил неплохой жизненный опыт, убедился еще раз на деле, что бесплатный сыр бывает только на помойке, и теперь ему будет что рассказать внукам на склоне жизненного пути. Омрачает его воспоминания одно: заветная бейсбольная бита с автографом питчера «Техасских рейнджеров», оставшаяся во дворце царя Лая.
Увы, он еще не знает, что на самом деле является второстепенным персонажем фильма «Атака пауков» и что его мученическая смерть в одном из эпизодов призвана позабавить пресыщенных американских кинозрителей. Впрочем, все мы смертны, и каждому назначен свой час, которого не избегнуть и не изменить; сопротивляться предначертанному столь же глупо, как пытаться чайной ложечкой срыть гору Килиманджаро. И дело тут, поверьте, вовсе не в ложечке; аминь, ребята.