– Когда мы утрясем последние детали, я ненадолго вас покину, отправлюсь к Ругстад. Это недалеко от того места, где мы стоим. – Ильина показала рукой на переулок, по которому можно пройти к домику Мэрит. – Вот… Мне понадобится некоторое время, чтобы переодеться и подготовить свое снаряжение. Питание для меня – пятисуточный паек – забросят прямо на трассу. Я об этом кое с кем уже договорилась. А что вы там говорили про «деликатность»? Не поняла.
– Я, собственно, про деньги.
– Про деньги?
– Да. Мы хотели бы выплатить вам задаток. Точнее, всю сумму вперед… за шесть суток.
– Это еще зачем?
– Затем, чтобы вы, значит, ни о чем не беспокоились. И спокойно, с хорошим настроением участвовали в нашем общем мероприятии… Ну а вы соответственно сможете отнести деньги своей знакомой. Или же положить на счет в местном банке. Он ведь еще работает?
– Уф… – Ильина поморщилась. – Чесслово, господа, мне как-то неловко! Я изначально не планировала участвовать в вашем походе. Не знаю, стоит ли мне вообще брать с вас оплату. Вот.
– Как это? – удивленно произнес Воронин. – Мы ведь обо всем, кажется, договорились. Вы сказали, что ваша такса – триста евро с человека в сутки. Мы готовы заплатить запрашиваемую вами сумму.
Ильина удивленно вскинула брови.
– Триста ойро? С человека? В сутки?! А когда это я вам такое сказала?
– Вчера. В ресторане у Мэри-Энн. Что-то не так?
Ильина энергично покачала головой.
– Нет, нет… я сейчас вспомнила. Если честно, я взяла цифру с потолка. Хотела от вас… я ж вас тогда совсем еще не знала… хотела… ну, типа…
– Отделаться?
– Вроде того. Я ведь предполагала, что вы легко найдете себе проводника среди норгов. Даже они не берут таких крутых гонораров.
– А мы согласны, Светлана! И заплатим ту цифру, что вы изначально назвали. Шестьсот умножаем на шесть…
– Зато я теперь не согласна! – строго сказала Ильина.
– Получается… три тысячи шестьсот евро. Я правильно перемножил?
– Оставьте эти свои арифметические упражнения! Вот что… Заплатите по минимуму существующего здесь тарифа. Да и то не сейчас, а потом, позже. – Девушка улыбнулась, продемонстрировав симпатичные ямочки на раскрасневшихся щечках. – У меня будет как раз повод и интерес вывести вас из ледовой пустыни обратно в цивилизацию. Иначе, если вдруг потеряетесь на трассе, как я получу с вас свой гонорар?
Приготовления к выходу заняли еще какое-то время. Наконец без четверти пять вечера их небольшая команда была готова отправиться в шестидневное путешествие по согласованному в офисе губернатора маршруту.
Немногим ранее к отелю подкатили на своих личных двухместных «Поларисах» Ругстад и Торенсен. Примерно около получаса посидели всей компанией в местном баре. Выпили по чашке горячего какао (а мужчины и по капле коньяку в дорожку), перекинулись словцом.
После непродолжительного совещания по настоянию Ильиной решено было сократить вдвое сегодняшний маршрут с четырнадцати километров до семи. Вернее, не сам километраж сократить, а количество пройденного группой пути. Учитывая позднее время выхода, это было разумное решение. Благодаря наличию механизированной тяги вопрос решался легко и просто… Воронин и Трофимов – оба, как выяснилось, недурно владеющие английским – согласились на этот «небольшой мухлеж».
Мэрит прицепила к корме снегохода сани с вещами отправляющейся в поход подруги. В санях – спальник, палатка, лыжи и палки в чехле, рюкзак. Ларс вызвался в два приема перевезти русских мужчин и всю их поклажу.
Спустя около получаса они все были уже на месте. Перед ними в серой полумгле лежит заснеженная долина реки Адвентдален. За спиной видны отсветы электрических огней. Там Лонгйир, дивный городок, похожий на сказочную декорацию. Впереди и по сторонам тоже кое-где мерцают огоньки. На берегах фьорда расположены щитовые или бревенчатые домики, а также капитальные строения. В большинстве своем эти постройки используются норгами в качестве дач или даже «загородных резиденций».
– Светлана, а ты почему сама-то без оружия? – спохватилась Мэрит. – Где твой карабин?
– Мое ружье там, где я его оставила в прошлом году – в Баренцбурге. – Ильина отцепила крепление саней от грузового крюка снегохода. – У меня есть вот это… – Она похлопала по чехлу, закрепленному на ремне, который перепоясывал ее ладную, упакованную в изотермик и горнолыжный трехцветный костюм фигурку. – Ракетницы с меня достаточно.
– Мы с Ларсом, когда кружили вокруг Нордфьорда, видели много следов. И самих самцов тоже наблюдали… Их много в этом году. И они вернулись раньше, чем обычно. Я даже возле своей дачи видела свежие следы…
– Ну, до весеннего гона еще есть время. Ты ведь, подруга, и сама без карабина передвигаешься?
– У меня с медведями договор, – Ругстад улыбнулась. – Вроде пакта о ненападении.
– Сама знаешь, Мэрит, каждый лишний килограмм груза на трассе ой как чувствуется… А карабин есть у ребят, – Ильина кивнула в сторону двух мужчин, которые, впрягшись в сани, уже готовы были тронуться, торя лыжню по нетронутому в этом месте плотному, слежавшемуся за зиму снегу. – Ну что, подруга? Давай будем прощаться. Спасибо вам… тебе и Ларсу! И не скучай тут без меня. Не впадай в депрессуху. Все будет хорошо!
Они обнялись, потерлись носами. Затем Ильина обняла норвежского великана, которому она едва доставала до плеча, и пошла догонять чуть ушедших вперед мужчин.
Некоторое время норвежцы оставались на месте, наблюдая за тем, как двое русских «диких туристов» и пристроившаяся за ними девушка удаляются вдоль скованной ледовым панцирем долины реки, которая выведет их к северо-восточному мысу фьорда. Ильина, шедшая налегке, даже без рюкзака за плечами – кто-то из мужчин тянет «цугом» сразу двое саней, свои и проводника, – остановилась на короткое мгновение. И на прощание помахала рукой тем, чьи фигурки теперь смутно угадывались на фоне заснеженного берега.
Ругстад вспомнила, что она хотела поговорить с Ильиной о кое-каких важных вещах. Вот хотя бы о том самом странном следе от снегохода, который они с Ларсом видели в каньоне в районе Нордфьорда, где они нашли останки одного из русских и убитого медведя. Или про их отношения с Андреасом, о том, что ее саму беспокоит и смущает. Но этот разговор придется отложить до следующего раза, до возвращения Ильиной из похода.
– Кажется, мы не одни их провожаем, – сказал Ларс. – Посмотри, Мэрит! На другом берегу… видишь их?
Ругстад повернула голову в том направлении, в котором указывала рука Торенсена. Метрах в двухстах от них, на другой стороне долины, по нетронутому снегу катили двое саней. Ей показалось, что передние сани светлого – или серебристого окраса… как у одного из ее знакомых. Но она не смогла в точности разглядеть, кто именно находится за рулем этих «Поларисов». Оба снегохода, описав полукруг, съехали на лед и вскоре пропали из видимости.
– Славные ребята, эти русские, – сказал Ларс, забираясь на сиденье своего снегохода. – Мэрит, какие у тебя планы?
– Возвращаемся обратно в Лонгйир, – сказала Ругстад. – Знаешь, я им завидую. И Светлана тоже – вот молодец! Раз – собралась и вперед! Без тени сомнения. И теперь на целую неделю обеспечила себя интересными впечатлениями…
ГЛАВА 11
10 марта
Утром, около девяти, со стороны Гренфьорда послышался приближающийся гул вертолетных винтов. Опытный пилот Eurocopter Ecureuil AS 350B3 прекрасно знал свое дело. Крылатая машина, оставив под собой заснеженный угольный причал и красный продолговатый бокс пакгауза, аккуратно и очень точно приземлилась на небольшой площадке у одного из кирпичных четырехэтажных зданий в центре поселка.
Андрей стоял у окна второго этажа корпуса баренцбургской больницы. Когда-то в этом поселке кипела жизнь: население его составляло не менее тысячи человек. Летом, когда приходили суда, в том числе и научно-исследовательские, количество народа возрастало в полтора, а то и в два раза. Нынче в Баренцбурге проживает от силы триста человек. Это связано и с падением добычи угля на местном руднике, и с недофинансированием, и с отсутствием комплексной программы развития «русского сектора» Шпицбергена. Но в последнее время пошла «движуха», стали выделяться средства на развитие туристической сферы, гранты на исследования… Появилось, кажется, понимание в высоких сферах, что такой стратегический важный форпост, каковым является Баренцбург (и в целом Шпицберген), нельзя терять ни в коем случае. Наоборот, учитывая разгорающуюся борьбу за богатства Арктики, за транспортные коридоры, шельфы и месторождения углеводородов, надо возвращать утраченные позиции, надо наращивать свое присутствие в этом нечужом для россиян уголке земного шара.
На Андрее белый халат, как и на его коллеге, прибывшем на Шпицберген одним рейсом с ним из Мурманска. Он, как и Андрей Юрьевич, имел соответствующие документы прикрытия, позволяющие одному из этих двоих практически свободно перемещаться по архипелагу под прикрытием должности командированного на Шпиц главы группы спасателей Мурманского ГУ МЧС, а другому участвовать в расследовании этих двух недавних ЧП, контачить с норвежскими коллегами и офисом сиссельмана, благо он имеет корочки сотрудника следственного управления СК по Мурманской области и соответствующие полномочия, подтвержденные по каналам МИДа и треста «Арктикуголь».
Чуть дальше, за их спинами – по коридору – находилась больничная палата, в которую определили доставленного сюда из поселка Пирамида Николая Пинчука. Человека, которого многие уже похоронили. Человека, который до сей минуты не мог толком рассказать, что же в действительности произошло в Пирамиде утром двадцать восьмого февраля. Который не мог – или не хотел – объяснить того, почему он сам вел себя столь странным образом. И главное – почему и от кого он прятался почти десять суток в крохотном закутке в цокольном этаже соседнего с сгоревшим ангаром строения…
Они вдвоем наблюдали через оконный проем за происходящим снаружи, неподалеку от больничного корпуса. Не успели еще замереть лопасти «еврокоптера» с норвежской эмблемой Свальбарда на борту, как из салона через открывшуюся дверку стали выбираться прибывшие в Баренцбург из соседнего Лонгйира норги.
Визитеров было четверо. Одеты в теплые пуховые куртки с отороченными мехом с расцветкой под стать норвежскому флагу. К ним подошла небольшая группа встречающих, среди которых генконсул Евдокимов и местный голова. Русские и норвежцы обменялись приветствиями и рукопожатиями. А затем они всей компанией двинулись к входу в здание из бежевого кирпича. Поднялись по сине-желтому крылечку – среди персонала, кстати, немало украинцев – и прошли в двери, рядом с которыми помещены таблички на двух языках: Barentsburg Mine Hospital, Drug-store, «Больница», «Аптека»…
– Не очень мне все это нравится, – сказал Андрей Юрьевич. – Надо было потянуть время! Хотя бы на сутки поздней сообщить норгам, что мы обнаружили одного из пропавших… Да и Пинчука мы толком не раскололи. Вдруг брякнет при норгах что-нибудь лишнее?
– Дипломатический политес… Опять же, если бы мы не уведомили офис сиссельмана о том, что нашли Пинчука, или затянули бы с этой вестью, у норвежцев появился бы повод выкатить нам претензии. Думаешь, мне самому это нравится? – коллега махнул в сердцах рукой. – Ладно, что уж теперь бухтеть? А Пинчука я строго предупредил, чтобы он не выкинул какое-нибудь коленце.
Андрей направился по коридору в соседнюю с той, где держали Пинчука, палату. Он будет слушать разговор через наушники установленной здесь его спецами записывающей аппаратуры, чтобы быть в курсе того, о чем будут говорить с счастливо избежавшим смерти сотрудником «Арктикугля» норвежцы. Ну а коллега, имеющий корочки сотрудника Следственного комитета при Прокуратуре РФ, остался стоять в коридоре, дожидаясь визитеров. Норвежцам, согласно достигнутой договоренности, разрешили задать несколько вопросов Николаю Пинчуку. Но делать это им придется в присутствии генерального консула и российского следователя…
Местный медик предупредил гостей, что привезенный спасателями из Пирамиды пациент чувствует себя еще не настолько хорошо, чтобы с ним можно было вести длительные разговоры. Максимальная продолжительность беседы – двадцать минут…
Первыми в палату, единственным обитателем которой был Пинчук, вошли, набросив белые халаты, генконсул России на архипелаге Шпицберген Евдокимов и губернатор Свальбарда Ингерман. Палата, в которой они оказались, была просторной – четырехместной. Пинчук лежал на койке у окна, остальные кровати аккуратно заправлены. Одет он в полосатую пижаму. Лицо осунувшееся, резко проступил кадык, тени под глазами, сами глаза ввалились, так что их выражения и не разобрать. Руки с проступившими венами и следами ссадин и царапин комкают край одеяла, которое он, кажется, предпочел бы и вовсе натянуть на голову, лишь бы никого не видеть, лишь бы никто его не трогал.
Выглядит он и вправду не очень хорошо… Все еще чем-то напуган. Или же переживает случившееся – мужик толком еще не пришел в себя.
Херр сиссельман, отсвечивая доброй улыбкой, поставил на прикроватную тумбочку пакет с гостинцами – шоколад, фрукты, соки… Пожал спасенному руку, произнес пару дежурных фраз на русском, которым он неплохо владеет, пожелал «скорейшего выздоровления». После чего они с российским генконсулом покинули палату и прошли в другое помещение, где за чашкой кофе могли поговорить с глазу на глаз.
ГЛАВА 12
Беседа норвежцев с Пинчуком продолжалась ровно двадцать минут, в соответствии с рекомендациями врача. Двое сотрудников Justis og Politidepartement – это были те самые криминалисты, что прилетели из Осло, те, кто наведывался в поселок Пирамида, – задавали вопросы поочередно. Человек из офиса сиссельмана, который прилетел четвертым в их компании, выступал в роли переводчика.
Один из норвежских криминалистов не только задавал вопросы, но и записывал происходящее на видео (на это было получено согласие от российской стороны). Их российский коллега, с которым познакомились еще в день прилета в аэропорту Лонгйира и вместе с которым они совсем еще недавно осматривали место происшествия в поселке Пирамида, тоже писал их беседу на цифровую камеру.
– Последний вопрос, херр Пинчук… Это вы убили вашего коллегу, Игоря Голышева?
Человек в полосатой пижаме, делающей его похожим на арестанта, шумно сглотнул.
– Я? – Он с трудом разлепил спекшиеся, покрытые коростой болячек губы. – Убил? Кого… Игоря?! Да вы что!..
Россиянин сначала неодобрительно посмотрел на того, кто задал через толмача этот явно провокационный вопрос. Затем, бросив взгляд на часы, сказал:
– Время вышло, господа. Предлагаю на этом закончить.
Норвежцы поднялись с табуреток, на которых они сидели, расположившись ближе к окну. Один из них что-то произнес, глядя на больного. Толмач тут же скороговоркой перевел:
– Значит, херр Пинчук, вы не убивали вашего коллегу? И не поджигали ангар, чтобы скрыть следы преступления?
Россиянин, криво усмехнувшись, сказал:
– Гражданин Пинчук вам ясно и четко ответил, коллеги: не убивал, ничего не поджигал! Все, господа. – Он кивнул на вошедшего в палату медика. – Заканчиваем. Вон уже и врач сердится!
Они вышли в коридор. Спустившись этажом ниже, прошли по приглашению главврача в комнату отдыха, где стояли: диван, несколько стульев, стол, телевизор, фикус в кадушке… Сиссельман и его российский коллега все еще о чем-то совещались в другом помещении. Главврач предложил гостям выпить кофе или чаю, но норвежцы вежливо отказались. Когда медик удалился, один из норвежцев, перейдя на английский, спросил у своего российского коллеги (или у того, кого он принимал за коллегу):
– А где именно его… то есть Пинчука, нашли ваши спасатели? Нам этого пока так и не сообщили.
– В одном из строений поселка.
– А поконкретней можно? Ведь спасатели – и ваши, из Баренцбурга, и наши волонтеры – обыскали там каждый уголок. У ваших так даже служебная собака была. Почему же она его не учуяла?
Россиянин ответил после небольшой паузы. Во-первых, в данной непростой ситуации он должен, что называется, «фильтровать базар». А во-вторых, норвежцам незачем знать, что Пинчука обнаружили в строении рядом с ангаром, где находится основной дизель-генератор и мастерские. Что он прятался, можно сказать, у них под носом и находился почти целую декаду, десять дней и ночей, по сути, в том же помещении, где расположились местные норвежские волонтеры.
– Нашли в том здании, где находятся спортзал и библиотека. Это одно из немногих строений, где имеются подвальные помещения. В одном из этих подвалов Пинчука и обнаружили при повторном осмотре данного объекта.
– Но почему… почему он там прятался все это время? Почему не вышел из укрытия, когда в поселок прибыли спасатели? Почему никак не отзывался на голоса искавших его людей? Ведь он не мог их не слышать.
– Он ведь вам сам сказал: «испугался», «был дико напуган».
– Но он не объяснил, почему он решил спрятаться!
– Почему же? Он сказал, что увидел – когда вернулся после обхода, – как горит ангар и что заметил фигуры каких-то людей. Потому и решил спрятаться.
– Он разве не смог рассмотреть этих людей?
– Вы ведь спрашивали об этом у Пинчука. Он сказал – «нет, не разглядел, кто такие». Верно?
– Хм. Ну а вам что он рассказал… в этой вот части?
– То же, что и вам, коллеги.
Норвежцы переглянулись.
– Странная история, вы не находите?
– Да, действительно, – хмуро произнес следователь. – История весьма странная. Но мы этот клубок обязательно распутаем.
Спустя примерно минут сорок еврокоптер с сиссельманом и криминалистами на борту поднялся в небо, взяв курс в направлении расположенной невдалеке столицы архипелага.
– В общем, так, товарищи, – отозвав двух гэрэушников в сторонку, сказал генконсул Евдокимов. – Я попросил сиссельмана, ссылаясь на результаты расследования и факс из Мурманской прокуратуры, в чьем ведении находятся оба заведенных уголовных дела, предоставить нам список всех граждан, кто находился на архипелаге по состоянию на двадцать восьмое февраля…
– А Ингерман как отреагировал?
– Уклончиво. Сказал, что пошлет сначала запрос в свои инстанции…