— Милая, в чем дело? — Куин обнял ее.
— Ни в чем, — пробормотала она, чувствуя себя глупо. — Поцелуй меня.
— Хорошая мысль.
Куин поцеловал ее неторопливо и нежно и уложил на спину. Ее волосы разметались по полу. Прикосновение его тяжелого обнаженного тела, его возбуждение — все это ошеломило Оливию. А луна безжалостно отбрасывала на все холодный серебристый свет.
Это было красиво. Весь маленький домик залит мерцающим волшебным светом. Если бы он только не был так ярок. Чуть меньше магии — вот все, о чем она просила.
— Что-то не так. — Куин поднялся и посмотрел на Оливию.
Ее губы задрожали, она не сумела сдержать себя, и из глаз полились слезы.
Куин нежно смахнул слезинки.
— Помоги мне, милая. Я не очень разбираюсь в чувствах. Скажи мне, что не так.
Она покачала головой.
— Ничего! Я просто глупая.
Он пристально взглянул ей в глаза, и Оливия отвернулась. Он был слишком умен и видел ее насквозь.
В следующее мгновение Куин схватил ее руки и завел их за голову.
— Если ты не скажешь, мне придется прибегнуть к своей логике. Ты не боишься быть со мной. И ты говорила, что не девственница, значит, боли ты тоже не боишься.
Неужели она это сказала? Он намекнул, что они с Рупертом были близки. И Оливия не смогла этого отрицать, не нарушив своего обещания.
— Если только… — Он помедлил. — Я намного больше Руперта?
Оливия пристально взглянула на него.
— Да, — хрипло прошептала она.
Он рассмеялся.
— Не слышу в твоем голосе страха.
— Тебя беспокоит, что я уже видела Руперта обнаженным?
Он нахмурился.
— Почему? Ты не хотела близости с Рупертом, как и он. Я испытываю презрение к его отцу, но не к тебе.
Так похоже на Куина: логично и справедливо. Оливия слабо улыбнулась.
— Все равно.
Но он перебил ее.
— Дело не в этом, Оливия. Прошу тебя, не лги мне.
Она опустила глаза.
— Когда я сомневаюсь, то составляю список вопросов, — сказал Куин, наклоняясь и прикусывая мочку ее уха.
— Первый вопрос. Неужели милая Оливия боится моего большого достоинства?
Он взял ее руку и заставил прикоснуться к нему. Оливия вскрикнула, восхищенная шелковистой гладкостью. Провела рукой сверху вниз. Увидела, что глаза Куина закрыты, а голова откинулась назад. Так, как это нравилось Оливии. Она чуть сжала пальцы, подумала, каков он может быть на вкус.
Куин отстранил ее руку, довольный этим безмолвным ответом на свой вопрос.
— Ты не боишься, — мрачно пробормотал он.
— Второй вопрос. Моя Оливия боится боли? — Он внимательно посмотрел на нее.
Она покачала головой.
— Я тоже так не думал, — довольно произнес Куин. — К тому же ты настолько потеряешь голову от наслаждения, что будешь просить меня продолжить. — На его губах появилась хищная ухмылка.
Сердце Оливии замерло.
— Третий вопрос, — продолжал Куин, опускаясь на колени. — Может быть, глупышка Оливия боится, что мне не понравится ее тело? — Проворно, словно кот, он поднял ее сорочку, пока она раздумывала над ответом. Хотя Куин был прав, Оливия не желала этого признавать.
Хорошо, что слуг отослали из конюшни, потому что гневный крик Оливии могли услышать даже в саду.
Но Куин уже освобождал ее от одежды. Оливия зажмурилась, не желая видеть его лицо. Проклятый лунный свет был повсюду, освещая каждый изгиб ее тела.
Куин не прикоснулся к ней и ничего не сказал. Оливии казалось, будто время остановилось, застав ее в самый унизительный момент жизни.
Когда он наконец заговорил, его голос был грубым и полным вожделения.
— Ты ведь на самом деле не хочешь быть костлявой, как твоя сестра?
— Джорджиана не костлявая! — воскликнула Оливия, раскрывая глаза.
— Как пучок сельдерея. Ноги, как у кузнечика. Мужчине нужно вот это, Оливия. — Его руки нежно коснулись ее груди.
— Знаю, — ответила Оливия, задрожав от прикосновения, будто воспламенившего все ее тело. — Мне нравится моя грудь.
Его руки скользнули ниже, по отнюдь не плоскому животу, по талии, не такой тонкой, как у танцовщицы, как у Джорджианы.
— Мужчине нужно вот это. — Голос Куина был полон страсти, а его пальцы продолжали очерчивать изгибы ее тела.
Наконец его руки остановились на ее бедрах.
— Помнишь, я говорил тебе, что никогда не лгу? — спросил он, пристально глядя на свои руки.
Оливия с любопытством опустила глаза и увидела его смуглые пальцы на своих бедрах. Ее кожа казалась сливочной в лунном свете, будто светилась изнутри.
— Да, помню, — с трудом произнесла она.
— Думаю, больше всего мне нравятся твои бедра и то, что сзади. — Его голос был полон чувственности. — Но потом я вспоминаю твою грудь. Я люблю каждый пышный, восхитительный изгиб твоего тела, Оливия, в том числе и тот, до которого ты еще не позволила мне дотронуться или поцеловать.
До этой минуты Оливия была напряжена и лежала, сомкнув ноги и втянув живот. Теперь же постепенно начала успокаиваться. Куин не мог лгать. Она это знала, она сама говорила об этом Джорджи. Она верила ему.
Страсть на его лице, то, как он прикасался к ней, почти благоговейно, склонив голову, жадно целуя ее… Все это было правдой.
— Сочная, — пробормотал он.
— Как будто я жареный цыпленок.
— Спелая, пышная и вкусная. Мягкая.
Оливия покачала головой.
— Это не те слова, которые женщина хочет услышать от мужчины, разглядывающего ее бедра. — Но Оливии было уже лучше, и они оба это знали.
— У Джорджи ноги не как у кузнечика, — продолжала она, толкнув Куина в бок, чтобы он ее хорошенько расслышал. От его прикосновений она готова была растаять, но надо было убедиться, что он ее понял. — У нее изящные, стройные ноги, о которых могла бы мечтать любая женщина.
Куин посмотрел на нее, не отпуская рук. В его глазах было хищное выражение.
— Но только не моя женщина. Не ты.
Оливия собиралась было снова защищать сестру, но Куин раздвинул ее бедра и коснулся губами места внизу живота.
На мгновение она застыла… А потом позабыла о Джорджи. Забыла собственное имя. Забыла обо всем, кроме мужчины, который каждым прикосновением превращал ее тело в огненный смерч. Она не могла лежать спокойно и сдерживать рвущиеся наружу стоны, животные крики, недостойные леди.
Руки Куина были повсюду, прикасаясь к ней, боготворя ее, чуть сдавливая кожу, а потом лаская, чтобы унять боль, скользя по бедрам, стараясь не пропустить ни одного дюйма шелковистой кожи, пока наконец один палец не оказался внутри.
Оливия замерла, и с ее губ слетел прерывистый стон.
— Еще немного, Оливия. Вот так, — пробормотал Куин. Еще одно движение его гибких пальцев.
И остроумную, ироничную Оливию, любительницу игры слов, захлестнула волна такого острого наслаждения, что все ее тело дернулось, изогнулось в безмолвном крике, и такой же крик сорвался с ее губ.
Куин навис над ней, прильнул к губам страстным поцелуем и вошел…
Оливия была ослеплена и ошеломлена новыми ощущениями и в первое мгновение ничего не заметила.
Но через секунду все изменилось. Куин был огромным, обжигающе горячим. Он причинял мучительную боль.
И все-таки это был тот же Куин, с закрытыми глазами, с запрокинутой головой.
— Ты такая… — прерывисто и страстно пробормотал он, но не нашел подходящих слов.
Повинуясь инстинкту, Оливия подалась назад и выгнула спину. Через секунду она уже пожалела об этом. Одно дело желание, но совсем другое — мучительная боль.
Куин глухо зарычал, одержимый страстью.
Если прежде мысли Оливии и были затуманены, то теперь туман рассеялся. Было ужасно больно, и она мысленно выругалась, чего никогда не позволила бы себе Джорджиана. Куин был не только огромным, но и буквально обжигал ее. Разве можно было представить себе подобное?
Внезапно его лицо изменилось, и он открыл глаза.
— Что-то не так…
Оливия безуспешно пыталась придать лицу выражение удовольствия.
— Ты была девственницей!
Она не ответила. Интересно, женщины когда-нибудь теряли при этом сознание?
Куин чуть опустился, и теперь его лицо было рядом с Оливией. Она подавила стон. Лучше бы он не двигался. В голове опять промелькнули недостойные леди ругательства.
— Поговори со мной, милая, — раздался голос Куина. Все ее тело протестовало. Он снова чуть шевельнулся.
— Перестань, — мрачно произнесла она. — Не двигайся.
Он кивнул.
— Помнишь тот лимерик про леди с иголкой?
Очередной кивок.
— Почему я не могла влюбиться в мужчину, у которого она научилась своему искусству? Я не хочу, чтобы ты двигался. Ты слишком большой.
В его глазах, полных вожделения, промелькнула веселая искра. Куин опустил голову и медленно поцеловал Оливию.
— Я с радостью останусь там, где я есть, — прошептал он. — Думаю, это мое самое любимое место на свете.
— Я с радостью останусь там, где я есть, — прошептал он. — Думаю, это мое самое любимое место на свете.
— Им придется похоронить нас в большом гробу, — пошутила Оливия. Иначе бы ее охватили мрачные мысли. Им не суждено быть вместе. Куин слишком большой.
— Ничего не выйдет, — произнесла она, когда он не ответил на ее шутку насчет гроба. Он поцеловал ее в щеку и в ухо. Очень мило. Мысленно сосредоточившись на боли, пронзающей все ее тело, Оливия предпочла бы обойтись без поцелуев.
— Я сказала, чтобы ты не двигался, но теперь беру свои слова назад. Мне кажется, тебе пора выйти, — сказала она, стараясь быть повежливее.
Куин хмыкнул и принялся покрывать поцелуями ее лицо. Досадно.
— Прочь! — вскрикнула Оливия, чуть подавшись вперед.
— Не могу. Мне велели не двигаться.
— Сейчас не время для шуток.
Куин нежно потерся об нее носом, и Оливия замерла.
— Если бы я знал, что ты девственница, то не был бы так резок. Мне казалось, ты сама призналась мне в своей опытности.
— Это ты сделал такой вывод, а я не могла объяснить подробности.
— Но ты дала герцогу понять, что можешь носить наследника его сына? — В голосе Куина слышался смех.
— Поделом ему. — Оливия не удержалась и чуть прикусила его за подбородок. — Не хочу, чтобы ты подумал, будто у меня важная встреча, но сейчас мне кое-куда надо.
— Так больно? — спросил он, целуя ее в губы.
— Даже не могу выразить словами.
— Потому что ты леди?
Оливия кивнула.
— Знай я, что ты девственница, я бы попросил тебя согнуть ноги в коленях и был бы очень осторожным и бережным.
— Все равно. — Оливия и представить не могла, чтобы это что-то изменило, ведь определенные части тела останутся прежними.
— Но может быть, тебе все же согнуть ноги? Попытайся.
Оливия нехотя повиновалась.
— Иногда женщина обхватывает своего возлюбленного ногами за талию.
Оливия представила, как делает это, словно цирковой акробат. Почему она даже не догадывалась, что развлечения в спальне не для нее? Возможно, она не стала бы настаивать на задернутых каждую ночь шторах, но столь нелепо поднять ноги?
— Никогда, — решительно произнесла она.
Его глаза смеялись, но ведь он не мог полностью разделить ее боль.
— Оливия, — спокойно произнес Куин, снова целуя ее, словно собирался провести в этом положении всю ночь, — я люблю тебя. — И он снова страстно поцеловал ее.
Впервые в жизни Оливия поняла, что означал его жадный поцелуй. Он был плотский, чувственный. Невероятный поцелуй.
— Ничего удивительного, — пробормотала она.
Куин чуть отстранился, изогнул бровь.
— Неудивительно, что юным девушкам не позволяют целоваться. Это ведь еще один способ предаться любви, верно?
В ответ Куин лишь жадно и яростно припал к ее губам. Поцелуй был властным, жарким, нежным, как и он сам.
— Милая, — произнес он, касаясь ее груди, — все так же больно?
— Конечно, — механически ответила Оливия. Хотя она, без сомнения, наслаждалась его ласками, но постоянно ощущала боль, словно что-то чужое и огромное разрывало ее пополам.
Однако, чуть пошевелившись, она вдруг заметила, что боль немного ослабла.
— Уже чуть лучше. Полагаю, раз мы ничего не делали, ты стал меньше.
— Милая, если ты думаешь, будто мужчина, попавший в самое прекрасное место на свете, может уменьшиться…
Оливия снова пошевелилась, вспомнила об ощущении блаженства, которое испытала несколько минут назад. Несправедливо было бы лишать этого Куина. Она не боялась боли. Нет, скорее она не верила, что боли можно бояться.
— Начни снова, — сказала она. По правде говоря, Оливия боялась, но это не значит, что ей не хватало смелости.
Куин неуверенно усмехнулся.
— Двигайся, — повторила Оливия.
Куин медленно подался назад. Странно, но она ощутила пустоту. Очень странно. Но вот он снова оказался внутри, на этот раз очень медленно. Какая-то часть Оливии хотела, чтобы он действовал быстрее, чтобы поскорее покончить с этим. Но другая часть была зачарована медленным вторжением.
Ее дыхание прервалось, а спина чуть изогнулась.
— Лучше? — тихо спросил Куин. Его голос звучал хрипло.
Она кивнула.
— Еще?
Оливия была согласна.
Куин двигался медленно и размеренно. Это было неприятно, но терпимо. Его прикосновения даже стали приносить удовольствие.
Но в его глазах, затуманенных наслаждением, мелькнуло беспокойство.
— Мне уже нравится, — сказала Оливия, широко улыбаясь. — Я могла бы делать это всю ночь. Возможно…
— Лгунья! — перебил герцог, скрывая улыбку. — Знаю, для тебя это нестерпимо, Оливия, но я словно в раю. Представить себе не мог ничего подобного.
Опершись на руки, он посмотрел на нее глазами, полными страсти.
Сердце Оливии переполнилось радостью. Она подалась навстречу Куину. Неловкое движение, но он понял.
Откинув голову назад и прикрыв глаза, Куин сделал несколько быстрых, резких толчков. И когда Оливия начала думать, что, возможно, все не так ужасно, Куин издал устрашающий рев и в последний раз подался вперед.
Если бы он упал на Джорджиану, как срубленное дерево, то мог бы раздавить ее.
Но Оливия, к счастью, никогда не пробовала салатную диету, поэтому с ней ничего не случилось. Она обхватила Куина руками за шею. Ужасная жгучая боль стала слабеть. Осталось лишь легкое покалывание.
Они были так близки. Куин был частью ее. Между ними установилась связь, между двумя людьми, которым суждено быть вместе, как фрагментам мозаики. На глазах у Оливии выступили слезы.
— Куин, — тихо прошептала она, легко целуя его щеку. Ей хотелось разделить с ним это совершенное, радостное мгновение.
Но он уже спал.
Оливия начала хихикать, и смех разбудил Куина.
— Прости, любимая, — глухо произнес он, поворачиваясь на бок. — Помыться негде.
Его глаза закрылись. Он спал.
Оливия оторвала от сорочки кусок и обтерлась. Крови было на удивление мало. Судя по тому, как она себя чувствовала, кровь должна была хлестать из нее.
Она потянулась за вторым одеялом, накрыла им обнаженное тело своего первого, своего единственного возлюбленного и свернулась калачиком.
Все ее тело странно ныло и болело, и ей было трудно устроиться поудобнее. Поэтому Оливия снова принялась думать о даме с иголкой.
Хотя это больше было похоже на таран.
Но…
Во всем этом было нечто удивительное, поражающее воображение. Она чувствовала себя…
Глупости, оборвала себя Оливия, сворачиваясь поудобнее.
Ни один человек не может владеть другим. Чувство собственничества? Нет.
Должно быть, она неправильно истолковала взгляд Куина. Она ведь еще не была его женой.
И все же Оливия не могла забыть, как он смотрел на нее: жадно и свирепо.
Глава 21 Значение брака
Куин по привычке проснулся рано утром. Но тут же понял, что это утро разительно отличается от других. Обычно он просыпался на мягкой чистой постели, совершенно один.
Теперь же он лежал на твердом, грубом полу, обняв податливое тело спящей женщины. Лучи солнца, свободно проникая сквозь незанавешенные окна, падали на его лицо, и казалось, он слышит над ухом пение каких-то опьяневших птиц.
Внезапно к нему вернулось воспоминание о том, где он и с кем. Он всю ночь сжимал в объятиях Оливию, словно боясь, что она убежит. Оливию, чьи смеющиеся глаза, глупые шутки и ироничный ум удивляли, восхищали его и сводили с ума.
Оливия принадлежала ему. Он нашел женщину, совершенно непохожую на Еванджелину.
Еванджелина притворялась целомудренной, но не была таковой.
Оливия же притворялась искушенной женщиной, но все оказалось наоборот. Мгновение он недоумевал, что же произошло между ней и Рупертом, но потом оставил эту мысль. Оливия никогда не скажет ему, наверное, она пообещала Монтсуррею.
Если бы он только знал… Он был резок, уверенный, что она уже не раз предавалась любви со своим женихом, считал ее искушенной женщиной. К этому приучила его бывшая жена. Близость с Еванджелиной напоминала ему поездку в общем вагоне.
С Оливией все было иначе, и не только потому, что она была другой. Каждый ее стон, дрожь ее тела что-то неуловимо изменяли в нем.
А потом его охватило неудержимое желание обладать Оливией. Она принадлежала лишь ему. Ни один другой мужчина не прикасался к ней так, как он. Это яростное стремление было странным и нелепым.
Куин молча лежал, слушая пение дроздов и размышляя о том, какое ужасное предательство надо перенести, чтобы искать женщину, которая будет любить только его. Девственность Оливии была самым прекрасным подарком, который он мог получить.
Он крепче обнял ее. Он причинил ей физическую боль и чувствовал себя ужасно. Но зная, что был самым первым…