Но снова и снова его взгляд обращался к Оливии.
Казалось, прошла целая вечность, пока гости наконец вернулись в свои комнаты, а взволнованный и ставший болтливым герцог Кантервик был препровожден в королевскую гостиную, названную так потому, что в ней трижды оставалась ночевать королева Елизавета.
Куин отправился к себе и принял ванну. Надел халат, отпустил Уоллера и снова переоделся. Выскользнул из комнаты, прошел по коридору и открыл дверь в спальню Оливии.
Она сидела спиной к нему, вытянув ноги к огню, и читала, как в том сне. Его тело превратилось в пылающий факел.
Он молча подошел к ней, отвел в сторону шелковистые волосы и поцеловал в шею.
Сердце Куина стучало. Он узнал охватившее его чувство. Возможно, он плохо разбирается в них, но то, что он испытывал сейчас, мог понять даже глупец. Страх.
Все из-за Руперта. Тот стал героем.
Оливия могла выйти замуж за мужчину, который оставался дома, словно какой-то галантерейщик, или за человека, поднявшегося на бастионы, удержавшего форт и спасшего ситуацию. Проклятие, Руперт мог даже изменить исход войны! Он и его горстка солдат.
Куин коснулся шеи Оливии, вдохнув изысканный аромат цветов и тайны, и ждал, охваченный страхом, проникавшим в самую его душу, где бы ни находилась эта самая загадочная душа.
Такое уже было с ним прежде: в ту первую ночь, когда Еванджелина не вернулась домой. Когда она появилась на рассвете, то сказала ему, что он скучный и говорит только о математике, отчего ей хочется кричать. Она провела ночь с местным эсквайром.
— Я не могла сказать нет, — мечтательно произнесла Еванджелина. — Он уходил на охоту и наткнулся на отряд контрабандистов, захватил их всех. Он герой.
Даже месяцы спустя, когда «контрабандисты» предстали перед судом и оказались просто голодными деревенскими жителями, от отчаяния пытавшимися поймать кроликов в лесу, который эсквайр привык считать своим, даже тогда Еванджелина считала его героем.
Оливия подняла руки и обхватила Куина за шею. Вишневые губы, блеск в глазах лишь для него одного…
— Прости, — выдавил Куин, когда прошло несколько минут, а может, целый час.
— За что?
Он уложил Оливию на ковер, и теперь отсветы пламени играли на ее кремовой коже. На ней был лишь один легкий халат, и хотя она пыталась удержать полы, Куин все же распахнул его.
У него участился пульс, но он должен был сказать то, зачем пришел.
— Ты могла бы выйти замуж за героя войны, если бы я не лишил тебя девственности. Все женщины любят героев.
— Разве Руперту не повезло? — с улыбкой спросила Оливия.
— Конечно. — Голос Куина звучал глухо, но он сдерживал себя.
— Теперь мы с легкостью найдем ему жену. Что-то не так, Куин? Ты ведь не ревнуешь к бедняге Руперту?
На это был единственный ответ.
— Да.
Оливия оперлась на локоть и нежно коснулась его щеки.
— Прошу не говори мне, что тоже хочешь пойти на войну.
— Не могу. На мне слишком большая ответственность. Но в противном случае я бы пошел. Я читал Макиавелли, Юлия Цезаря и де Сакса. Мне бы хотелось сделать нечто способное изменить мир.
— Понимаю. — Оливия легла на спину и закинула руки за голову. — Тебе приходится оставаться дома и управлять тысячами акров земли, чтобы сотни людей, работающих на тебя, были одеты, накормлены и обеспечены. Постой! Разве это так уж сильно расходится с твоим желанием? — Она коснулась пальцем подбородка. — Нет, ты прав. Если тебе не удастся отправиться во Францию и убить несколько человек, твоя жизнь не имеет смысла.
Куин с трудом заставил себя ответить.
— Ты по-прежнему хочешь выйти за меня замуж, несмотря на все эти обстоятельства?
Оливия нахмурилась.
— Какие обстоятельства? Триумф Руперта или случившееся вчера ночью? Я имею в виду таран.
— Таран! — При виде лукавой улыбки Оливии Куин забыл обо всем, но быстро взял себя в руки. — Из-за триумфа Руперта. Ты могла бы выйти замуж за герцога, ставшего одним из величайших героев Британии.
На ее губах появилась легкая улыбка.
— Но ведь это правда.
— Да.
— Я могла бы провести всю жизнь, обсуждая с национальным героем, что съела Люси, или я могла бы лежать на ковре рядом с тобой…
Сердце Куина гулко билось.
— Обнаженная, — добавила Оливия. Ее глаза сказали ему все. — Беззащитная перед нападением…
— Больше не говори так. — Боль чуть отступила. Куин поднялся и снял ботинки. Оливия глядела на него, прикрыв веки.
Он отбросил в сторону рубашку, спустил брюки.
— Оливия!
— Да?
— Таран?
Куин избавился от белья. Глаза Оливии были прикованы к его обнаженному телу.
— Подходящее слово, — произнесла она. — Посмотри на себя.
Куин опустил глаза. Он был в полной боевой готовности. И действительно выглядел устрашающе.
— Нам больше не стоит заниматься любовью, пока Монтсуррей не вернется в Англию и не узнает о случившемся.
С радостью Куин увидел, как взгляд Оливии мгновенно изменился и губы чуть разочарованно искривились. Кажется, таран был не таким уж страшным.
Куин опустился на колени и медленно провел пальцами по ее щеке и шее, спускаясь ниже…
— Но это не значит, что мы должны стать чужими.
— Нет? — прошептала Оливия, обнимая его за шею.
Он опустил голову, и из его груди вырвался тихий стон.
— Нет.
Глава 24Галльские усы, друг в беде и дух приключений
Позднее Оливия вспоминала тот вечер на ковре перед камином в страстных объятиях ревнивого, властного герцога как поворотный момент, навсегда отделивший ее прежнюю жизнь от жизни настоящей.
В тот вечер она поняла, насколько прекрасной может быть жизнь.
А утром поняла, что она также хрупка и бесценна.
Они с Куином забрались в ее занавешенную шторами постель, спали урывками, пробуждались, смеялись и шептались и любили друг друга.
Герцог ушел, когда на горизонте показалось солнце, предварительно объяснив ей, почему первые лучи, проникавшие в окно, были нежно-розового цвета, а не ослепительно-белые. Оливии не пришлось притворяться изумленной, она действительно была изумлена.
Правда, уснула она, думая о свете в глазах Куина, а не о том, который падал в окно.
Пробудилась она потому, что кто-то тряс ее за плечо.
— Оливия, проснись! Проснись!
Еле сдерживаемый ужас в голосе Джорджианы нарушил ее легкий сон, и Оливия раскрыла глаза.
— Что случилось?
Джорджиана хотела ей что-то сказать, но ее остановил внешний вид Оливии.
— Почему на тебе нет рубашки? Нет, я не хочу знать. — Джорджиана задвинула шторы, звякнув кольцами. — Ты должна одеться, сейчас придет Нора, и ей не стоит видеть тебя такой.
— В чем дело? — Оливия откинула одеяло, села на кровати и огляделась в поисках халата. Было очень странно просыпаться обнаженной, особенно под укоризненным взглядом сестры. — Что-то случилось с родителями?
— С Рупертом. — Джорджиана нашла на полу пеньюар и бросила его сестре. — Ради Бога, надень!
— Руперт? — Оливия подскочила. — Что с ним?
Джорджиана прикусила губу.
— Он серьезно ранен, Ливи. Неизвестно, выживет ли. Я чувствую себя так… Бедный Руперт! Бедный, бедный Руперт! — На ее глазах блестели слезы. — И это не все: посыльный из его отряда сообщил, что услышав новости, герцог упал.
— Он мертв?
— Нет, но он без чувств. Еще не пришел в себя. Посыльный прибыл из Дувра в полночь, когда мы уже легли спать. Как только Кантервик лишился чувств, дворецкий пытался найти Сконса, но…
— Он был со мной.
— Я так и подумала. Поэтому Клиз разбудил герцогиню, и она вызвала врача. Но Кантервик не двигался и не говорил, и кажется, врач настроен не очень оптимистично. У герцога полумертвый вид, но он все еще дышит.
Оливия стояла посреди комнаты, сжимая пеньюар у горла и размышляя.
— Руперт в Лондоне? Я немедленно еду к нему. Должно быть, он очень напуган, и если отец не может быть с ним, это должна сделать я.
Джорджиана покачала головой.
— Он еще во Франции. Думаю, именно это так сильно поразило его отца.
— Во Франции?
— Не знаю всех подробностей, но посыльный сказал, солдаты повезли Руперта к побережью в надежде переправить его в Кале, где можно будет пересечь Ла-Манш на первом же корабле. Но, Оливия, его ранения слишком серьезны. Поэтому один из его солдат прибыл в Англию без Руперта с вестями для Кантервика, и ему было велено ехать из Дувра сюда.
Оливия опустилась на постель, пораженная.
— Он так серьезно ранен, что не может пересечь Ла-Манш?
— Боюсь, да. — Джорджиана присела рядом и обняла сестру.
— Наверное, ему очень страшно. Он без сознания?
— Не думаю. Очевидно, он спрашивал про отца.
— Полагаю, он спрашивал и про Люси.
— И про тебя. Он тебя очень любит.
— И про тебя. Он тебя очень любит.
— Его отец поехал бы к нему, если бы с ним не случился приступ. — Сердце Оливии отчаянно билось в груди.
— Ты права. Но это очень опасно, ведь идет война. Руперт добрался лишь до Нормандии. Его могут схватить в любую минуту.
Оливия поднялась.
— Я должна поехать к нему. Немедленно. — Она позвонила. — Наверное, понадобится корабль, способный преодолеть залив.
— Лучше путешествовать в экипаже, если ты только не в том состоянии, что и Руперт. Но ведь ты же не поедешь во Францию, Оливия! — вскрикнула Джорджиана. — Это глупо!
В дверях показалась Нора.
— Ванну, — приказала Оливия.
Служанка самодовольно улыбнулась.
— Я так и подумала. — Она распахнула дверь. В комнату вошли трое слуг с ведрами воды.
— А потом дорожный костюм, — добавила Оливия.
— Даже не думай об этом! Ты в курсе, какие сейчас отношения между Англией и Францией? Что, если тебя захватят в плен французы?
Оливия задумалась и пожала плечами.
— Мы воюем. Уже давно. Мне надо ехать к Руперту. Уверена, любой французский солдат меня поймет.
Джорджиана застонала.
— Ты что, не читала газет?
— Ты удивишься, если я скажу «нет»? — Слуги ушли, и ванна была готова. Оливия скинула пеньюар. — Если тебя оскорбляет мой внешний вид, Джорджи, тебе лучше уйти.
— У меня все то же самое. — Джорджиана опустилась на табурет рядом с ванной.
— Но только у меня больше, — пробормотала Оливия, пробуя мыском горячую воду.
— Ты не можешь совершить это безрассудное путешествие через Ла-Манш. Ты и понятия не имеешь о подстерегающей тебя опасности.
— Ничего, переживу. Нора, не могла бы ты помыть мне волосы как можно быстрее?
— Да, мисс. — Служанка ловко управлялась с волосами Оливии, словно у нее в руках была куча белья.
— Поскольку тебе известны все опасности и ты читаешь газеты, Джорджи, расскажи мне все, что необходимо знать.
Джорджиана хотела было возразить, но Оливия предостерегающе подняла руку.
— Ты знаешь меня дольше, чем кто-либо другой. Думаешь, я брошу Руперта умирать в какой-то хижине на побережье Франции? Одного? Возможно, я никогда не хотела выходить за него замуж, но мне он нравится. Странно, но я даже испытываю к нему уважение.
Они замолчали, и слышался лишь плеск воды.
— Он уже не твой жених, — заметила Джорджиана.
Оливия покачала головой.
— Перестань.
— Тогда я поеду с тобой.
— Нет. Насколько опасно высаживаться на французский берег? — Оливия намылила руку.
— В газетах пишут, что французские солдаты постоянно патрулируют его в поисках врагов и контрабандистов. Тебя могут схватить.
— Зачем им это делать?
Сестра пристально посмотрела на Оливию.
— Неужели мне надо объяснять, что солдаты могут сделать с женщиной?
— Быть изнасилованной французом? — небрежно произнесла Оливия. — Кое-кто даже заплатил бы за это.
Джорджиана вскрикнула.
— Как ты можешь с такой легкостью отзываться об ужасных вещах?
— Я не хотела преуменьшать весь ужас, Джорджи. Но если я чему-то и научилась, пока была помолвлена с Рупертом, так это тому, что мысли о плохом вряд ли тебе помогут. Поэтому предпочитаю представлять всех французских солдат, которых я могу встретить, соблазнительными и галантными. — Последнее слово она произнесла на французский манер. — Возможно, с закручивающимися на концах усами.
— Мне тебя никогда не понять! Разве эти солдаты будут вести себя галантно, если решат, что ты шпионка?
— Я шпионка? Но я же совершенно на нее не похожа!
— А кто знает, как выглядят шпионы? Этим могут заниматься и женщины. Интересно, можно ли подкупить шпионов так же, как чиновников?
— Хорошо, что ты так усердно читаешь газеты. Возможно, тебе удастся найти ответ на этот вопрос, прежде чем в нем возникнет острая необходимость. — Оливия встала, струйки воды стекали по ее телу. — Нора, мне понадобится маленькая дорожная сумка.
— Я буду сопровождать вас во Францию, мисс, — серьезно сказала Нора. — Надо же кому-то будет вас одевать, даже во французской тюрьме.
Оливия улыбнулась сестре и служанке.
— Никто из вас со мной не поедет.
— Но ты не можешь поехать одна! — возразила Джорджиана. — Неужели хочешь сказать…
— Вот именно.
— Тогда лучше послать герцогу записку, если ты хочешь выехать сию же минуту. Попроси его сопровождать тебя. — Она подошла к маленькому письменному столику в углу.
— Уверена, герцог уже готовится к путешествию, — спокойно ответила Оливия. — Спасибо, Нора, прекрасный выбор для поездки. Все лучшие шпионы носят темно-фиолетовый.
— Он будет незаметен ночью. — Нора взвизгнула от восторга.
Джорджиана покачала головой.
— Откуда тебе знать, что его светлость готов? Могу я напомнить тебе, Оливия, что ты познакомилась со Сконсом всего четыре дня назад?
Оливия усмехнулась.
— Он жаждет служить своей стране; если для этого придется стать шпионом, он это сделает. При мысли о том, что Руперт ушел на войну, он сходил с ума от зависти. Он будет меня сопровождать.
— А что на это скажет герцогиня?
Нора поежилась.
— Внизу говорят, герцог обычно слушается ее светлость.
— Она будет недовольна, — настаивала Джорджиана.
— Осмелюсь заметить, «недовольна» слишком мягко сказано. Но вот что я думаю: если Куин останется в Англии, потому что так решила его мать, то он не тот человек, за которого я хотела бы выйти замуж.
— Испытание? — с сомнением спросила Джорджиана.
Оливия кивнула.
— Помнишь ту старую историю про леди, которую объявили настоящей принцессой, потому что у нее под матрацем была спрятана горошина? А вот моя версия. Принц не может быть настоящим, если он слушается своей матери.
— А не невесты?
— Не духа приключений!
Глава 25 Родительское благословение
Куин был в комнате для хранения ружей, разглядывая причудливую коллекцию, собранную его предшественниками. В конце концов, после долгих размышлений он остановился на паре небольших, но смертоносных итальянских пистолетов.
— Полагаю, их недавно смазывали? — спросил он у Клиза.
— Конечно, ваша светлость.
Куин передал Клизу пистолеты и рассеянно смотрел, как дворецкий аккуратно заворачивает их во фланелевую ткань и кладет в особый ящик, украшенный гербом Сконсов.
Один герцог лежит наверху без памяти.
Наследник титула на французском берегу. Мертв или при смерти.
У Куина было такое чувство, словно он герой романа с невероятным сюжетом и странными персонажами. В любой момент с неба могут свалиться доспехи или что-то столь же нелепое.
— Из Дувра мы отправимся на корабле, — сказал он Клизу, глядя, как тот складывает в ящик мешочки с порохом и дробью. — Пошлите слугу, чтобы он нашел самого лучшего капитана и доступный корабль. Мы бросим якорь в открытом море и в темноте пересядем в лодку с обмотанными веслами. Если повезет, маркиз будет в Англии завтра ночью.
— Надеюсь на это, — неуверенно ответил Клиз.
Дверь приоткрылась.
— Вот ты где!
Куин поднял голову, и его охватило невероятно сильное волнение. Оливия была одета для поездки. В минуту отчаяния он забыл, насколько она красива: глаза цвета морской воды, губы, созданные для поцелуев.
— Ты готов? — спросила она.
Мысль о том, что она будет на борту корабля, вблизи Ла-Манша, пугала Куина. Но он знал: выбора у него нет.
— Мы должны выехать тотчас же. — Он видел тревогу в глазах Оливии, но ее улыбка была ослепительной и бесстрашной.
— Что это у тебя в руках? — Он указывал на корзину.
— Конечно, Люси. Боюсь, ей не очень нравится там, но я не хочу, чтобы она упала в море.
Куин шагнул к Оливии и взял ее за руки, глядя в прекрасные глаза.
— Может быть, останешься в Литтлборн-Мэноре, в безопасности, пока я не привезу Руперта? Через двадцать четыре часа маркиз будет здесь. Уверен, пока посыльный добирался до нас, его состояние успело улучшиться.
Улыбка Оливии стала шире.
— Просто хотел попытаться, — пробормотал он.
— Твоя мать ждет тебя в гостиной.
Куин взял из рук Клиза ящик с пистолетами. Теперь он готов защитить даму. Он был прекрасным стрелком, но отлично понимал, что прицел и хорошо смазанный пистолет еще не все. Ему понадобится удача.
Оливия встала за его левым плечом.
— Куин, ты меня слышал? Твоя мать ждет тебя…
Он повернулся и поцеловал ее в губы.
— Я тебя слышал. Через минуту я быстро попрощаюсь с ее светлостью. Клиз, пожалуйста, отправьте слугу в Дувр, возьмите у Уоллера мой дорожный чемодан и убедитесь, что мисс Литтон удобно в экипаже.
Щеки Оливии порозовели, и она смутилась.
— Ты не должен целовать меня на виду у всех, — шепнула она.