***
Под ногами не было ни каменой плитки, ни деревянного или каменного фундамента – просто выровненная земля. Ямка в земле служила очагом, рядом с ней стояли стол и несколько деревянных ящиков, играющих роль стульев.
К одной из стен была прислонена разнообразная крестьянская утварь из дерева, со стропил свисали связки лука и чеснока. На верхней полке шкафа виднелось что-то белое – возможно, дрожжи.
При всей внешней неприглядности здесь было просторно. Исходя из количества стульев, горшков и мисок Лоуренс решил, что здесь живет несколько семей. На постоялых дворах Лоуренсу было уютно, но, выросши в бедной семье, особенно хорошо он себя чувствовал именно в такой вот обстановке. Хоро же, напротив, явно не видела здесь ничего хорошего.
– О, понятно. Вы едете на север.
– Да. Мы направляемся в Реноз.
– Ясно… что ж, наша деревня бедна, как вы можете видеть. Для нас визит бродячих торговцев – большая радость.
С этими словами старейшина поклонился. Старая поговорка гласит, что титул влияет на облик человека, и точно – те, кого зовут «деревенскими старейшинами», все одеваются в одной и той же манере. Даже любопытно.
– Думаю, сам Господь привел меня сюда. И тут такое гостеприимство. Если я могу чем-то помочь вам – спрашивайте, не стесняйтесь. Хоть я и скромный торговец, но сделаю все, что в моих силах…
– Благодарим тебя.
Улыбка на лице Лоуренса была вовсе не для того, чтобы произвести хорошее впечатление, – он улыбался искренне. Он действительно считал, что в эту деревню его направил сам Единый бог.
– Возблагодарим Господа за то, что свел нас вместе…
После молитвы Лоуренс и Хоро чокнулись деревянными кружками.
– Ахх… какое замечательное пиво.
– Нам стыдно… Господа надлежит благодарить вином, но виноград на нашей земле не растет…
– Что ж, хорошее или нет будет вино – конечно, во власти Господа; но хорошее ли будет пиво – во власти людей. И в вашей деревне, похоже, есть настоящие мастера.
Старейшина скромно помотал головой, но было видно, что он счастлив услышать такие слова. Сидящая рядом с Лоуренсом Хоро молча наблюдала за представлением; но Лоуренс знал, что она не считает его глупым, как и здешнюю еду не считает недостойной своего внимания. Он не мог не заметить вопросительные взгляды, которые она время от времени кидала в его сторону, будто говоря: «Что же именно ты затеваешь?»
– Это пиво варится по тайному рецепту, – сказал старейшина, польщенный, что их пиво похвалили. Чтобы заслужить приязнь старших, достаточно просто слушать, что они говорят, и Лоуренс старательно изображал интерес к словам старейшины – но тут снаружи поднялся шум.
– А потом… э?
Старейшина крутанул головой, и тут –
– Господин старейшина! Там Дрей опять!
Эти слова выкрикнул ворвавшийся в дом человек с измазанными грязью руками, встревоженно показывая куда-то наружу.
Старейшина поднялся на ноги и с поклоном извинился перед Лоуренсом:
– Прошу прощения… там что-то случилось…
– Что вы, вы нас так тепло приняли – конечно же, не стоит возиться с нами, делайте свое дело.
Старейшина еще раз поклонился и вышел, поторапливаемый мужчиной с грязными руками. Похоже, в этой деревне было принято, что именно старейшина занимается делами всех селян, поэтому, когда он вышел, внутри остались только Лоуренс и Хоро. Рядом с домом были люди, так что, если гостям понадобится помощь и они позовут, кто-нибудь обязательно придет, но Хоро явно получала наслаждение от краткого мгновения тишины.
– Ты.
– Хочешь, чтобы я объяснил?
Хоро сунула в рот горсть чечевицы и кивнула.
– Это колониальная деревня.
Хоро переспросила, как попугай:
– Колониальная?
– Люди колонизируют новые земли по многим причинам; если по-простому – они отправляются в необжитые края, чтобы основывать новые поселения… но иногда эти колонии оказываются просто островками в глуши, вот как здесь.
Хоро с любопытным видом закатила глаза, по-прежнему отхлебывая пиво.
– И зачем они это делают?
Она говорила, точно маленький ребенок.
– Ты видела большие камни и бревна возле ручья, когда мы въезжали в деревню? Возможно, они собираются построить монастырь.
– Построить… монастырь?
– Да. Монастыри служат местом поклонения для самых ревностных верующих. Но своей цели – позволить верующим жить непорочно и добродетельно, в скромной бедности – они могут достичь, только если возведены в отдалении от мирской суеты.
Для людей вроде Хоро монастырь – островок одиночества на фундаменте твердых правил. Для них даже один день в таком месте – сущая пытка.
Но отнюдь не все, кто возводит эти островки одиночества, – честные агнцы в рясах и со Священным писанием в руках. Жители этой деревни, вероятнее всего, имели родственников-преступников, а может, их обвинили в связях с язычниками.
Построить монастырь в глуши – тяжелая задача с земледельческой точки зрения. Людям необходимо не только возвести само здание, но также создать поля и отвести в нужном направлении речную воду, чтобы монахи могли жить в этом монастыре. Это был тяжкий труд, которым эти люди занимались, чтобы искупить свои грехи.
– Ну, если так…
На середине фразы Хоро остановилась, вспомнив, видимо, натуру Церкви. Понять дальнейшее ей было несложно, с ее-то умом.
– И ты, конечно, собираешься воспользоваться их положением.
Лоуренс знал, что эти слова она выбрала неслучайно.
– Я просто хочу помочь бедолагам.
– Ну конечно. Ты хочешь помочь им начать торговлю с тобой.
Улыбку Лоуренса породило то, что эта деревня – точно кишащее рыбой озеро, о котором никто не знает. В наше время никакая деревня уже не может обеспечить себя всем необходимым. Земледельческая и прочая утварь, скот, одежда, ткацкие станки – там, где появляется деревня, появляются спрос и предложение на великое множество товаров.
Продают в подобных местах жирных кур, свежее пиво и тому подобное. Для торговца это просто клад. Он может покупать пиво и кур в обмен на самые необходимые товары; а если он сможет обеспечить деревню всем, в чем она нуждается, то будет купаться в доходах, которые пахнут лучше, чем лучшее в мире пиво.
Хоро, похоже, была поражена – она молча сидела и потягивала свое пиво. Потом ее уши затрепетали под капюшоном, она повернулась к Лоуренсу и довольно улыбнулась.
– Тогда помогай им, получай удовольствие.
– ?
Попросить ее пояснить свою мысль Лоуренс не успел. В дверь постучали, и она тут же распахнулась. Снаружи стоял тот же мужчина, который несколько минут назад позвал старейшину. Уже поэтому можно было догадаться, зачем он открыл дверь на этот раз.
– Прошу прощения. Если ты умеешь читать, не поможешь ли нам?
Лоуренс был в уединенной деревушке, куда обычно не заезжают торговцы, и его спрашивали, грамотен ли он. Неудивительно, что он бодро вскочил на ноги со своего стула-ящика. Еще бы, такая удача.
***
– Ой, хватит уже! Мы в прошлый раз уже договорились! Или ты не хочешь держать слово?! Мое поле размером в шесть хиенов!
– Не ври! Это мое должно быть шесть хиенов, а твое пять! И почему тогда мое поле меньше твоего?! Еще забор тут ставит…
Лоуренсу не нужно было объяснять, что происходит, – голоса он услышал издалека и все понял сразу. По упомянутым в споре «хиенам» было ясно, откуда эти люди приехали. Из страны лесов и ручьев Реварии, правил которой мудрый и справедливый король Хиен Второй.
Его именем и назвали единицу измерения земли; хиен равнялся размаху его рук. Но каким бы мудрым ни был король, споры о земле есть и будут всегда. Старейшина явно понятия не имел, как успокоить ссорящихся.
В недавно основанных деревнях вроде этой у старейшин нет той власти, какой у них полагается быть. А без этой власти – и без способности смотреть на ситуацию извне – ему никогда не избавиться от подобных происшествий.
– Старейшина, наши гости пришли.
– О… о, о…
Несчастный старик перевел взгляд на Лоуренса и тут же расслабился, словно увидел своего спасителя.
– У меня к тебе очень неудобная просьба.
– Спор о земляных наделах, да?
Любой, кто достаточно долго торгует с деревнями, сталкивается с подобными ситуациями – они случаются весьма нередко; однако старейшина, похоже, счел Лоуренса человеком великой мудрости, если судить по тому, как он с пораженным видом воскликнул: «Ты совершенно прав!»
Затем он пояснил:
– Эта земля принадлежит аристократу, который попросил нас ухаживать за ней. И с тех пор у нас все время такие споры. Иногда мы все улаживаем спокойно, но между этими двумя кошка пробежала…
Спор двух мужчин тем временем из относительно разумного обмена репликами превратился в перекидывание оскорблениями. Селяне стояли кольцом на почтительном расстоянии и наблюдали за происходящим с явным неодобрением. Одна лишь Хоро наслаждалась зрелищем.
– В таком случае у вас должна быть купчая, договор – что-нибудь такого рода?
Видимо, поэтому-то у Лоуренса и спросили, грамотен ли он. Старейшина тотчас кивнул и извлек кусок пергамента.
– Вот он. Только у нас никто не может прочесть, что здесь написано.
Неграмотная деревня подобна сундуку с сокровищами, который даже не заперт. Торговцы знают, как перенести устное соглашение в письменный договор; как долго человек может оставаться честным здесь, где никто не способен прочесть написанное?
– Пожалуйста, позвольте взглянуть.
Подобные деревни встречаются редко, и еще реже торговцу везет зачерпнуть первую корзину золота из этой сокровищницы. Лоуренс взглянул на пергамент с невозмутимым лицом, но скрыть возбуждение ему было непросто.
– О, это…
Пробежав глазами по написанному, Лоуренс осознал, что без усилий тут все же не обойтись. Он улыбнулся, в душе смеясь над собой. Потом перевел взгляд на полное надежды лицо старейшины, и его улыбка стала немного натянутой. Ну конечно, этот пергамент никто не мог прочесть… он был написан на церковном языке.
– Некоторые из нас умеют читать, но не это… мы думаем, тут на иностранном языке.
– Нет… это на языке Церкви… Я могу прочесть только отдельные фразы и числа…
Лоуренсу доводилось уже видеть купчие на землю и свидетельства о тех или иных привилегиях, написанные Церковью. Хоро тоже взглянула, но, судя по всему, и она не знала этого языка: быстро потеряв интерес, она вновь принялась следить за продолжающейся ссорой.
– Аа… понятно, в чем проблема.
Лоуренс дважды прочел что смог, после чего пришел к заключению. Чтобы убедиться, он спросил:
– Те двое прежде были ремесленниками, верно?
Хоро захихикала из-под капюшона, когда у спорщиков окончательно лопнуло терпение и они принялись драться. Но тут набежали другие селяне и разняли их. Старейшина, похоже, раздумывал, не побежать ли и ему туда, но, едва услышав вопрос Лоуренса, изумленно взглянул на него.
– Верно, но… но как ты узнал…
– В общем, земля должна была быть разделена поровну, каждому по шесть хиенов… тут все верно. Но взгляните вот сюда…
Лоуренс показал на одно место в тексте, и старейшина уставился на пергамент. Однако, поскольку он не знал, что эти слова означают, понять, разумеется, ничего не смог.
– Здесь сказано «овечий загон». Один из двух овечьих загонов размером шесть хиенов, второй пять.
Старейшина какое-то время стоял столбом и смотрел на пергамент; потом он наконец осознал сказанное Лоуренсом. Зажмурившись, постучал себя кулаком по голове и прошептал:
– Вот, значит, что… а они просто не знают, что такое овечьи загоны.
Знание, как именно разделена земля, для селян жизненно важно. Конечно, этим неграмотным людям все условия в свое время объяснили – устно. Но если они не понимают значения слов, которые им говорят, то все объяснения тщетны. Все, что они помнят, – числа; и это не может не приводить к бесконечным спорам.
– Здесь сказано, что господин Хай Бартон пожертвовал монастырю немного больше, поэтому он получил овечий загон в шесть хиенов.
– Бартон – он сейчас слева… Проклятье… вот из-за этого они и ссорились все время…
– Если просто сказать «овечий загон», то все кажется очевидным, но если человек никогда не имел с этим дела, ему трудно понять, что это все значит.
Овечий загон, как и говорит название, представляет собой огороженный участок земли, где держат овец. Но его главное предназначение – не выращивать овец, а удерживать их на ограниченном участке земли возле деревни или монастыря, чтобы они удобряли эту землю.
Естественно, в большой загон вмещается много овец, в маленький – мало; но овечьи загоны измеряются не числом овец, которых они должны удерживать, а площадью земли. Бывает так, что площадь позволяет заполнить овцами весь загон, а бывает – что только половину.
Старейшина долго благодарил Лоуренса, потом побежал улаживать спор. Развернув пергамент, он принялся объяснять спорщикам ситуацию; там уже успела собраться приличная толпа. Лоуренс наблюдал за всем этим, довольный хорошо проделанной работой. Вскоре двое договорились и, хоть и с неохотой, но обменялись грубым рукопожатием.
– Что? И это все?
Хоро разочарованно наблюдала, как двое жмут друг другу руки в знак примирения; она явно была огорчена, что все так быстро улеглось.
– Память быстро тускнеет, написанные слова – живут.
Этому Лоуренса научил его наставник. Потому-то бродячим торговцам и не угнаться за городскими. Бродячие должны помнить каждую сделку, а городские свои сделки записывают. При любых разногласиях писаное слово побеждает.
– Дела просто невозможно активно вести там, где постоянно идут такие вот споры, поэтому-то так важны письменные договоры.
Слова Лоуренса Хоро выслушала совершенно равнодушно, потом укоризненно пробормотала:
– И обещание купить мне курицу ты тоже собирался нарушить.
– Нуу, это уж ты…
Пока Лоуренс разговаривал с Хоро, старейшина развернулся и поклонился ему. Лоуренс в ответ помахал рукой. Все же приятное ощущение, когда кому-то помог, подумалось ему.
***
За разрешение проблемы селяне с радостью поджарили Лоуренсу и Хоро на ужин еще одну курицу. Конечно же, денег за нее не взяли; другого спиртного не было, зато пива можно было пить вволю. Хоро вполне могла быть довольна; однако же ела она скромно, как монахиня на пиру, и вскоре ушла из-за стола.
Для гостей уже приготовили домик; Хоро извинилась, и ее проводили туда. Возможно, путешествие было слишком утомительным для нее, и мясо со спиртным плохо сказались на ее желудке. Такую возможность нельзя было сбрасывать со счетов, поэтому Лоуренс, посидев за столом еще немного из вежливости, тоже вскоре отправился следом за Хоро.
Это был третий день их путешествия сквозь суровую зиму – как раз достаточно, чтобы понять, кто способен на такое путешествие, а кто нет. Даже привычный человек может достаточно быстро утомиться, если не будет проявлять должную осмотрительность. Хоро за все время, что они были вместе, уже несколько раз неважно себя чувствовала. Даже Мудрая волчица, дух, обитающий в пшенице, была подвластна усталости.
После того как Лоуренса проводили до отведенного ему и Хоро жилища, он открыл дверь; его встретила тихая темнота. Он зажег масляную лампу и обнаружил, что селяне выставили посреди комнаты несколько ящиков, которые должны были служить кроватью. Сами они обычно спали на сене – значит, его и Хоро принимали как почетных гостей.
Он не вполне понимал, почему кровать была всего одна: селянам просто не хватило материала на вторую или же они проявили «деликатность»? Как бы там ни было, Хоро уже свернулась в комочек на кровати и натянула на себя одеяло. Лоуренс тихонько обратился к ней:
– Ты как себя чувствуешь?
Если она спала, Лоуренс совершенно не собирался ее будить. Если одной ночи Хоро не хватит, чтобы прийти в себя после путешествия, он просто потратит немного денег и поживет в деревне еще. С этой мыслью он загасил лампу, улегся на покрытую сеном кровать и укрылся тонким одеялом. Он беспокоился, что может разбудить Хоро, но она не проснулась.
Всего лишь самодельная кровать с сеном – но все равно спать здесь было куда удобнее, чем в повозке. Освещение в комнате ограничивалось лунным светом, пробивающимся сквозь маленькие отверстия, предназначенные для отвода дыма от очага; поэтому все, что Лоуренс видел, лежа на спине, – потолок и стропила.
Он закрыл глаза и стал думать о положении в деревне. Здесь жило тридцать-сорок человек. Вокруг были леса и ручьи, так что можно было с легкостью добывать мед, фрукты и рыбу. Луга вполне подходили для выпаса скота и земледелия, несмотря на то, что то тут, то там торчали камни.
Даже если бы эти люди просто поставили здесь монастырь, в нем смогло бы жить человек сто или даже больше. Если до сих пор за ними не присматривал никакой торговец, он, Лоуренс, вполне может взять в свои руки всю торговлю этой деревни. Во время трапезы он успел пообщаться с жителями насчет продажи им металлической утвари и коров.
Если аристократ желает возвести монастырь где-то в глуши, как правило, это означает, что либо он сам, либо кто-то из его близких чувствует дыхание смерти.
Вот почему планы строительства обычно составляют в спешке, а работу начинают раньше, чем утрясут все необходимые мелочи. Составитель проекта может вообще жить где-то в другом месте.
Поскольку права на землю выписываются на бумаге, они часто летают по миру, словно семена одуванчика. Ничего удивительного не было бы, если бы аристократ в конце концов подарил землю кому-то, кто жил в другом краю и с кем он вообще не знаком.
В любом веке такая вот лоскутная сущность прав на землю – как одеяние нищего, состоящее из одних заплат, – приводит к бесконечным спорам. И потому те, кто живет поблизости от спорных земель, частенько избегают общения с новыми соседями из опасения, что и их втянут в эти стычки.