— Нянюшка, это же позор! — воскликнул король.
— Конечно, позор!
— Надо немедленно купить новые!
— Где, скажи на милость? Во всей стране полотна не сыщешь.
— Я велю Садовнику выращивать вместо колокольчиков лён, — немедленно решил Нолличек.
— Льна-то полным-полно! — сказала Нянька. — Льна предостаточно! Ну-ка, сними меня отсюда!
Нолличек бережно опустил маленькую старушку на пол, и она распахнула дверцы огромного шкафа.
— Гляди!
Король увидел, что шкаф до отказа забит льном.
— Так за чем же дело стало? — недоумённо спросил Нолличек.
— Кому прясть-то?
— Девицам, — сказал Нолличек не раздумывая.
— Много ты об девицах понимаешь! — усмехнулась Нянька. — Девицы теперь никудышные стали: крали расфуфыренные да бездельницы криворукие.
— Тогда ты спряди, Нянюшка! Ты же была когда-то лучшей пряхой в округе!
— Была, да сплыла, — печально промолвила Нянька. И вдруг щёки её сморщились, губы задрожали, и Нянюшка, плюхнувшись на выпавшую из буфета кипу льна, горько разрыдалась. — Минули мои золотые денёчки, прошла жизнь…
Нолличек совершенно не выносил женских слез. Он подхватил свою крошечную Няньку на руки и, усевшись с нею на стул, стал качать и баюкать, как ребёночка:
— Ну, Нянюшка, ну не плачь, ну, милая, — дам калач…
— Ещё бы, — горестно всхлипывала Нянька, — постареешь с тобой. Что с маленьким, что с большим — забот полон рот.
— Ну-ну, будет, не плачь, я уже паинька, примерный мальчик…
— Как же, примерный — до завтрашнего утра. Ох, чует моё старое сердце, недолго мне осталось, приму я смерть через твои безобразия!
— Клянусь, я тебе больше никаких забот не доставлю!
— Тебе так кажется, — снова всхлипнула старушка.
— Но, Нянюшка, что же нам делать?
— Женить тебя надо, вот что.
— Женить?
— Точно! Женись-ка ты, голубчик, побыстрее да свали обузу с моих старых плеч.
— Хорошо, Няшошка, женюсь, честное слово — женюсь! — Нолличек готов был пообещать что угодно, лишь бы старушка перестала плакать. А она и впрямь перестала: сидит у него на коленях, по обыкновению, бодра и деловита.
— Женишься! Отлично! Только не вздумай сам невесту выбирать — непременно выберешь кралю или криворучку. Знаю я тебя.
— Я, Нянюшка, возьму в жёны лучшую в Норфолке пряху, — воскликнул Нолличек. — Чтоб тебе угодить.
— Очень ты часто думаешь о том, чтоб мне угодить, Нет у меня в твои слова веры. И жену ты выберешь на свой вкус, а ие на мой.
Король Нолличек обвел рукою ломившийся от льна шкаф.
— Я выберу ту, которая спрядет этот лён.
Нянька живо соскочила с его острых коленок и вскричала:
— Вперёд! Скорее!
— Куда?
— Искать её!
— Кого? Невесту?
— Ту единственную в Норфолке девушку, которая сможет спрясть этот лён.
Глава VI. МАМАША КОДЛИНГ ВНЕ СЕБЯ
— Кородева норфолкских беляшей! Королева норфолкских беляшей! — звенели голоса в Доллечкином сне.
А заснула она даже крепче обычного, поскольку по телу разливалась приятная сонная сытость. Мамаша Кодлинг, вернувшись с дрожжами от пекаря, застала Долл возле печки — дочка спала, свесив голову на грудь. Больше на кухне никого не было, хотя время близилось к обеду. Мамаша Кодлинг положила сумку на стол и громко спросила:
— Мальчики с поля подошли?
— Нет, маманя, — очнулась Доллечка.
— А Полл с рыбой?
— Нет ещё, мамань.
— А беляши в печке подошли?
Долл поднялась и приоткрыла дверцу:
— Нет ещё, мамань.
— А пора бы, — заметила Мамаша Кодлинг, развязывая ленты на подбородке. — Ладно, ещё пять — минут-подождём.
Мамаша Кодлинг принялась накрывать к обеду.
— Ну, а сколько мотков ты спряла? — спросила она. — Небось ни единого.
— Правильно, мамань — безмятежно зевнув, ответила Долл.
— 'Вот и неправильно, нельзя с утра до ночи бездельничать, — заворчала мать. — Да тебя, такую лентяйку никто замуж не возьмёт.
— Ну и что? — равнодушно сказала Долл.
— Это тебе «ну и что», а мне не «ну и что». Всю жизнь тебя поить-кормить прикажешь?
Мамаша Кодлинг расставила тарелки: по три с каждой стороны для детей и одну во главе стола — для себя. Тут в кухню ворвалась запыхавшаяся Полл.
— Мамань, где у нас птичья клетка?
— Ну, наконец-то, — сказала Мамаша Кодлииг. — Что, дал тебе Чарли палтусов пожирнее? Она заглянула в корзинку, всплеснула руками и ахнула: — Господи боже мой! Разве это палтусы? Что ты притащила? — Она неодобрительно осматривала серебристую птицу, недвижно лежавшую в траве и водорослях. Перекушенное крыло было аккуратно подвязано.
— Ну мамань! Ты только послушайI — с жаром начала Полл. — Это Серебристая серпоклювка, а когда-то на Луне была Прекрасная Дама, но она слетела на Землю, взглянуть на башню в Нориче, и ужасное мерзкое чудище из Ведьмина леса хотело её съесть, и съело бы, только Чарли его прогнал, подвязал серпоклювке крылышко и отдал её мне, чтоб выхаживать. Ты прости, мамань, палтусы в корзинке не поместились, Серебристой серпоклювке было бы тесно. И вообще, палтусов на свете сто тысяч, а моя Серебрянка одна-единственная. Где птичья клетка?
И Полл полезла доставать клетку с крюка под самым потолком.
— Может, в море и плавают сто тыщ палтусов, — возмутилась Мамаша Кодлинг, — но я по твоей милости осталась без обеда.
— Я тебе один свой беляш отдам, — сказала Полл, выстилая водорослями дно клетки.
— Ты прекрасно знаешь, что я их не перевариваю! — Мамаша Кодлинг выглянула за порог. — О, вон и мальчики с поля идут, голодные, как настоящие взрослые фермеры. Долл, а беляши-то подошли?
Долл снова приоткрыла печку.
— Нет ещё, мамань.
— Странное дело, — удивилась Мамаша. Кодлинг. — Ладно, пускай ещё пяток минут посидят. Эй вы! — закричала она сыновьям, — Эйб! Сид! Дейв! Хэл! А ну, побыстрей ногами двигайте!
На кухню друг за дружкой вошли мужчины семейства Кодлиигов. Первым шёл самый высокий Эйб, вторым — самый низенький, Сид, третьим — самый толстый, Дейв, а четвёртым — самый худой, Хэл. Но как бы ни разнились братья с виду, в головах у них была одна и та же мысль и задали они один и тот же вопрос:
— Мамань, что на обед?
— Беляши.
— Вот здорово! — хором сказали Эйб, Сид, Дейв и Хэл.
— Беляши — прекрасная еда! — сказал Эйб.
— Беляши — чудесная еда! — сказал Сид.
— Беляши — самая лучшая еда! — сказал Дейв.
— Беляши — хорошая еда! — сказал Хэл.
— А ещё бывают кренделя, — задумчиво промолвил Эйб.
— И ватрушки, — поддакнул Сид.
— И булочки, — напомнил Дейв.
— И пирожки с потрохами, — произнёс Хэл.
— А ещё оладьи, — мечтательно добавил Дейв…
— А ещё пряники, — вспомнил Хэл.
— Во, точно, пряники! — обрадованно подхватили остальные.
— Беляши — лучшеI — сказал Эйб. — Беляши — это хорошо!
— А студень? — сказал Сид.
— А окорок? — сказал — Дейв.
— А требуха? — сказал Хэл.
— Барбарисовый джем и черничное варенье, — вдруг осенило Эйба.
— Каша с коринкой! — воскликнул Сид.
— Драчёны! — завоиил Дейв.
— Пышки и караваи! — заорал Хэл.
— Ягоды со взбитыми сливками, — добавил Эйб.
— Но беляши всё-таки самая лучшая еда на свете! — пропищал Хэл. — Вкуснотища!
— Вкуснотища! — дружно заорали братья в четыре глотки, распустили пояса, расселись вокруг стола и, похватав ножи и вилки, дружно заорали — Подавай обед!
: — Видишь, Долл, твои братья сейчас друг на дружку с голодухи накинутся. Доставай беляши…
— Не могумамань.
— Почему, это?
— Не подошли.
— Ни один? — воскликнула Мамаша Кодлинг.
— Ни-'один.
— Обед подавай! Обед! — вопилй дюжие парни и дубасили кулачищами об стол.
— Подошли не подошли — вынимай, — велела Мамаша Кодлинг. — Нельзя больше ждать. Они и непропечённые живо сметут. Вынимай!
— Но как же их вынимать, если они не подошли? — спросила Долл.
— О чём говорит эта девочка? — терпение у Мамаши Кодлиш кончилось. Она подошла к Долл и заглянула поверх её плеча в печку. — ГосподибожемойI Да куда ж они подевались? — ахнула она.
— Обед! Обед! Обед! — горланили парни.
Мамаша Кодлинг взяла Долл за плечи и принялась трясти.
— Куда — делись — беляши? — сурово спросила она.
— Я их съела, — ответила Долл.
— Ты… их… съела?.. — оторопела мать.
— Да, мамань.
— Все беляши?..
— Да, мамань.
— Целую дюжину?
— Да, мамань.
У Мамаши Кодлинг перехватило дыхание. Наконец ей удалось набрать воздуха и она прорычала:
— Так ты говоришь, что съела дюжину огромных, толстых, круглых, сочных беляшей, и у тебя даже живот не болит?
— Ты… их… съела?.. — оторопела мать.
— Да, мамань.
— Все беляши?..
— Да, мамань.
— Целую дюжину?
— Да, мамань.
У Мамаши Кодлинг перехватило дыхание. Наконец ей удалось набрать воздуха и она прорычала:
— Так ты говоришь, что съела дюжину огромных, толстых, круглых, сочных беляшей, и у тебя даже живот не болит?
— Нет, мамань.
— А жаль, — подвела итог Мамаша Кодлинг. — Стыд! Позор! Оставила голодных братьев без обеда! Кусок у них изо рта вынула!
— Стыд! — проревел Эйб.
— Позор! Позор! ПозорI — проревели Сид, Дейв и Хэл.
— И чего вы раскричались, не понимаю, — пожала плечами Долл. — Что я плохого-то сделала? Вы же, маманя, сами говорили, что беляши подходят каждые полчаса.
— Я вне себя! — сказала Мамаша Кодлинг и рухнула на стул как подкошенная. — Моя дочь! = простонала она. — Дюжину беляшей. Моя дочь съела дюжину беляшей. Дюжину беляшей съела моя дочь. За полчаса! Бел остановки! Беляш за беляшом. Целую дюжину. Два раза по шесть. Три раза по четыре. Я вне себя. Целую дюжину! За полчаса! Моя дочь! Целую дюжину.
— Дюжину чего? — донёсся с порога голос, В дверях стоял высокий и тощий молодой человек, а на плече у него восседала маленькая старушка.
— Ой, к нам гости!.. — Полл вскочила.
Молодой человек пригнулся, чтобы старушка не ударилась о притолоку, и вошёл в кухню. Здесь он повторил свой вопрос:
— Так дюжину чего сделала ваша дочь? Что повергло вас в такую оторопь?
Мамаша Кодлинг осмотрела молодого человека с головы до ног, с золотой короны на макушке до золотых пряжек на туфлях. И принялась грузно приседать в реверансах:
— Силы небесные! Да к нам же сам король пожаловал! Король Норфолка собственной персоной! А ну встаньте! — крикнула она сыновьям. — Встаньте, болваны неотёсанные, поклонитесь Его Величеству.
Эйб, Сид, Дейв и Хэл поднялись и, схватив себя за вихры, потянули головы вниз. Изобразив таким манером поклон, парни тут же уселись обратно за стол.
— Очень приятно, — сказал Нолличек. Он опустил старушку на пол и представил её: — Моя няня, госпожа Нянюшка.
Мамаша Кодлинг снова присела и подтолкнула вперёд младшую дочку, которая вытаращила на гостей огромные, точно блюдца, глазищи.
— Это моя меньшенькая, Полл, — сказала Мамаша Кодлинг…
— Очень милая девочка, — произнёс король. Полл быстренько сделала книксен, а Мамаша Кодлинг сказала:
— Очень приятно.
И, тогда Нолличек спросил в третий раз:
— Так дюжину чего сделала ваша дочь? О чём вы говорили? Что вас так изумило?
Мамаша Кодлинг покраснела до корней волос и, ухватив Полл за руку, пробормотала:
— Что отвечать-то?
— Скажи уж как есть, мамань, — ответила Полл шёпотом.
— Ни за что! В такой стыдобе королю признаться? Ославить Кодлингов на всю страну? Ни за что! Ты подумай, Полл — целых двенадцать! Ровным счётом — дюжина!
На последних словах голос Мамаши Кодлинг снова зазвенел от возмущения.
— Чего дюжина, в конце-то концов? — Нолличек грозно сдвинул брови — он не любил ждать.
Полл шагнула внерёд и бодро провозгласила:
— Двенадцать мотков льна, Ваше Величество.
У Мамаши Кодлинг отвисла челюсть. А Полл, широко улыбнувшись, крутанула колесо прялки и продолжала:
— Целую дюжину мотков, и всего за полчаса. Это маманю и изумило. Ясно, Ваше Величество?
«Уж теперь-то он будет доволен», — подумала Полл.
Она, однако, так и не успела понять, доволен король или нет, потому что вперёд выскочила его маленькая Нянька и взволнованно воскликнула:
— Двенадцать мотков льна за полчаса! Неслыханно! Есть от чего оторопеть! И это спряла ваша собственная дочь? — обратилась она к Мамаше Кодлинг.
— Д-д-да, госпожа — еле слышно произнесла та. — Моя самая что ни на есть собственная дочь.
Нянька пронзила Полл острым взглядом и ткнула в неё пальцем.
— Вот твоя невеста, — сказала она Королю.
Нолличек испуганно оглядел девочку и с отчаяньем сказал:
— Но, Нянюшка, она же совсем маленькая.
— Ничего, вырастет, — отрезала Нянька и обратилась к Полл. — Подойди поближе, дитя моё.
Полл повиновалась.
— Сколько тебе лет? — спросила Нянька.
— Двенадцать, если позволите.
— Вот видишь, она совсем ребёнок! — снова запротестовал Нолличек.
— Повзрослеет, — твёрдо сказала Нянька. — Если ребёнок в двенадцать лет прядёт за полчаса двенадцать мотков, то сколько же она будет прясть в двадцать?
— Госпожа, — наконец решилась Полл. — Это не я спряла лён. Маманя изумлялась не мне.
— А кому же? — растерялась Нянька.
— Моей сестре. Вот она.
И она указала на Долл, безмятежно глядевшую в раскрытую дверцу печки. Нянька с Нолличеком разом повернулись и…
— Это твоя сестра? — спросил Нолличек у Полл.
— Это ваша дочь? — спросила Нянька у Мамаши Кодлинг.
— Встань, дурёха, — прошипела старшей дочери вдова мельника. — Встань, поклонись.
Долл медленно поднялась, обратив к королю прелестное личико, слегка присела в реверансе и тут же выпрямилась, не сводя с Нолличека сонно-нежного взгляда.
— Она милая, — не сдержался Нолличек и обратился к девушке. — Так, значит, это ты? Целую дюжину?..
— Я, если позволите. — Доллечка снова поклонилась.
— Она очень милая! — сказал Нолличек Няньке.
— Красота недолговечна, — заявила Нянька. — Подойди ко мне, умелица.
Долл подошла к Няньке вплотную.
— И сколько же тебе лет?
— Восемнадцать будет на Михайлов день, — нежно проворковала Долл.
— Нянюшка, она очень, очень милая!
— Тсс! Тихо ты! Нянька отодвинула воспитанника в сторону. — Ты порядочная, девушка? — снова обратилась она к Долл.
— Да, госпожа, если позволите.
— А жених у тебя есть?
— Нет, госпожа, если позволите.
— Ой, Нянюшка! — снова встрял Нолличек. — Она просто страсть какая милая!
— Да тихо ты — шикнула Нянька и про должила допрос: — Милочка, ты и впрямь сделала то, что привело твою мать в такое изумление?
— Да, госпожа. Маманя страшно изумилась. А я… просто не смогла удержаться. Простите.
— Не смогла удержаться! — возопила-Нянька. — Не удержалась и спряла двенадцать мотков льна за полчаса?! Не смогла удержаться? — Старушка открывала и закрывала рот, точно рыба, силясь подобрать слова. Наконец, указав на Доллечку перстом, она нровозгласила:
— Вот твоя невеста!
— Невеста короля?! Наша Долл?! — воскликнула Мамаша Кодлинг.
— Никогда бы не подумал, — подал голос Эйб.
— Во сне не приснится, — сказал Сид.
— Ну и ну — протянул Дейв.
— Дела… — подытожил Хэл.
— А чему вы удивляетесь? — спросила у братьев Полл, но ответа не получила.
Пока все кругом жевали глотали и переваривали своё удивление, Нолличек взял Доллечку за нежную, пухлую ручку.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Долл, Ваше Величество. А вас как величать?
— Нолл. Скажи, Долл, ты хочешь стать королевой Норфолка?
— Мне бы чего попроще. Хоть королевой норфолкских беляшей.
— Всё будет по-твоему! Всё — как пожелаешь! Если… — король сжал податливую, мягкую ручку. — Если эти прелестные пальчики и вправду умеют то, о чём говорила твоя маменька.
Долли рта раскрыть не успела, а Мамаша Кодлинг уж тут как тут.
— Конечно, Ваше Величество! Умеют, Ваше Величество! Умеют, вы уж поверьте мне, старой. Господибожемой! Моя Долл — королева Норфолка! И все знатные господа ей кланяются и угождают! — Она даже ослабела от радости и принуждена была опереться о стол, чтобы не упасть. — Ваше Величество, неужто правда?
Нолличек кивнул:
— Объясняю. Я, мамань, хочу жениться. И женюсь на твоей дочери. Объясняю дальше. Триста шестьдесят четыре дня в году она будет наряжаться и украшаться, как ей заблагорассудится, знаться и дружить, с кем пожелает, будете есть и пить что душе угодно.
— И беляши можно есть? — спросила Долл.
— С утра до вечера!
— И шёлковое платье по субботам надевать? — уточнила Мамаша Кодлинг.
— У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.
— И мы тоже сможем жить во дворце? — оживилась Полл. — Мы ведь не просто семья, мы её друзья, она хочет с нами знаться и дружить.
— Ну конечно, Полл, — улыбнулся Нолличек. — Можете проводить с ней весь год напролёт одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… — Тут голос у короля внезапно посуровел. — На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.
— Ой, — выдохнула Мамашал Кодлинг.
— Ой, — хором сказали четверо её сыновой.