— Что так долго! — возмущался Николай, нервно метавшийся между кухней и закрытой дверью спальни.
— Да сядь ты! — не выдержала Глашка. — Сам психуешь и нас заводишь!
— Алтай, — увещевал Генералов, — ты ее нашел, она дома, в безопасности. Конечно, пережила сильный стресс, но теперь все наладится. Тебе надо успокоиться, а то ты Киру только сильнее напугаешь.
— Да, — кивнул, согласившись, Коля и метнулся очередной раз в гостиную.
Именно в этот момент из двери спальни показалась голова Иваныча.
— Алтай, где ее сумка?
— Какая сумка? — тупил Крайнов.
— Ну, дамская, дамская сумочка? — пояснил чуть раздраженно доктор.
— А, — понял Коля и понесся к выходу, — сейчас!
Он вернулся, не прошло и минуты — бегом, и сунул Кирину сумочку доктору в руки.
— Как она? — спросил, тревожно разглядывая выражение лица Иваныча.
— А‑а, — отмахнулся тот жестом: отстань, и скрылся за дверью.
— И что это значит? — спросил он у друзей.
— Значит не мешай, — пояснила твердо Глашка, — идем, что ли, ты еще пийсяшку выпьешь, а то задергал нас всех!
— Нет, — отказался Николай.
Иваныч вышел из спальни минут через пятнадцать, когда Крайнов уже собирался сам ворваться в комнату к Кире. Прикрыв за собой дверь, врач молча проследовал в кухню, уселся на высокий стул за барной стойкой, тяжело вздохнул.
— Ну, что, — расстроенно приступил к изложению он, — сильное нервное истощение, она долго находилась в состоянии тяжелейшего стресса, — и уточнил: — Вы знаете, сколько?
— Шесть дней, — отрапортовал Крайнов.
— Ну, не все так плохо, — приободрил Иваныч. — Но девушка пережила довольно сильное потрясение, которое резко сказалось на ее состоянии и нервной системе. И все бы ничего, она здоровая девочка, без отягощения затяжными и хроническими болезнями, и восстановится быстро при должном уходе… — на этом месте он вздохнул обеспокоенно, — но такое состояние и нервное напряжение опасно для ребенка.
— Какого ребенка? — спросил, не поняв, Крайнов.
— Ну, не знаю, — развел руками Иваныч, — девочки или мальчика, пока не понятно, кого Бог даст.
— Ох! — воскликнула Аглая, до которой первой дошел смысл сказанного, и прижала ладошку к губам.
— Так! — возмутился громко Крайнов. — Я не понял, Иваныч, о чем ты? Что за девочки, мальчики? Как Кира, чем лечить?
— Кира твоя беременна, семь недель срока у нее, — растолковал доктор, — а лечить ее не надо, надо восстанавливать иммунитет, силы и здоровье. Сейчас расскажу и напишу как…
— Подожди, — начало доходить до Крайнова. — Как беременна?
— Тебе процесс описать? Ты, видимо, только практику освоил, — усмехнулся Сергей Иванович.
— Это в смысле, у нее будет ребенок? — обалдел Николай.
Генералов хлопнул Крайнова ободряюще по плечу и хохотнул:
— Держись, Алтай! Все мужики глупеют и тупят, когда получают такое известие.
— Ты, предположим, не тупил, — возразила Глашка, — а орал, как скаженный, и носился по дому.
— Дорогая, но тебе же понравилось, носился‑то я с тобой на руках, — весело напомнил Генералов.
— Еще бы не понравилось, — усмехнулась воспоминаниям Аглая, — прямо индивидуальные американские горки!
— Да подождите вы! — взвыл Крайнов и уточнил у доктора: — Это что, значит, у нас с Кирой будет ребенок?
— Будет, если сейчас вы его выходите, — кивнул Иваныч.
— Господи! — побелел Коля и, не глядя, сел на стул, чуть не промахнувшись. — Что с ним?
— С ребенком пока все в порядке, но вот состояние Киры может спровоцировать выкидыш, — пояснил доктор.
— И что делать? — побелел еще сильнее Крайнов.
— Прямо сейчас помыть, она очень просила искупаться, но одну не оставлять ни в коем случае, она слабенькая пока, — приступил к изложению предписаний доктор, — потом накормить, она голодная, ела только вчера в обед, да и то не помнит, что ела. Главное — покой! И положительные эмоции! Лежать дня два‑три, никаких резких движений, наклонов, ничего не поднимать тяжелее кружки с чаем. И лучше, Алтай, если лежать она будет не в постели, а, скажем, на диванчике, и не в белье или пижаме, а в чем‑то домашнем, уютном и прикрытая пледиком, чтобы не усугублять ее психическое состояние ощущением, что она больна. Так, дальше. Хорошо кормить, но никакой тяжелой пищи: идеально подходит твой рацион питания, Алтай. Ну, ты лучше меня про питание все знаешь. Так, у тебя травы в сборах или отдельно?
— Отдельно, я из них сбор перед заваркой составляю, — подтвердил Коля.
— Ей очень хорошо травяные отвары, но только из определенных трав, сейчас напишу. — Он достал из саквояжа блокнот, ручку и принялся писать. — Вот этот сбор идеально подойдет. Еще, у тебя же есть запас мороженых ягод? Вот эти и эти, но не вари, растирай, заливай кипяченой водой и добавляй меда. Пить не меньше двух раз в день.
Он надавал еще кучу рекомендаций, обещал завтра созвониться с коллегой гинекологом и провести с ней консультацию по телефону, благо Кира сделала все анализы, что сильно облегчило постановку диагноза и подбор лечения.
— Ну, и покой, — закончил Иваныч, — ну, это я уже сказал. Да, и воздержание, Алтай, никакого секса пока! — хохотнул он. — Я сделал ей успокоительный укольчик. Сейчас вы ее помоете. Поставь табурет в ванную и посади Киру, так будет лучше всего. Потом накормите, лучше кашей с медом, завари ей вот этот отвар, дашь после еды, и в чистую постельку. Она будет спать, это ей очень полезно. Ну, все, — подвел итог Сергей Иванович, — отдых, покой, уход, положительные эмоции и никаких стрессов, даже положительных! Я завтра приду, посмотрю, как она. Да, Алтай сам обязан расслабиться и находиться в форме, поэтому, когда Кира уснет, полянку накройте, посидите, отметьте спокойно твое будущее отцовство.
— Я буду отцом? — все не мог поверить и ошарашенно переспросил Крайнов.
— Будешь, будешь, — уверил Иваныч.
И в этот момент Крайнов полностью осознал свое будущее отцовство и абсолютно четко понял, когда они зачали этого ребенка — в ночь на декабрьскую субботу, когда слились душами и поднялись в небывалую высь…
— Как хорошо! — объявила радостно Аглая.
Вот уже третий день Крайнов носился с Кирой, как с бриллиантом «Кохинор», ей‑богу, только пылинки не сдувал! По сто раз за день восхищался и поражался, что станет отцом!
Кира лежала на диване, удобно расположившись на подушках и укрывшись теплым пледом, и смотрела на Крайнова, разбиравшегося в инструкции по эксплуатации домашнего кинотеатра, с каждой новой порцией информации, почерпнутой из инструкции, начиная немедленно нажимать на кнопки пульта.
Раньше телевизор у Крайнова находился только на кухне. Большую часть информации и фильмов он смотрел в ноутбуке. Но вчера Глеб с Аглаей съездили в район по просьбе Крайнова и купили домашний кинотеатр, который сегодня доставили и установили, повесив планку с выезжающим экраном, над камином.
— А он не расплавится? — беспокоилась Кира.
— Нет, что вы! — уверяли специалисты, устанавливающие оборудование. — Во‑первых, у вас хороший камин, наверху нет сильного жара, а во‑вторых, этот экран из огнеупорного материала и не плавится вообще.
Крайнов, уверяющий, что Кире полезно смотреть комедии, мультики и всякие мелодрамы со счастливым концом, как она его ни отговаривала, настоял на своем и вот теперь с мальчишеским азартом и энтузиазмом разбирался с новой игрушкой.
Кира улыбалась, глядя на него, сильно подозревая, что фильмы смотреть будет по большей части он сам, пока не наиграется вдоволь.
— Я люблю тебя, Крайнов, — сказала Кира, улыбаясь.
— Я знаю, — ответил он, посмотрев на нее и улыбнувшись в ответ.
— Откуда? — усмехнулась она.
— Ты мне сказала, только не словами, — уверил Николай, — когда защищала и спасала, отказавшись от меня, — и быстро добавил: — Но мы об этом вспоминать не будем!
— Будем когда‑нибудь, — возразила Кира, согласившись в одном, — но не сейчас.
Он отложил пульт и инструкцию в сторону, прилег рядом с ней, обнял и, всматриваясь в лицо любимой, осторожно заговорил о трудной пока еще теме.
— Ты постарайся не нервничать, но мне надо тебе что‑то сказать, — аккуратно начал он. — Когда я сидел и перечитывал твое письмо, я понял одну вещь: мне легко расстаться со всем на свете, если это потребуется для того, чтобы быть с тобой. Если ты поедешь в Вену, значит, и я поеду, если в Москву, то только со мной, куда угодно, но только вдвоем. И в этом нет никакой жертвы или трагизма. Это все очень просто. На земле много прекрасных и загадочных мест, не одна «Метель» такая. И, как ни странно, потеряв тебя, я освободился и осознал, что слишком сильно привязался к этому месту, прирос к нему, и это стало ограничивать мое мироощущение, восприятие всего мира в его объеме и красоте. Понимаешь?
Кира кивнула, зачарованно слушая его признания.
— И что удивительно: я чувствовал себя свободным и легким к переменам, когда восстанавливался после травмы, и воспринимал мир так, словно он полностью открыт для меня и полон возможностей для познания. Я даже работу себе такую придумал, чтобы не связывала меня необходимостью офисного сидения. Но почему‑то забыл эти ощущения, поселившись здесь, может, прятался от чего‑то, от одиночества, что ли, не знаю. Конечно, это не значит, что надо всю жизнь мотаться, как цирк шапито или перекати‑поле с места на место, но, если потребуется, мы спокойно поедем туда, где есть возможность реализации наших способностей. И ничего в этом тяжелого нет. Да и «Метель» мы продавать не станем, если что, пусть себе стоит, мы вполне способны купить другой дом, там, где понадобится. Вот так, Веснушка! — заключил Крайнов и расцеловал свои любимые веснушечки у нее на переносице.
— Я очень люблю тебя, Николай Крайнов, — с серьезным видом уведомила Кира.
— Я тоже очень тебя люблю, Кира Белая, — ответил он.
Солнце припекало совсем по‑летнему, что было удивительно для этих мест в августе, и это только усиливало ощущение радости и необычности момента.
— Вон там, видите? — указала Кира.
— Ну, пошли, — распорядился Генералов.
Они спускались по тропинке, когда из дома на крыльцо вышел старец. Увидев его, все остановились, как по команде. Дед посмотрел пристально и махнул, приглашая, рукой.
— Ну, иди, — сказал Крайнов, забирая у Киры дочку с рук.
— Я пошла, — выдохнула, чуть оробев, Кира и поспешила к деду.
— Что это они? — спросила Глашка, наблюдая, как подруга подошла к старцу и тот что‑то принялся ей объяснять.
Кира обернулась к ним и махнула рукой, подзывая остальных к себе.
— По‑моему, нас тоже удостоили аудиенцией, — прокомментировал Генералов.
— Идем скорей! — потянула его за руку нетерпеливо Глашка.
И, опередив мужчин, подошла первой к Кире и старцу.
— Здравствуйте, — робко поздоровалась она с Симеоном и брякнула от неловкости: — дедушка.
— Дедушка у тебя, Аглафена, есть, и из людей великих, редких, что ж меня в праотцы назначаешь, — усмехнулся старец хитрой улыбкой.
Глашка растерялась и даже рот приоткрыла, поразившись: ее никогда не называли так причудливо, да и откуда ему имя известно?
А старец пригласил:
— Идемте, гости жданные, я уж и стол в тенечке накрыл, вас дожидаючись, — и повел за собой вокруг дома на задний двор.
Под большим раскидистым дубом и вправду стоял добрый деревянный стол, накрытый к чаю, с самоваром и с большим расписным чайником, с угощеньями разнообразными в глиняных мисках и пять больших расписных кружек.
И вправду ждал, что ли?
— Садитесь, — указал он на лавки.
Сам сел с краю, возле самовара, принялся чай разливать по чашкам и передавать гостям. Дети на руках отцов вели себя необычно тихо, во все глазенки рассматривая дедушку.
— Давайте‑ка деток посмотрю, да и поспать их уложим, разговору плавному чтоб не мешали, — и протянул руки к Генералову за малышом. — Ну, что, иди к Симеону. — Двухлетний Семен доверчиво протянул свои ручонки к незнакомому человеку, чего не делал никогда.
— Как зовут молодца? — спросил Симеон, усаживая мальчика к себе на колени.
— Семен, — ответил Генералов, слегка насторожившись.
— Ага, — порадовался старик, — тезка, значит. Хорошее имя, и в честь прадеда, достойного человека дадено. Ну, Семен, расскажи‑ка, что видишь, знаешь.
— Папа, — поразив всю компанию, принялся рассказывать ребенок, — на машине, жи‑жи, — показывал он руль. И совсем уж только ему понятное: громко, убедительно, помогая рассказу руками и выражением личика: — Там, куля‑куля, летел, мама меялась, папа меялся, Мен кутил, кутил: де?
И что‑то еще, уже не понятное даже родителям, и не пытавшимся переводить предыдущее повествование чада. Старец Симеон слушал внимательно, улыбался в бородищу, поглаживая ребенка по головке.
— Молодец! — похвалил он и передал сына отцу в руки. — Богатырек растет, — порадовал он любящих родителей и подивил следующим заявлением: — Судьба хорошая, да и дед многое из науки своей передать успеет, и отец премудростям да языкам обучит. — Повернулся к Кире с Николаем: — Ну, давайте своих пострелят!
Крайнов встал, подошел к старцу и посадил ему на колени двойняшек. Дети завороженно рассматривали дедушку незнакомого.
— Как нарекли? — спросил, улыбаясь детям, Симеон.
— Прохор и Ярослава, — представил детей Крайнов.
— Хорошие имена, — похвалил Симеон и обратился к деткам: — Ну, чады, а вы разговаривать умеете?
Яра дернула его за бороду, дело ей это понравилось, и она принялась рассматривать и дергать пучок, зажатый в кулачке. Проша примеру сестры не последовал, а с зачарованным видом продолжал разглядывать незнакомца.
— Ишь, какая шустрая! — хохотнул Симеон и спросил Яру: — Девица, а говорить‑то умеешь ли?
— Ня! — протянула ему его же бороду Яра и залепетала нечто на своем языке.
— Молодец, молодец, — посмеиваясь, похваливал Симеон. Прохор такого неравноправия не мог потерпеть и принялся тоже что‑то рассказывать, приблизительно на том же наречии, что и сестра. — И ты молодец, — не забыл и для парня похвалу старец.
Послушал их лепетание, посмеиваясь да разглядывая детей, и передал их обратно отцу.
— Хорошие детки, — сказал Симеон, загадочно улыбаясь, — и судьбы интересные, непростые, но сильные, мощные. Достойные люди вырастут, масштабные. Ну, укладывайте деток, я вон и местечко для них приготовил.
И показал рукой на небольшой деревянный помост с перилами по бокам, пристроенный к стене дома, назначения совершенно непонятного, на котором были постелены тонкий матрац и одеяло лоскутное сверху.
Папаши пошли исполнять поручение, сильно сомневаясь в реальности его воплощения. Да, заснут они, как же! Раздухарились, все интересно, незнакомо, да и рано им еще спать. Но стоило уложить всех троих рядком и прикрыть покрывалом, висевшим на перильцах, как малыши практически мгновенно заснули. Повозились пару минут, устраиваясь в любимых позах, — и уже спят!
Чудеса‑а‑а!
Пока Глеб с Николаем укладывали детишек, Симеон с женщинами освежили чай в чашках, добавив горяченького, и отведывали угощенье.
— Ну, что, Кира, — услышали мужики, вернувшись и сев за стол, вопрос старца, — не послушались меня, оставили концы Вадиму, вот он вас столько лет за них и дергал, гоняя по стране.
— Не послушались, — призналась Кира, горько вздохнув, — погиб Вадим.
— Отмучилась душа предназначеньем, — перекрестился старец, — знаю, простила ты брата, да и зла на него не держишь. А что держать черноту в душе, если он тебе на той веревке, пусть в узлах в кровь режущих, но ведь вон какую любовь притянул, — будто пропел, а не сказал Симеон и, словно продолжив прерванный разговор, поразил следующим заявлением: — А предложение принимай, расти тебе пора, и Петербург хороший город, да и дом вас там достойный дожидается.
Кира с Николаем переглянулись обалдевшим взглядом, чуть рты не пораскрывав, и уставились потрясенно на старца.
— А откуда вы… — начал вопрос Крайнов.
— Пустое, — отмахнулся старец и тут же принялся вещать теперь уж ему: — Да и ты, Николай, не сомневайся в идее своей, мысль твоя потаенная верная, да и неинтересно тебе уж в узком пространстве дела своего. И единомышленники найдутся, и помощь неожиданная придет. Дело уж больно достойное.
— Офигеть! — не выдержал Крайнов, выразив словесно свое полное потрясение — Я же рассчитал все, прикинул, да только это больше на утопию похоже, типа: «Мы за чистую планету! И миру мир!»
— Ну а почему нет? — спокойно спросил Симеон. — Кто‑то же должен заниматься и этим. К тому же годика через полтора это и доход приличный приносить начнет, и за твоими технологиями потянутся, перенимать — и не только из России.
И повернулся к Аглае. Посмотрел на нее таким взглядом проницательным, что у Глашки мурашки по спине побежали.
— Ну а ты, Аглафена, что ж Дар‑то свой предаешь, в четверть силы используешь, разве ж так можно? — строго спросил он. — Тебе он для чего даден? Растить, силой насыщать да холить всячески, а ты учительствовать взялась. Кому дано, тот сам научится хоть рисовать, хоть песни петь.
— А что делать? — растерялась Глашка от такого сурового выговора.
— Как что? — недовольно переспросил Симеон. — Рисовать, по миру ездить и рисовать, и на всю силу видение свое открывать, и художественное, и духовное. Уж мучаешься, поди, в школе‑то своей? Все с мужем просишься в поездки. Да в те поездки тебе нельзя, он тебя по другим, мирным повозит.
И все! Не досталось только Генералову. Старец вещать и поражать закончил, мирно пил чай с гостями, говорили про разное, и про «Метель», и про дела, в мире происходящие. Потом Симеон гостей провожать пошел до начала тропы. Папаши разобрали своих спящих чад, Кира взяла Яру на руки.