Дорога, обсыпанная желтым, точно масло, песком, обнаружилась примерно через милю. На ней виднелись отпечатки копыт, могущих принадлежать лошади, если бывают лошади размером с быка.
Дорога прихотливо виляла среди поросших лесом холмов, и солнце, странно холодное, медленно двигалось по небосводу, отмечая время. Неторопливо плыли темно-лиловые, страшно тяжелые на вид облака, в недрах их что-то глухо рокотало, блистали яркие зарницы, заставляя лошадей приседать, а людей вздрагивать.
Замок вынырнул из-за горизонта внезапно, словно только что выскочил из-под земли. Очарованные зрелищем, викинги невольно придержали коней…
Гордо вознеслись к небу ажурные башни, отлитые из сверкающего лунным светом металла. Зеленью темнела крепостная стена, будто сросшаяся из ряда гигантских листьев, и плыли по воздуху похожие на золотистые паутинки флаги, норовя сорваться со шпилей, которые, казалось, готовы были пропороть брюхо тучам…
Издалека замок выглядел как чудесная игрушка, оброненная на землю кем-то из богов. Он светился, затмевая даже сияние солнца, и казалось, что от стен его исходит едва слышимая музыка.
— Нам нужно туда. — Грубый голос Хаука разрушил очарование.
От обрушившейся боли Ивар едва не застонал, потряс головой. На конунга покосился почти с ненавистью. Похожие взгляды бросали на предводителя и прочие викинги.
— Вы хотите стоять тут и любоваться до тех пор, пока не окаменеете? — спросил Арнвид. — Вперед, или, клянусь кулаками Тора, я потащу вас на веревке!
Мрачные, как после похорон, всадники потрусили за Хауком, не отрывая глаз от прекрасного замка. Тот рос, приближался — стало ясно, насколько огромны тонкие на вид башни. Чтобы рассмотреть их верхушки, приходилось задирать голову.
Исполинские ворота — два выросших до невероятных размеров дубовых листа — оказались распахнуты, стражи не было видно, а неподалеку, на зеленой лужайке пасся табун необычно крупных лошадей. То есть в первый момент Ивар решил, что это лошади, и только когда белоснежный жеребец вышел на дорогу, перегораживая путь к замку, молодой викинг заметил витой рог, растущий из выпуклого лба. От рога исходило мягкое сияние.
Сердце дернулось в груди, заставляя замереть. На людей смотрел, слегка скосив умные серые глаза, единорог. В его позе не было угрозы, но на ногах с тяжелыми копытами переливались могучие мышцы, и чувствовалось, что схватка с таким противником даже для опытных воинов будет страшной.
К вожаку присоединились еще два жеребца. Один был серый, точно утренний туман, а второй — чудной лиловой масти, как сошедшая с неба туча. Все трое изучающе смотрели на людей.
— Вот почему нет охраны, — облизав пересохшие губы, предположил Нерейд. — Эти зверюги сами решат, кого пустить, а кого — нет…
Глава 12 ВЛАДЫКИ ФЭЙРИЛЭНДА
Единороги смотрели серьезно, нападать не спешили, но и дорогу не освобождали.
— Нам нужно к вашему правителю, — сказал Хаук осторожно. — Если вы не пустите нас, то мы будем драться…
В груди белоснежного жеребца родилось ржание, похожее на лошадиное, только куда более мелодичное. Он взвился на дыбы, замолотил по воздуху огромными копытами. Открылся белый живот, пук волос ближе к хвосту.
Ивар вздрогнул, невольно ухватился за меч. Недавно подметил за собой новую привычку — при любой неожиданности, которая раньше заставила бы забиться в угол, тянуться к оружию.
Вожаку ответили сразу несколько голосов, и могучие звери, переглянувшись, отошли в сторону. Движения их были мягкими и плавными, они словно плыли над землей, перетекая из позы в позу. Ивар сглотнул, с трудом отвел взгляд.
— Пустили, — с облегчением выдохнул Нерейд. — Жалко было бы сражаться с такими красавцами!
— Спешиться, — приказал конунг.
Викинги послушно покинули седла, повели лошадей в поводу. Огромные зеленые стены надвинулись, подавляя людей нечеловеческой мощью. За ними открылся обширный двор и широкая, выложенная плитками разноцветного камня дорожка, ведущая к дверям самого замка.
По сторонам от нее мирно колыхалась под ветром высокая трава, в которой легко спрятался бы лежащий волк. В зелени видны были мелкие белые и желтые цветки с таким приятным сладким ароматом, что от него слегка закружилась голова.
— Не сходите с дороги! — прошипел Арнвид, ставший вдруг очень серьезным. — Там — смерть!
В молчании, под неумолчный шелест трав и пение ветра в вышине, пересекли двор. Цокот копыт отражался от стен, порождая многоголосое эхо.
У входа во дворец гостей ждали. По обе стороны от высокой, украшенной искусной резьбой двери застыли могучие, богатырского сложения стражи, обликом более всего похожие на выросших в высоту и лишившихся шерсти медведей. С плоских лиц смотрели внимательные маленькие глазки, на мощных руках бугрились мускулы, напоминая обкатанные водой валуны. Кольчуги каждого из стражей хватило бы на то, чтобы замотать в нее пятерых людей нормального сложения, а выгнутые щиты с гербом в виде зеленой ладони можно было использовать вместо лодок.
Между могучими стражами, словно старый гриб меж толстых пней, замер согбенный старичок. Макушку его венчала широкополая шляпа, из-под которой торчала седая борода, похожая на веник, и свешивался длинный нос. Наряжён старик был в роскошную золотистую мантию, расшитую изображениями листьев и веток.
— Чего изволите? — проскрипело из-под шляпы, когда Хаук одной ногой ступил на первую из ступеней, ведущих к двери.
— У нас дело к правителю этой страны, — вежливо ответил конунг.
— Дело у них, — забормотал старикан в шляпе, суетливо дергая руками. — Шастают тут всякие, дома им не сидится, занятых фэйри от дел отрывают…
Из-под мантии с шуршанием был извлечен длиннющий свиток, который дед принялся тщательно рассматривать.
— Итак, двадцать пятый день восьмого месяца. — Свиток замер, перестав извиваться расплющенной змеей. — Записаны на прием: Синий Грифон с Белой Горы, семейство Дятлоногих из Синюшного Леса и Трижды Почетный Хобгоблин Джим Кэррисон с супругой.
Шляпа была сдвинута на затылок, а викинги подверглись тщательному изучению парой свирепых глаз.
— На Грифона никто из вас не похож, — сварливо промолвил старик, — Джима Кэррисона я знаю в лицо. Вы что, хотите сказать, что являетесь семейством Дятлоногих из Синюшного Леса?
— Нет, но… — начал было Хаук, но его грубо оборвали.
— Никаких «но»! — Дед в ярости сорвал с головы шляпу, явив миру похожую на яйцо лысину, обрамленную редкими клочьями белого пуха. — Вы не записаны на прием, а очередь тянется до середины осени. Можете записаться у королевского секретаря!
— У кого? — недоуменно спросил конунг.
— У меня! — гордо ответствовал старикан, водружая шляпу обратно на голову. — И как лицо официальное, ответственно заявляю, что вы должны подать заявку в письменном виде с указанием цели посещения и предполагаемого времени беседы. Да, заявку в трех экземплярах…
— Что-то я не понял, чего он там болтает, — голосом тяжелым, точно гора, сказал Кари.
— А он нас внутрь пускать не хочет, — охотно объяснил Арнвид. — Да еще издевается! В трех экземплярах…
— А может, ему голову оторвать? — И Ленивый, чьи глаза стремительно наливались кровью, неожиданно быстро шагнул вперед.
Сдвинулись с места, грозно зарычав, стражи, их мечи, длинные, как весла, медленно поднялись. Старик-секретарь в испуге отпрянул, сотрясаясь мелкой дрожью.
Кари резко дернул плечом, раздался звон, словно деревянной колотушкой ударили в большой колокол. Левый страж с удивленным выражением на лице начал падать, шлем на его лбу украсила свежая вмятина, а пудовый кулак берсерка уже обрушился на лицо правого, круша плоть и ломая кости. Что-то хрустнуло, на стену дворца брызнуло красным.
Два тяжелых тела рухнули почти одновременно. Земля содрогнулась.
— Ну что? — спросил Хаук ровным голосом. — Может быть, теперь ты найдешь наши имена в списках?
— Д-да, я п-посмотрю. — Глаза секретаря, выпученные так, точно он увидел говорящую рыбу, не отрывались от грозного викинга. Старикан торопливо вытаскивал из-за пояса свой свиток. — К-конунг Хаук Лед с дружинниками… как я мог не заметить?
Он посторонился, вихляясь всем телом, как нашкодившая собачонка, а резная дверь начала медленно открываться. Створки расходились бесшумно, будто не висели на петлях, а покоились на одном воздухе. Изнутри донесся мягкий цветочный аромат, повеяло теплом.
— Позаботься о наших лошадях, — бросил Хаук секретарю и первым вошел внутрь.
— Если хоть одна заболеет — убью! — Вемунд показал полумертвому от страха деду кулак и последовал за конунгом.
Внутри оказалось темно, на уходящих в высоту стенах тускло чадили редкие факелы. Пол, выложенный черными и белыми плитками, блестел, точно лед. Шаги звонко разносились по его поверхности.
Внутри оказалось темно, на уходящих в высоту стенах тускло чадили редкие факелы. Пол, выложенный черными и белыми плитками, блестел, точно лед. Шаги звонко разносились по его поверхности.
Но стоило Ивару, идущему последним, войти внутрь, как двери с грохотом захлопнулись за его спиной. Факелы погасли, погрузив все в полную темноту, и тут же яркий свет резанул по глазам. Боль была такой, что молодой викинг с трудом удержался от ругани. Ивар услышал, как рядом вскрикнул кто-то из товарищей.
Под веками плавали желтые и оранжевые пятна, а рука уже тащила из ножен клинок — отомстить, наказать того, кто посмел так жестоко подшутить над воинами конунга Хаука…
Ивар сам испугался собственного кровожадного желания, поспешно отпустил рукоять меча. Ушей коснулась приятная далекая музыка, негромкий смех, и он осторожно открыл глаза.
Огромный зал, в котором уместился бы весь Камелот, был ярко освещен. Сотни светильников озаряли трон, выточенный, по-видимому, из комля гигантского дерева. Во все стороны расползались похожие на серебристые щупальца корни, а толщины ствола хватило, чтобы вырезать на спиле два удобных сиденья.
Оба были заняты.
Голос, прозвучавший под сводами исполинского зала подобно грому, заставил викингов вздрогнуть:
— Склонитесь перед Обероном и Титанией, владыками Страны Чар! — прогремело в вышине, и тяжкий удар сотряс пол.
Хаук медленно согнул шею, вслед за ним почтительно, но без подобострастия поклонились другие викинги.
— Подойдите ближе, воины из мира людей, сумевшие добраться так далеко, — проговорил некто привыкший повелевать. В каждом слове его звучала Сила, мощь вольного вихря, способного с корнем выдирать столетние дубы, с легкостью рушить людские поселения, топить на море корабли.
Сам не осознавая того, что делает, Ивар шагнул вперед. Взгляд его не отрывался от застывшего на троне мужчины с резкими чертами лица. В роскошных одеждах под цвет небесного свода он казался статуей, выточенной из красного дерева. Черные, как ночное небо, волосы непокорно торчали, создавая на голове правителя нечто вроде короны.
— Мы приветствуем смельчаков, не побоявшихся дальнего пути. — Во втором голосе, женском, тоже звучала Сила, но иная. Мягкая, журчащая, как вода, которая дарит жизнь всему, но которая способна эту жизнь и отнять.
Этот голос заставил Ивара прийти в себя. Он обнаружил, что шагает к трону словно зачарованный, и в испуге скосил глаза на соратников. Те также недоуменно оглядывались, на лице Арнвида застыл стыд.
— Не стоит переживать, почтенный друид, — усмехнулась сидящая на троне женщина — словно ручеек запрыгал по камням. Глаза ее светились зеленью глубокого моря, а волосы струились до земли тяжелыми темными волнами. — Нашей силе не сможет противостоять ни один человек…
— Это мы еще посмотрим, — жестко бросил Хаук.
— Ты смел, человек с севера, — вновь улыбнулся Оберон. — Подойдите ближе. Не кричать же нам с вами через весь зал?
Пока они шли, Ивар разглядывал толпу, клубящуюся вокруг трона. Кого тут только не было: создания настолько прекрасные, что от одного вида их захватывало дух, соседствовали с существами, способными привидеться лишь в ночном кошмаре. Были похожие на людей, но отличающиеся от них маленькой деталью — хвостом, заостренными ушами или заросшим шерстью лицом. Стремительными молниями носились крошечные человечки, снабженные крыльями, похожими на стрекозиные.
Все это сборище гудело, шуршало и переговаривалось, откровенно глазея на чужаков.
А справа от Оберона, на месте советника, стоял, невозмутимо щуря темные глаза, не кто иной, как Мерлин. Лицо его было непроницаемым, но руки, сошедшиеся на толстом дубовом посохе, чуть заметно подрагивали.
— И этот здесь, — пробормотал Арнвид едва слышно, — значит, легкой жизни не жди.
— А ты ее ждал? — поинтересовался Нерейд с улыбкой. — Тогда надо было дома оставаться, возле теплой печки!
— Достаточно, доблестные воины. — Могучий голос Оберона легко перекрыл весь шум, и викинги послушно остановились. — Поведайте, зачем проделали вы столь опасный путь, с какой целью прибыли к моему двору?
— Конунг Фэйрилэнда! — Слова Хаука звучали чужеродно и слабо в этом огромном зале, где все было сделано не людьми и не для людей. — Мы прибыли к тебе, связанные обетом доставить в Камелот волшебный котел Ундри, украшенный изумрудами и еще какой-то ерундой. Впрочем, украшения нам не нужны. Только сам котел.
На прекрасном лице Титании появилась изумленная улыбка. Оберон молчал, но в глазах его, которые поминутно меняли цвет, становясь то белыми, то серыми, то синими, словно море, блистало грозное веселье.
— Ундри? — сказал он наконец и махнул рукой. Под сводами грохнуло, и точно упала невидимая завеса: в воздухе повис, рассыпая искры, большой, шириной с добрую бочку, котел. На боках его золотилась гравировка, и зелеными глазами подмигивали изумруды, самый крупный из которых был величиной с кулак. — Вы хотите забрать его?
— Да, конунг, — подтвердил Хаук. — С твоего позволения…
— Вы знаете, что люди лишались здесь жизни за меньшее? — спросила Титания.
— Нет, — честно ответил Хаук. — Но если вы вздумаете лишить жизни нас, то это вам дорого обойдется. — Он паскуднейшим образом ухмыльнулся и демонстративно взялся за меч.
— Я вижу. — Оберон покачал головой. — Но вы просите очень многого. Мы должны посоветоваться.
И владыка Страны Чар склонил голову к стоящему неподвижно Мерлину. Тот сразу ожил, принялся что-то шептать, размахивая длинными, похожими на сучья руками.
Кари неожиданно вздохнул, повернулся к Хауку:
— Конунг, вон видишь того, в шляпе? — И огромная ручища поднялась, указывая на невысокого толстого фэйри, чье лицо украшал огромный синяк, а глаза злобно блестели. — Это тот самый, которого я в замке Эбраук об стены поколотил.
— Судя по довольной роже, успел наябедничать, — хмыкнул Нерейд.
Оберон продолжал совещаться с Мерлином, а Ивар от нечего делать все разглядывал королевскую свиту. Вьющийся вокруг трона маленький летун показался ему неожиданно знакомым, а ехидный смешок, вырвавшийся из маленького рта, заставил молодого викинга вздрогнуть.
Точно такой же он слышал в Камелоте, на пиру у короля Артура. Из глухой стены.
Соглядатай! Глаза и уши Оберона в мире людей.
И тут же Ивар вздрогнул вторично, столкнувшись с открытым, чистым, полным искренней ненависти взглядом. Высокая, статная женщина, чем-то похожая на Эттарду, смотрела на викингов так, словно они изнасиловали ее малолетнюю дочь, а единственного сына убили, после чего поджарили на костре и съели…
Стоять под прицелом темных, точно озерные глубины, глаз было неуютно. По коже бежала дрожь, похожая на ту, что бывает, когда входишь в очень холодную воду. А на поясе женщины, чужеродный, словно снежный сугроб посреди цветущего луга, висел длинный меч в простых кожаных ножнах. На рукояти матово блестел выпуклый прозрачный камень, похожий на застывшую слезу.
— Конунг Хаук, слушай меня! — Оберон смотрел прямо на викингов, веселье исчезло из его глаз, в этот момент алых, точно пламя заката. Голос повелителя фэйри звучал грозно, в нем чувствовался свист приближающегося урагана. — Все без исключения говорят о том, что я должен просто убить тебя.
Лицо конунга не изменилось, лишь глаза посветлели, налились мертвенным, белым холодом.
— И друид Мерлин, чья мудрость превыше неба, и лучший из наших лазутчиков Ваниэль, — мелкий летун сделал в воздухе круг, — и Четырежды Почетный Хобгоблин Калибан, — носатый толстяк, не так давно познакомившийся с кулаками Кари, злобно осклабился, — и даже фея Вивиан, Владычица Озера.
Ненависть в глубине темных глаз женщины не исчезла, лишь едва заметно колыхнулся меч на ее поясе.
Оберон замолчал, впившись взглядом в каменное лицо Хаука.
— Этой-то чего от нас надо? — изумленно прошептал Вемунд. — Чем мы ее обидели?
— Ее саму — ничем, — тихо ответил Арнвид, — а вот ее воспитаннику, белобрысому Ланселоту, не раз дорожку перебегали. Вот она и злится…
— Я счастлив, — бескровные губы конунга разлепились, рождая слова, которые свободно разносились по огромному залу, где вдруг стало очень тихо, — что нажил себе врагов не только в мире людей, но и здесь! Такое удается далеко не каждому! Поступай как хочешь, правитель, но помни: мы будем сражаться, даже если против нас выступят все фэйри!
— Не сомневаюсь! — Монолит лица правителя Страны Чар рассекла трещина усмешки. — Но если бы меня попросил о твоей смерти кто-либо один или двое, даже это не удержало бы меня. Но сразу четверо! Ты слишком необычный человек, чтобы вот так просто убить тебя…
Мерлин скривился, как от сильной боли, крылатый Ваниэль от обиды чуть не врезался в стену. Четырежды Почетный Хобгоблин выглядел так, словно его заставили вылизывать пол, а лицо Владычицы Озера на мгновение исказила дикая ярость.