По словам Н. И. Греча, «Александр был враг всякой пышности, всяких торжественных слов», но шествие «Государя от Таганрога до Санкт-Петербурга было величественнейшем торжеством для усопшего»{135}. «На всем пути, даже в степных местах, стекались жители большими массами, чтобы оплакать своего незабвенного монарха. Но в городах, особенно губернских, это стечение народа простиралось до неимоверно обширных размеров и представляло самыя умилительныя и трогательныя сцены уважения и благовения к покойному императору»{136}, – писал Тарасов. «Все ночлеги были в селах или городах, так что гроб всегда ночевал в церквах. Усердием жителей сооружались великолепные катафалки. В каждой епархии на границе встречал архиерей с духовенством всего уезда и сменяли духовенство предшествующей губернии […] У колесницы народ нередко отпрягал лошадей и вез ее на себе. Переезды были обыкновенно не более пятидесяти верст. На границе каждой губернии останавливались в поле, и губернатор одной губернии передавал церемониал губернатору другой, которые и провожал процессию через свою»{137}.
Последняя остановка на ночлег перед Москвой была в Коломне. А на следующее утро, 3 февраля 1826 г., состоялось торжественное вступление в Москву «при повсеместной тишине и спокойствии». В это время в Петербурге шли усиленные приготовления к встрече печального шествия и устройству государственного ритуала похорон Александра I. Церемониал состоял из трех этапов: въезда в Царское Село, затем перенесения тела в Чесменский дворец, от которого должно было начаться торжественное вступление в столицу. Затем в Казанском соборе 7 дней народ мог проститься с усопшим, и, наконец, должны были состояться проводы к месту погребения в соборе Петропавловской крепости.
28 февраля дорожный траурный кортеж подошел к Царскому Селу. Последняя остановка перед этим была в Новгороде в Софийском соборе, который был убран в траур на средства А. А. Аракчеева. 6 марта 1825 г. процессия двинулась в Петербург. «С 8 часов утра в районе Чесменского дворца участники стали выстраиваться в церемониальную процессию. Путь предстоял долгий: до Московской заставы, по Обуховскому проспекту, через Сенную площадь и Садовую улицу, мимо Гостиного двора на Невский проспект и Казанскому собору. Здесь состоялись две службы – одна общая, другая для членов императорской семьи. Затем целую неделю вход в собор был открыт с 8 до 19 часов для всех желающих попрощаться с усопшим государем. Каждый день город объезжали герольды и извещали о последнем акте Печальной процессии, который должен был состояться 13 марта и начаться в 10 часов утра от Казанского собора»{138}.
Наконец, наступил день 13 марта, с утра «до начала шествия, все отделения Печального кортежа расставлялись в нужном порядке и в определенном для каждого месте. В кортеже участвовал весь гвардейский корпус, все военные и гражданские власти, все сословия жителей столицы. В его строгом построении четко обозначился государственный и общественный статус участников, иерархия чинов, социальное построение общества. Город погрузился в глубокий траур и словно вымер»{139}. Наконец траурная процессия направилась к Петропавловскому собору. Каждую минуту раздавался выстрел из пушки, в церквах звонили колокола. Как только кортеж подошел к усыпальнице, гроб внесли и поставили в Петропавловском соборе на катафалк, после чего была отслужена Божественная литургия и совершено отпевание, а затем гроб был опущен в могилу, расположенную по правую сторону от алтаря, рядом с могилой Павла I. «В три часа дня тремя пушечными выстрелами» Петербург и вся Российская империя извещались о свершении «последних мгновений блеска и славы Александра Благословенного»{140}.
Елизавета Алексеевна стойко перенесла жестокий удар судьбы, выпавший на её долю. Но здоровье императрицы стало ухудшаться, поэтому она не могла проводить в последний путь царственного супруга. Таганрог она покинула вместе со свитой во главе с князем П. М. Волконским 21 апреля 1826 г., а уже 4 мая 1826 г. недалеко от Калуги в городе Белёв императрицы не стало. И вновь печальная процессия спустя некоторое время потянулась в Петербург, где 14 июня жители города стали свидетелями торжественного шествия Печального кортежа Елизаветы Алексеевны. В соответствии с церемониалом Елизавета Алексеевна была погребена 22 июня рядом с супругом. По словам великого князя Николая Михайловича, ей суждено было стать не только «скромной тенью августейшего супруга, но и повторить его последний путь»{141}.
Н. М. Филатова. Варшавская коронация Николая I в 1829 г.: русский и польский взгляды
Приступая к освещению данной темы, нельзя не прояснить два важных момента, относящихся к царствованию императоров Александра I и Николая I. Во-первых, в рассматриваемую эпоху «путешествием называли любую поездку императора, будь то военные действия, дипломатические переговоры или смотр войск»{142}. Это не в последнюю очередь было связано с длительностью поездок, с единственно возможным тогда – конным – средством передвижения, доставлявшим немало бытовых трудностей и сулившим множество опасностей даже окруженным многочисленной свитой царственным особам.
К примеру, Александр I, о котором недаром сложили поговорку «провел всю жизнь в дороге», не раз становился жертвой непогоды, в том числе на пути в польские земли. Так, в 1813 г. он, преодолев расстояние от Петербурга до Вильно за три дня в открытых санях, отморозил себе кончик носа{143}. В другой раз, при возвращении из Варшавы в начале зимы 1815 г. ему также пришлось претерпеть неудобства из-за недоразумения: на одном из участков пути, не зная, что император поедет в санях, с дороги смели снег и заполнили канавы щебнем и соломой{144}. А в 1823 г. на объединенных учениях польских и русских войск под Брест-Литовском Александра I лягнула в бедро лошадь польского генерала В. Красиньского, в результате чего император надолго заболел рожистым воспалением.
Николай I, осуществлявший в течение года множество поездок по России, в основном с целью смотра войск, также любил стремительно передвигаться. Современники писали, что в дороге он по нескольку дней питался одними лишь чаем и сыром. Знаменательным стал случай, произошедший с Николаем I в 1836 г. по дороге из Пензы в Тамбов под уездным городом Чембаром, где коляска императора опрокинулась, а сам он получил перелом ключицы{145}. Таким образом, любое путешествие, особенно далекое, в том числе в Царство Польское или Западные губернии России, требовало от монарха определенных личных усилий, что было одной из причин, по которой оно воспринималось как особенно значимое событие.
Во-вторых, прежде чем остановиться на одном из наиболее важных визитов Николая I в Царство Польское (в польской традиции именуемое Королевством), следует вспомнить о находящихся в том же историко-семантическом поле визитах туда императора Александра I. Ведь недаром они были достаточно многочисленны. Одну только Варшаву Александр I в качестве конституционного короля Царства Польского посетил 9 раз (по подсчетам И. Г. Попруженко, в общей сложности ни в одном из русских столичных городов он не жил так подолгу{146}). Свою польскую столицу император посещал почти каждый год: 31 октября (12 ноября) – 21 ноября (3 декабря) 1815 г., когда им была подписана конституция королевства, а затем в 1816, 1818, 1819, 1820, 1821, 1822, 1823 и 1825 гг. Подобная частота визитов российского самодержца и польского короля в одном лице в Варшаву даже вызывала недовольство у его российских подданных. В разговорах с Александром I не раз звучали ревнивые замечания по поводу его польской политики. «Государь! Зачем Вы ездите к полякам? Зачем пишете такие благодарственные манифесты?» – спрашивал его А. Ф. Орлов, добавляя: «Кто может любить Вас так, как русские?»{147}
Путешествия Александра I в Королевство Польское являли собой особый тип саморепрезентации императорской власти, которая должна была, ориентируясь на польское и западноевропейское общественное мнение, демонстрировать иное лицо, отличное от традиционного образа самодержавных императоров, предназначенного для российских подданных. Продолжателем этого типа саморепрезентации власти (хотя и без особого рвения, и, как показала история, на короткое время – до польского восстания 1830 г.) должен был стать Николай I, получивший в наследство от брата титул польского короля.
Однако, став императором, Николай Павлович, еще в бытность великим князем навещавший в Варшаве старшего брата цесаревича Константина – главнокомандующего польской армией, не спешил посетить свои польские владения. Его первый визит в столицу Царства Польского имел место лишь в 1829 г. и был приурочен к коронации (второй раз Николай I в качестве конституционного монарха побывал в Варшаве в мае – июне 1830 г., чтобы открыть и закрыть последний сейм Королевства Польского).
Однако, став императором, Николай Павлович, еще в бытность великим князем навещавший в Варшаве старшего брата цесаревича Константина – главнокомандующего польской армией, не спешил посетить свои польские владения. Его первый визит в столицу Царства Польского имел место лишь в 1829 г. и был приурочен к коронации (второй раз Николай I в качестве конституционного монарха побывал в Варшаве в мае – июне 1830 г., чтобы открыть и закрыть последний сейм Королевства Польского).
* * *При создании в 1815 г. конституционного Царства Польского под скипетром Александра I в польской конституции было записано: «Все наши наследники по престолу Царства Польского обязаны короноваться Царями Польскими в столице согласно обряду, который будет нами установлен, и приносить следующую клятву: “Обещаюсь и клянусь перед Богом и Евангелием, что буду сохранять и требовать соблюдения Конституционной Хартии всею Моею властью”»{148}.
Александр I, придававший большое значение своему статусу польского конституционного короля, отличного от статуса самодержавного российского императора, и – как показывают польские тексты различных жанров – воспринимавшийся польскими современниками в отрыве от России, как наследник Пястов и Ягеллонов (польских королевских династий){149}, тем не менее уклонился от обряда коронации. Однако архивные материалы показывают, что в начале 1820-х годов рассматривалась возможность коронации Александра I в соответствии с польским церемониалом (последний раз так в 1764 г. короновался Станислав Август Понятовский){150}. Правительственная Комиссии внутренних дел Королевства Польского интересовалась описанием церемониала коронации польских королей. Тогда же правительство пыталось выяснить и судьбы польских корон, хранившихся ранее в сокровищнице Вавеля. Однако эти короны не сохранились, якобы вывезенные во время разделов пруссаками{151}.
Счел необходимым выполнить означенный параграф польской конституции и Николай I, который, однако, в частной переписке с братом Константином Павловичем не скрывал своего скептического отношения к этой процедуре. Ведь, как и другие российские императоры, Николай был уже коронован в Успенском соборе Московского Кремля по православному чину венчания на царство (соединенному с миропомазанием) 22 августа 1826 г. Переписка свидетельствует о разногласиях братьев по поводу места польской коронации и самого обряда. Дело осложнялось тем, что православный монарх должен был короноваться как король католической страны – поэтому вариант коронации в католическом кафедральном соборе был сразу же отвергнут как неприемлемый. Местом проведения церемониала Николай I определил Королевский замок в Варшаве. Он решительно отказался также от произнесения присяги конституции, ссылаясь на то, что формула присяги уже была включена один раз в манифест о восшествии на престол и повторять присягу царю не подобает. Вместо этого, он, преклонив колено, по-французски произнесет молитву, в которой однако будут слова: «Да сподоблюсь царствовать для блага моих народов, […] по учредительной грамоте, дарованной Моим Августейшим Предшественником, и уже утвержденной мною присяге» [Здесь и далее курсив мой. – Н. Ф.]{152}. Так перевели текст молитвы русские издания. В польском же варианте – в брошюре «Обряд коронации Его Величества Николая I, императора Всероссийского, Короля Польского в столице королевства Варшаве»{153} – акценты были расставлены несколько иначе: император обращался к Богу с мольбой дать ему силы «править для счастья моих народов […] в соответствии с Конституционной Хартией, дарованной Моим Августейшим предшественником, которой я уже принес присягу»{154}.
Это малозаметное, на первый взгляд, расхождение в формулировках говорило о стремлении в тексте, адресованном полякам, подчеркнуть факт присяги нового короля конституции и, напротив, завуалировать в глазах россиян все, связанное с конституционными обязательствами монарха. О том, что поляки ждали именно во всеуслышание произнесенной клятвы соблюдать конституцию 1815 г., говорят хотя бы воспоминания В. Шокальского. Он довольно точно описав церемонию коронации, отметил, что император в молитве «вспомнил об уже принесенной присяге конституции»{155}.
Под давлением Константина Павловича государь согласился на проведение в рамках коронации торжественного богослужения в католическом кафедральном соборе Варшавы. Продуманный братьями церемониал должен был, таким образом, обозначив непоколебимую приверженность самого царя к православию, «подчеркнуть уважение Николая I к традициям Королевства и вере большинства его тамошних подданных»{156}.
При этом император проявил настойчивость: корона в империи и Царстве Польском должна быть одна и та же – в знак вечного соединения царства с империей. Он ссылался при этом на то, что «Королевство Польское навсегда присоединено к Российской империи: в этом основа существующего ныне положения вещей. Монарх один, а потому символ его власти должен быть един для обеих стран. Монарх, пересекая границу, считается королем: корона с прибытием в эту страну, является короной короля; принадлежа империи, она тем самым принадлежит и Королевству, поскольку тот, кто говорит об одном из этих объектов, автоматически подразумевает и другой. […] Если бы корона существовала, без сомнения ей должно было бы воспользоваться, но ее не существует»{157}.
Это непопулярное в глазах поляков решение было принято тем не менее в контексте официального позиционирования Николаем I себя накануне коронации как польского короля. Подчеркивая свою преемственность с польскими королями, царь в феврале 1828 г. распорядился на свои деньги отстроить в Варшаве часовню для упокоения сердца Яна III Собеского, заявляя, что «таким образом может дать зримое доказательство почитания им добродетелей и замечательных достоинств одного из самых достойных своих предшественников»{158}, а после взятия русскими войсками Варны в ходе русско-турецкой войны прислал в дар Варшаве 12 пушек. «Я жалую Варшаве 12 орудий, как замечательное историческое воспоминание, ибо достойно внимания, что здесь явилась именно русская армия с польским королем, чтобы отомстить смерть другого польского короля, – писал он Константину в октябре 1828 г., в день своего въезда в Варну, имея в виду себя как преемника польского короля Владислава III, погибшего под Варной в 1444 г.»{159}. В проповеди по случаю визита Николая I в Варшаву в 1830 г. архиепископ Адам Пражмовский превозносил императора как продолжателя политики Александра I по отношению к Польше, как того, кто после 65-летнего перерыва короновался польским королем, заключая: «А когда в своих воззваниях он наших древних королей называет своими предшественниками, соединяя древность с современной эпохой, он, кажется, напоминает нам о святой обязанности следовать добродетелям наших предков в выражении чувств своему королю»{160}.
Въехав в Варшаву для коронации 5 (17) мая 1829 г., император, как и сопровождавший его великий князь Михаил, был в мундире польской армии, а наследник Александр Николаевич – в польском мундире Первого полка конных егерей, шефом которого он был. Цесаревич изъяснялся по-польски; представляя его польским офицерам, Николай I сказал: «Ручаюсь, что он хороший поляк, поскольку так воспитан, и, надеюсь, что придет время, когда вы его таким признаете»{161}. Наследника сопровождал воспитатель В. А. Жуковский, который оставил скупые дневниковые записи о своем визите в Варшаву. Интересно, что во время этого визита шли переговоры с воспитателем внебрачного сына великого князя Константина И. М. Фовицким о возможном поступлении его на службу к наследнику, чтобы учить его – как будущего польского короля – польской истории и языку{162}. Цесаревич с воспитателем осматривал достопримечательности Варшавы и ездил в Вилянов, где публично восхищался посаженными Яном III деревьями.
12 (24) мая в Королевском замке Варшавы состоялась коронация. Опубликованный в варшавской прессе и отдельным изданием «Обряд коронации…» предусматривал все детали церемонии: «Короны, скипетр, держава и другие коронационные регалии будут привезены из Петербурга обер-церемонимейстером под охраной четырех кавалергардов вплоть до границы Королевства Польского, куда прибудет церемонимейстер польского двора вместе с четырьмя конными егерями, и разместившись напротив регалий, привезет их в Варшаву, где они будут сложены в Королевском замке в Тронном зале. […] В день коронации инсигнии будут процессией перенесены в костел св. Яна специально назначенными лицами в следующем порядке: