— Тебе ж нельзя! — прошептала жена.
— Можно, и даже нужно! За Родину, за Сталина!
Все выпили, стоя. Так как трое, из семерых, воевали на Ленинградском фронте, то расставались мы под «Героическую Волховского Фронта»:
«Кто в Ленинград
Пробивался болотами,
Горло ломая врагу!»
Вся компания громко горланила:
«Выпьем за Родину,
Выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальём!»
А мне хотелось завыть:
«А под Кабулом,
Весь горя,
В ущелье падал
Вертолёт!»
А какая разница, где падать? Под Кабулом, под Файзабадом или под Кандагаром. Мне повезло, я выжил. А кто воскресит моих ребят? Мне повезло: сидел возле выхода. Им — нет. Им пришлось заплатить самым ценным. А будут ещё войны. И потери. Держись, стрелок! Большая игра начинается! Где ты — пешка!
В результате у меня на руках оказалась новенькая ЗАС–радиостанция. Как сказал министр: «Таких ещё ни у кого нет, в том числе и у КГБ. Наговариваешь сообщение, ждешь зелёного сигнала, нажимаешь кнопку и оно уходит за полсекунды. Запеленговать невозможно. Или с большой погрешностью. Это прямая связь со мной. Носи с собой.»
Глава X
Утром на столе у начальника 9 Управления генерал–лейтенанта Сторожева лежало донесение о шумной пьянке на даче Устинова. 'Выздоровел!' - подумал Сторожев, двух из пяти гостей он знал: все военные и молодая девица. 'Очередной генерал своё чадо пристраивает'. Поморщился, заглянул в картотеку, так и есть: генерал оказался в запасе. Ничего интересного. Фотографии нечёткие, надо послать спецов сменить и проверить технику. Покрутив в руках сообщение, он отложил его на уничтожение. Набрал номер охраны Министра обороны и закатил разнос за плохое содержание спецтехники и нечёткие фотографии. Мысли о том, что на лице у нас 'корректор' у него не возникло.
Мы проснулись поздно, почти в десять, так как отец забрал фильмы, и поехал вместо нас на студию их копировать. Он же отвезёт их в МО. Нам лучше лечь на дно и не отсвечивать в Москве. Сегодня занимаемся транспортом. Оформляли его на дядю Диму, у него другая фамилия. Сходили проверили счёт в сберкассе, заказали недостающие деньги. Купили 'Волгу-24–24' с автомат–коробкой, дядя Володя помог по своим каналам. Когда‑то она была чёрной и с мигалками, теперь она темно–коричневая. Терпеть не могу такой цвет, но маскировать удобнее. Много времени потратили на оформление доверенности на управление: пришлось отсидеть в большой очереди и купить секретаршам нотариуса подарки. Иначе: 'Зайдите через неделю!'. Сообщений от Устинова нет. Он вышел на связь вечером, переслав короткое сообщение: 'Получил, спасибо!' Это про фильмы. Сейчас от нас уже ничего не зависит. Собственно задание мы выполнили. Теперь занимаемся сбором открытой информации. Если они не пойдут на развитие сотрудничества с нами, то и этой информации хватит. Наблюдения за собой мы, пока, не обнаружили. На завтра планируем поехать на ВДНХ и снять всё, что удастся, в павильонах Министерства геологии. Мизер, конечно, но это дополнительные деньги в копилку Победы. До начала съезда ещё пять дней.
Полина с огромным интересом бродила по ВДНХ, ей всё понравилось, сделано, конечно, красиво. Её удивляют очереди, большое количество машин с мигалками, очень понравился 'Новый Арбат'. Но нетерпение, всё‑таки, проявляет: 'Что они тянут? Нам пора назад!' Наконец, в 21.00 загорелась лампочка приёма на ЗАСе: Устинов передал указание подъехать на Новый Арбат к 22 часам к дому 30, напротив библиотеки будет стоят машина, и передал её номер. С Горским хочет встретиться Громыко.
Машину не берём, ныряем в метро, а затем, смешавшись с толпой, идём к зданию СЭВ. Разделились, Полина прикрывает. Без трех минут десять напротив библиотеки остановился 'членовоз'! Конспираторы! Мать их! Подошёл к машине, открылась дверь, внутри Устинов и Громыко. Дмитрий Федорович спросил:
— А Ерёменко где?
— Недалеко.
— Вы без неё?
— Да.
— Садитесь.
Светить Полину мне совершенно не хотелось. Свою роль она уже выполнила. Если что, хотя бы она уйдёт. Андрей Андреевич нажал на кнопку, машина плавно тронулась.
— Здравствуйте, товарищ Горский.
— Здравствуйте, товарищ Громыко.
— Мне сказали, что у Вас есть письмо для меня.
— Да, Андрей Андреевич. Оно у меня. — я достал 'сопроводилку' и передал её Громыко. Он усмехнулся: узнаю старую школу! Залез в карман и вытащил 'Паркер', расписался и вернул мне бумагу. Я передал пакет. Он быстро вскрыл его и стал читать. Сложил письмо и положил его в конверт.
— Он считает, что сможет реабилитироваться, после всего того, что о нём сказано? Это наивно! Чем чудовищнее ложь, тем в неё легче верят.
— Насколько я понял Верховного, он не собирается оправдываться. Во всяком случае, в фильме нет ни одного слова об этом.
— Вы его видели?
— Конечно. На задание не идут не подготовившись. Я — разведчик, а не дипломат.
— В данном случае, вы — военный дипломат. Поэтому сразу возникает встречный вопрос: то, что получит Сталин, мне понятно…
— Вы неверно расставляете акценты, товарищ Громыко! Получит не Сталин, получит Советский Союз.
— Хорошо, получит Советский Союз, а что получит наш Союз.
— Идеологию для населения, веру в партию и новую технологию. Одно обладание 'машиной времени' дорого стоит. Тем более, что феномен до конца не изучен, и, возможно, обладает возможностью настройки. В нашем времени у нас недостаточно приборов и оборудования, для того, чтобы полностью изучить его. На это уйдут десятилетия.
— Убедительно. — сказал Громыко после некоторой паузы. — В плане идеологии и веры в партию у нас, действительно, наблюдаются большие проблемы. Но, есть два мнения по этому вопросу: одно, которое высказали Вы, второе, что необходимо до конца отказаться от репрессий и прошлого. Так сказать: покаяться и начинать строить новое общество, без насилия.
— Как только Вы это сделаете, государства не станет. Вся история человечества говорит о том, что государство — это аппарат принуждения. Вы сейчас говорите о гуманистическом обществе, а Вашу родную Белоруссию топчет враг. Это здесь война кончилась! А там Хатынь ещё не состоялась. И в Ваших руках возможность спасти её.
Все замолчали.
— Андрей, я тебе говорил, что Он прислал за помощью. И права отказать ему в этом, у нас с тобой нет.
— Нет. Но мне страшно! Понимаешь, просто по–человечески страшно, что может произойти. Хорошо, я поддержу тебя.
— Высадите меня у метро, пожалуйста. — подал я голос.
Хвост я обнаружил сразу. Интересно, где попытаются взять? Гонки по городу пока выиграл я, от хвоста я оторвался.
Взбешенный Сторожев разносил 'наружку'
— Вам ничего доверить нельзя! Как это ушёл? Кто это?
— Установить не удалось. Всё произошло слишком неожиданно и быстро. А народу в этом месте было много.
— Во что одет?
— Куртка, брюки, кроссовки и вязанная шапочка, перчатки, поляроиды.
— Может быть, американец?
— Нет, ни на одного из тех, кого мы ведём, он не похож. Вот две фотографии, которые удалось сделать, но лица не видно. Отход выполнен профессионально, оторвался мгновенно: зашёл за угол и исчез. (Я подъёмом переворотом ушел на козырек у подъезда, в который зашёл какой‑то человек, дверь хлопнула, пока «товарищ» проверял подъезд, я ушёл. Потом взял частника и уехал домой).
Дома сообщил о 'наружке' и о том, что ушёл Устинову. Ответ пришёл только утром, на 10.00 у них назначена встреча с Брежневым. Форма одежды — костюм, быть готовым выехать, если потребуется. В 12.00 прекратились передачи по всем каналам радио и телевидения, зазвучало 'Лебединое озеро' и другая классическая музыка. ЗАС молчит. Не к добру! В 15.00 трагическим голосом диктор Игорь Кириллов сообщил, что сегодня, на своём боевом посту ушёл из жизни выдающийся политический деятель современности, Секретарь ЦК КПСС, Член Политбюро ЦК КПСС, дважды Герой Социалистического Труда товарищ Михаил Андреевич Суслов. В стране объявлен 3–хдневный траур. Государственную комиссию по похоронам возглавил Романов Григорий Васильевич.
Несмотря на постигший страну траур, днём позвонил Кутахов:
— Андрей Петрович! Подскочи ко мне! Пропуск я заказал!
Я сел в Волгу и поехал в Главный штаб ВВС.
— Андрей, привет! Слушай, у меня 1860 'кинг–кобр' на складском хранении, и 4500 тысячи МиГ-15 и 17. Готовимся их списывать. У Вас, правда, ТС-1 не делают, но оно дешевле, чем 100–октановый бензин. Если снять плоскости и оперение, упаковать в ящики, в твой портал пройдет? Если 'Да', то я начинаю их готовить!
Я начал прикидывать размер портала. По ширине и высоте должно войти, а вот с длиной как быть? И с возрастом Р-63.
— Не беспокойся! Все дюриты и дутики заменим. Готовим?
— Не знаю! У меня пока никаких ответов нет. Все хоронят Суслова.
— Ладно, ждём похорон, но дюриты начинаю менять. Здесь ещё всё по Ла-9, по его двигателям. У меня ещё есть пятьсот Ла-11, они, конечно, УТИ, но в 43 году таких ястребков ни у кого не было! Да! Ёшкин кот, чуть не забыл! Прицелы! Прицелы от МиГ-17! Их тоже много, и не на балансе! По разъёмам и питанию абсолютно совпадают со всеми истребителями на вооружении СССР. Хоть на ЛаГГ ставь!
Вот, теперь можно домой! Странно, но я начал воспринимать 43–й как дом. Меня стало коробить от местных прибамбасов. Причём, чем ближе к Кремлю, тем сильнее тошнотворный рефлекс. А тот же Кутахов — понравился. Кстати, и Устинов тоже. Он, конечно, сначала струхнул, но, потом начал работать. Суслов, наверняка, его работа. Ну, и возраст, конечно. 79 — это солидная цифра. Что из этого получится? Кто его знает! То, что передали уже достаточно: вся документация на двигатели АШ, с привязкой технологий по цехам. И Ла-9, с Ла-11: 700 км крейсерской. Плюс всё по авиационным пушкам. Кутахов — молодец! Подключил ведущих инженеров и подвёл технологии под имеющиеся у нас. Опять 'нас' говорю. Я и в правду, как Полина, тороплюсь вернуться обратно.
А вот с возвращением, похоже, не получится. Когда вышел от Кутахова и шёл по коридору Главного Штаба, меня окликнули:
— Андрей! — повернулся на звук: капитан Барсуков из 'Альфы'. Мы обнялись.
— Живой? Говорили, что ты погиб.
— Говорили, выкарабкался. А как твоё плечо?
— С твоей и божьей помощью! А ты здесь, что делаешь?
— Кутахов — приятель моего отца, отец хочет 'вытащить' меня из Афгана. Не знаю, как и отбиться от такой 'помощи'.
У Барсукова изменилось лицо. Он обнял меня и на ухо прошептал: 'Не ходи сюда, Гюрза-13, ищут тебя, чтобы ликвидировать. Уходи, Андрюха! Барсук-1 в своих не стреляет.'
— Но ты же не один. — шепчу ему.
— Я, пока, группер. Вали отсюда, братишка!
Мы ещё раз обнялись, демонстрируя прощание боевых друзей. 'Хорошо, что приехал на отцовской машине!' Её пришлось оставить во дворах, потом долго проверять хвост. Дома отправил сообщение Устинову, в том числе и о приказе на ликвидацию Горского. В ответ- молчание. Понятно, что Кутахов на крючке, и ГБ уже известна моя фамилия. Уходить надо! Полинка понимающе посмотрела на меня, вынула стволы и начала набивать обоймы.
— Уходить надо сегодня, ближе к вечеру, когда все поедут за город. Если удастся выскочить из Москвы, то уйдём. Мосолов уже в Чирчике, будем пробиваться туда. Но, кружным путём.
— Я готова.
— Присядем. Втравил я тебя! Может быть, останешься здесь?
— Я — сержант ОсНаз, товарищ майор, и мы — боевая группа, а не семейная пара. Так что, ничего не выйдет. Идёт война, и мы на задании.
— Попрыгали! Порядок! Ты грузишь, я прикрываю.
Из Москвы мы выбрались по Старо–Каширскому шоссе. Через Волгоград короче, но я пошёл на Воронеж.
Вечером в пятницу Сторожеву доложили о всех посетителях у Кутахова по списку штаба. 'Опять лейтенант Найтов! Что‑то здесь не то! Что он потерял в Главном Штабе? Стоп, с чего всё началось? С пьянки у Устинова, где пели песни за Родину, за Сталина! Точно, и там был Найтов с сыном. И сегодня тот же Найтов, но без отца, был у Кутахова. Даже если предположить, что это 'шахер–махер', всё равно надо проверить!'
— Кто был в наружке в ГШ ВВС?
— Группа Барсукова.
— Где отчёт?
— Вот он.
— Найтов зафиксирован, и у него, единственного, стоит причина посещения. Барсукова ко мне!
В течение часа, пока ждали капитана, генерал–лейтенант накручивал себя.
— Товарищ генерал–лейтенант, капитан Барсуков прибыл по Вашему приказанию.
— Почему здесь эта запись? — Сторожев ткнул пальцем в примечание напротив фамилии Найтова.
— Знаю лично лейтенанта Найтова, разговаривали с ним в коридоре. Он из 154 батальона. Его позывной — Гюрза-13. Знакомы с 79 года.
Сторожев замолчал: 'Альфа' и 154 батальон валили 'домик на горе'. Найтова они ему не дадут.
— Ты понимаешь, что это предатель и шпион! Ты понимаешь, кого ты отпустил?
— Он меня вытащил из горящей БМП. Он не шпион и не предатель. И он не Горский, которого приказано уничтожить.
— Не тебе решать, капитан! От командования группой Вы отстранены!
— Не имеете права, товарищ генерал. 'Альфа' не находится в Вашем подчинении.
— Я доложу о Вашем самоуправстве, и Вашем поведении.
— Разрешите идти?
— Идите!
'Ну что, откомандовался? И о майоре придётся забыть!' - думал Барсуков, идя по коридорам 9 Управления. Везде ковры, часовые, вымуштрованные, как автоматы. А капитан видел кровавый снег, сгоревшую БМП, слышал голос Найтова: 'Терпи, братишка, сейчас!' и чувствовал, как кольнуло в плечо. А сейчас, кольнуло в сердце.
У Бородинска зажглась лампочка связи, пришло сообщение от Устинова: 'Решение на отход из Москвы поддерживаю. Вы где?' Отправляю: 'Южнее.' 'Окончательное решение не принято, врачи не пускают к Лёне. Требуется один день. Далеко не отходи. Покрутись в районе Липецка. Если что, Кутахов оттуда отправит вас, куда скажете. При попытке задержания, разрешаю применять оружие. Приказ N 1592–О-001 от сегодняшнего числа.'
Переночевали в лесу, холодно, конечно, но терпимо. Больше беспокоила неизвестность. Подлая девица Полина, оказывается, прихватила из Москвы 'синюю птицу', которую мы с удовольствием поджарили и съели недалеко от Липецка. Пристреляли винтовки, которые лежали разобранными. Надо купить продуктов длительного хранения, канистры, бензин, какие‑нибудь документы для Полины, хотя 90% людей на машине ездят без них. 'Забыла!' Можно называть имя сестры или племянницы, проскочит. Лучше племянницы. Задница, конечно, полная. Опять надо прятаться. Но, так как начали отходить домой, то Полинка повеселела. С видимым удовольствием она вытирала мне лицо и губы после курицы. Заехали в кафе в Липецке, пообедали и посмотрели похороны Суслова. Всех, кого надо было увидеть, увидели. Устинов в первых рядах! Брежнев на месте, но нести гроб ему не доверили. Я видел, что Устинов разговаривал с Брежневым на похоронах. Андропов даже не подходил к Брежневу. На радиостанции, пока, никаких отметок.
В три часа ночи следующего дня пришло сообщение, что Андропов снят с поста Председателя КГБ, что 'глубинное бурение' по нашему поводу отменено. Получено распоряжение возвращаться в Москву, но Устинов предупредил, что могут быть провокации. Завтра в 10.00 необходимо подъехать к Боровицким воротам. Голос Устинова был очень довольным.
Без двух минут 10 были у Боровицких ворот. Не въезжаем на эстакаду. Появляется кортеж Устинова, пристраиваемся в хвост. Проехав Боровицкие, Устинов останавливается и выходит из машины. Что‑то говорит службе у ворот. Нас пропускают. Теперь всё зависит: выпустят ли нас. Синие околышки повсюду. На входе во дворец сдаём оружие. Вместо него получаем номерки. Я в полевой форме, Полина тоже. Пришлось ехать вместе. Квартира 'занята'. Кто‑то сорвал 'невидимку'! Отсюда не вырваться. Одна надежда, что вместе с министром обороны нас валить не будут. Всё проходит, на удивление, чисто. Брежнева интересует только сам портал и сборка после него: не омолаживает ли. 'К сожалению, товарищ Генеральный Секретарь, этого не происходит. Никаких отклонений от физического возраста не отмечено.' 'Жаль!' Остальное, похоже, его совсем не интересует. Завтра на съезде будет показан фильм. Нам необходимо сегодня успеть сделать копию, и завтра к 07.00 доставить её в Кремлёвский Дворец Съездов. Устинов заверил, что всё будет сделано. Брежнев произвёл жалкое впечатление. И ему принадлежит весь Союз. После Кремля Устинов повёз нас на какую‑то дачу, где мы встретились с Романовым. По дороге Устинов предупредил, что не хочет с головой влезать в политику и определил человека, который будет вместо Лёни.
— Лёня очень плох. Желательно, чтобы он совсем ушёл, но, есть маленькие 'но'. Не сейчас. Вот вторая станция, для Вас, Полина Васильевна. Вам, лучше, завтра отсидеться где‑нибудь. Хотя, Вас 100% сняли сегодня. Ночевать будете здесь. Дачу охраняют армейцы, а не 9 Управление.
— Нам необходимо, как можно скорее, возвращаться, товарищ маршал. 'Верительные грамоты' вручены, то что сейчас здесь происходит, не оказывает никакого влияния на наше время. Необходимо готовить площадки в районе порталов и, как можно быстрее, передать ту информацию, которую мы получили. И дальнейшие инструкции от руководства. Также необходимо как‑то легализировать положение сержанта Ерёменко здесь. Она ведь на нелегальном положении.
— Да–да! Я, как‑то, за событиями, упустил это. Сейчас позвоню Громыко. Через него это проще всего.
Устинов вышел из комнаты, спустя несколько минут зашёл его адъютант и попросил нас переодеться в гражданское для съёмки на диппаспорт. После этого, на машине министра, нас отвезли в Москву в МИД, там выдали дипломатические паспорта обоим. Когда вернулись на дачу, Дмитрий Федорович передал мне его письмо Сталину.
— Я попытался объяснить всё ему, сначала. Потом понял, что оправдываться глупо. Написал как есть, и чем можем помочь. Я вызвал Кутахова. С ним решайте вопрос о Вашем возвращении. Вот ещё микрофильмы по техническим вопросам. Тут много чего. Я буду ждать Ваших сообщений и готовить обеспечение операции. Знакомьтесь: полковник Павлов, он будет заниматься техническими вопросами обеспечения портала с нашей стороны. Охрана и боевое обеспечение поручено полковнику Мосолову, поздравьте его от меня. Когда Вас ждать обратно?