— Нас просто смели! — заявил гаупман Рихтке. — Прорваться нет никакой возможности. Попытка проштурмовать колонны войск, накатывающихся на Симферополь, окончательно поставило крест на бомбардировщиках Рихтгофена. Ударная сила 4 флота: 9/KG.3, 14/KG.27 и 9/KG.55 за один день потеряли 80% Хейнкелей-111, 65% Юнкерсов-88 и все 'Штукас'. Гитлер снял Руоффа и Рихтгофена своим приказом, но изменить ситуацию в Крыму уже было невозможно. Доволен был только Манштейн, который по опыту предыдущих лет считал, что русские неспособны наступать в нескольких местах, и неверно определили направление главного в этом году удара вермахта. И он отдал приказ наступать на Богодухов! Огромный танковый кулак: 1–я дивизия Лейбштандарт CC 'Адольф Гитлер', 2–я танковая дивизия СС 'Дас Райх', 3–я танковая дивизия СС 'Тотенкопф':
134 танка Pz. Kpfw. VI 'Тигр' (ещё 14 — командирских танков),
190 Pz. Kpfw. V 'Пантера' (ещё 11 — эвакуационные и командирские),
90 штурмовых орудий Sd. Kfz. 184 'Фердинанд' (по 45 в составе sPzJgAbt 653 и sPzJgAbt 654), всего: 348 танков и самоходок новых типов, 1700 Т-4 и 384 откровенно устаревших танков Pz. III, Pz. II и даже Pz. I, был расположены в лесах у деревни Владимировка. Фронт проходил в 7 километрах юго–восточнее этой лесополосы. В шесть часов утра немцы подали команду к запуску, и громадный клин танков выдвинулся на исходные. В этот момент ударила наша артиллерия. РСЗО 'Град' обрушили на противника массу кумулятивных 9M28К. Налёт длился всего несколько минут. После этого установилась полная тишина. Не звучало ни одного выстрела. Рассвело. Поле у села Разнотравное было усеяно сгоревшими и остановившимися танками. Как шли строем 'клин', так и остались в чистом поле. Генерал Гудериан выстрелил себе в рот из старенького Вальтера, с которым он ещё прошлую мировую отбегал, Манштейн попытался застрелиться, но ему не дали это сделать. Кто‑то должен ответить за разгром! А мы выбивали уцелевшие танки, экипажи которых не могли покинуть машину, так как находились на минном поле. Редкие, но точные выстрелы, с максимальной дистанции, пробивали танки насквозь, вне зависимости от толщины брони. А стреляющих ещё не было видно. Неожиданно на НП фронта подъехал Гитлер. Было одиннадцать утра. Несмотря на щелчки каблуков, крики 'хайль', он метнулся к стереотрубе: осмотреть поле боя.
— Что русские?
— Никакой активности! Изредка стреляют по несгоревшим танкам. К ним никого не подпускают. Передали, что генерал Вальтер фон Хюнерсдорф, командир 6–й танковой, сидящий на этом поле тоже ушёл вслед за Гудерианом!
— Гудериан — трус и подлец! Он предал Рейх! Его жизни ничто не угрожало!
'Кроме гестапо!' - подумали все, кто был рядом. Манштейна врачи объявили: находящимся во невменяемом состоянии. Адольф присел на стул у края стола, и трагическим жестом обхватил лоб правой рукой.
— Большевистские орды ворвутся в на территорию Великого Рейха! Нас распнут и изнасилуют! Каждый, кто может держать оружие должен находиться на линии фронта! Это наш крест! Наше предназначение! Мы уничтожим большевизм и русских! Никакой пощады врагу! Германия и германская раса превыше всего! Требуется поднять на борьбу с гидрой большевизма всех! Даже наших врагов!
— Зиг хайль! — заорали присутствующие. Но каждый понимал, что всё круто изменилось: они шли начистить морду варварам! Отсталому народу! А получили по зубам. Причём так, что выплёвывать кровь и остатки зубов придётся долго. Легковес оказался супертяжеловесом. И каждый его удар заканчивается нокаутом.
Русские не начинали наступление, хотя момент, казалось, был очень благоприятен для них. Инженерные службы начали придумывать способы разминирования и эвакуации техники. В этот момент над полем появились три девятки Пе-2, прикрытые большим количеством истребителей. В воздухе, на высоте примерно 50–100 метров от поверхности, возник первый огромный красный шар, сработала ОДАБ-500. У танков выворачивало люки, слетали башни. Всего взрывов было 27. Отбросив карандаш в сторону, инженер армии генерал Мольтке, потомок того самого Мольтке, произнёс: 'Всё! Спасать и эвакуировать некого, и нечего!' И в этот момент на передовые позиции немцев обрушился ураган снарядов. Короткая, но очень мощная артподготовка, и в прорыв вошли танки, бронетранспортёры, по чужим окопам растекается волна пехоты. Противник ворвался в окопы через тридцать секунд после переноса огня на вторую линию обороны. Генерал–полковник Хейнрици, только что возглавивший группу армий, вместо 'заболевшего' Манштейна, оторвался от стереотрубы:
— Это всё, мы сделали всё, что могли. Приказываю отходить за Днепр! Машину!
Он вышел из блиндажа, сел в поданный 'Хорьх', и поехал в Полтаву.
Окружённая Харьковская группировка получила приказ самостоятельно вырываться из окружения. Они предприняли одну попытку, потеряли большую часть танков, сожженных гранатомётами, и приняли предложение капитулировать. Москва впервые украсилась салютами в честь победы под Полтавой и взятия Севастополя. А в Ейске состоялся первый вылет Ил-28!
После доклада в ставку, меня вызвали в Москву. Предстояло пройти аттестацию. Честно говоря, я не совсем представлял процедуру аттестации, да и, вообще, зачем это нужно. Тем не менее, надо будет решить некоторые возникшие вопросы в Главном штабе ВВС. Опять Си-47, потряхивает. Прикрывает четвёрка Яков. Медленно, как на волах! Но теперь путь в Москву много короче, чем ранее, когда приходилось огибать фронт. Южный фас советско–германского фронта проходит сейчас по Днепру. С высоты полёта видны многочисленные эшелоны, идущие в обе стороны. Аттестацию проводил Меркулов. Единственным вопросом было: 'Какие изменения требуются в системе обучения кадров?' Выслушав мои многочисленные предложения, и даже не дождавшись окончания моего ответа, он что‑то написал в личном деле, сказал: 'Достаточно! Воинскому званию и должности соответствуете. Поздравляю, товарищ комиссар госбезопасности 3 ранга!' И протянул мне погоны.
— Сходите, получите новую форму и приведите себя в порядок. Вас вызывают в ставку к 23.00. В приёмной Вас ждет Васильев.
Васильевым оказался тот самый майор, который подвозил меня в первый раз на Лубянку. Мы поздоровались, он с интересом посмотрел на мои погоны, которые я держал в руках.
— Кто‑то растёт вверх, а кто‑то вниз! — он показал на свои полковничьи погоны.
— А что случилось?
— Да так, неприятности небольшие. Из Берлина пришла информация, ещё до начала наступления, что у немцев есть фотографии новой техники из‑под Батайска. А я отвечаю за этот регион. В результате получил неполное соответствие. А как там за всем уследишь! Беляк на беляке сидит, и контрой погоняет. Немцы оставили большое количество агентуры. Роем, но…
Мы прошли в его кабинет, он ознакомил меня с имеющимися у него сведениями о вражеской агентуре, показал фотографии и словесные портреты заброшенной агентуры.
— Мне приказано, в первую очередь, обеспечить Вашу безопасность и безопасность старшего лейтенанта ГБ Ерёменко–Горской. Так что, товарищ комиссар, придётся встречаться часто. Хотя, и Вы, и Ерёменко не нарушаете режима. Приказано обеспечить Вас жильём и транспортом в Москве. Савельев! — позвал он своего сотрудника, — Проводите товарища комиссара к Панкратову!
Панкратов, начальник вещевого склада, быстро выложил на прилавок уже подготовленную форму, гражданский костюм, сапоги, ботинки и чемодан для вещей.
— А это зачем? — спросил я, указывая на 'гражданку'.
— Согласно накладной! Вот! Кобуры скрытого ношения вот в этом пакете. Распишитесь в получении, товарищ комиссар 3 ранга.
Я пожал плечами, расписался, Савельев подхватил всё и стал запихивать вещи в чемодан. Принесли всё в кабинет Васильева. Я прицепил погоны к шинели и гимнастёрке, переоделся.
— Андрей Петрович! Вот ключи, вот адрес. Ваша машина внизу ждёт Вас. Когда прилетаете в окрестности Москвы, звоните вот по этому телефону. Вот — позывные. Водителя — два. Или Хомченко, он сегодня за рулём, или Андреев. Оба сержанты. Кроме одного из них, в машине никого не должно быть. Вторая машина: Додж, она для Ваших автоматчиков. Постарайтесь не менять их. Пусть с Вами работает одна группа. Возьмите отделение в полку, и пусть только они Вас сопровождают.
— Честно, Владимир Николаевич, меня уже достали эти предосторожности.
— Я всё понимаю, но до противника дошло, где 'собака покопалась'. Ждите, скоро будут! Откладывать в долгий ящик не в традициях Абвера. Я 20 лет работаю в 5 Управлении. Как только оно не называлось!
— А 'гражданка' зачем?
— Меня в такие секреты не посвящают, так что, могу только гадалкой поработать.
— Ясно! Поеду!
— Счастливого пути! Это — мой прямой в Москве, это — в Ростове. Запомнили?
— Да!
— До свидания, Андрей Петрович!
— До встречи, Владимир Николаевич.
Квартира в Москве. Булгаков бы удавился! Мясницкий проезд, 3. Недалеко от трёх вокзалов. И в шести–семи кварталах от Лубянки. Почти рядом. Две комнаты и кухня. Мебель есть. Страшненькая, но добротная. Рассматривать особо нечего, завёл будильник и улёгся на кровать. Спать хочется всё время. Едва донёс голову до подушки. Но проснулся я не от звонка, а потому, что пришёл вызов от Стража.
— Честно, Владимир Николаевич, меня уже достали эти предосторожности.
— Я всё понимаю, но до противника дошло, где 'собака покопалась'. Ждите, скоро будут! Откладывать в долгий ящик не в традициях Абвера. Я 20 лет работаю в 5 Управлении. Как только оно не называлось!
— А 'гражданка' зачем?
— Меня в такие секреты не посвящают, так что, могу только гадалкой поработать.
— Ясно! Поеду!
— Счастливого пути! Это — мой прямой в Москве, это — в Ростове. Запомнили?
— Да!
— До свидания, Андрей Петрович!
— До встречи, Владимир Николаевич.
Квартира в Москве. Булгаков бы удавился! Мясницкий проезд, 3. Недалеко от трёх вокзалов. И в шести–семи кварталах от Лубянки. Почти рядом. Две комнаты и кухня. Мебель есть. Страшненькая, но добротная. Рассматривать особо нечего, завёл будильник и улёгся на кровать. Спать хочется всё время. Едва донёс голову до подушки. Но проснулся я не от звонка, а потому, что пришёл вызов от Стража.
- 1594 сообщила, что груз с номером МО-3528590–001–16 содержит делящееся вещество: плутоний-239, 94,25% чистоты, металлический, 24 части разрезанной сферы. Не в сборе. Такая заявка была? Электронных элементов нет, взрывчатые вещества отсутствуют.
— Обещали поставить. Пропустите.
— Я просил убрать Её Величество, если будет проходить опасный груз.
— Где она?
— В домике.
— Можешь её куда‑нибудь отправить?
— Только на Торхеду.
— Хорошо, как пройдёт груз, возвращай обратно. Её в Москву вызывают.
— Тогда проще, чтобы она в Москву улетела. Вам её вызвать?
— Да, я отправил ей шифровку обычным путём. Но так быстрее будет.
Связался с Полиной через Стража:
— Я жду тебя в Москве! Тебе тоже надо пройти аттестацию.
— Оттуда сообщили, что идёт важный груз, будет завтра. Просили тебя появиться у них.
— О грузе знаю, но почему они это не согласовали? В плане его нет!
— Я писала им, что ты в Москве. Но, они просят утром быть у них.
— Садись в БТР, возьми автоматчиков и езжай на аэродром. Нарушать договорённости со Стражем не стоит. Мы обещали ему, что ты будешь находиться в безопасной зоне, если повезут опасные 'игрушки'. Я буду у них завтра утром.
К десяти часам подъехал водитель, я напоил его чаем, хоть он и отнекивался, после этого поехали в Кремль. У Сталина в приёмной не протолкаться. Двух человек знаю, поздоровались, остальных нет. Поскрёбышев что‑то черкнул у себя в блокноте, отмечая прибытие. Пристроился на диване, достал 'БТ', курю.
— У Вас закурить есть? — спросил высокий, выше меня, кудрявый инженер–генерал–майор.
— Да, пожалуйста! — 'Где‑то я его видел! Ба! Дед! Я его таким никогда и не видел! И не курил он!' С интересом наблюдаю за ним, но, не долго: вместе с Дементьевым уходят к Сталину. Небрежно затушенная сигарета продолжает дымиться. Затушил. Интересно, что он здесь делает? Он же должен быть в Киргизии! Выходят из кабинета плотной группой, лица довольные, но, рассмотреть не удаётся: 'Товарищ комиссар 3 ранга, проходите!' Автоматически смотрю на часы: 23.01. Вошёл.
— Здравия желаю, товарищ Сталин!
— Здравствуйте, товарищ Горский. Проходите, садитесь. В первую очередь, поздравляю Вас с новым воинским званием! Кроме того, Верховный Совет СССР представил Вас к ордену Суворова I степени, я утвердил этот указ сегодня.
— Товарищ Сталин! Я не соответствую статусу ордена! Я не командую фронтами. Я только принёс документы, составленные маршалом Ахромеевым. Это его орден. Не мой.
— А я не могу наградить Ахромеева, который командует ротой морской пехоты в 3 дивизии МП ЧФ таким орденом.
— А может быть, никого не надо награждать? Достаточно передать письмо с благодарностью Верховного? Или наградить Ахромеева там, за разработку операции.
— А Вы не по годам мудры, Андрей Петрович. Иногда это настораживает. Хотя, чисто по человечески, Вы правы.
— Товарищ Сталин, поймите меня правильно! Мне с этими людьми встречаться и работать, я не могу присваивать себе их заслуги. Меня попросту не поймут. Они Вас знают и любят, и работают с Вами, а не со мной. — было видно, что Сталин уже решил для себя всё, и не любит, когда с ним спорят, но понимает, что правда в моих словах есть. Он снял трубку телефона и попросил войти Поскрёбышева. Встретил его у двери, что‑то объяснял ему. Потом вернулся к столу.
— Собственно, я пригласил Вас не по этому поводу, просто решил сделать всё сразу. Вот читайте!
Он передал мне письмо Рузвельта. Я удивлённо поднял на него глаза.
— Читайте, читайте! Do you speak English?
- Yes, I do!
Рузвельт был удивлён изменившейся структурой импорта в СССР, в которой фактически отсутствует военная составляющая. На фоне выдающихся побед Красной Армии, это обстоятельство говорит о том, что командование Красной Армии нашло ключ к победам над гитлеровцами. Возникла необходимость поделиться с союзниками этими вооружениями и тактикой.
— Товарищ Сталин! Будем делиться тактикой! И напирать на героизм и исключительную стойкость наших бойцов! Реально у Рузвельта ничего нет!
— Кто‑то передал ему фотографию 'Кинг–Кобры', которая у них ещё не выпускалась, или не прошла испытания.
— Ничего не знаем! Подделка! Очень хороший фотомонтаж! В каком полку? И меняем этому полку технику. Бедный, бедный Васильев!
— А это кто?
— Курирует этот вопрос у Меркулова и Берия. Ему опять попадёт!
Сталин захохотал.
— Если реально, товарищ Сталин. Эти машины и оружие уже на фронте, там может произойти всё, что угодно. В конце концов, у нас есть даже документация и технологические карты многих изделий, но запустить из в производство мы не можем из‑за того, что слишком много придётся переделывать. Экономически это не целесообразно. А шила в мешке не утаишь. По последним данным, в 14 километрах от портала найдена площадка, пригодная для посадки вертолётов и самолётов. Ведётся строительство полевого аэродрома. У нас появится возможность получать современную авиатехнику. Я говорю о бомбардировочной авиации. Истребительную мы уже получаем.
— Да, это хорошо. — открылась дверь и вошёл Поскрёбышев. Он подошёл к столу и показал какие‑то бумаги Сталину. Тот прочитал их, мотнул головой и положил на стол. Взял ручку и подписал. — Андрей Петрович! Награждение остаётся в силе, но изменена формулировка указа. Кроме того, маршал, подчёркиваю, маршал Советского Союза Ахромеев награждён орденом Суворова 1 степени за разработку и обеспечение проведения Полтавской наступательной операции.
Сразу вспомнился эпизод из 'Гусарской баллады': 'А орденами не бросаться не след! Чать, не шпильки!' И обращение: 'Андрей Петрович.' Насколько помню, немногие этого удостаивались.
— Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин.
— Вот и служи! Читай! — он передал мне тексты Указов. — И не спорь со старшими!
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— Когда будете там, произведите награждение маршала Ахромеева от лица Верховного Совета СССР. Вот это — Поручение Верховного Совета СССР на Ваше имя, товарищ Горский. Но, вернёмся к обсуждаемому вопросу. Наши союзники обеспокоены, а насколько я понял из прессы, которую Вы регулярно поставляете из СССР-81, и Вашим высказываниям, положение с продовольствием в СССР не самое блестящее. Так?
— Да, так. Довольно напряжённо.
— Как Вы считаете, это результат плохой организации производства или естественных причин?
— Больше первое, но в сочетании с естественными факторами.
— Нами подготовлены предложения по коренному изменению ситуации в стране, естественно, как это видится отсюда, на основе 'открытых источников' и по материалам, пересланных сюда товарищами Романовым и Устиновым. Требуется передать эти соображения туда.
Он передал довольно пухлый пакет, уложенный в светло–коричневый пакет фельдсвязи и сопроводительные документы. Я расписался в получении и положил всё в папку, лежащую у меня на коленях. Кроме того, положил туда орденскую книжку, Указ и коробочку с орденом Ахромееву.
— Тем не менее, товарищ Горский. Нам необходимо определить перечень вооружений, тактических и технологических приёмов, которые мы можем безболезненно передать теперешним союзникам. Памятуя о том, что они ни перед чем не остановятся, чтобы стереть нас с лица Земли. Так как Вы знаете их сильные и слабые стороны, мы думаем, что Вам необходимо взять на себя и эту сторону вопроса. Товарищ Романов рекомендовал использовать Вас в этом направлении, так как Вы достаточно хорошо и профессионально подготовлены для этого. Мы включили Вас в состав переговорной группы, с делегацией, которая летит из США. Речь идёт о попытке США подготовить почву для введения доллара США в качестве основной валюты для экспортно–импортных операций. Ваша задача: определить: поставки каких технологий, заводов, принесут пользу народному хозяйству, что можно безопасно передать им взамен. Нащупать реальные возможности сотрудничества с вероятным противником, так как мы заинтересованы в продолжении продовольственной помощи из США и Канады. Без каких‑либо уступок с нашей стороны, они могут резко оборвать ленд–лиз, и мы повиснем на плечах СССР-81, где проблема продовольствия тоже существует. И, не забывайте, что война скоро кончится, а нам ещё долго будет нужно восстанавливать европейскую часть СССР. Прошу уделить и этому вопросу внимание. У Вас есть соображения по этому поводу?