- В смысле?.. - Птах скривил в умственном напряжении свое розовое лицо.
- Ох ты, боже мой... В смысле я позволил себе обсуждать с племянником лобок некогда любимой девушки. Из этого следует...
- Да-да, дальше я все помню, это объясняет ваш психоз, невроз и так далее. Вы приехали рассказать мне об этом? - подозрительно посмотрел на него Птах.
- Да. - Платон кивнул, изобразив мученически честный взгляд затравленного жизнью сенбернара. - Вы должны мне помочь.
- Да как же?
- Нужно расселить племянников, иначе быть беде. Федор женился, самое время предложить ему с женой отдельное проживание. Он может поселиться в Москве в отцовской квартире. Вы со своей стороны обеспечите ему охрану.
- Это как же вас стоит понимать? - замурлыкал Птах, почуяв интригу. - Вы не отвечаете за себя?
- Не отвечаю. Я не отвечаю за себя, а Веня - за себя. А Федор вообще убьет любого, кто посмотрит на его жену.
- Так-так-так... Вы, похоже, хотите сказать, что старший из братьев Омоловых может не дожить до дня рождения и что реальную угрозу в данном случае представляете именно вы и его брат?! Я так и думал! - хлопнул в ладоши Птах.
- Что вы думали? - опешил Платон от его хищной радости.
- Я так и думал! Я все правильно разложил! - бормотал возбужденно Птах, пока не зазвонил телефон.
Сначала Птах просто поднял и бросил трубку. Телефон зазвонил опять. Птах перестал бегать по комнате, остановился перед аппаратом и после шестого звонка ответил.
Он слушал сначала отстранение, потом нахмурился и уставился на Платона с удивлением.
- Что?.. - встал Платон. - С Авророй что-то? Птах сказал три раза "да" и положил трубку.
- Она задержана.
Платон с облегчением сел и спросил:
- За что?
- За покушение на убийство.
- Господи, Птах, это было не покушение на убийство, это была защита. Она ударила Федора аквариумом в тот момент, когда он уложил брата кулаком в голову! Она неравнодушна к Вениамину, вот и бросилась его защитить!
- Час назад Аврора Дропси стреляла в вашего племянника Федора Омолова из пистолета. Он получил три огнестрельных ранения в грудь и был госпитализирован в критическом состоянии. Похоже, у вас стало на одну проблему меньше, а, Платон Матвеевич?
- Мне пора. - Наблюдая себя как бы со стороны, Платон поразился спокойствию и тишине внутри тела и тому, как оно встало из кресла и пошло к двери. Никаких признаков удивления или страха. Оказавшись на улице, он обнаружил в руке прозрачную папку с какими-то бумагами, но совершенно не помнил, как Птах ему вручил это. В неопрятном сером фургоне, в который его посадил Птах, Платон с серьезным видом углубился в изучение этих бумаг, пресекая тем самым все попытки заговорить с ним.
С третьего раза Платон понял, что читает досье на Аврору Дропси, 1961 года рождения незамужнюю, работавшую в 1982-1983 годах домработницей у Омолова Б.М. и проживавшую тогда же по месту работы в квартире Омолова Б.М по адресу: Москва... Платон только на секунду закрыл глаза, а узкая женская рука успела пробраться в стеклянную банку без всяких усилий и начала натирать стенки изнутри мыльной губкой. Богуслав называл ее Норой, почему? Почему Платон тогда, в кухне, не вспомнил эту руку, засунутую в банку от компота?
Итак, Аврора - одна из множества симпатичных домработниц Богуслава. Брат явно питал слабость к женщинам в строгих форменных платьицах с белыми воротничками и с крошечными белыми фартучками, как бы определяющими собой место живота. Аврора... Странно, что он не узнал ее. Хотя... Он узнал руку в банке и поленился испугаться этого узнавания, испугаться до потери покоя, пока не вспомнишь все.
- Старческая немощь, - пробормотал он. Птах сразу же подсел ближе.
- Старость, - зачем-то начал объяснять вслух Платон, - это, когда ленишься лишний раз вспомнить прошлое, потому что боишься участия в чужих проблемах. И вообще... "Долгая память - хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу". Я уже недавно кому-то это говорил. Не помню...
Во дворе было тихо и спокойно. У подъезда не толпились соседи, чтобы глазами жадно слизать выражение лица Платона, всегда такого невозмутимого и отстраненного. Хотя чему удивляться? Он один был для немногочисленных и весьма состоятельных жителей этого дома натурой совершенно загадочной, но не вызывающей беспокойства - импозантный вид, одиночество...
Все еще находясь в состоянии потери чувствительности к несчастьям, Платон подумал, что соседи могли и не понять, кого именно и из какой квартиры выносят на носилках из подъезда.
Постояв у двери, он решил не искать ключи. Позвонил. Дверь открылась сразу, как будто Веня стоял за нею в ожидании.
- Тони!.. - начал было он, но осекся, увидев на лестничной клетке Птаха.
- Я все знаю, - сказал Платон, направился к спальне и чуть задержался на пороге: а вдруг это произошло именно здесь?..
- Это не в квартире было, - заметил его нерешительность Вениамин. Пойдем, покажу.
- Я только переоденусь, - буднично заметил Платон, закрываясь в спальне. Сигнализация! - крикнул он, напоминая.
- Ее больше нет, - крикнул Веня.
- Как это - нет? - высунулся Платон.
- Нету, нету, - подтвердил вошедший в коридор Птах. - Вон, все провода оторваны. Телефон-то хоть работает или как?
Веня молча пропустил его к тумбочке с аппаратом. В тот момент, когда Птах уже протянул руку, раздался звонок. Платон насторожился, Веня вздрогнул, а Птах даже слегка присел от неожиданности.
- Тебя, - племянник протянул Платону трубку.
Платон шел к этой проклятой тумбочке так трудно, так... невозможно трудно.
- Лейтенант Подогникопыто! - услышал он бодрый голос. - Информация для вас имеется. От меня лично.
- Сейчас не время, - с облегчением ответил Платон и положил трубку.
Он сделал два шага от тумбочки, когда телефон затрезвонил опять.
- Лейтенант Подогникопыто!
- Я все знаю. Сигнализация не действует. Вычеркните меня.
Когда Платон дошел до спальни, телефон зазвонил опять. Птах подождал, но Веня не двинулся с места. Платон тоже не реагировал. Тогда он снял трубку и нажал на рычаг, чтобы наконец позвонить самому.
Переодевшись, Платон обошел квартиру.
- Где Илиса? - спросил он. Вениамин, не сдвинувшийся за это время с места, посмотрел раненой собакой.
- Поехала с Федькой... На "Скорой" в больницу. Тони, сейчас твой друг узнавал по телефону, куда отвезли тело Омолова. Он так и сказал - тело.
- Он мне не друг.
- Он записал на бумажке номер больницы. Он сказал - тело.
"Неужели этот пройдоха меня обманул с ранениями?" - подумал Платон. Но представить, что Аврора вот так запросто взяла и убила племянника, не мог.
- Пойдем... Веня.
- Это недалеко.
Они вышли во двор и направились к детской площадке. Платон покосился на Вениамина, но тот шел уверенно. Остановился у высокой избушки, с одной стороны которой выходила скользкая металлическая горка, с другой - лестница. Низ избушки представлял собой нечто настолько авангардистское, что только при больших усилиях воображения можно было назвать куриными ногами.
- Здесь, - остановился Веня.
Платон огляделся. На качелях вдалеке кто-то взрослый тихонько раскачивал маленького ребенка. Шелестели липы.
- На детской площадке? У домика Бабы-яги? - понизил голос Платон.
- Да. Менты пулю выковыряли вот тут, - Веня показал на белеющую щербинку от недавно выбитой щепки где-то в районе предполагаемой коленки предполагаемой куриной ноги. Платон вдруг подумал, что ног сделано четыре, а у курицы их две. Он сам себе был противен, но ничего не мог поделать - напряженно, словно в данный момент это было самым важным, думал, сколько "курьих ножек" должно быть у избушки Бабы-яги.
- И что... Свидетели были? - спросил Платон.
- А как же. Парочка школьников, две бабки и сантехник.
- Рассказывай. - Платон присел на бортик горки.
- Короче, мы с Квакой поехали за аквариумом. Федька довел Аврору до бешенства и сунул ей пистолет. Но она долго сопротивлялась. Сказали, что Федька ее силой вытащил на улицу, принес сюда и поставил. Отсчитал пятнадцать шагов. Пока считал, Аврора пыталась удрать, хоть и крыла его последними словами при школьниках. Пьяная - что с нее возьмешь? Федька тогда уменьшил расстояние, обложил ее по-умному, она стала стрелять. Выстрелила три раза, потом ее сбил с ног сантехник. Говорят, - добавил Вениамин, закрыв глаза, - Федька очень удивился, когда падал.
- Все? - спросил Платон.
- Про Федьку - все. Мы подъехали как раз одновременно со "Скорой". Пока Федьку грузили на носилки, подкатили менты. А потом - наряд по сигнализации. По старой памяти завалили меня мордой в песок, но потом переключились на убойный отряд. Пока выясняли, кто здесь и зачем, я пошел в квартиру и выдрал пульт из стены. А потому что достали со своей сигнализацией!
- Веня, подожди, - прошептал Платон. - Я ничего не понимаю, а ты?
- Я все понимаю, а толку?
-Тогда давай сначала, и с объяснениями, а то для меня впору психушку вызывать.
- Веня, подожди, - прошептал Платон. - Я ничего не понимаю, а ты?
- Я все понимаю, а толку?
-Тогда давай сначала, и с объяснениями, а то для меня впору психушку вызывать.
- Мы с Квакой поехали за аквариумом... - уныло начал по новой Вениамин.
- Стоп! Лучше отвечай на вопросы. Пистолет был заряжен?
- Ну так! - хмыкнул Веня.
- Боевыми? В смысле, настоящими?
- А то!
Платон встал, прошелся к щербинке от пули, потрогал ее.
- Если Федор хотел покончить с собой, почему просто... - пробормотал он.
- Ну уж это полная лажа! Покончить с собой в любимом шлеме, да? - подошел к нему Веня.
- Тогда - что?
- Он мазь испытывал. Вернее, не испытывал, а хотел убедиться, что она сработала
- Мазь?!
- Сядь, Тони, ты совсем белый. Федька и меня просил в него пальнуть, когда пройдут две недели. Я отказался. Тогда он насел на Аврору, а той, сам знаешь... Все по фигу, когда пьяная.
- Мазь... - прошептал Платон, кивая головой. - Мазь... Но это же... Это же полный идиотизм! - Он с трудом сдержался, чтобы не заплакать.
- Ну, не знаю, - задумчиво протянул Веня. - Квака сказала, что после этой мази Федька от пули и ножа не умрет.
Сквозь пелену слез Платон уставился на племянника, как на инопланетянина. Он почти завидовал его дебилизму, ему в этот момент захотелось стать умственно отсталым, чтобы не отличать жизнь от смерти.
- Уйди... - попросил он тихо.
- Тони, не нервничай. Все будет хорошо, - похлопал его по руке Веня. Сейчас приедет Квака, расскажет что и как. Вот увидишь, все будет хорошо.
Странно, но это подействовало. Может быть, потому, что Вениамин не утешал. Он говорил совершенно уверенно, без малейшего лицемерия или сочувствия.
Вернулись в квартиру. Почти сразу за ними пришла Илиса.
- Все в порядке, - сказала она с порога. Сбросила туфли, сдула со лба мокрые колечки волос, прошла на кухню и сразу же вернулась со стаканом. Выпей, Платон Матвеевич, тебе полегчает.
Платон с жадностью выпил все. Он сразу же покачнулся, Илиса с Веней повели его под руки в спальню.
- Что?.. Что в порядке?
- Следствия, наверное, не будет, - объясняла Илиса, - Федор перед смертью пришел в себя и сказал, что сам просил стрелять.
- Перед смертью? - застыл Платон. - А что же тогда в порядке? - Он опять покачнулся, Веня подтолкнул его, усаживая.
- Все, - уверенно заявила Илиса, поднимая его ноги и забрасывая на кровать. - Ты, Платон Матвеевич, поспи пару часиков, хорошо? - ласково уговаривала она, снимая ботинки, - А когда проснешься, мы все обсудим, ладно?
- Вы... Мы... Вы сошли с ума? - спросил Платон, тщетно пытаясь удержать перед глазами два лица, но они исчезли миражом, как только он протянул руку, чтобы дотронуться.
Поздно ночью настойчиво зазвонил телефон в коридоре. А может быть, ранним утром - но не днем это точно - сырая темень потащилась за Платоном, хватая его за лодыжки холодными скользкими лапами, чтобы он не ушел далеко.
- Лейтенант Подогникопыто! - бодро отрапортовала трубка.
Платон отнял ее от уха и внимательно рассмотрел.
- Вы меня слышите? Алло!
Платон слышал, но ответить не мог - он тихонько хихикал, согнувшись. Подогникопыто - надо же придумать такое!
- Гражданина Омолова мне! ПэМэ!
- Вероятно, это я - ПэМэ, - давясь смехом, ответил Платон. - Вы Подогникопыто, а я - ПэМэ...
- Тут ведь что получается, гражданин Омолов. Не числится в Федеральной службе гражданин Птах.
- Конечно, не числится! - уже не смеялся, а подвывал в изнеможении Платон. - Он же наверняка секретный агент! Он не может просто так числиться!
- Он там не числится по причине ухода на пенсию, - заметил лейтенант. - И, соответственно, никак не может никого курировать. Это касательно вашего племянника, поведение которого совсем не внушает мне доверия, совсем.
- Пенсия? - удивился Платон. - А я думал, что они - пожизненные воины...
- Птах, кстати, это его прозвище с того периода, когда Служба еще была Комитетом. А настоящая фамилия - Цапель. Цапель Николай Иванович.
- Цапель, в смысле - Цапель?.. - Платон едва сдержался, чтобы не захохотать в трубку.
- Платон Матвеевич, вы мне импонируете. Поэтому я все это вам докладываю. Вы неплохой человек, просто поддающийся влиянию. Поэтому вокруг вас и вертятся всякие странные личности.
- Я вам что?.. - подавился смехом Платон.
- Импонируете. Так что примите мои соболезнования, - выдала трубка.
- По поводу чего? - удивился Платон.
- Мне сказали, что ваш племянник... Старший из братьев Омоловых скончался от огнестрела.
- Ерунда, - весело заметил Платон. - Федор не умрет от пули или ножа. Вот если бы Аврора его отравила или утопила!
- Вы все-таки будьте осторожны, - строго заметил лейтенант Подогникопыто. - Ваша квартира все еще у меня на контроле.
- А вот и нет! - со злорадством ответил на это Платон. - Венька вырвал из стены сигнализацию - никакого контроля!
- Ваша квартира у меня на контроле именно из-за Омолова В.О. Как криминально опасная. Всего хорошего.
Платон вернулся в кровать, долго еще там вертелся и тихонько смеялся: "Цапель! Умора...", пока не забылся тяжелым вязким сном, от которого не наступает ни успокоения, ни отдыха.
- Выпей кофе! - приказала Квака.
"Вот и день. Дни тоже бывают, когда спишь..." - подумал Платон, а вслух сказал:
- Я люблю сладкий.
- Три ложки сахара.
- А почему тогда такой горький?
- Цианида переборщила, - буднично заметила Квака.
- О! - застыл Платон, почти в экстазе ожидая прихода смерти.
- Это шутка, - вздохнула Квака и слегка стукнула его по подбородку, чтобы рот закрылся.
- Распишись здесь, здесь и здесь.
Белый лист бумаги у самого лица. Квака в белом платье в светлом прямоугольнике окна.
- Чего ты ждешь? - Ее озабоченное лицо вместо листа бумаги.
- Я... Я забыл, как расписываться.
- Ты пишешь круглую "О", а потом вставляешь внутрь заглавную "П", а от "П" несколько росчерков на имя.
Платон, открыв рот от усердия, потренировался указательным пальцем в воздухе. Когда он сказал "Да!", и просиял, Квака легким шлепком под подбородок опять напомнила ему закрыть рот, вложила в правую ладонь ручку, а левую взяла в свою ладошку и крепко сжала.
От умиления, что можно поцеловать эту восхитительную мягкую лапку, Платон прослезился. Квака развернула его голову лицом к тумбочке и пальцем показала, где поставить первую подпись.
- И что я подписал? - радостно спросил Платон.
- Мне нужны деньги. Много, - не углубляясь в детали, ответила Квака.
- Так ты аферистка, радость моя? - восхитился Платон. - А мы нашли твою шкурку! - погрозил он пальцем. - Если уж ты решила меня ограбить, так скинула бы ее, а? Как-то нечестно получается - в образе жабы забираешь мое состояние... Квака - это фамилия или подпольная кличка? Только представь: Квака и Цапель, ну и компания подобралась!
Илиса толкнула Платона в грудь. Он упал, раскинув руки. Только было Платон обнаружил, что потолок с медлительной плавностью опускается вниз, как кто-то тяжелый и теплый сел на него, мешая дышать.
- Что ты сказал? - спросила Квака над самым его лицом. - Ты сказал Цапель?
Увидев испуг в ее глазах, Платон развеселился.
- Птах - это просто птах, а Цапель - это ка-а-анкретный птах! Смешно, да? Я спрашиваю: Квака - это ка-а-анкретно кто? - Задыхаясь, Платон попробовал приподнять голову, но не смог. - Боишься Цапеля? И правильно. Кваки... должны бояться Цапелей. Слезь с меня. Досмеяться не даешь...
- Спи, Платон Матвеевич, хороших снов тебе, - с нежностью в голосе пожелала Илиса, сползая с его груди.
- И что? - прокричал он, чувствуя, что опять остается один. - Уже можно заказывать сны?
- Досчитай до десяти! - донеслось из коридора.
- Один, два, три, - пробормотал скороговоркой Платон. На "четыре" попытался сосредоточиться. Ничего не получалось. - Пять... Шесть... надо что-то предпринять, чтобы хоть чуть-чуть ускорить движение мира вокруг... Восемь, девять...
На счет "десять" кто-то взял его ладонь. Платон покосился, не поворачивая головы, и потерял дыхание.
У его кровати!..
- Тина? - прошептал он, не веря.
- Подвинься.
- Не могу, - прошептал Платон. - Меня парализовало, наверное...
- Двигайся, а то уйду! - девочка наклонилась и стада толкать его огромное неповоротливое тело.
Потом разгладила простыню и легла рядом. - Холодно, - сказала она.
Платон подумал, что она стала еще более юной, чем тогда, почти двадцать лет назад, в их первую близость. И что из этого следовало? Что он наконец умер и нашел ее в тех местах, где холодно, где времени и возраста не существует! От радости Платон всхлипнул, давясь слезами, повернулся набок и нежно обхватил голую девочку, стараясь закрыть ее собой всю. Она повозилась, устраиваясь удобней, переложила несколько раз его руку, наконец, позволила прижать себя и капризно потребовала:
- Расскажи сказку.
- Про кого?
- Про урода.
Платон вздрогнул и еще крепче прижал девочку к себе.
- Тебе не нравилась эта сказка...