– Это правда, – пробормотала Прямислава.
– Вот, сестру мою Оленку… Ну, Гремислава ее по-княжески звали, а по-крещеному Олена, – продолжал Ростислав. – Ее когда венчали, за Романа Владимировича, владимирского князя, отдавали, ей двенадцати не исполнилось. И там уж никто не следил, ждал ли князь Роман, когда ей тринадцать сравняется, или не ждал!
– Но, может, она в монастыре… – заикнулась Прямислава.
– В монастыре. – Ростислав кивнул. – Муж ее помер, а ей всего восемнадцать лет – в монастырь ушла! Эх! – Он в досаде стукнул кулаком по стволу ни в чем не повинной березы. – Оленка, она как я была – веселая, бойкая! Как мы с ней по двору кругами носились! – Ростислав усмехнулся, вспоминая свое буйное детство. – В амазонок играла. Это такие …
– Я знаю. В книге читала…
– Вот, Ирина, старшая моя сестра, замужем за цареградским царевичем.
– Да хоть бы и царевич, а попадется такой, как Юрий… Слушай-ка, Ростислав Володаревич, ты все законы знаешь, а скажи мне: если женатый человек в блуд ударяется с рабой, за это наказание полагается?
– А то как же! – с готовностью ответил Ростислав. – «Если кто, имея жену, блудит с рабой, то мужа того бить, а ту рабу князь продаст в другую волость, а деньги за нее раздать убогим». Это если со своей рабой. А если с чужой… Ты чего?
Он заметил, как при этих словах вдруг изменилось лицо девушки: ожесточилось, замкнулось, в глазах засверкал гневный огонь. Значит, Прибаву следовало бы продать в другое княжество, деньги раздать убогим, а Юрия бить плетьми! И сколько таких женщин следовало бы распродать и сколько плетей пришлось бы ему принять с тех пор, как его обвенчали с девочкой-недоросточком, если бы князья подчинялись церковным законам наравне с прочими!
– Ничего! – Прямислава отвернулась, стараясь выровнять дыхание.
Она чувствовала себя женой преступника, грешника, от которого Бог и ангелы отвернулись! Но разве может быть она сама чиста, если муж ее такой!
А Ростислав пытливо заглядывал ей в глаза. У него опять возникло подозрение, что эта девушка из тех, кто подлежал бы продаже в чужую волость, если бы князья подчинялись законам.
– И как это княгиня Юрьева не боится такую красоту рядом с собой держать! – с нарочитым безразличием обронил он. – Будь я Юрий, то рядом с тобой никакой бы жены не заметил.
В смятении пряча лицо, Прямислава попыталась отстраниться, и тогда он схватил ее за обе руки и горячо зашептал, склоняясь к ее голове, покрытой темным платком:
– Не бойся меня, поверь: все, что хочешь, для тебя сделаю! Ты мне только скажи, кто ты на самом деле, вольная или раба, чтобы я знал! Если ты Юрия раба, то забудь про него, не отдам, хоть пусть войной идет! Сам у княгини выкуплю, не продаст – украду, недаром же я половец! – Он усмехнулся. – Будешь со мной – никогда я тебя не обижу, и платок этот черный, ну его к лешему, одену тебя в паволоки и оксамиты, будешь у меня как княгиня сама!
– Пусти, пусти!
У Прямиславы кружилась голова от его шепота, от его теплых рук, от этих слов, в которых звучала подлинная страсть, с которой она никогда не сталкивалась и о которой никогда не слышала. Сердце сильно билось, дышать было трудно, а в душе смешались ужас от новизны и опасности этого положения и какая-то странная, желанная отрада!
Она с усилием высвободилась из его объятий, отошла, прижала руки к груди, глядя в его смуглое скуластое лицо. Такое непривычное, по первому впечатлению чуждое и некрасивое, это лицо, оживленное искренним чувством, уже не отпускало ее взгляда, хотелось смотреть в него без конца и слушать, слушать то, что он говорил… Но Прямислава не могла так сразу забыть все то, чему ее учили, и отдаться этому новому чувству, о котором никогда раньше не думала. Мысль о разводе с мужем была слишком нова, непривычна. Не верилось, что это на самом деле возможно, что грамота митрополита сможет избавить ее от связи с Юрием, установленной венчанием навсегда, до самой смерти! Она – мужняя жена, а значит, смертный грех ей и слушать такие слова, думать о другом мужчине…
Другой! Какой же он другой? Ведь Юрия она совсем не знала, даже не помнила толком его лица. Появись он сейчас поблизости, он-то и будет другой! А Ростислав – первый мужчина, который подошел к ней так близко, прикоснулся к ее руке, заставил ее сердце биться так часто…
– Что ты, Ростислав Володаревич? – еле слышно шептала она, словно умоляя не терзать ее ураганом этих чувств. – Грех… И тебе, и мне…
– Не бойся ничего! – Ростислав хотел опять взять ее за руку, но она попятилась, и он не стал настаивать. – Я ведь тоже княжьего рода, мне никто не указ, кроме батюшки.
– Говорю же тебе, я не раба!
– Ну и пусть! Хоть послушница, а хотя бы и черница! Из княжьего терема никакой церковный суд не достанет, не придет носы резать[11]…
Прямислава ахнула, повернулась и пустилась бежать в ту сторону, где, как ей казалось, должна быть опушка.
– Тьфу! – Ростислав плюнул в досаде на собственную глупость, так напугавшую девушку. – Да пошутил я! Не бойся!
Но она не слушала и неслась через лес к светлеющей опушке, как будто за ней гнался сам нечистый дух.
– А дружина-то на что! – с досадой и смехом кричал вслед Ростислав, видя, что ее не вернуть. – У меня дружина храбрая, отстоит наши носы как-нибудь!
Из леса они вернулись с заметным опозданием, но порознь (Ростислав даже еще помедлил у самой опушки и показался через некоторое время после того, как запыхавшаяся девушка скрылась в шатре). Его отроки только ухмылялись, а на Прямиславу Зорчиха обрушила целый град вопросов. Они-де с Крестей не хотели без нее уходить из леса, посылали Тешила ее искать, но тот, свиненок, больше всего озабоченный грибами, вернулся очень быстро и клялся, что «девка не пропадет». А особенно настаивать на поисках «девки» Зорчиха не решилась, а то как бы чего не подумали…
– И правильно! – шепотом, чтобы через войлочные стены их не услышали отдыхавшие по соседству отроки, набросилась на них обеих Прямислава. Бранить их за недогадливость ей было легче, чем самой отвечать на расспросы. – Где это видано, чтобы княгиня в лесу топталась и свою девку ждала? Что вы всё на меня оглядываетесь, без меня шагу ступить не смеете? – Она перешла на еле слышный шепот: – Крестя тут княгиня, пусть куда хочет, туда и идет, это я сейчас должна за ней бегать, не она за мной! Уразумели? Смотрите мне! Спрашивают тебя, тетеря, так ты отвечай, на меня не оглядывайся! – Бедной Кресте тоже досталось. – А то тебя спрашивают, чего княгиня покушать хочет, а ты на меня глаза таращишь! Чего тебе хочется, то и выбирай!
– Но я же не знаю, чего тебе хочется! – пробормотала несчастная Крестя, не представляя, как ей угодить.
– Ой, горе мое! – Прямислава тяжело вздохнула и села на груду пушистых овчин. – Ну, чего вам тут принесли-то?
Глава 5
После обеда и недолгого отдыха тронулись дальше. От шатра Прямислава шла не поднимая глаз, чтобы случайно не увидеть Ростислава. И все же, обернувшись у самой кибитки, заметила, как он садится на коня. Словно нарочно, в тот самый миг он посмотрел на повозку. Прямислава быстро отвернулась и кинулась внутрь кибитки, почти оттолкнув Крестю. С опозданием сообразила: сама ведь только что ругала Зорчиху и Крестю, что они забывают, которая из них княгиня и как им надлежит себя вести! – но понадеялась, что никто из перемышльцев ее оплошности не заметил. Что же с нею такое делается, если от одного вида Ростислава она теряет голову и забывает все, о чем только что думала?
Сидя в кибитке, подпрыгивающей на ухабах едва просохшей весенней дороги, Прямислава почти не слышала, о чем помаленьку болтают Зорчиха и Крестя. Все ее мысли витали там, в челе длинного войскового строя, где впереди конной дружины ехал под стягом Ростислав. Между ними возникла какая-то общность, какая-то связь, как будто они одни во всем огромном войске знали что-то важное, были единоверцами среди толпы поганых…
А привести мысли в порядок никак не удавалось. За эти три-четыре дня, миновавших со времени отъезда из Апраксина монастыря, Прямислава словно бы прожила целую жизнь и узнала много нового о мире и людях. Она снова и снова вспоминала то, что услышала от Ростислава: отец задумал развести ее с мужем! При всем ее негодовании на Юрия от этой мысли леденела кровь. Мысль о разводе казалась дикой, невозможной, ведь брак – установление пожизненное. По крайней мере, она с детства была приучена принимать свою долю и мириться с ней не ропща. То, что однажды закрепленная венчанием судьба может измениться и стать совсем другой, даже не приходило ей в голову. Но Ростислав верно сказал: прав тот, у кого сильнее полки. Церковные власти подчиняются князьям, если те достаточно сильны, чтобы подчинять. И если княжеские браки заключаются порой вопреки всем установлениям, так, может, их возможно и расторгнуть? Иной раз до нее и в монастыре доходили слухи о подобных делах – монахини шептались, матушка Юхимия осуждающе качала головой. И если раньше Прямислава полностью разделяла ее возмущение, то теперь взглянула на такую возможность по-новому.
Вон Ярославец Святополчич развелся же со своей женой, дочерью Мстислава новгородского и другой внучкой Владимира Мономаха, и что вышло? Все князи русские его осудили за это, Владимир и Мстислав ходили на него войной… И погиб он в тот же год. Все говорили: Бог наказал! Об этом во Владимирской земле было много разговоров, и Прямислава помнила, с каким ужасом и отвращением игуменья Юхимия произносила слово «развод». Греховно и ужасно нарушать Божье установление! Но почему при мысли о том, что так бывает, ее сердце замирает в радостной надежде?
Однако даже если она избавится от Юрия Ярославича, что будет потом? Найдется ли для нее, разведенной жены, какой-нибудь приют на белом свете, кроме монастыря? Хоть и не она наблудила и вина в разводе будет не ее, Прямислава все же сознавала двусмысленность своего положения. Ее мучило мимоходом высказанное опасение Ростислава, что Вячеслав туровский станет предлагать ему в жены свою освобожденную дочь. Почему он не хочет? Ему не нравится Крестя? Да, конечно, и глупец догадается, которая из двух девушек ему нравится. Но, может быть, его смутит позорное положение разведенной?
Ох, что только в голову не лезет! Прямислава заслонила лицо ладонями, словно испугалась, что Зорчиха и Крестя разглядят на нем, как далеко залетела ее мысль. Захочет ли Ростислав на ней жениться, если узнает, что дочь Вячеславна туровского – это она! Не дай бог ему об этом проведать! Как она посмотрит ему в лицо, если откроется, что девушка, которую он видел то в рубище холопки, то в подряснике послушницы, и есть Юрьева княгиня? Никогда! Лучше в монастырь!
* * *Остаток дня ехали спокойно, и Прямислава иной раз подремывала, иной раз поглядывала по сторонам из-под полога, любуясь лугами, лесами в свежей весенней зелени, берегами Припяти. Все это нравилось ей больше и больше, и она уже жалела, что столько лет просидела взаперти, понятия не имея, как огромен и прекрасен Божий мир! «Некое краснейшее и чюдно поле, красная села и светло зело» – невольно вспоминались ей строки «Видения Козьмы игумена», узревшего рай.
В поле и остановились на ночлег. Неподалеку лежало сельцо, но Прямиславе слишком памятен был ночной бой во время такого же ночлега, и она предпочла остаться в шатре, в окружении всего войска. Жесткая лежанка, ночной холод, а больше возбуждение непривычной обстановки мешали ей заснуть, она лишь подремывала вполглаза, просыпаясь от каждого звука голоса дозорных возле костра. Но не жаловалась: ее даже успокаивало то, что совсем рядом не спят. Жутко было думать, как далеко занесло ее челнок от привычных берегов. Оставленное позади село Ивлянка, от которого ее отделяли всего два дня пути, казалось, находится где-то за горами и долами, а Берестье и Апраксин монастырь и вовсе мнились не ближе Цареграда.
К рассвету она так замерзла, несмотря на пять овчин, которыми ее укрыли, что на заре выбралась наружу греться у костра. Свежесть прохладного воздуха, тепло огня, дым костра, улыбки на заспанных лицах отроков – почему-то все это вызывало в душе ее такой подъем, который она раньше испытывала разве что на пасхальной службе. Очень хотелось обернуться и поискать глазами Ростислава, но она запретила себе это делать.
На другой день приехали к городу Небелю. Сейчас в нем сидел князь Роман Изяславич, племянник Вячеслава, сын его брата Изяслава курского. Это был смирный человек, не честолюбивый, преданный дяде и не помышлявший, к счастью, о больших княжеских столах.
Однако улицы посада оказались пусты, ворота детинца закрыты. Ростислав велел войску остановиться на широком берегу, а сам с ближней дружиной поехал к воротам. Прямислава и Зорчиха наблюдали за ним, выйдя из кибитки, – после долгого сидения им хотелось размять ноги.
– И что он будет делать? – обеспокоенно спросила Прямислава, глядя, как конный отряд со стягом над головой князя приближается через опустевший посадский въезд к воротам. – Даже шелома не надел…
– Да зачем ему шелом? – отозвался Рысенок. – Не биться же с нами князь Роман будет. Перепугались видать, войско-то вон какое больше, а в волости немирно. Вот и опасаются. Откуда ж им знать, к Вячеславу помощь идет или к Юрию.
– А здешние на нашей стороне?
– Бог их весть. Должно, на вашей. Здешний князь ведь вам родня?
Остановившись перед воротами, Ростислав обменялся какими-то словами с гридями в блестящих шлемах, смотревшими с воротной башни. Потом ворота приоткрылись, отряд понемногу втянулся внутрь. Прямислава ждала, волнуясь сама не зная отчего. То ли она беспокоилась о Ростиславе, то ли о себе? Ей хотелось, чтобы он скорее вернулся к войску. Любой чужой город ей казался загадочным и страшноватым местом, и то, что для Ростислава было незначительным дорожным происшествием, для нее оборачивалось целым приключением.
Однако вернулся Ростислав довольно быстро, притом с неплохими новостями. Войско получило приказ располагаться на ночлег прямо на берегу, и мужики уже побежали к озеру с привезенными с собой сетями, а к кибитке примчался Горяшка и велел ехать к воротам.
– Княгиня и воевода здешний зовут князя и Юрьеву княгиню ночевать в город! – запыхавшись, доложил он. – Давай, трогай!
– Ой, что же с нами будет? – беспокойно зашептала Крестя, дергая Прямиславу за рукав. – Они же твои родичи! Узнают!
– Да ничего они не узнают! – отмахнулась Прямислава, думая только о том, что скоро опять увидит Ростислава. – Они только на свадьбе моей были, Роман и его княгиня, а больше я их никогда не видела. И они меня больше не видели, а с тех пор семь лет прошло – не узнают, не бойся. Скажешь, что устала, да спать отпросишься, вот и все!
Кибитка уже въехала в ворота, и под колесами погромыхивали деревянные плахи улицы. Прямислава с любопытством разглядывала незнакомый город: под тынами собралось много народу, везде виднелись кое-как увязанные узлы с самым необходимым, многие держали на привязи либо корову, либо пару коз, либо лошадь.
– На Киевщине от половцев поганых вот так же спасаются! – хмыкнул Тешило, плетью показывая Прямиславе на небельцев. – А тут, вишь, от своих!
Убедившись, что гости никому не грозят, посадские начали понемногу, насколько позволяли узкие улицы, просачиваться с пожитками и скотиной назад, за ворота, а кибитка вслед за конной дружиной добралась до княжьего двора. Небель был небольшим, не очень богатым городком. Самые внушительные дворы, которые Прямислава успела заметить по пути, принадлежали купцам-хлебникам – просторные, обнесенные тынами, за которыми стояло по нескольку теремов, житниц со скотными дворами позади.
Прямислава то и дело поглядывала на Ростислава – и почему-то каждый раз, когда ее взгляд падал на его спину, покрытую простым бурым плащом, на черноволосую голову, которую так легко было найти в дружинном строю, по телу ее пробегала горячая и приятная волна. Гораздо больше, чем об отце и о муже, чем о родичах, с которыми ей сейчас предстояло встретиться, она думала о том, что проведет еще ночь под одной крышей с ним.
Въехав во двор, повозка остановилась – двигаться дальше ей мешали многочисленные лошади, которых еще не успели развести по конюшням. Но возле кибитки вдруг появился Ростислав и, заглянув внутрь, знаком велел им выходить. Вспомнив, кто она тут, Прямислава выскочила первой, чтобы помочь выйти Кресте. Но Ростислав, вместо того чтобы заботиться о «княгине», торопливо подхватил за талию Прямиславу и не слишком охотно убрал руки, хотя она уже вполне надежно стояла на земле. Прямиславе было и стыдно, и в то же время приятно, и, занятые друг другом, они совсем забыли про Крестю, которой помогла выйти только Зорчиха.
Наконец Ростислав вспомнил про нее и приглашающее махнул рукой:
– Пойдем, княгиня, в терем провожу!
– А ну, разойдись, дай дорогу! – орали Тешило и Горяшка, расчищая проход по двору для своего князя и его спутниц.
У высокого крыльца Ростислав взял Крестю за руку и помог подняться по ступеням. Бедная послушница, никогда в жизни не дававшая руки мужчине, дрожала и спотыкалась, от растерянности путаясь в подоле платья, для нее длинноватого.
Прямиславе и Зорчихе пришлось одолевать высокие ступени самим. Но в сенях, пропустив внутрь Крестю, Ростислав как бы случайно замешкался, и Прямиславу в общей давке почти прижали к нему. Вдруг обернувшись, он быстро обнял ее и подмигнул. Слава богу, никто ничего не заметил. Прямислава охнула, покраснела и заторопилась вслед за Крестей.
В гриднице их встретили княгиня Мстислава Святославна с двумя младшими детьми и воевода Честимир, оставленный в Небеле за старшего. Сам князь Роман со своей дружиной присоединился к войску Вячеслава туровского, когда тот проходил через Небель. Тому минуло всего три дня, и княгиня могла рассказать самые свежие новости. Она очень обрадовалась своей «родственнице», обнимала Крестю и приговаривала: