– Майор вполне мог тебя пристрелить, – заметил я. – Как потенциального предателя. Один раз ты с Фарой от него уже ушел. А не пристрелил и к себе взял потому, что кроме Алины ты единственный из знакомых ему людей, кто знает меня в лицо.
– Это так, – согласился он и отпил из фляги. – В общем, это все, мне больше нечего рассказать. Тебя я вызволить решил, потому что это не дело: людей макать башкой в воду. Пытать. Мы ж не мутанты какие. А кто так делает – тот мутант. Такой… – Шутер коснулся пальцем лба. – Умственный. Я с такими не хочу с одного котелка жрать.
– Ладно, и какие у тебя планы?
– Нет у меня планов. Вообще не знаю, куда теперь присунуться… Давайте пока, что ли, покантуемся вместе, а дальше посмотрим.
Я перевел вопросительный взгляд на Алю, и она сказала:
– Мне вообще нечего рассказывать.
– Есть чего, – возразил я. – Почему ты пошла против брата, решила мне помочь?
Она сощурилась:
– А может, охотник, ты расскажешь про себя первым? А то ты слушать любишь, а говорить как-то не очень.
Я тоже сощурился, глядя на нее. И помимо воли вспомнил Алю на берегу того озера… как она, ничуточки не смущаясь, у меня на глазах сняла одежду и вошла в воду, и как потом мы лежали на берегу, на расстеленном… на чем же мы тогда лежали… Ах да, на наших куртках, укрывшись рубашками.
Наверное, что-то такое проявилось на моем лице, потому что Алина немного смягчилась. Провела ладонью по коротко стриженным волосам, отвела взгляд и сказала:
– Брат мне обещал, что ничего не сделает тебе. Сказал: просто нам нужно поговорить. Сесть и мирно поговорить, можно даже втроем. Узнать у тебя всякое, предложить вступить в его отряд. Я ему поверила, но он, как только мы догнали тебя… Сам видел.
– Ага. И видел, и ощущал.
– Если он способен так меня обмануть, значит, ему на самом деле наплевать на то, что я его сестра. То есть наплевать на мое отношение к нему. А раз так… – она припечатала ладонью по борту, выбив рыжее облачко трухи, – то и мне на него наплевать. Больше я с ним дел иметь не буду. И раньше было всякое… всякие намеки, звоночки, но теперь я окончательно все поняла. Теперь нам не по пути.
– Значит, тоже со мной пойдешь?
Она заглянула мне в глаза, едва заметно улыбнулась.
– Пока пойду, а там посмотрим. Зачем тебе в Край, Стас?
Помолчав, я ответил:
– Чтобы найти одного человека. Травника из Мичуринска-2. Он когда-то жил в Крае.
– И зачем тебе этот мужик? – спросил Шутер.
– Травник знал моего отца, которого я давно потерял. Хочу понять, где он, что с ним.
– Ну… важная тема, – согласился он. – Родного батю найти – святое дело. Тут возразить нечего.
– Не в том дело, что святое. Я его не видел кучу лет и почти его забыл. Но с ним связаны всякие непонятки, очень большие непонятки, касающиеся… – я повел рукой. – Всего вокруг. И я хочу его обязательно найти. И расспросить обо всем.
– А шприц тебе зачем? – спросила Аля.
– Потому что есть одна микстура, которую сделал Травник. Я нашел бутылек в его жилище перед тем, как мы с вами познакомились. В той дворницкой в парке, помнишь ее, Алина? И еще нашел инструкцию к микстуре. Она называется тоником и дает… кое-какие возможности.
Знать бы еще – какие, подумал я. Вытер рот ладонью и выпрямился.
– В смысле, как артефакт? – уточнил Шутер. – Ну там – метаболизм ускоряет, еще че такое?
– Вроде того. Тоник нужно вколоть, шприц мне для этого. За шприцем я и пришел в ту аптеку… Кстати, кто-то из вас знает двух таких личностей: слепую девчонку, которая хорошо ориентируется в пространстве, и рыжего бородача? Здорового такого, как бык.
– Я не знаю, – сказал Шутер.
Алина отрицательно качнула головой и добавила:
– Почему ты про них спрашиваешь?
– Потому что встретил их в аптеке как раз перед тем, как вы подвалили, – объяснил я, поворачиваясь в сторону фермы и рощи с рекой. – И не просто встретил, а еще и вмешался в какое-то непонятное дело между ними, но потом они сбежали прямо перед вашим появлением, а я не успел. Так! Вот сейчас я точно вижу, что там дымок над крышей. Причем это не пожар, по-моему, внутри горит костер. Все равно как ночью в аптеке.
– Думаешь, это наш хромой? – Шутер тоже распрямил ноги. Алина принялась складывать остатки нашей трапезы в сумку.
– Не знаю, но очень надеюсь, – я полез через борт. – Придем туда и узнаем. Тоник мне обязательно надо вернуть, если он еще цел.
* * *Дымок поднимался из дыры в крыше здания, которое я определил как коровник. Ну, или, может, свинарник, в общем, нечто фермерское, где раньше держали всякую животину. А теперь там, надо полагать, обосновались люди. То ли надолго, то ли устроили небольшую стоянку, вот сейчас и проверим.
Мы втроем лежали за кучей земли, насыпанной у сарая неподалеку, и смотрели на проем, оставшийся на месте выломанных ворот в торце свинарника. Здание было длинным, и дыра, откуда шел дым, находилась ближе к дальнему концу.
– Действуем так, – сказал я. – Шутер, поднимаешься на крышу этого сарая, сверху прикрываешь меня. Алина – отползи вон туда, к углу, где ящики. Спрячься за ними, это более выгодная позиция, и тоже контролируй. Оттуда будешь видеть все здание. Это на случай, если с другой стороны есть выход, а он там почти наверняка есть, и если оттуда кто-то появится, пойдет сюда снаружи вдоль стены. Я подползаю к свинарнику, заглядываю через ворота. Либо сразу ползу назад, либо забираюсь внутрь, это зависит от того, что там увижу. Вы лежите на месте, ждете. Я возвращаюсь, описываю обстановку, тогда решаем, что делать дальше. Вопросы есть?
– А давай я сползаю, – предложил Шутер. – Я ж того… некрупный. Шума создаю мало, перемещаться тихо умею.
Я покосился на него. По мне, лучше делать самому, чем лежать и нервничать, что тот, кому поручил задание, сделает что-то не так. Поэтому я ответил:
– Ну, и я тихо умею. Тогда на базе к вам троим подобрался на бросок гранаты, а вы и не заметили. Короче, делаем, как сказал. Только, Алина, нам бы на время поменяться стволами. Ползать сподручнее с пистолетом, а тебе, чтобы прикрывать меня, лучше винтовка, так что бери мой «Карбайн», а мне давай «СПС». Все, пополз. Оружие держать наготове и глядеть в оба.
Напутствовав спутников такими словами, двинул к свинарнику. До него добрался без проблем, хотя полз методом «червяка», с оружием в боевой готовности, на случай, если кто-то выйдет навстречу, а такое перемещение и медленное, и энергозатратное. Но дополз без шума и пыли. И увидел внутри одно здоровенное длинное помещение с высоким потолком и такими же сломанными воротами на другом конце. К ним тянулся широкий проход, а у стен были перегородки загонов: дощатые решетки высотой по пояс. Костер и правда горел на противоположной стороне, возле него было трое: двое сидят, один стоит. Его силуэт показался мне знакомым.
Я свернул к стене и стал перемещаться под перегородками, из загона в загон. Хорошо, что скотины здесь давным-давно никакой не держали, дерьмо засохло, перемешалось с землей, сверху проросла трава, в общем, ползти было не противно. От костра доносились неразборчивые голоса. Один был скрипучий, и я подумал, что слышал его раньше, только не вспомню, где именно. Потолок – далеко над головой, там на балках виднелись птичьи гнезда, свешивались мочала из сухой травы и корней. Хотя птиц не видно и не слышно.
Голоса стали разборчивее. Стоящий человек отошел, хромая, от костра к ближайшей перегородке. Там на гвозде висела фляга, хромой ее взял и пошел назад, на ходу отвинчивая колпачок.
Что это тот самый старик, который спер тоник, я не сомневался, но почему скрипучий голос кажется знакомым? Старик сел у костра, напротив двоих помоложе: один довольно крупный, с грубыми мужицкими чертами лица, а второй тощий как глиста и с унылой рожей. Первый сидел, второй лежал на боку, подставив под щеку кулак и прикрыв глаза.
Старик приложился к фляге, и здоровяк проворчал:
– Опять лакаешь, Рапалыч.
– Да какой «лакаешь», какой «лакаешь», – заскрипел тот. – Вода это.
– Ага, как же. У тебя там вино, кислятина, с водой разбавленная. Как такую бурду вообще можно пить? Нет чтобы самогона полезного хлебнуть, на ягодах…
– Так нет у нас самогона, Коротун, – перебил старик даже как-то обиженно, и тут я его узнал. Да это ж тот торговец с Черного Рынка, у которого я купил арт, «погремуху», когда собирался ночью наведаться в бандитский лагерь, чтобы спасти Мишу! Ну, точно – тот самый! Что он здесь делает? Если Рапалыч торгует артами… Ага, то есть он не простой бомж, а старатель. Вся эта троица – старатели. Небольшая бригадка, промышляющая сбором артефактов и мелкой торговлишкой. Такие обычно приходят на новое место, разбивают лагерь и от него расходятся в разные стороны, парами или поодиночке, кто опытнее. Топчут окрестности, сносят в лагерь все ценное, что найдут, а это могут быть не только арты, любые полезные и не очень вещи. Потом сразу на месте осматривают хабар, ненужное оставляют, остальное пакуют и идут в ближайшую точку, где есть рынок или скупщик. Тем и живут.
Ситуация вроде прояснялась, и еще ясней она стала, когда я вдруг понял, что все это время тоник был передо мной – зеленая бутылочка стояла на расстеленной у костра тряпке. Я вздохнул с облегчением, едва не выдав себя. Целый. Пока еще целый.
– Пьянь ты конченая, Рапалыч, – ворчал тем временем Коротун. – Если б у тебя не было нюха на арты, если б было куда податься, давно бы тебя бросили.
Рапалыч погрозил корявым скрюченным пальцем:
– Не бухти, Коротун. Не только нюх у меня. Я хабаром торговать умею, закопай тебя аномалия. А вы – не умеете, щенки блохастые. Я знаю, как клиента подогреть, хабар лицом показать, на лишний рубль развести. Старость, мудрость моя в этом подмога…
Тот, кого называли Коротун, лишь махнул рукой в ответ. Возле него и его унылого напарника лежали ружья, но модель я разглядеть не мог – охотничьи, кажется, какие-то.
– Нет от вас, молодых, толку, – продолжал скрипуче нудеть Рапалыч. – Силы в вас нет жизненной, истости людской. Живете как…
– Чего-чего нет? – не понял Коротун. – Какой истости? Заткнись уже, пень корявый! Вот скажи, какая от тебя польза? Что ты можешь? Только от аномалии к аномалии слоняться да арты подбирать. Но и те побыстрее норовишь сменять на выпивку, если тебя не контролить. Тьфу! – он плюнул в костер и отвернулся.
Я подполз еще немного ближе и замер под стеной, наблюдая за троицей у костра. Между мной и старателями оставалась всего пара перегородок. Рапалыч, отложив флягу, наклонился к тонику, повел корявым пупырчатым носом, будто обнюхивал его, потом взял. Поглядел на остальных двух и предложил:
– А давайте ее того… испробуем.
– Как испробуем? – промямлил Унылый, приоткрывая глаза.
– Как-как… губами, закопай тебя аномалия. Испробовать же надо, что за жидкость я нашел.
– Ну, ты дурно-ой, – протянул Коротун. – Ты что, не видишь? Эта зеленка светится! И вообще, она была теплая, когда я ее брал.
– Ну а что ж тогда с ней делать?
– Нести торговать.
– Да как ею торговать?! – загорячился Рапалыч. – Какую цену просить? Это ж непонятно вообще что за вещество такое!
Унылый снова прикрыл глаза, предоставляя напарникам самим разбираться, а Коротун ответил:
– Ну, так и тем более пить нельзя. Оно, может быть, гадость какая-то химическая.
– Когда счетчиком проверяли, не щелкало, – не открывая глаз, заметил Унылый.
– А гадости не обязательно быть радиоактивной. Все равно пить это – без мозгов вообще надо быть.
– Нет, не химическое оно, – возразил Рапалыч. – Аномальное. Чую я. Старость, мудрость моя так говорят. Да такое аномальное, что когда к этой зеленке приближаюсь, у меня аж в груди жжет. Но вот что оно такое – совсем не понять. Ума не приложу, такое дивное.
– Потому что ума у тебя давно нет, прикладывать нечего. А зеленку нужно нести на рынок, и все тут.
Рапалыч положил тоник обратно на тряпицу и стукнул немощным кулаком себя во впалую грудь.
– А я не знаю, какую цену за нее просить! Как понять? Может, оно и бесценное вовсе. Прогадаем, после разберемся, волосы рвать будем. Друг другу.
– Во, я понял, – заговорил Унылый, открывая один глаз. – Надо к байкерам, и там запродать зеленку ихнему, как его… Бадяжнику. Он спец по всяким таким веществам, возьмет и облизнется.
– А может, лучше в Край снесем? – предложил Коротун. – Он сейчас ближе всего, мы ж вон куда забрались. Краевцы тоже любят такие аномальные штуковины.
– Краевцы нам могут не заплатить, – недовольно скрипнул Рапалыч. – Ты в Крае был? Они там такие все идейные, закопай их аномалия.
– Ну, не заплатят, так что ж, тогда вернемся на Черный Рынок.
– Краевцы могут зеленку забрать. А нас – хорошо ежели отпустят. Могут и пристать: где взяли такую зеленку? Сами сварили? Еретики! И на казнь отправят. Не, в Край я точно не пойду. Лучше в Чум нам двинуть.
– Да при чем тут Чум? Тебя туда тянет, потому что у тебя там дружки эти сидят… цыгане твои, морды смуглые.
– Они не дружки мне. Соратники.
– Какие, старое твое семя, соратники? – возмутился Коротун. – Нет у тебя давно соратников, только собутыльники.
– Я им редкие арты заношу.
Коротун вскинулся:
– Ага, бесплатно отдаешь наши арты?! Я так и знал!
– Да не верь ты ему, – проворчал Унылый. – Чтоб такой пьяница бесплатно че-то делал? И цыганам он хабар не забесплатно сбывает. Почему он, думаешь, из Чума тогда свалил? Потому что нес туда по заказу цыган редкий хабар – и по пьяни профукал его, бестолочь. Доиграешься ты, Рапалыч, бросим мы тебя. А без нас куда тебе… только к Лесу в зеленую задницу.
Пока они препирались, я привстал за перегородкой, чтобы разглядеть обстановку получше. Оружие у старателей средней паршивости, бедноватая бригада, да и сами они не производят впечатление великих стрелков и тертых парней, любого из них я бы завалил на «три-четыре», а старика – так и вообще на «раз», с одного удара. Но это сейчас не важно; если я выскочу с наставленным на них пистолетом, Коротун и Унылый успеют схватить стволы, ведь те лежат совсем рядом. Хотя бы просто от неожиданности, с перепугу, даже после предупреждающего окрика – схватят, и тогда мне придется их валить. Всех троих, минимум двоих. Что нехорошо, поскольку против старателей я ничего не имел. Мужики как мужики, честные бродяги. Ну, или нечестные – но мне ничем не досадившие. Хотя Рапалыч и спер тоник, но он был в своем праве обыскать найденный схрон, потому что хозяин любого схрона и тайника может быть давно мертвым и нечего добру пропадать.
Выходит, чтобы обойтись без крови, нужно вернуться к Але с Шутером, которые там, наверное, уже нервничают, и прикинуть план. Окружить свинарник, с двух сторон взять бродяг на прицел, крикнуть из укрытия, чтоб не дергались… может быть, тогда получится обойтись без стрельбы и крови.
Но воплотить свои намерения в жизнь я не успел, потому что увидел движение в сумраке под далекой крышей. Кто-то полз по толстой потолочной балке. Кто-то достаточно крупный. И ловкий – балка узкая, а он вон как шустро конечностями работает. Кажется, это существо забралось туда через одну из дыр в крыше, а спуститься собиралось по стене, если, конечно, вообще собиралось.
И, кажется, это было не существо – в том смысле, что не зверь и не мутант. Человек. То есть женщина, они ведь тоже люди, как мне говорили.
Хотя и не женщина даже – девушка. Совсем молодая. Девочка.
Причем знакомая девочка.
Когда я это понял, мне захотелось приоткрыть рот от удивления – этакая сознательная мысль сделать несознательное движение челюстью. Слепая там ползла, вот кто. Она передвигалась на четвереньках, хотя употреблять это слово было не совсем верно: девчонка использовала две коленки и одну руку, а другой что-то прижимала к груди. Добравшись до конца балки, легла и замерла, обратив лицо вниз. Я затаил дыхание. Она повернулась и стала быстро спускаться по стене. Я бы так не смог, когда занята одна рука. По крайней мере, у меня бы не вышло делать это так бесшумно. И уж точно не с закрытыми глазами. У нее-то они были открыты, но ведь она ничего ими не видела! К тому же этот удивительный ребенок использовал только правую руку – левая по-прежнему была занята, хотя я все еще не мог понять чем. Да что же она – ушами видит? Кожей? Я припомнил глаза с неподвижными зрачками, которые хорошо разглядел в «птеке». Слепого трудно перепутать со зрячим, разные они; у незрячих глаза особенные, увидев хотя бы раз, уже не спутаешь. Нет, девочка точно слепая – и вот же, ползет там, быстро ползет, действуя только ногами и одной рукой, и уже почти спустилась…
Удивительно было еще и то, что двигалась она совсем тихо, и хотя была, по сути, на виду у троицы бродяг, они ее пока не заметили. В свинарнике было не сказать что сильно светло, а одежда на девочке – темно-серая, неприметная, сливающаяся со стеной.
На полу она повернулась, и тогда я увидел, что в руке у нее пара камней. Девочка, стоя у стены, занесла один над головой, некоторое время оставалась неподвижной, будто примеривалась, а потом кинула его. И тут же замахнулась вторым и тоже швырнула.
Старатели, окончательно забраковав идею направиться в Край, все это время спорили, куда же нести «зеленку»: к Бадяжнику на Черный Рынок или в крупное поселение под названием Чум, где жил некий торговец, который, по мнению Рапалыча, мог отвалить кругленькую сумму. Старик очень настаивал на Чуме, но Коротун возражал, что там нормальную цену не получишь и что Рапалыч стремится туда только потому, что он сам из Чума. Ругались они самозабвенно, и неожиданная атака девчонки ошарашила их. Первый камень угодил в костер, устроив небольшой взрыв искр, разлетающихся углей и горящих веток. Второй стукнул по голове Унылого, что вывело его из сонной прострации и заставило вскочить.
– Что такое?!! – хрипло заорал он, потирая макушку.
Коротун схватился за ружье, Унылый тоже, а Рапалыч, из-за спины которого прилетели камни, обернулся и скрипнул что-то непонятное: