Есть ли противоядие против извечного соблазна войны? И не женщина ли скорее задаст этот вопрос, чем мужчина? (Вероятно, да.)
Может ли мобилизовать на противодействие войне изображение (или ряд изображений) так, как убеждает в неприемлемости смертной казни «Американская трагедия» Драйзера или тургеневская «Казнь Тропмана» — рассказ о ночи, проведенной в парижской тюрьме со знаменитым преступником, которого ждет гильотина? Повествование представляется более действенным, чем изображение. Отчасти дело в том, что чувству, глазу приходится работать дольше. Никакая фотография и серия фотографий не может разворачиваться, забирать всё сильнее и сильнее так, как «Восхождение» украинского режиссера Ларисы Шепитько — более волнующего фильма об ужасе войны я не видела. Или как поразительный документальный фильм Кадзуо Хары «Голая армия императора на марше» (1987) — портрет «помешанного» ветерана войны, который посвятил жизнь разоблачению военных преступлений японцев: он разъезжает по Токио на машине с громкоговорителем и наносит неприятные визиты своим бывшим начальникам-офицерам, требуя, чтобы они извинились за свои преступления, как, например, убийство пленных американцев на Филиппинах по их приказу или при их попустительстве.
Среди одиночных изображений войны образцовым по своей глубине, внятности и страстности мне представляется огромная фотография Джефа Уолла «Мертвые солдаты разговаривают (Видение после засады на красноармейский дозор зимой 1986 года под Мукуром в Афганистане)». Этот диапозитив размером 4х2? метра, установленный на ящике с подсветкой, — не документный снимок. Фигуры солдат сняты на развороченном склоне холма, выстроенного в студии. Канадец Уолл никогда не был в Афганистане. Засада — инсценированный эпизод жестокой войны, постоянно освещавшейся в новостях. Задавшись целью передать ужас войны, Уолл изобразил ее в традициях исторической живописи XIX века (по его словам, вдохновлялся Гойей) и других видов изобразительного искусства конца XVIII — начала XIX вв., перед изобретением фотографии, представлявших историю как спектакль — живых картин, восковых групп, диорам, панорам. Прошлое, в особенности недавнее прошлое, обретало в них поразительную, тревожащую реальность.
Фигуры на фотографии Уолла «реалистичны», но образ рожден воображением. Мертвые солдаты не разговаривают. Здесь они заняты этим.
Тринадцать русских солдат в сапогах и громоздкой зимней форме расположены в каменистой яме, забрызганной кровью и усеянной мусором войны: тут гильзы, искореженный металл и сапог с нижней частью ноги… Эта сцена могла бы быть видоизмененным финалом «Я обвиняю» Абеля Ганса, где убитые солдаты Первой мировой войны встают из могил. Но этих солдат, убитых в глупой, запоздалой колониальной войне Советского Союза, не похоронили. На некоторых еще каски. У одного, который стоит на коленях и оживленно разговаривает, из головы красной пеной вылезают мозги. Атмосфера компанейская, теплая. Кто-то полулежит, опершись на локоть, кто-то болтает сидя, с раздробленной головой или рукой. Один склонился над другим, застывшим в глубоком сне, как будто побуждает его подняться. Трое дурачатся: один с громадной раной в животе оседлал другого, который лежит и смеется, а третий, стоя на коленях, держит перед его носом что-то вроде часов на цепочке. Еще один, в каске и без ног, с бодрой улыбкой смотрит в сторону товарища. Двое под ним, по-видимому, еще не воскресли: лежат навзничь на каменистом склоне вниз головой.
Погрузившись в эту обличительную картину, можно вообразить, что солдаты сейчас повернутся и заговорят с нами. Но нет, ни один не смотрит оттуда на зрителя. Протестом тут не пахнет. Они не закричат нам: положите конец этой мерзости, которая зовется войной. Они не для того вернулись к жизни, чтобы побрести прочь и обвинять устроителей войны, которые послали их убивать и умирать. В них нет никакой угрозы для других, потому что среди них (на левом краю) сидит мародер-афганец в белом и увлеченно роется в чьем-то вещевом мешке. Они его не замечают, не замечают и двух других афганцев, тоже, видимо, солдат, появившихся на тропинке вверху и судя по «калашниковым», сваленным у их ног, успевших обезоружить мертвецов. Эти мертвецы совершенно не интересуются живыми — ни теми, кто отнял у них жизнь, ни свидетелями… ни нами. Зачем им искать нашего взгляда? Что они могут сказать нам? «Нам» — это всем, кто не испытал ничего подобного, — не понять. Не обнять умом. Не вообразить, каково это. Мы не можем представить себе, как страшна, как ужасна война — и какой она становится обыденной. Не поймем, не прочувствуем. В этом твердо убежден каждый солдат, каждый журналист, каждый медик и независимый наблюдатель, побывавший под огнем и счастливо избежавший смерти, которая уносила тех, кто был рядом. И они правы.
Благодарности
Часть соображений, приведенных в этой книге, первоначально была изложена на лекции в Оксфордском университете в пользу «Амнести интернешнл» в феврале 2001 года и впоследствии опубликована в сборнике лекций «Human Rights, Human Wrongs» (Oxford University Press, 2003). Я благодарна Николасу Оуэну за приглашение прочесть лекцию и за гостеприимство. Часть соображений была опубликована в предисловии к книге фотографий Маккалина «Don McCullin» (Jonathan Cape, 2002). Я признательна Марку Холборну, редактору фотографических книг этого издательства за поддержку и, как всегда, — моему первому читателю Паоло Дилонардо. Благодарю за замечания Роберта Уолша, а также Минду Рей Амиран, Питера Перрона, Бенедикта Йомена и Оливера Шванера-Олбрайта.
Меня тронули и послужили стимулом в работе статья Корнелии Бринк (Cornelia Brink) «Secular Icons: Looking at Photographs from Nazi Concentration Camps» в журнале «History & Memory» vol.12, no 1 (Spring/Summer 2000) и превосходная книга Барби Зелизер (Barbie Zelizer) «Remembering to Forget: Holocaust Memory Through the Camera’s Eye» (University of Chicago Press, 1998), откуда я позаимствовала цитату из Липпмана. Ценная информация и анализ карательных бомбардировок иракских деревень британской авиацией в 1920–1924 гг. содержатся в статье Джеймса Корама (James S. Corum // Aerospace Power Journal [Winter 2000]), который преподает в Училище перспективных военно-воздушных исследований на базе ВВС Максвелл в Алабаме. Об ограничениях на работу фотожурналистов во время Фолклендской войны и войны в Персидском заливе рассказано в двух важных книгах: John Taylor. Body Horror: Photojournalism, Catastrophe and War (Manchester University Press, 1998) и Caroline Brothers. War and Photography (Routledge, 1997). На с. 178–184 своей книги Каролин Брадерс резюмирует аргументы, опровергающие подлинность фотографии Капы. Противоположная точка зрения: статья Ричарда Уилана (Richard Whelan) «Robert Capa’s Falling Soldier» в журнале «Aperture» no. 166 (Spring 2002). Уилан останавливается на морально неоднозначных обстоятельствах фронтовой работы фотографа, в которых, по его утверждению, Капе случайно удалось сфотографировать гибель республиканского солдата.
Сведениями о Роджере Фентоне я обязана статье Натали Хьюстон (Natalie M. Houston) «Reading the Victorian Souvenir: Sonnets and Photographs of the Crimean War» в журнале «The Yale Journal of Criticism» vol. 14, no 2 (Fall 2001). О двух вариантах фентоновского снимка «Долина смертной тени» я узнала от Марка Хоуарта-Бута из музея Виктории и Альберта; оба воспроизведены в книге Ulrich Keller. The Ultimate Spectacle: A Visual History of the Crimean War (Routledge, 2001). Сообщение о реакции британцев на фотографию непогребенных британских солдат после сражения у Спион-Коп содержится в книге «Early War Photographs» (New York Graphic Society, 1974), со ст авленной Патом Ходжсоном (Pat Hodgson). То, что Александр Гарднер, по всей вероятности, переместил тело конфедератского солдата для своей фотографии, показал Уильям Фрассанито (William Frassanito) в книге «Gettysburg: A Journey in Time» (Scribner’s, 1975). Цитата из Гюстава Муанье взята из книги Дэвида Риффа (David Rieff) «A Bed for the Night: Humanitarianism in Crisis» (Simon & Schuster, 2002).
И вот уже много лет я продолжаю учиться, беседуя с Иваном Нагелом.
Примечания
1
…о побежденных! (фр.) (из стихотворения «Лебедь»). — Прим. перев.
2
Из стихотворения «Последний турнир» («Королевские идиллии»). — Прим. перев.
3
Осуждая войну, Вейль тем не менее стремилась участвовать в защите испанской республики и борьбе с гитлеровской Германией. В 1936 г. она отправилась в Испанию как гражданский волонтер Интернациональной бригады; в 1942-м и начале 1943 г., будучи беженкой в Лондоне, уже больная, работала в комитете «Свободной Франции» и надеялась, что ее пошлют с заданием в оккупированную Францию. (Она умерла в английском санатории в августе 1943 г.)
4
Я обвиняю (фр.). — Прим. перев.
5
В первый день битвы на Сомме, 1 июня 1916 г., были убиты и тяжело ранены шестьдесят тысяч британских солдат — тридцать тысяч из них в первые полчаса. К концу битвы, за четыре с половиной месяца потери обеих сторон составили 1 300 000 человек, а британские и французские войска продвинулись на восемь километров.
4
Я обвиняю (фр.). — Прим. перев.
5
В первый день битвы на Сомме, 1 июня 1916 г., были убиты и тяжело ранены шестьдесят тысяч британских солдат — тридцать тысяч из них в первые полчаса. К концу битвы, за четыре с половиной месяца потери обеих сторон составили 1 300 000 человек, а британские и французские войска продвинулись на восемь километров.
6
Притом, что Франко вел войну варварским способом, больше всего запомнились своей жестокостью именно эти бомбежки. По большей части их вела немецкая авиация, присланная Гитлером на помощь Франко — «Легион Кондор». Напоминанием о них стала «Герника» Пикассо. Но прецеденты были. Спорадические и сравнительно неэффективные бомбардировки осуществлялись еще в Первую мировую войну; немцы, например, с цепеллинов, а потом и с аэропланов бомбили города, в том числе Лондон, Париж и Антверпен. Но гораздо более смертоносными — начиная с атаки итальянских истребителей в Триполитании в 1911 г. — были налеты европейцев на свои колонии. Та к называемым «операциям по контролю с воздуха» отдавали предпочтения потому, что это было экономичнее, чем держать большие гарнизоны в беспокойных британских владениях. Одним из них был Ирак, доставшийся Британии (вместе с Палестиной) в качестве трофея после Первой мировой войны и расчленения Оттоманской империи. В 1920–1924 гг. недавно сформированные Королевские ВВС регулярно бомбили иракские деревни, часто — отдаленные селения, где могли укрыться повстанцы. Один из командиров описал их тактику: налеты «осуществлялись непрерывно, днем и ночью, мишенями были дома, население, посевы и скот». В 1930-х общество было потрясено именно тем, что истреблению с воздуха подвергаются жители Испании: здесь такого не должно было происходить. Как отметил Дэвид Рифф, такое же чувство вызвали жестокости, творимые сербами в Боснии в 1990-х гг. — в концлагерях, таких как Омарска, в начале войны или в Сребренице, где около восьми тысяч мирных жителей, мужчин и подростков, не успевших скрыться, были расстреляны и похоронены в братских могилах. Это произошло после того, как голландский батальон миротворческих сил ООН оставил город генералу Ратко Младичу. Такое больше никогда не должно повториться в Европе.
7
Знаменитая фотография Капы, сделанная (по его словам) 5 сентября 1936 г. впервые была опубликована в «Вю» 23 сентября 1936 г. над другой фотографией, снятой с той же точки, при том же освещении: на том же склоне, так же выронив из правой руки винтовку, падает другой республиканский солдат. Эту другую больше нигде не печатали. Первая вскоре появилась в газете «Пари-суар».
8
По-видимому, опечатка. Соотношение численностей обратное. — Прим. перев.
9
Дегероизирующий реализм фотографий убитых солдат на поле сражения обрел литературное воплощение в «Алом знаке доблести», где война увидена глазами растерянного, испуганного человека, который вполне мог быть одним из этих солдат. Пронзительно визуальный монологический роман Стивена Крейна, вышедший в 1895 году, через тридцать лет после войны (Крейн родился в 1871-м) представляется эмоционально упрощенным по сравнению с плюралистической трактовкой «кровавого дела войны» ее современником Уолтом Уитменом. В «Барабанном бое», поэтическом цикле, опубликованном в 1865 г. (а позже вошедшем в «Листья травы») он дает высказаться многим голосам. Не испытывая энтузиазма по поводу войны, которую он приравнивает к братоубийству, и скорбя о страданиях обоих противников, Уитмен все же слышит ее величественную героическую музыку. Воинское находит отзвук в его душе, но сложный, окрашенный состраданием и любовью.
10
Фотографирование политзаключенных и обвиненных в контрреволюции прямо перед казнью было стандартной практикой и в Советском Союзе. Это выяснилось из открытых архивов НКВД в балтийских республиках, на Украине и центрального на Лубянке.
11
За тринадцать лет до разрушения Герники Артур Харрис, впоследствии командующий стратегической авиацией ВВС Великобритании, а в ту пору молодой командир эскадрильи в Ираке описывал воздушную войну с восставшими туземцами новообретенной британской колонии — с приложением фотографий, подтверждающих успех кампании. «Арабы и курды, — писал он в 1924 г., — теперь знают, какие разрушения и людские потери может причинить настоящая бомбардировка; они знают, что за сорок пять минут целая деревня (см. прилагаемые фото Кушан-Аль-Аджаза) может быть практически уничтожена и треть ее населения убита четырьмя или пятью машинами, которые недоступны для их огня, не дают возможности проявить воинский героизм и не оставляют эффективного пути спасения».
12
Revolutionary United Front — Революционный объединенный фронт. — Прим. перев.
13
Перевод Михаила Донского. — Прим. перев.
14
Перевод Акима Волынского. — Прим. перев.
15
Снимки Берген-Бельзена, Бухенвальда и Дахау, сделанные в апреле и мае 1945 г. безымянными свидетелями и военными фотографами впечатляют больше, чем более «хорошие» работы выдающихся профессионалов Маргарет Бурк-Уайт и Ли Миллера. Но критика профессионального взгляда на войну началась не сегодня. Уокер Эванс, например, терпеть не мог работы Бурк-Уайт. При этом сам Эванс, снимавший бедных американских крестьян для книги с глубоко ироническим названием «Давайте воздадим хвалу знаменитым людям», никогда не снял бы ни одну знаменитость.
16
Перевод А.Н. Егунова. — Прим. перев.
17
Интересно, что адепта смерти и проповедника радостей апатии Энди Уорхола притягивали сообщения о разнообразных смертях (об автомобильных и авиационных катастрофах, о самоубийствах и казнях). Но на его шелкографиях никогда не было убитых на войне. Газетное фото электрического стула, кричащий заголовок таблоида «129 погибших в авиакатастрофе» — да. «Бомбардировка Ханоя» — нет. Единственная фотография, как-то связанная с войной, — общеизвестная, то есть уже клише — атомный гриб, размноженный им как лист с марками, подобно лицам Мэрилин, Жаклин Кеннеди, Мао, дабы проиллюстрировать непрозрачность образа, зачарованность им и его банальность.
18
Перевод Эллис. — Прим. перев.
19
Медийна (фр.). — Прим. перев.
20
Сам музей эволюционирует в сторону всё большего количества отвлечений. Прежде он был вместилищем для сохранения и показа произведений искусства прошлого, а теперь это образовательно-торговый институт, и демонстрация искусства — лишь одна из его функций. Главная функция — развлечение и образование в различных пропорциях и маркетинг — ознакомление с разными сторонами человеческого опыта, продвижение вкусов и симулякров. Нью-Йоркский музей современного искусства устраивает выставку нарядов Жаклин Бувье Кеннеди-Онассис, которые она носила в годы ее пребывания в Белом доме, а Имперский военный музей в Лондоне, знаменитый своей коллекцией военного снаряжения и картин, теперь представляет две инсталляции, воспроизводящие обстановку Первой мировой войны, «Окопный опыт» (Сомма, 1916) — озвученную галерею (со взрывами снарядов, криками), но без запахов (гниющих трупов, отравляющих газов) — и одну из времен Второй мировой, «Опыт блица», изображающую обстановку подземного бомбоубежища в период воздушных налетов на Лондон в 1940 году.