На самом деле Николаевне просто не хотелось ни с кем делить лавры
главного свидетеля, обнаружившего труп. Но Симе это было на руку.
- Николаевна, чайком угостите? - напросилась она.
- А то нет! Вот только что пустой чай гонять, так на сладенькое
и тянет... Но, кроме старых сушек, ничего нет, - намекнула
хитрая старушка.
Сима намек поняла и за десять минут сгоняла в ближайшую булочную, где обнаружила достойный тортик.
Николаевна с довольным видом достала парадные чашки и накрыла
чай не на кухне, а в комнате, как для почетной гостьи. Она усадила Симу за стол под огромным допотопным низким абажуром с кистями и принялась разливать душистый чай с мелиссой - на собственном огороде вырастила, приговаривая, что молодежи нынче со стариками неинтересно, им все дискотеки да наркотики подавай, а у кого житейской мудрости учиться?
Сима согласно поддакивала, получая, как ни странно, удовольствие от беседы с общительной старушкой.
- А что это, Николаевна, вы про наркотики вспомнили?
- Да что же, полдома наркош, потом в подъезде шприцы валяются. Прошлым летом один такой из подъездного окна на одиннадцатом этаже вышел: видать, думал, что дверь. Уж мать-то убивалась, убивалась. А что убиваться, если с малолетства воспитывать надо было.
- Да уж... - вздохнула Сима. - А Олег наркотиками не баловался?
- Нет, - уверенно отрезала Николаевна. - Если что, я бы сразу заметила. У меня вообще глаз наметанный. Ты-то хоть и длинная, и в джинсах, а девка, я вижу, уважительная, пришла навестить старуху.
Сима пропустила замечание о "длинной" мимо ушей и продолжала слушать болтовню Николаевны.
- Правда, соврала ты мне, что из милиции, - неожиданно сказала бабка.
- Ну, не совсем, - покаялась Сима. - Я частный
детектив.
- Ух ты! - восхитилась Николаевна. - Как в кино?
- Как в кино, - подтвердила Сима.
- И пушка у тебя есть? - по-детски поинтересовалась старушка.
- Нет, пушки нету, - с сожалением призналась Серафима.
- Без пушки плохо, - резюмировала Николаевна. - А
что же ты расследуешь? Олега-то убили или сам помер?
- Не знаю пока. Но я к нему пришла по другому делу, разоткровенничалась Сима. - Олег работал водителем у богатого бизнесмена, а того
убили, во всем обвинили жену. Сказали, что она ему изменяла и
застрелила, когда он об этом узнал.
- Ух ты! - восхитилась Николаевна. - Как в сериале,
погодь, как он называется?.. - Она зашевелила губами, про себя
перечисляя названия известных ей мыльных опер. - Забыла, ну и
черт с ним. Так что, она с Олежкой ему изменяла?
- Не знаю, - призналась Сима. - Она говорит, что
нет.
- Ясное дело, что не признается, кто бы признался,
мудро заметила Николаевна.
Сима порылась в папке и достала фотографию Светланы, сделанную после задержания для личного дела.
- Не видели ее? - с надеждой спросила она.
- Ничего такая, только перепуганная. Нет, не видала ее здесь, - с сожалением констатировала глазастая старушка. - Может, и не врет. Я ведь всегда здесь, если не на огороде.
- А на огороде подолгу?
- Ну, может, несколько дней. Скучно мне там, компании нет. Николаевна встала, подошла к окну, отодвинула занавеску. - Гляди, до сих пор Олежкина машина стоит, он мне говорил, "Фольксваген" называется, что значит "народный автомобиль", во как! - блеснула эрудицией бабка. - Эх, жизнь, хозяин уж помер, а автомобиль под окнами ржавеет!
- А что, Николаевна, - подошла к ней Сима, - вы,
поди, все машины здесь знаете?
- А то! - Старушка принялась живо обсуждать, какая машина
кому принадлежит, более того, она даже знала, кто на чем и к кому
приехал в гости. - Вот только та, грязненькая, цвет и марку
не определю, не знаю чья.
Сима рассмеялась. Николаевна подозрительно посмотрела на нее:
- Твоя, что ли?
- Ага, моя, - веселилась Сима.
- Ну, значит, всех знаю, - успокоилась Николаевна.
- Кстати, а в тот день, девятнадцатого, чужой машины не было?
- спросила Сима.
- А как же, была. Ох же и большая, ох же и красивая! Вся серебром горела!
- А называется как, не знаете? - взмолилась Сима.
- Нет, - подумав, сказала Николаевна, - у нас на таких
не ездиют, у нас чего попроще, народные автомобили...
* * *
В офисе "Пуаро" Сима, не раздеваясь, стала смотреть пленку, благо что добром для просмотра было напичкано все их агентство. Снегирев пытался что-то у нее спросить, но Сима отмахнулась, молча плюхнулась в кресло и нажала "play". Заинтригованый Володя стоял у нее за спиной и тоже смотрел на экран.
Несколько секунд на экране шел снег, а затем они увидели, как стройная брюнетка нетерпеливо расстегивает кожаный жакет. Хлопин что-то насыпает в бокал, доливает шампанским, выпивает, предлагает девушке. Она отказывается, нетерпеливо расстегивает его рубашку, обрывая пуговицы,
смеется. Они падают на кровать, девушка поливает обнаженный
торс Хлопина шампанским, а затем слизывает его. Оба лихорадочно освобождаются от одежды, бросают ее в беспорядке на пол. Олег протягивает своей партнерше наручники и полоски материи, и девушка после секундного колебания приковывает его и завязывает ему глаза. Ее быстрые, но неточные движения выдают крайнее возбуждение. Затем в течение длительного, настолько длительного времени, что пришлось перемотать пленку вперед, они занимаются сексом. Но видно, что напряжение и возбуждение девушки только нарастает. Чтобы восстановить Олега, она опять смешивает какой-то порошок с шампанским и дает ему выпить. Он извивается, пытаясь освободиться, сжимает кулаки, вертит головой, но она неумолима.
- Ничего себе порнушка, - прокомментировал стоящий сзади Снегирев. По моим расчетам, она его насилует часа три!
- Ну уж и насилует! - буркнула Сима, не отрываясь от экрана. - Сам нарвался!
Затем с девушкой что-то случилось, она как будто пришла в себя. Она быстро оделась, с каким-то непонятным ужасом и потрясением осмотрелась по сторонам и исчезла. Хлопин что-то кричал и тщетно пытался освободиться. Внезапно погас свет, и было лишь смутно видно тело распростертого на кровати Олега. Темный силует неизвестного человека попал в поле съемки. Человек склонился над Хлопиным, было похоже, что он сделал ему инъекцию. Затем выпрямился и исчез. Где-то сбоку загорелся свет, Хлопин лежал неподвижно. Было непонятно, усыпили его или убили. Через какое-то время свет погас, камера продолжала снимать безжизненное тело Олега, пока не кончилась пленка.
- Ну и что за порнушку мы посмотрели? - поинтересовался Снегирев.
- Эта порнушка - убийство Хлопина, - патетически
произнесла Сима.
* * *
- Я нашла кассету с записью убийства Хлопина! - сообщила
она Кострову.
- Подожди, какую кассету, какого убийства? Я получил результаты
экспертизы, он умер от передозировки психоактивных веществ, действие
которых было усилено приемом огромного количества препаратов, усиливающих
потенцию и влечение. Похоже, он не справился с секс-марафоном, сердце
не выдержало. Острая сердечная недостаточность. Об убийстве нет
и речи.
- И все-таки это убийство! Он выпил огромное количество "шпанской мушки", да?
- Да, и "экстази".
- А потом девица, с которой он был и которая затрахала его едва
не до смерти и опоила этой самой "мушкой", ушла, бросила его
привязанным и беспомощным, но появился некто, сделавший инъекцию.
И больше Хлопин признаков жизни не подавал.
- Кто это был?
- Если бы я знала, - вздохнула Сима.
Было слишком темно. Но по силуэту точно мужчина.
- Завтра привезешь мне эту пленку. Кстати, как ты узнала о ее
существовании?
- Места знать надо. Камера была за зеркалом в потолке.
ГЛАВА 6
Итак, дочь. Странно, единственный ребенок, а живет отдельно. Кажется,
Светлана обмолвилась, что именно она сделала их совместную жизнь невыносимой. Интересно, чем же могла мешать двадцатилетняя девчонка? Примеряя на себя, Сима представила шумные студенческие сборища, пьяных юнцов, по ошибке вламывающихся то в родительскую спальню, то в отцовский кабинет, гремящую на весь дом музыку. Вероятно, единственное чадо ни в чем не знало отказа, поэтому отец, который в силу занятости плохо справлялся с воспитанием дочери, счел более легким пустить все на самотек и нашел самый простой выход - купил своей ненаглядной девочке отдельную квартирку.
Таким мыслям предавалась Сима, пытаясь найти место для парковки
на Новослободской улице, у Бутырского изолятора. Ей было неловко идти к Светлане после того, как она, воспользовавшись недозволенным приемом, "расколола" ее на признание. И до сих пор непонятно, истинное или ложное.
Сима прошла через толпу родственников, осаждавших справочное окошко, и направилась в следственный отдел.
Светлана выглядела чуть получше: видимо, она все же сумела адаптироваться к ужасающим условиям старой тюрьмы. Пытаясь смягчить свою
вину, Сима уклончиво сказала:
- Знаете, Светлана Валерьевна, у меня для вас хорошая новость,
очень хорошая.
- Все выяснилось и меня освобождают? - с надеждой спросила Светлана.
- Ну, пока нет. Но мы с Сергеем Александровичем делаем все возможное.
- А что же тогда? - Блеск в глазах Светланы погас.
- Вчера я сообщила вам неточную информацию. Теперь окончательно известно, что фотографии были фальшивкой. Но я узнала об этом только вчера вечером.
Лицо Светланы напряглось, она сжала руки так, что побелели суставы пальцев. Некоторое время она молча смотрела на Симу, видимо, собираясь с мыслями.
- И зачем вы сказали то, о чем не имели представления?
со сдерживаемым гневом спросила она. - Так вы защищаете мои интересы?
Сима изумилась происшедшей в женщине перемене: Светлана раньше казалась такой мягкой, беззащитной, а теперь она выглядела собранной, готовой к нападению, сильной. Внезапно она расслабилась, черты лица смягчились, руки безвольно затеребили вязаную шаль. Светлана посмотрела на Симу с укоризной:
- Вы заставили меня что-то придумывать. Я была
так потрясена, что пыталась найти хоть какое-то объяснение вашим словам. Сейчас я даже не понимаю, зачем я это сделала. Ведь это неправда...
Сима удивилась, насколько слова Светланы соответствовали вчерашней краткой лекции ее матери о самооговорах.
- Ну ладно, ради этого вы пришли?
Она была настроена враждебно, хоть и скрывала это.
- Я хотела бы поговорить с вами о Вике. Как-то
вы сказали, что она превратила вашу жизнь в ад...
Светлана вздохнула, обвела взглядом убогий кабинет:
- Я даже не знаю, как об этом говорить. Вика
дочь моего мужа, и мне не хотелось бы говорить о ней плохо.
Это очень своеобразная, сложная девочка. С ней трудно ладить.
Я все время пыталась найти с ней общий язык, но увы...
- Что, бесконечные компании, ночные клубы, неудачные романы, алкоголь, наркотики? - попыталась помочь ей Сима в силу своих представлений о проблемах молодежи.
- Нет, что вы, напротив. Она очень тихая, замкнутая, неразговорчивая. Она постоянно наблюдалась у психиатра, но Володя не говорил мне, с каким диагнозом. Насколько я поняла, все проблемы начались после трагической смерти ее матери. Ей тогда было лет двенадцать.
- А от чего умерла ее мать? - спросила Сима.
- Точно не знаю, это тоже не было принято обсуждать в семье, но, кажется, Вика стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с ее матерью.
- То есть Вика психически больна? - внутренне ужасаясь, спросила Сима, вспоминая дело Голубевых. Тогда у нее было ощущение, что ее окружают сумасшедшие и колдуны.
- Ну, я бы так не сказала. Конечно, психиатрам виднее. Хоть я
и медицинский работник, но о психиатрии имею обывательское представление, как, впрочем, и большинство врачей-непсихиатров.
В этом Сима была с ней совершенно согласна. Она не могла понять,
как ее мать, Марина Алексеевна, делает какие-то выводы и ставит диагноз
на основании простой беседы. В Симином понимании медицина
это анализы, сложные исследования, компьютерные распечатки, снимки,
проценты, миллимоли на литр, миллиметры ртутного
столба, бесконечные -графии, -скопии, -метрии, сканирования.
А то, чем занималась Марина Алексеевна, больше напоминало ей знахарство, шаманство, нечто неподвластное научному анализу. Правда, за такие мысли мать бы ее не похвалила.
- Так вот, - продолжала Светлана, - Вика крайне ранимая и обидчивая девочка. И еще - болезненно ревнивая. После смерти жены Владимир, конечно, пытался построить отношения с другими женщинами, но из-за Вики ничего не получалось. Она была еще слишком маленькая, а отправлять ее в закрытую школу за границей он не хотел. Вика выросла с уверенностью, что отец принадлежит только ей. В силу эгоизма избалованной девочки ей даже в голову не приходило, что у отца может быть личная жизнь, что он еще довольно молодой мужчина.
- И что же она вытворяла? Скандалила, плакала, устраивала истерики? Сима не очень понимала, как тихое создание могло сделать жизнь невыносимой.
- За все время, пока мы жили вместе, она не сказала мне и десяти слов. Меня не существовало, я была пустым местом, она смотрела сквозь меня. Согласитесь, это неприятно.
- Да, но, по-моему, с этим можно смириться, - не поняла Сима. - Ну, не разговаривает, и черт с ней.
- Все не так просто. Когда Владимир первый раз привел меня
в дом, было много гостей, друзья их семьи, деловые партнеры. Я поздоровалась с Викой, Владимир нас представил друг другу, но она посмотрела сквозь меня и отошла. Но я почувствовала, что Вика возненавидела меня с первого взгляда. Позже, проходя мимо меня, она
громко обратилась к кому-то из гостей: "Что это за запах? Вы чувствуете? Кажется, это запах дерьма и лекарств. Ах, конечно, это же сиделка моего деда! Только непонятно, что она здесь делает. Разве здесь кому-то нужна сиделка?" Все замолчали, а я выбежала из гостиной, схватила пальто и стала умолять водителя, Олега, отвезти меня до станции. Владимир просил меня остаться, но я не могла показаться на глаза его гостям. В течение месяца я не хотела видеться с ним, а тем более появляться в его доме, но он был настойчив, сказал, что поговорил с дочерью, и больше это не повторится. Я любила его, мне казалось, что я сильная, что со всем справлюсь, а уж тем более найду общий язык с какой-то девчонкой. Но не тут-то было. Она игнорировала меня. Правда, гадостей больше не говорила, но...
- А что же еще? - не удержалась Сима.
- Она подменила мой тоник для лица жидкостью для снятия лака. Можете представить, что было с моей кожей? Она вылила мне в шампанское заранее припасенный лазекс, сильное мочегонное средство. В тот вечер мы были в театре с деловыми партнерами Владимира и их женами, и я чувствовала себя весьма неловко. Она науськивала на меня огромного аргентинского дога, которого я боялась до смерти. Притом что она не говорила мне ни единого слова, я все время чувствовала исходившие от нее волны ненависти. Я жила в доме, будто ходила по минному полю, готовая к любым неприятностям. Но самое ужасное было не это.
- По-моему, хуже уже некуда, - прокомментировала Сима. - Девчонка нуждалась в хорошей порке.
- Не так-то просто выпороть единственную любимую дочь. Так вот,
самое ужасное было в другом. Вика постоянно следила за нами,
подсматривала. Мы нигде не могли уединиться. Как только Владимир обнимал
меня, как из-под земли вырастала Вика. Она врывалась ночью в
нашу спальню с криком, что ей страшно. Однажды она влетела
совершенно обнаженная, юркнула к нам под одеяло и заявила, что боится
грозы. Когда отец сказал, что она уже взрослая девушка и негоже
ей расхаживать голой, она заявила, что испугалась и даже не заметила
этого. Она вылезла из нашей постели и нарочито медленно вышла.
Владимир был в шоке. Потом я слышала, что на лестнице она разговаривала с Олегом, который тогда оставался на ночь. Не исключено, что между ними что-то было. Ведь она спокойно беседовала с ним, даже не пытаясь одеться. Иногда она пробиралась к отцу, когда он принимал ванну, предлагала ему то потереть спинку, то принести чего-нибудь выпить. Любила наблюдать, как он бреется, расчесывается, выбирала, какой ему надеть галстук. Владимира это страшно смущало, он даже советовался с психиатрами, а меня так просто бесило. Последней каплей стало то, что она ночью пробралась на балкон нашей спальни и откровенно наблюдала, как мы занимаемся любовью. Я случайно ее заметила, закричала, и она быстро вернулась в свою комнату. Владимир потом месяц лечился у сексопатолога, были проблемы с эрекцией. Но ей мы ничего не сказали, а решили, что лучше ей жить отдельно.
- Скажите, а с кем из родственников ваш муж поддерживал отношения? спросила Сима.
- С Верой. Это его сестра, жила вместе с отцом, мы с ней даже
дружили. Доцент, преподает английский в институте. Тихая, замкнутая
женщина. Без семьи.
- В смысле старая дева? - бестактно спросила Сима.
- Можно и так сказать, - мягко, но слегка осуждающе улыбнулась Светлана. - Она очень скрытная, мы практически ничего о ней не знали. Но Владимир помогал ей, давал деньги, вы ведь знаете, на зарплату преподавателя прожить невозможно.
- Могла ли она быть заинтересованной в смерти вашего
мужа?
- Не знаю, - коротко ответила Светлана, по ее лицу пробежала легкая, едва уловимая гримаса.
* * *
Вера Сергеевна выпила снотворное, без которого последнее время не могла обходиться. Длительная болезнь отца, жесткий распорядок которой свалил бы с ног и более молодого, здорового и сильного человека, чем она, сделала ее за годы такой жизни раздражительной, неуравновешенной, плаксивой. Ее мучили бессонница, перепады настроения, страхи. Кроме того, неудавшаяся личная жизнь... Уже давно за сорок, но нет ни мужа, ни детей.
Вера всю жизнь прожила с отцом, сильным, властным человеком.