У дверей Сергея остановил ночной стражник.
— Мистер Гринберг, мистер Кику искал вас полчаса тому назад.
Он поблагодарил стражника и поспешил наверх. Гринберг обнаружил шефа за столом; корзинка для входящих была, как обычно, набита до краев, но он не обращал на нее никакого внимания.
— Добрый вечер, Сергей, — взглянув на Гринберга, тихо сказал Кику. — Посмотри эти бумаги.
В бумагах был результат обсчета Сингхом заметок доктора Фтаемла. Гринберг быстро просмотрел геоцентрические координаты и подвел итог:
— Больше девятисот световых лет! — сказал он. — И в том направлений. Не удивительно, что мы не принимали их в расчет.
— Не в этом дело, — возразил Кику. — Не в цифрах. Эти выкладки подтверждают заявление хрошии о том, что их планету посещал наш корабль. А вот дата посещения…
Гринберг еще раз просмотрел расчеты и почувствовал, как у него стянуло кожу на лбу. Повернувшись к компьютеру, он хотел набрать код вопроса, но Кику остановил его:
— Не трудись. Твое предположение совершенно верно. «Летающее лезвие». Второй полет.
— «Летающее лезвие», — тупо повторил Гринберг.
— Да. Мы никогда в точности не знали, где они были, и поэтому не могли ничего предполагать. Но мы совершенно точно знаем, когда был совершен этот полет. Все сходится. И это куда проще, чем гипотеза доктора Фтаемла о двух расах-близнецах.
— Конечно. — Сергей посмотрел на босса. — Значит, это Луммокс?
— Да. Это Луммокс.
— Но этого не может быть. У Луммокса нет рук. Он глуп. Глуп, как кролик.
— Да, этого не может быть. Но это есть.
7 «Мама знает лучше»
В резервуаре Луммокса уже не было. Он устал и решил отправиться домой. Для этого надо было сделать пролом в стене, чтобы без хлопот выбраться наружу, и Луммокс постарался проломить стену как можно аккуратнее, с минимальным ущербом для резервуара. О таких пустяках он не собирался спорить с Джоном Томасом — о чем тут говорить?
Кое-кто из людей всполошился, когда Луммокс выбрался наружу, но он не обратил на них внимания. Главное — ни на кого не наступить, и двигался он с горделивым достоинством. Даже когда пожарники стали поливать Луммокса из брандспойтов, он уже не реагировал так, как в тот день, когда вышел на прогулку; он просто зажмурил глаза, закрыл ноздри, опустил голову и затрусил домой.
Джон Томас встретил Луммокса на полпути, его взбудоражили чьи-то истерические крики о помощи. Луммокс остановился, и после взаимных приветствий Джон Томас вскарабкался ему на спину и они отправились домой.
Шериф Дрейзер был непоколебим.
— Разворачивай животное, — рявкнул он, — гони его обратно.
— Сами попробуйте, — мрачно сказал Джон Томас.
— Я с тебя шкуру спущу! Я… я…
— А что я сделал?
— Ты… лучше бы ты ничего не делал. Эта зверюга вырвалась и…
— Я там даже не был, — сказал Джон Томас. Луммокс продолжал двигаться неторопливой рысью.
— Да, но… все равно! Он на свободе. Твоя обязанность — оказать содействие закону и водворить его обратно. Джон Стюарт, тебя ждут крупные неприятности!
— Не понимаю, что вы имеете в виду. Вы его у меня забрали. Вынесли ему приговор и сказали, что он мне больше не принадлежит. Вы пытались убить его, не дожидаясь, пока правительство утвердит приговор. Если он принадлежит мне, я должен подать на вас в суд. Если он мне не принадлежит, то меня ни капельки не волнует, как Луммокс выбрался из этой идиотской банки. — Джон Томас наклонился и посмотрел вниз. — Почему бы вам не залезть в свою машину, шериф, вместо того чтобы с вашей одышкой бегать вокруг нас?
Вряд ли шерифу Дрейзеру пришелся по душе этот совет, но он и впрямь влез в машину и приказал шоферу гнать вперед. Едва придя в себя, он высунулся из окна.
— Джон Стюарт, — прорычал он, — я не бросаю слов на ветер. И не твое дело обсуждать мои действия. Горожане возложили на меня обязанность поддерживать мир и покой в городе. Я обращаюсь к тебе официально — и учти, магнитофон в машине включен, — ты должен мне помочь вернуть это животное в резервуар.
— А потом я смогу пойти домой? — с невинным видом спросил Джон Томас.
— А? Конечно.
— Спасибо, шериф. А как вы думаете — долго ли Луммоксу торчать в резервуаре после того, как я водворю его туда и пойду домой? Или вы планируете сделать из меня полицейского?
Шериф Дрейзер задумался. Луммокс тем временем продолжал двигаться к дому.
Тем не менее Дрейзер решил, что столкнулся лишь с временным затруднением: настойчивость, которая сделала его хорошим офицером, была его врожденной чертой. Но он должен был признать, что в округе станет куда спокойнее, если зверь будет находиться под присмотром Джонни, пока он не найдет безошибочный способ покончить с ним. Распоряжение Заместителя Секретаря Межзвездного Департамента об уничтожении Луммокса было у него на руках, и он чувствовал себя достаточно уверенно… хотя старый судья О'Фаррел лишь саркастически ухмылялся, когда он хватался за пистолет. Отмена же этого приказа не попала к нему. Новый клерк из бюро связи Департамента сделал маленькую ошибочку, всего лишь переставив один символ. Отмена приговора пошла на Плутон… и все последующие бумаги под тем же шифром последовали за ней.
Дрейзер сидел в своей конторе, крутя в руках смертный приговор Луммоксу, и размышлял, как лучше привести его в исполнение. Электроток? Может быть… но он не знал, какое напряжение потребуется в данном случае. Перерезать Луммоксу горло? Шериф никак не мог представить, какой нужен нож и что станет делать в это время зверь.
Ни взрывчатка, ни огнестрельное оружие не подойдут. Хотя… Если заставить чудовище как можно шире открыть пасть, тогда можно зашвырнуть ему в глотку заряд, который выпотрошит его дочиста. Так точно — оно сразу же подохнет! Броню носят многие животные — черепахи, крокодилы, например, — но у всех она снаружи, а не внутри. И эта зверюга не исключение: шериф несколько раз заглядывал ему в пасть, когда пытался скормить яд. Броневые плиты у Луммокса только снаружи, а внутри все розовое и мягкое, как у всех.
Значит, так: он скажет, чтобы мальчишка Стюарт приказал зверюге открыть пасть, и… нет, тоже не пойдет. Мальчишка увидит, что я собираюсь делать, и тогда… еще одна вдова полицейского будет получать пенсию. Мальчишка совершенно отбился от рук… просто удивительно, как мальчик из хорошей семьи катится по наклонной плоскости прямиком в тюрьму.
Нет, мальчишку надо под каким-нибудь предлогом отправить вниз, в город, и в его отсутствие все сделать. Они могут предложить животному какую-нибудь вкуснятину и сказать: «Ах, какая прелесть!», и оно откроет пасть…
Он посмотрел на часы. Сегодня? Нет, ему еще надо выбрать оружие и кое с кем переговорить, чтобы все шло как часы. Завтра рано утром… лучше всего убрать мальчишку сразу же после завтрака.
Луммокс был счастлив очутиться дома, всем своим видом показывая — кто старое помянет, тому глаз вон. Он ни словом не обмолвился о шерифе Дрейзере, он всегда, если даже знал, что кто-то к нему настроен неблагожелательно, делал вид, что все в порядке. Его прекрасное настроение выражалось в том, что он то и дело старался водрузить свою голову Джонни на колени, чтобы тот поласкал его. Прошло много времени с тех пор, как он был достаточно мал для таких игр; теперь он клал Джонни на колени один нос и держал голову на весу, пока Джонни чесал ему нос осколком кирпича.
Джонни был почти счастлив. С возвращением Луммокса он чувствовал себя значительно лучше, но знал, что ничего еще не решено, шериф Дрейзер обязательно попытается убить Луммокса. И Джонни постоянно, до головной боли, думал, что предпринять.
А тут еще мать подлила масла в огонь, взбеленившись, когда увидела, что «это животное!» возвращается в дом Стюартов. Джон Стюарт, пропустив мимо ушей ее крики, угрозы и приказания, принялся кормить и поить своего друга. Несколько позже шторм продолжился уже в доме, когда мать заявила, что позвонит шерифу Дрейзеру. Джонни ждал шторма, но был совершенно уверен, что ничего не произойдет… Так оно и случилось: мать осталась дома. Джонни погрузился в размышления; опыт жизни бок о бок с матерью научил его уступать и повиноваться. Вступать с ней в конфликт было для него гораздо мучительнее, чем для нее. Каждый раз, когда отец улетал или возвращался, он говорил Джонни: «Заботься о своей матери, сынок. Не причиняй ей горя…»
Ну что ж, он пытался… он в самом деле делал все, что мог. Но совершенно ясно, у отца и в мыслях не было, что мать постарается избавиться от Луммокса. А уж она-то должна была знать: она выходила замуж, прекрасно понимая, что Луммокс — неотъемлемая часть их жизни. Так что же она?..
Вот Бетти никогда бы так не поступила.
Вот Бетти никогда бы так не поступила.
Или и она тоже?..
Женщины вообще очень странные существа. Может быть, он и Луммокс должны собрать пожитки и попробовать жить самостоятельно. Он размышлял обо всем этом до самого вечера, пока возился и играл с Луммоксом. Припухлости Лумми по-прежнему беспокоили его. Одна, похоже, была готова лопнуть. Может, ее надо вскрыть? А спросить не у кого.
Не хватало, чтобы ко всему Лумми еще заболел!
Обедать Джонни не пошел. И в конце концов мать пришла во двор с подносом.
— Я думаю, ты можешь позавтракать здесь вместе с Луммоксом, — мягко сказала она.
Джонни подозрительно посмотрел на нее.
— Спасибо, мама, В самом деле, и… словом, спасибо.
— Как Лумми?
— О, с ним все в порядке.
— Это хорошо.
Она ушла, и Джонни посмотрел ей вслед. Плохо, когда мать сердится, но еще хуже ее мягкое, ласковое обращение и этот хитрый кошачий взгляд. Тем не менее обед был отличный, и Джонни съел все подчистую — после завтрака у него крошки во рту не было. Мать вернулась через полчаса.
— Ты поел, дорогой?
— Да… все было отлично, спасибо, мама.
— И тебе спасибо, дорогой. Не можешь ли ты отнести поднос? И будь, пожалуйста, дома: к восьми часам должен прийти мистер Перкинс, он хочет поговорить с тобой.
— Мистер Перкинс? Кто это? — Но мать уже скрылась за дверью.
Джонни нашел ее в холле, где, расположившись в кресле, она штопала его носки. Улыбнувшись, она сказала:
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Скажи, мама, что это за мистер Перкинс? Почему он хочет встретиться именно со мной?
— Он позвонил и попросил о встрече. Я сказала ему, что он может подойти к восьми.
— Он сказал, что ему надо?
— М-м-м… он что-то говорил, но я считаю, что мистер Перкинс должен объясниться непосредственно с тобой.
— Насчет Луммокса?
— Перестань меня допрашивать. Скоро сам все узнаешь.
— Но, видишь ли…
— Давай больше не будем говорить об этом. Сними ботинки, дорогой. Я хочу примерить тебе носки.
Сбитый с толку, он стал снимать обувь, но внезапно остановился.
— Мама, не надо штопать мне носки.
— В чем дело, дорогой? Маме нравится что-то делать для тебя.
— Да, но… Видишь ли, я не люблю штопаных носков. Они вечно натирают ноги, и я уже много раз показывал тебе.
— Не говори глупостей! Как могут мягкие шерстяные носки натирать ноги? Знал бы ты, сколько приходится платить за носки из натуральной шерсти и ручной вязки! Любой сын был бы только благодарен!
— Но я же тебе сказал, что они мне не нравятся!
— Иногда, сынок, я прямо не знаю, что с тобой делать, честное слово. — Мать вздохнула и отложила в сторону вязание. — Иди вымой руки… и лицо тоже. Причеши волосы. Мистер Перкинс будет с минуты на минуту.
— Скажи, этот мистер Перкинс…
— Поторопись, дорогой. Матери и так трудно…
Мистер Перкинс оказался сама любезность; несмотря на все подозрения, Джону Томасу он понравился. После обмена любезностями за ритуальным столиком с кофе он перешел к делу.
Перкинс представлял лабораторию Экзотических Форм Жизни Музея Натуральной Истории. И услышав об истории Луммокса, увидев его изображение и узнав о процессе… Музей решил купить Луммокса.
— К моему удивлению, — добавил он, — просматривая архивы Музея, я выяснил, что мы уже пытались купить это существо… у вашего дедушки, насколько я понимаю. Все данные совпадают. Известно ли вам…
— Это был мой прапрапрадедушка, — прервал его Джонни. — Но он не продавался тогда — не продается и сейчас!
Миссис Стюарт подняла глаза от спиц и сказала: Будь поумнее, мой дорогой. У тебя сейчас не то положение.
Джон Томас упрямо молчал. Мистер Перкинс продолжал с мягкой улыбкой:
— Я уважаю ваши чувства, мистер Стюарт. Но прежде чем я вылетел, наш юридический отдел исследовал суть дела, и я знаком с вашими насущными проблемами. Поверьте, я прибыл не для того, чтобы усложнять их; мы берем вашего питомца под защиту, и вам не придется больше волноваться.
— Я не продам Луммокса, — настойчиво сказал Джон Томас.
— Почему? А если это единственный выход из положения?
— Ну… потому что я не могу. Если бы даже хотел. Он достался мне не для продажи, еще до того, как я появился на свет… еще до моей матери. Вот в чем дело. — Джонни строго посмотрел на мать. — Мама, я не понимаю, к чему ты клонишь?
— Хватит об этом, — тихо сказала она. — Мама знает, что лучше для тебя.
Джон Томас помрачнел, и мистер Перкинс ловко сменил тему разговора.
— Во всяком случае, раз уж я проделал такой путь, не мог бы я познакомиться с вашим питомцем? Мне очень интересно…
— Почему же нельзя? — Джон Томас медленно поднялся на ноги и пошел к выходу.
Увидев Луммокса, мистер Перкинс сделал глубокий вдох и с шумом выпустил воздух.
— Восхитительно! — Он обошел Луммокса, изумляясь на каждом шагу. — Просто потрясающе! Уникально! Это самое большое внеземное существо, которое я когда-либо видел! Ума не приложу, как его доставили на Землю?
— Ну, с тех пор он немного подрос, — признал Джон Томас.
— Понимаю. Я слышал, он немного подражает человеческой речи. Не могли бы вы попросить его произнести несколько звуков?
— Чего? Он не подражает… он говорит.
— В самом деле?
— Конечно. Эй, Лумми, мальчик мой, как ты поживаешь?
— Отлично, — пискнул Луммокс. — А что ему надо?
— Да ничего особенного. Он просто хочет посмотреть на тебя.
— Он говорит! — Мистер Перкинс в изумлении вытаращил глаза. — Мистер Стюарт, лаборатория просто обязана получить этот образец!
— Я уже сказал вам — с этим покончено.
— Я с самого начала готов был выложить приличную сумму, а теперь, когда я увидел… и услышал его…
Джон Томас почувствовал, что сейчас взорвется, но сдержался и сказал:
— Мистер Перкинс, вы женаты?
— Да, А что?
— И дети есть?
— Девочка. Ей всего пять лет. — Лицо Перкинса смягчилось.
— Я предлагаю вам сделку. Давайте обменяемся. И без всяких вопросов. И пусть каждый делает со своим «образцом» все, что захочет.
Перкинс залился румянцем, а затем улыбнулся.
— Туше! Я сражен наповал. Но, — продолжал он, — давайте не будем торопиться. Вы не представляете, какое искушение представляет это существо для человека науки. В самом деле. — Он с тоской посмотрел на Луммокса и спросил: — Не вернуться ли нам?
Когда они вошли, миссис Стюарт взглянула на них. Перкинс отрицательно качнул головой. Они расположились в креслах, и мистер Перкинс сложил кончики пальцев.
— Миссис Стюарт, вы предупреждали меня, что разговор будет нелегким, но если я скажу директору Лаборатории, что мы даже не смогли толком поговорить, я буду выглядеть просто глупо. Могу ли я рассказать вам конкретнее о предложении музея… просто ради информации?
— Ну что ж… — Джон Томас нахмурился. — Я думаю, беды в этом не будет.
— Спасибо. Я должен сделать хоть что-нибудь, чтобы оправдать расходы на дорогу. Разрешите мне проанализировать ситуацию. Это создание… ваш друг Луммокс… или, лучше, «наш друг Луммокс», ибо я влюбился в него, как только увидел… наш друг Луммокс под угрозой смертного приговора, не так ли? Таково решение суда.
— Да, — вынужден был признать Джон Томас. — Но приговор еще не утвержден Межзвездным Департаментом.
— Я знаю. Но полиция уже готовится привести его в исполнение, не дожидаясь формального утверждения. Так?
Взглянув на мать, Джон Томас удержал ругательства, готовые сорваться с языка.
— Тупые идиоты! Но как бы там ни было, им не удастся убить Луммокса, они слишком глупы.
— Я согласен с вашей оценкой… в частном порядке. Этот буйвол, шеф полиции… Но они все же могут уничтожить совершенно уникальное создание! Непостижимо!
Откашлявшись, миссис Стюарт сказала:
— Шериф Дрейзер — прекрасный джентльмен. Мистер Перкинс повернулся к ней.
— Миссис Стюарт, я не собирался порочить вашего приятеля. Но я должен сказать прямо: у шерифа нет прав самолично вершить суд. Такое отношение нетерпимо со стороны любого гражданина, тем более — представителя закона.
— Он должен думать о безопасности общества, — настойчиво сказала миссис Стюарт.
— Совершенно верно. Возможно, у него есть какие-то смягчающие обстоятельства. Я беру обратно свои слова. В данном случае я не настаиваю на своей точке зрения.
— Я рада слышать, что вы не собираетесь продолжать эту тему. Но можем ли мы вернуться к предмету разговора?
Джон Томас почувствовал, что в нем начинает просыпаться теплое чувство к ученому, — мать обошлась с Перкинсом точно так же, как не раз поступала с ним. И кроме того, Перкинсу нравился Луммокс.