Третий вариант - Абдуллаев Чингиз Акиф оглы 8 стр.


— Говори, гнида!

— Нас послал… нас послал… Ринат Хайфулин… — начал несчастный, давясь слезами, — он приказал… он приказал… чтобы мы проследили за… Пальчиковым… Мальчиковым… Чтобы проследили и отняли портфель, если… у него будет. Если будет. Вот и все.

Мясников нахмурился. Хайфулин — близкий друг Касимова. О том, кто должен полететь завтра в Швейцарию, знал только Рашид Касимов. Сомнений не оставалось: именно Касимов организовал нападение на Кондакова в Будапеште. Он же пытался теперь убрать Мальчикова. Значит, все ясно. Рашид решил сыграть в одиночку. Мясников подумал, что слишком большие деньги вскружили голову этому бизнесмену.

— Больше ничего? — спросил он строго.

— Ничего.

— Все ясно. — Мясников повернулся, чтобы уйти, но увидел лицо Потапенко. Тот покачал головой, словно требуя задержаться. Кажется, в этот вечер он ощущал себя хозяином положения.

— В чем дело? — строго спросил Мясников. Охранник должен почувствовать, кто здесь главный. И все должны чувствовать. — Что еще у тебя?

— Он не знает, кто напал на Мальчикова, — сообщил Потапенко.

— Как не знает? — Мясников ничего не понимал. — Они и напали.

— Они напали вдвоем. Но, кроме них, Хайфулин никого не посылал, — доброжелательно объяснил Потапенко, очевидно, заметивший нервозность банкира и начинавший сознавать, что несколько перегибает со своей независимостью.

— Как это не посылал? — удивился Мясников. — А кто тогда напал на нашего сотрудника?

Он спросил это вообще, обращаясь к Потапенко. Но один из стоявших рядом парней принял это за вопрос, обращенный к пленнику. И, ударив его короткой эластичной палкой по почкам, прикрикнул:

— Слышишь, тебя спрашивают!

— Перестаньте, — возмутился Мясников, уже не сдерживаясь, — устроили в банке пыточную камеру. Вон отсюда, вы оба! Слышите, вон отсюда!

Оба парня растерянно посмотрели друг на друга, на Потапенко. Очевидно, уловив в его лице согласие, они, ни слова не говоря, вышли из помещения.

— И чтобы я их никогда больше здесь не видел! — продолжал бушевать банкир.

Потапенко молчал, понимая его состояние.

— Сколько человек послал Хайфулин? — спросил Мясников, уже обращаясь к пленнику.

— Нас двоих, — всхлипнул тот, поняв, что этот нервный человек здесь главный и от него теперь зависит его собственная жизнь.

— Может, он послал еще кого-нибудь? — предположил Потапенко.

— Нет, — упрямо ответил пленник, — только нас. Он приказал отнять портфель, но не трогать самого Мальчикова. Говорил, что он должен быть целым и невредимым. Ему завтра куда-то лететь.

— Сука Рашид, — прошептал Мясников, — это все его рук дело.

Потапенко сжал его локоть, словно просил не проявлять раньше времени эмоции.

— Он не велел трогать нашего сотрудника? — уточнил Потапенко.

— Да, — выдохнул пленник.

— Все ясно, — кивнул Потапенко, — мы можем подняться наверх. — А что будет с этим? — показал Мясников на прикованного к решетке парня.

— Завтра мы его отпустим, — невозмутимо ответил Потапенко. — Ведь мы узнали все, что хотели.

Парень заплакал. Очевидно, понял так, что его не собираются убивать.

Мясников снова нахмурился, но, не сказав больше ни слова, вышел из помещения. Поднимаясь по лестнице, он увидел у входа обоих палачей и молча прошел мимо них. Потапенко, поднимавшийся следом, сказал своим подчиненным достаточно громко, чтобы услышал банкир:

— Завтра его отпустите…

И, когда один из них понимающе кивнул, он очень тихо добавил:

— В соседнюю канализацию.

Парни весело закивали, но Мясников был уже далеко. Когда они поднялись в кабинет, он, не сдерживаясь, стукнул кулаком по столу:

— Значит, все это Рашид Касимов! Кроме него, никто не мог такого организовать. Я размажу его по стене. Расскажу о его махинациях таким людям, что они оставят от него мокрое место.

— Подожди, — прервал его Потапенко, — у нас, кажется, обнаружилось какое-то несовпадение.

— Я ему покажу, — бормотал Мясников, — он еще не знает, с кем связался. Если я только позвоню и расскажу владельцам денег, что он хочет с ними сделать, его разрежут на кусочки. И всех его людей — тоже.

— Это не его люди забрали портфель, — перебил Потапенко.

— Что? — не понял банкир.

— Это не его люди забрали портфель, — четко выговаривая, повторил Потапенко.

— Ну да, правильно. Это сделали люди Хайфулина.

— Это не их люди забрали портфель, — снова возразил Потапенко.

— Ничего не понимаю, — растерянно взглянул на начальника службы безопасности Мясников, — как это не они? А этот парень?

— Им приказали только забрать портфель, — напомнил Потапенко. — Я знаю Хайфулина. Да и Рашид Касимов совсем не дурак. Зачем им нападать на нашего сотрудника? Зачем грохать по голове, рискуя убить и наверняка зная, что теперь он ни при каких обстоятельствах в Цюрих уже не поедет.

— Но ведь это только они знали о поездке наших сотрудников в Цюрих, — напомнил Мясников, все еще не успокоившийся.

— Правильно, — кивнул рассудительный Потапенко, — но зачем им отправлять в больницу Мальчикова? Не лучше ли просто забрать его документы, что они и собирались сделать. А вдруг в портфеле Игната Мальчикова ничего не будет, что и оказалось на самом деле. Зачем сразу бить его по голове? Это только в том случае, если они не хотят, чтобы Мальчиков летел в Швейцарию. Может, они уже сами перевели деньги?

— Нет, — твердо сказал Мясников, — деньгами занимался наш банк. Они все еще там, в Швейцарии.

— Тогда зачем Касимову отправлять в больницу нашего сотрудника? И вообще, зачем ему портфель Мальчикова? Может, деньги все-таки уже не там?

В голосе Потапенко появились какие-то следовательские нотки, и Мясников изумленно посмотрел на него.

— Ты меня подозреваешь?

— Я просто спрашиваю.

— Нет, ты не просто спрашиваешь. Ты меня подозреваешь.

— Я хочу знать, что происходит. И мне совершенно ясно, что люди Хайфулина не стали бы бить по голове нашего сотрудника, если деньги все еще находятся в швейцарском банке.

— Откуда ты знаешь о деньгах? — вдруг вспомнил Мясников.

— У меня должность такая, — засмеялся Потапенко, — я про все должен знать.

— Думаешь, там был еще кто-то третий? — наконец понял банкир.

— Точно. И этот «третий» не хотел, чтобы Мальчиков летел в Швейцарию. Точно так же, как не хотел пускать туда и нашего Кондакова. Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

Мясников закрыл глаза. — Проклятые деньги, — прохрипел он, — начинаешь подозревать кого угодно. Никому нельзя верить.

— Вот это правильно, — кивнул Потапенко, — когда речь идет об очень больших деньгах, нельзя доверять никому. А мне можно. Ведь я обязан обеспечивать твою безопасность.

— Кончай валять дурака, — сказал банкир, — нужно срочно найти этого подлеца Рашида и поговорить с ним откровенно. Дело слишком важное, чтобы тянуть.

— У вас мало времени? — понял Потапенко.

Мясников посмотрел на него. Его старый знакомый оказался слишком опытным человеком, чтобы от него что-то скрывать.

— У нас мало времени, — кивнул он, выделяя второе слово.

ГЛАВА 12 Продолжение событий. День второй

Конечно, в Москву я поехал не ради удобства «главного мясника». К этому времени возникло несколько вопросов, которые мне нужно было разрешить именно в столице. Лететь самолетом я не хотел. Пришлось ехать поездом. Господи, что случилось с Россией? Даже в фирменных вагонах пассажиры запираются на ночь, опасаясь грабежей, спят по очереди, дежурят. Или беспробудно пьют, уже не опасаясь никого и ничего.

Только не нужно меня убеждать, что пьянка была всегда. Была. Но не такая. Раньше пили с удовольствием, расслаблялись, весело проводили время, отводили душу. Сейчас пьют с надрывом, с ожесточением. А как только выпьют, сразу звереют.

В общем, спать мне не дали, но, к счастью, особо крутые рэкетиры в вагоне не появлялись. А ввалившиеся трое юнцов скорее брали на испуг, бешено вращая глазами и утверждая, что являются «санитарами» зоны.

Мой сосед по купе, рисковый мужик лет пятидесяти, послал их подальше, да таким отборным матом, что я просто ошалел от удовольствия. А когда один из юнцов стал доставать свой ножичек, он выхватил такую «пушку», что этих доморощенных рэкетиров и след простыл. Мужик убрал свое оружие и, весело подмигнув мне, предложил выпить.

— Не боишься? — спрашиваю я его после первой бутылки. — Можешь загреметь.

— Здесь, на «железке»? — Он засмеялся так весело, что я понял всю нелепость своего вопроса. — Да тут менты вообще никогда не бывают, — охотно поясняет мужик, — они забыли, как эти вагоны выглядят. А те, кто помнит, сидят в доле с этими, — показал он на дверь купе.

— А «пушка»? — Я не унимаюсь. — Не опасно вот так носить ее с собой?

— У меня разрешение, — ухмыляется он, доставая какую-то книжку, из которой я понимаю, что он работает где-то в охранной фирме и может вполне легально иметь при себе хоть целый арсенал. Это уже интересно. В мое время такого беспредела не было.

— Убедил, — киваю я, а сам думаю о своем чемоданчике. В нем, конечно, гораздо меньше, чем у моего «клиента», тем более что часть «имущества» я оставил Савелию, но мой чемоданчик тянет на такую сумму, за которую меня можно разрезать на очень мелкие кусочки. Неприятно провести ночь с человеком, который по случаю и без случая хватается за пистолет.

Всю ночь мы пьем, а под утро он отключается. Не без моей помощи, разумеется. У меня с собой всегда есть некоторые специфические пузырьки, которые любого быка вырубают. Я его тщательно обыскал. Не верю, когда человек с оружием так просто оказывается рядом с тобой. Это еще нужно проверить. Но все оказывается правильно. Есть удостоверение, выданное одной московской фирмой, имеется разрешение на оружие, паспорт. Имя и фамилия в паспорте совпадают с данными в других документах. С собой мужик ничего особенного не везет. Обычный набор командированного: грязные рубашки, бритва, носки, платки, даже кипятильник. Но, заглянув в паспорт, я обращаю внимание на любопытную деталь — место рождения. Это как раз тот среднеазиатский город, с которым у Касимова были завязаны самые интересные отношения. И откуда, как я сильно подозревал, приехал мой заказчик. А таких совпадений не бывает. Блефует мой «мясничок». Охрану со мной послал — боится, как бы чего не вышло.

Потом я беру проводника в оборот, и он сразу раскалывается. Признается, что в нашем купе должен был ехать совсем другой человек. Но этот тип сунул сто тысяч и приказал провести его в это купе. А другого «чайника» отправил на свое место, в соседний вагон. Я, конечно, благодарен ему за рэкетиров, но не люблю, когда меня обманывают. Поэтому его пистолет выбрасываю. На всякий случай. Пусть потом объясняет, как провел эту ночь, а заодно и заявление в милицию пишет о пропаже своего оружия. Не дай бог бандиты какие-нибудь найдут и убьют из него хорошего человека. Вот будут проблемы у моего мужика и «владельца скотобойни».

Но номер пистолетика я записываю. Вдруг пригодится, в таких случаях никогда не знаешь, что может произойти на следующий день.

Я давно не был в столице. Как раз с того дня, когда стрелял в политика из гостиницы «Москва». Его тогда пристрелили, но стрелял не я один. Это я точно знаю. Сам я стрелял два раза, а в политика пуляли четыре раза. Наверное, потом, по дороге в больницу, нашелся еще один «доброволец». Мои пули его только ранили. Он, оказывается, бронежилет носил. А неизвестный «благодетель» его потом и добил. А мне, чтобы все следы скрыть, пришлось придумать свою «смерть» и столько месяцев провести в Сибири.

Я сам инсценировал свою смерть и знаю в подробностях, как это лучше делать. Наверное, поэтому меня Глухарь и позвал. Теперь я должен вспомнить весь свой опыт, чтобы найти исчезнувшего клиента, также удачно устроившего собственные «похороны» и исчезнувшего после Швейцарии.

В его досье указано место захоронения на престижном Ваганьковском кладбище. По дурости своей думал, что там только знаменитостей хоронят. Хотя сейчас настоящие «знаменитости» — это люди с большими деньгами. Все остальные — шваль, песок, грязь. Как много переменилось в моей стране за последние несколько лет. Получается, что именно за этих ублюдков, находящихся у власти и похожих на откормленных котов с лоснящимися от самодовольства рожами, я положил свою руку в Афганистане. Выходит, что ради таких, как мои заказчики и клиенты, я стал инвалидом, от жены ушел, сына столько времени не вижу. Как подумаю об этом, так выть хочется от ненависти к ним. Даже не знаешь, кто конкретно виноват. С одной стороны, эти как будто против других боролись. Те, старые пердуны, толкнувшие нас в Афганистан, были выжившими из ума маразматиками. Эти, так гневно обличавшие их, оказались еще хуже. Те хоть верили в какие-то идеалы, пусть глупые, надуманные, но идеалы. А у этих за душой нет ничего. Они не верят ни в Родину, ни в дружбу, ни в идеалы. Для них предательство — обычная норма. Вы их глаза видели? У тех, прежних, были пустые и бесцветные. У этих — цветные и лживые.

На Ваганьковском могила Рашида Касимова вся в цветах. Находится на самом почетном месте, почти в центре. Как им удалось получить это место? Неужели разорили чью-то старую могилу? Похоже на то. Наша мафия бессмертна: если нужно, они и не одну могилу порушат. Все время удивляюсь, почему до сих пор «крестных отцов» не хоронят у Кремлевской стены? При их деньгах и возможностях, при массовой, сверху донизу, коррупции можно было ожидать, что несколько свежих табличек там появится. Может, мафии просто не нравится, когда сжигают тела уважаемых людей? Ничем другим отсутствие интереса к Кремлевской стене объяснить не могу.

Я, конечно, обращаю внимание на «полуинтеллигентный» «хвост», который в виде семейной пары сопровождает меня по всему кладбищу. Они идут с таким горестным видом, словно по этому кладбищу расселены их близкие родственники. Я останавливаюсь в пяти местах, и каждый раз они склоняют головы у очередной могилы. Особенно мне понравилось, когда они поклонились могиле какого-то немца, неизвестно каким образом здесь оказавшегося.

Не нужно было даже особенно приглядываться к могиле Касимова, чтобы понять, что здесь произошло. И невооруженным глазом видно: землю вокруг могилы утаптывали совсем недавно, а само захоронение наверняка вскрывалось. И хотя на прекрасном черном мраморе высечено изображение Рашида Касимова, можно не сомневаться, что обладатель этой физиономии находится сейчас за много тысяч километров от этого места.

Убедившись, что мои ожидания совпали с действительностью, я еду в центр города, в то самое акционерное общество, бессменным президентом которого был Касимов. Уже при одном взгляде на трехэтажное здание и ворота видно, что бизнес этих людей процветает. Решив, что нужно все осмотреть, я вхожу внутрь. В дверях меня останавливает вежливый охранник, и выясняется, что я «ошибся» адресом. Но все, что мне нужно, я успеваю увидеть. Здесь явно не привыкли экономить на мелочах. Все монументально и вызывающе роскошно. И всю эту роскошь Касимов бросил ради ста пятидесяти миллионов?

Ну не могу я в это поверить. У него самого было как минимум семьдесят. Вполне мог через несколько лет легально удвоить, а то и утроить свой капитал. Вместо этого бросает такой банк, бросает свою семью, бросает свое дело и, выдав себя за покойника, бежит из страны, чтобы присвоить другие деньги? И устраивает себе собачью жизнь за эти очень большие деньги, тогда как можно было получить просто большие деньги и жить спокойно. Нет, сбежал он не из-за денег. Они вторичны. Первична совсем другая причина. Которой нет в досье. Но которую наверняка знает мой заказчик.

Побывав на кладбище и в офисе, я отправляюсь на дачу Касимова. В электричке ездить еще хуже, чем в междугороднем поезде. Еще большая грязь, выбитые стекла, сломанные скамейки и совсем опустившаяся публика. По вагонам бродят подвыпившие девицы и юнцы. Ко мне, слава богу, никто не прикалывается. Моя рука невольно меня защищает.

В электричке я опять замечаю ведущееся за мной наблюдение. Заказчик на этот раз попался очень нервный, все хочет знать: чем занимаюсь, куда езжу. Мне нужно пристроить свой чемоданчик, я должен расстаться с этим «хвостом».

Дачный поселок, конечно, имеет свою специальную охрану. Но меня, как инвалида, пропускают, когда я объясняю, что иду наниматься сторожем. Я прямиком отправляюсь к даче Касимова. А мои «провожатые» остаются у шлагбаума.

В большие зеленые ворота я стучу, не надеясь, что их откроют. Но слышится собачий лай, и молодой человек очень характерной наружности открывает калитку в воротах.

— Чего надо? — спрашивает сторож, не здороваясь.

То, что мне надо, я сразу вижу. Это большой дом, стоящий в глубине чудесного сада.

— Прибыл, как вы меня вызывали, — докладываю четко. В таком случае лучше всего выдавать себя за исполнительного идиота. Очень хорошо срабатывает. С одной стороны, сразу видно, что идиот, и никаких подозрений. С другой — ясно, что человек исполнительный и дисциплинированный. И потому его слова звучат убедительнее, чем у всех остальных.

— Кто тебя вызывал? — спрашивает охранник.

— Мне позвонили, сказали, чтобы прибыл на эту дачу, — так же четко докладываю я.

— Подожди, — бросает он, чуть поколебавшись, — сейчас кого-нибудь позову.

Он уходит в глубь сада, оставив меня у открытой калитки. А дисциплина у них, между прочим, хромает. Если бы здесь был хозяин, этот парень не посмел бы оставить у открытых дверей чужого человека. Из этого я делаю вывод, что, во-первых, на даче никто не живет, а во-вторых, после «смерти» хозяина семью оставили в относительном покое. Может, он поэтому и исчез подобным способом — хотел добиться именно такого результата?

Назад Дальше