Габриэлла мило, деликатно ведет беседу.
– Ты в последнее время немножко… сам не свой, я бы сказала… У тебя все в порядке, Слав?
– Да… В порядке, – не очень уверенно отвечает Ростислав, глядя на свою спутницу сквозь стекло огромного бокала, в котором ему подали вино.
Габриэлла меняет свои очертания, становится то очень худой и извилистой, как кобра, то круглой, как Колобок из сказки, который от всех уходит, укатывается, убегает… Да еще и песенку поет, про то как от всех «и подавно ушел…».
– Ты чему улыбаешься? – интересуется подруга жены.
– Тебе, – отвечает муж подруги.
Тонкая игра. Плетение сети. Главное – чтоб незаметно, но крепко, надежно сплетены оказались путы.
– Уже хорошо. Главное, чтоб улыбался.
– Да. Это так. Это, пожалуй, главное…
– Хорошо тут, правда? Люблю на воду смотреть… Мечтается у воды замечательно…
Габриэлла выглядела сказочно. Настоящая мечтательница-фея, умеющая исполнять желания тех, кто ей дорог. Взгляда не оторвать… Нежные руки с бледно-розовыми перламутровыми ноготками, шелковое струящееся платье, густые светлые волосы, душистые, пахнущие чистотой… Зарыться бы в них… Косметика подобрана идеально, ничего лишнего. Молодая свежая кожа, тонкая шея, цепочка с крестиком…
Смотреть бы и смотреть…
– О чем же ты, фея речная, мечтаешь?
– Ах, если бы фея… Я не фея, Слав. Я – девушка. Земная вполне девушка. И мечты у меня земные, не волшебные.
– Так о чем же мечтает земная девушка? Поделись, вдруг я исполнитель мечтаний?
Габриэлла загадочно и чуть горько улыбнулась. Помолчала.
Ростислав опять подумал, что вот ее бы – ее бы он взял. Прямо тут. Или в машине. Или… Когда они вернутся домой… Хороша. А главное – желанна. Жуткое желание вызывает, колдовское. И непонятно, чем. Сегодня она и одета неброско, и тиха, задумчива… Нет ничего вызывающего… А желание появляется мучительное.
Он сделал несколько глотков ледяного вина. Голова закружилась. А на сердце – на сердце воцарился покой, веселье…
Легкость Габриэллы передалась ему.
Вот с кем возможно счастье! Вот оно!
Еще бы он так не думал! Он – просто мужчина. Обычный и ничего не понимающий в ювелирных тонкостях плетения паутины профессиональными кадрами, которые на этом делают все: и деньги, и квартиры, и карьеры…
Габриэлла почуяла: клюет!
Раньше не клевал. Никак. Просто – гранитная скала на Крайнем Севере. Никакие сигналы не принимал.
Но сегодня! Сегодня – ее день. Главное – не пережать. С точностью до микрона.
Ничего лишнего.
Шажок за шажком.
И медленно-медленно.
Торопиться некуда. Время теперь работает на нее. Он уже раскрыл пасть, плывя к наживке на крючке. И вот сейчас… Сейчас надо, чтоб наживка эта показалась ему самой главной целью всей жизни…
Ах, как бы он сейчас взял ее… Притянул к себе, посадил на колени… И прямо тут…
У Ростислава кружилась голова, сердце билось что есть силы…
Не может быть, чтобы и она не чувствовала его зов. Не может быть, чтобы отказала… Но она не из этих… Недоступная давалка… С ней все иначе… Но… От нее с ума сойти можно… Нежная, милая… Чистая… Глаза, как озера… Вот, в чем утонуть…
Он осушил бокал до дна.
Габриэлла заботливо подлила. Сама она не пила. Назад-то ей за рулем придется быть… И, кроме того, сейчас, именно в этот момент необходим самоконтроль. Полный. Сапер ошибается лишь однажды…
– Может быть, еще вина?
Официантка подскочила некстати.
Всюду чужие глаза…
– Несите еще, – велел Ростислав.
– Не много ли? – с мягкой улыбкой заботливо спросила Габриэлла.
– Легкое вино. Жажду утоляет… От легкого вина ничего плохого не будет, – ответил Славик, не понимая, что его уже развезло достаточно сильно.
– Ну, смотри сам, – девушка опять повернулась вполоборота, глядя на воду.
– Так ты не сказала о своей мечте. Поделись.
– Но и ты о своей не сказал…
– Я первый спросил…
– Ты действительно хочешь знать?
– Конечно, иначе зачем спрашивать?
– И ты хочешь, чтобы я тебе честно ответила?
– Честно-честно!
– И не будешь потом говорить, что я дура, раз о таком мечтаю?
– Ты никогда не казалась мне дурой!
– А если на этот раз покажусь?
– Нет. Этого не будет. Не бойся.
Габриэлла снова задумалась.
Он ждал. Вполне расслабленно.
Подошла официантка. Открыла новую бутылку. Налила. Исчезла.
Он снова глотнул.
Улыбнулся ободряюще:
– Ну же! Я жду…
– Хорошо. Слушай:
Славик умилился. Неужели? Неужели – она мечтает о…?
– Ты… Ты о ребенке мечтаешь? Я правильно тебя понял?
– Да, – кивнула, потупившись, Габриэлла. – Дура, да? Ты это подумал сейчас?
– Ты дурочка, что свою мечту глупой считаешь, – возмутился Славик. – Нет, конечно, не дура.
Он помолчал и решился:
– Это ведь и моя мечта тоже! Вот такое странное совпадение произошло… Бывает же!
– Но тебе-то что мешает! Тебе-то!
– Ничего не мешает, – помрачнел Ростислав. – А вот, сама видишь…
– Вижу… Вижу идеального мужа…
Габриэлла замолчала. Наступал ответственный момент. Тут лишнее слово – и все. Сорвется добыча с крючка. А добыча серьезная… Нельзя, чтоб и малейшее сомнение закралось в ее искренности, незаинтересованности. Так. Друзья встретились. Случайно оказались в городе в московскую жару.
И вот – у каждого свое… Своим делятся… А с кем же еще делиться, как не с друзьями?
– Ты, прости, Слав… Я о своем задумалась… Я недавно с любимым человеком рассталась. До сих пор болит.
Габриэлла опустила голову низко-низко и судорожно вздохнула. Вполне можно было подумать, что она прячет слезы. Вполне.
– Я детей от него хотела. Только и всего. Просто – любила. Потому и детей хотела. – Она старательно перевела дух, чтобы показалось, что борется с волнением и болью.
Взяла салфетку, чуть промокнула веки под глазами, подняла голову и с полуулыбкой промолвила:
– Ладно, проехали. Он не захотел себя связывать. Хотя… Чем связывать? Я не предлагала замуж… У меня же все есть, мне от него ничего не надо. Только ребенку хотела жизнь дать. Нашему с ним ребенку. Это что – преступление? Как ты считаешь?
– Идиот он, твой любимый, – такая девушка рядом, а он… Да я б мечтал…
– Но у вас-то что? У вас никаких проблем быть не должно, чтоб мечты сбывались, – сочувственно промолвила «друг семьи».
Она уже понимала: все идет по ее плану. И все осуществится так, как ею и было задумано.
– Вот и я не понимаю, почему, – подтвердил Славик.
Он видел сочувствие в глазах собеседницы, видел понимание, чувствовал ее чистоту, неиспорченность, бескорыстие.
Такие явные редкие качества, как чистота и бескорыстие, обычно свидетельствуют о крайнем цинизме и расчете того, кто так умело их демонстрирует. Но мир так хитро устроен, что мы скорее верим тому, что нам кажется в данный момент, а не каким-то там изречениям и чужим выводам.
В данный момент Славик верил Габриэлле безоговорочно. И она это ощущала всеми фибрами своей души.
– Я не знаю, чем Сана твоя недовольна, – вымолвила осторожно чистая и бескорыстная девушка.
– То есть… Что значит – недовольна? Она… жаловалась тебе? – напрягся Славик.
– Ну, практически да. В общем, говорит, в постели ее что-то не устраивает… И вообще… – Да что я буду разносить чужие слова – это не в моих правилах… – пропела Габриэлла.
Славик ее услышал!!!
Это она учуяла сразу и возликовала. Услышал именно то, что ей и надо было.
– Значит, это ЕЁ в постели что-то не устраивает? Спасибо, что сказала, Габи. Ты настоящий друг. – Славик сделал сразу несколько больших глотков из бокала. – Да я тебе скажу, кого из нас это должно не устраивать. Она же фригида! Понимаешь? Ей ничего не нужно! Лежит как… ствол березовый. Она после свадьбы фату на березу напялила. Дизайнер! А мать моя в ужас пришла: примета, говорит, плохая. И точно: примета! Ни детей, ничего!.. И еще обсуждает это! Ну, это мы посмотрим…
Гнев охватил Ростислава нешуточный.
Габриэлла таким его никогда не видела и несколько встревожилась. Может, не надо было о таком? Так сразу? А характер у добычи… да… прямо скажем. Впрочем, и не с такими могла она совладать.
– Славик, миленький! Прости меня! Что я наделала! Это же не она, это все я! Я виновата! Зачем я? – Она принялась всхлипывать.
Плечи ее дрожали, губы тряслись…
Женские слезы творят чудеса…
– Нет, тебе как раз спасибо! Глаза мне открыла. Ну, перестань плакать, малыш. Перестань.
Славик, умело переключенный на девичьи слезы, сочувственно взял ее руку, погладил.
– Нет, я правда… Я виновата… Зачем я…
– Все… все… будет… Спасибо, что сказала… И – не плачь. Все же хорошо.
И правда – все было именно хорошо!
И река, и утки, и вино холодное, и девушка напротив…
– Все… все… будет… Спасибо, что сказала… И – не плачь. Все же хорошо.
И правда – все было именно хорошо!
И река, и утки, и вино холодное, и девушка напротив…
Он вдруг успокоился и почувствовал, что счастье где-то близко. Где-то рядом… Радость, надежда…
Ему стало так замечательно. И тонкая девичья рука так доверчиво покоилась в его ладони.
– Все еще будет! Все будет! И у тебя. И у меня… Мечты сбываются, – заговорил он.
– Ты в это веришь? – прошептала девушка.
– Да. И ты поверишь. Увидишь сама, – убежденно произнес Славик не очень хорошо слушающимся языком.
И вот теперь – пора! Пора заканчивать этот волшебный ужин, пока он тут не уснул за столом… Потому что программа вечера, спланированного Габриэллой, была выполнена лишь наполовину. И если остальное не удастся, то и эта половина окажется совершенно напрасной тратой времени.
– Знаешь, что-то меня познабливает, – пожаловалась она спутнику. – Может быть, расплатимся и поедем?
– Конечно, поедем, заяц, а как же! Ты у меня сегодня капитан! Ты – рулевой. Я, видишь, расслабился с тобой, девочка…
– Я рулевой… Капитан у нас ты, – заворковала Габриэлла, – я нас довезу в целости и сохранности, капитан может быть спокоен.
Из ресторана они вышли в обнимку. Как будто так и надо. Как будто это само собой разумелось.
Никаких лишних слов. Он прижимал ее к себе, она не отстранялась. Нежная, хрупкая, теплая, беззащитная. Птаха.
Она чувствовала его желание и решимость. Она ликовала. План сработал. Впрочем, тьфу, тьфу, тьфу… Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь…
В машине Габриэлла уселась на водительское место. Он – рядом. Положил ей руку на коленку. Сжал.
Она старалась ехать побыстрее. Вдруг пыл его пропадет? Надрался все-таки… Может задрыхнуть тут, и все сорвется.
Хорошо, что в летней ночной Москве было пусто, как в мечтах о любви.
Ей было совсем не до того, чтоб его хотеть. Хотеть – это забыться, это – отвлечься… А у нее должно все пройти без сучка, без задоринки. Ей вполне достаточно, что он ее хочет. Жаждет. И – разумеется – получит. И получит так, что не забудет, как получал… А если забудет, напомним…
Доехали. Поднялись на лифте. Он держался за нее как приклеенный.
Йес! Все равно ты будешь мой!
Она ликовала.
– Милая! Девочка! Ты… Будешь моей? – спрашивал он ее, зная, что да, что конечно, не веря себе, что вдруг это сокровище, это чудо оказалось в его объятиях…
Вошли в гостиную.
Пусть все произойдет здесь. В чужую спальню ей не хотелось. Не тот случай. Потом еще угрызения совести его одолеют. Нет-нет. На фиг надо.
Габриэлла включила полный свет.
Пусть любовь свершится, как на театральных подмостках. Пусть он – единственный зритель, он же участник, видит и наслаждается увиденным. И чтоб потом не говорил, что во тьме перепутал.
Нет! Пусть запомнит все-все.
Все и свершилось. Довольно быстро, скучно. Но какая разница? Какая половая разница, в конце концов? Речь-то совсем о другом! Речь – о будущем. Светлое будущее – оно всегда в наших руках…
– Ах, что ты со мной делаешь, что ты со мной делаешь, – бормочет опьяненный ласками Славик.
Что я с тобой делаю… Сказать бы тебе, идиот! Ребенка я с тобой делаю! Ты ж хотел ребенка. Ну, вот я и стараюсь. Давай-давай, любимый… Мой нежный, мой ласковый, мой необыкновенный…
Несколько секунд могут решить всю оставшуюся жизнь человека – вот ведь как! Ррраз! И судьба свершилась!
И наконец Славик вопит, производя финальный аккорд:
– Я тебя люблю, Сана! Саночка!
Вот тут-то Габриэлла и возненавидела ту, которая никогда не причинила ей зла. Возненавидела активно, окончательно и бесповоротно.
Ты за все ответишь, гад!
Женька весь вечер думал, что же он-то сам может поделать.
Догадки лезли в голову одна страшнее другой.
Убил этот гад свою жену или нет?
Если не убил, где она?
Обычно ее можно было найти в интернетном поиске. Набрал имя и фамилию, выбрал новости на последние 24 часа и – пожалуйста: вот интервью, вот презентация, вот фото, вот упоминание о ней.
А тут – вообще ничего! Ни слова!
Он даже решился, позвонил в ее офис, представился журналистом.
– У нее отпуск, – ответили. – Свяжитесь с ней по электронной почте.
Отпуск – это уже обнадеживало. Ну, могла же она и вправду поехать куда-то отдохнуть?
Он бы принял эту версию с чистой совестью, если бы не видел своими глазами, что этот гад творил с ней тогда. Она же и пропала именно после этого.
Как тут не волноваться?
Он даже написал Сабине Мухиной сообщение в Фейсбук, попросился в друзья… Просто в надежде, что она ответит. Уже даже если предложение о дружбе отклонит – и то весть от нее будет.
Но она ничего не отвечала.
Отпуск?
Хорошо бы – отпуск. Лишь бы так…
Гад поорал, побесновался и, похоже, свалил из дому. Вдруг тело перепрятывать поехал? Хотя вряд ли… Он нарядный был, переоделся, как на праздник.
Может, она в больнице? И этот поехал навещать?..
Нет-нет… Чего б он тогда орал там, у себя…
Женька засел у окна, ожидая возвращения убийцы. То, что муж Сабины – убийца, он почти не сомневался.
Почему-то ему казалось очень важным дождаться возвращения этого подонка, чтобы потом окончательно решить, что же предпринять.
Он отлучался только воды попить да в тубзик. Есть не хотелось – жара.
Как всегда, когда что-то его сильно напрягало, Женька взялся за книгу. Были у него любимые книги, от которых спокойнее становилось на душе. Сейчас рука сама вытянула с полки «Карлсона».
Вот оказался бы у него друг Карлсон… они бы устроили этому уроду. Обосрался бы – кроме шуток.
Женька увлекся своими мыслями о том, как залетели бы они с Карлсоном в окно к гаду. Правда, у того стеклопакеты. Трудно попасть будет. Ничего. Они взяли бы по молотку. У бати замечательный набор инструментов. Они взяли бы оттуда по молотку и вломились бы к сволочуге. Карлсон парил бы над его головой и орал бы: «Говори, гад, где тело твоей жены?»
Интересно, на каком языке вопил бы Карлсон? Ну, ладно, пусть на своем родном, шведском. Можно и перевести. Так бы они ему мозги полоскали в два голоса: по-шведски и по-русски. Еще страшнее.
Женьке стало смешно. Он даже есть захотел и принялся прикидывать, успеет ли отбежать к холодильнику, схватить кусок колбасы, булку и вернуться на свой наблюдательный пункт?
А если как раз в этот миг тот вернется? Пройдет через гостиную, и все. И ожидание впустую.
Однако голод все же взял свое.
Женька, как пантера – в три прыжка, – достиг цели, уцепил колбасу, хлеб и нож, вернулся на свой наблюдательный пункт.
Нет, конечно, ничего он не упустил. Две секунды туда и обратно.
Он принялся нарезать колбасу, хлеб. Сооружал бутерброды. Книжка про Карлсона стоймя стояла на подоконнике, не заслоняя главного: вида на противоположное окно.
Его испугал резкий звонок во входную дверь.
Ну, кто там еще?
– Жень, Кот опять пришел, забирай, – послышался голос соседки.
Ну да. Кот. Котяра чумовой. Творит чего захочет. Личность сильная, видите ли.
Женька открыл дверь и впустил Кота. Тот, входя, пихнул дверь лапой, чтоб пошире ему было.
– Пришел, я на балконе цветы поливала, – пояснила соседка. – Сел. Сидит. Сидел-сидел, потом говорит: «Все, выпускай, нагостился».
– Спасибо, теть Маш, я побегу. У меня там колбаса. Он, наверное, из-за колбасы пришел, – заторопился Женька.
– Да мне-то что. Пусть приходит. У нас дружба, всегда рада.
Кто не знает Женькиного Кота, обязательно решит, что соседка-пенсионерка умом тронутая. Ишь, как выражается: «Кот сидел, а потом и говорит…»
А вот кто знает, все поймет правильно.
Кот говорит. Молча, не раскрывая рта, или пасти – как правильнее сказать?
Как он это делает – вопрос, конечно, интересный. Но не главный. Потому что в разговоре главное – что?
Взаимопонимание!
А оно у Кота с собеседником устанавливается просто фантастическое.
Кот появился у них крохотным котенком.
Женька с мамой тащили в дом сумки из «Ашана». Вышли из лифта – у их двери сидит жалкое дрожащее существо. Вернее, не так. Тело его дрожало, но непреклонная воля проступала с первой секунды знакомства.
– Ой ты, маленький, что ты тут делаешь, бедненький? – склонилась над малюткой Женькина мать.
– Вас жду, – ответил Кот, – ну чего стоите, открывайте!
Кот толкнул тощей котеночьей лапой их дверь и даже «мяу» не сказал. Зачем мяу-то? Он же по-человечески к ним обращался и все, что надо, вполне понятно велел!
– Он что? У нас жить собрался? – неуверенно обратилась мать к сыну.
– Ну, видишь же сама, – ответил Женька, четко понимая, что решение Кота окончательное и никаким обжалованиям не подлежит.
Они открыли дверь. Кот (всем сразу стало понятно, что зовут его Кот и никак иначе) вошел первым, обернулся на хозяев и сказал:
– Ну, чего встали? Жрать собираетесь давать или что?