“Знаем мы, что вы за актеры!” – отвечала полиция, но позволила большевикам разойтись.
На улице Сталин поздоровался с Торошелидзе, затем отвел ее и своего покровителя Цхакаю в сторону. “Сегодня мы с Като Сванидзе женимся, – сказал он им. – Приглашаю вас обоих на свадьбу дома у Сванидзе”.
Като была “очаровательна и красива, она растопила мое сердце”, – рассказывал потом Сталин дочери Светлане. Впоследствии он признавался своей подруге, “как ее любил”: “Вы не представляете, какие красивые платья она умела шить!”
Из письма, которое Сталин отправил из Берлина, явствует, что он уважал ее. “Здешние новости не обещают ничего хорошего, но не стоит об этом говорить, – писал он. – Может быть, я найду Алешу и поведу его по “неправильной дорожке”. Если только это не огорчит Екатерину Семеновну [Като]. Твой друг Сосо”.
Като преклонялась перед Сосо “как перед полубогом”, но понимала его. Она была “заворожена Сталиным и околдована его идеями. Он был обворожителен, и она его обожала”. Но она знала, что он предан делу революции и что у него непростой характер. “Она ведь была рачвелка”, – говорил Сталин в старости; другими словами, она была добросердечной, красивой и преданной. Но это не все: Като была образованна и по грузинским меркам раскрепощена; по происхождению она стояла выше Сталина. Она помогала устраивать благотворительные спектакли для эсдеков и могла спасать раненых после казачьего побоища. Из воспоминаний ее сестры ясно: Като прекрасно знала, что Сталин был организатором ограблений, в том числе кошмара на Эриванской площади.
Она хотела венчаться в церкви, и Сосо согласился, хотя был неверующим. Но священники отказывались венчать их, потому что у Сталина были только поддельные документы – в то время он жил под псевдонимом Галиашвили. Наконец Монаселидзе нашел отца Киту Тхинвалели из ближней церкви, семинарского однокурсника Сталина. Он согласился обвенчать молодых только в два часа ночи.
В ночь с 15 на 16 июля семья и друзья присутствовали при венчании Като и Сосо в небольшой церкви. Романтично трепетали свечи. Свидетелем со стороны жениха был Цхакая[96]. Сталин оделся неряшливо, “совсем не как жених”, вспоминает Елисабедашвили. “Пока шла церемония, мы все смеялись, особенно сам товарищ Сосо”.
После этого Сашико устроила свадебный ужин, на который пришли Камо и Цинцадзе; Сталин уже начинал обсуждать с ними ограбление на Эриванской площади. Цхакая был тамадой и шутил, Сталин “пел песни своим сладкозвучным голосом”, а Камо смеялся: “И где же эта идиотская полиция? Все, кто у них в розыске, сидят здесь, они могли бы явиться и поймать нас всех, как коз!”
Молодые были влюблены друг в друга. Михаил Монаселидзе вспоминал, как удивительно было видеть Сосо, обычно сурового в работе и с товарищами, столь нежным и внимательным к жене. Но за несколько недель Като поняла, как тяжело быть женой человека, чья настоящая жена и любовница – революция[97].
Скоро Като забеременела. “Когда у него было на нее время, он все время думал, как сделать ей приятное, – вспоминал Монаселидзе. – Но за работой он забывал обо всем”. Кеке, всегда смотревшая на жизнь реалистично, была счастлива за сына, но своей племяннице Анне Геладзе сказала: “Сосо женился. Она хорошая девчушка, но хотела бы я знать: какая у нее может быть семейная жизнь?”7
Медового месяца у них не было. Сталин мог жить по-настоящему только ночью – это был постоянный риск, ходьба по краю, образ жизни, который остался с ним навсегда. Царские солдаты реакции часто расправлялись с подозреваемыми, не задавая лишних вопросов. “Главное – оставаться живым, а остальное устроится”, – писал Сталин Сванидзе.
Однажды в пять утра они с Монаселидзе запирали секретную типографию. Проходивший мимо полицейский принял их за грабителей и потянулся за револьвером. Но Сталин его опередил – он достал берданку и закричал: “Буду стрелять!”8
Глава 18 Пират и отец
Сталин был готов выстрелить, но его шурин выхватил у него винтовку. Он узнал перепуганного полицейского, который до этого получил взятку за то, что не будет мешать работать типографии. Нервное состояние Сосо можно было понять: казаки убивали революционеров, за ним охотилась охранка. К тому времени он вместе с дружиной организовал еще несколько грабежей в разных частях Кавказа: требовалось закупить оружие в Европе. Сталин уже несколько недель не виделся с молодой женой, забыв, что своим образом жизни подвергает ее опасности.
Приблизительно 9 сентября 1906 года Сталин побывал на конференции эсдеков, которую Жордания провел в Тифлисе, а затем в гостинице в Баку. Царские репрессии и меньшевистские успехи привели к расколу среди грузинских большевиков. Кроме того, меньшевики заявили об отречении от терроризма и теперь смотрели на Сталина и его дружину как на бандитов. Из сорока двух делегатов (всего-то!) только шестеро, в том числе Сталин, Шаумян и Цхакая, были большевиками.
Сталин отыгрывался тем, что нагло издевался над меньшевиками. Он сыграл с ними злую шутку. “Всю конференцию он иронически улыбался, – рассказывает Девдориани, его однокашник-меньшевик. – Это значило: “Принимайте какие угодно резолюции, к революции они отношения не имеют”. Сталин держался “крайне вызывающе, грубо” – настолько, что председатель-меньшевик Арсенидзе сказал, что он ведет себя “непристойно”, как “шляющийся без подштанников” – выражение, означавшее “уличную девку”. Сталин “развязно ответил, что он не сбросил же с себя штаны”. Затем, “ехидно улыбнувшись левым углом рта”, он покинул собрание. “Вскоре после его выхода послышались условные свистки, дающие знать, что идет полиция. Мы принуждены были разойтись, – вспоминает Арсенидзе. – Но на улице нигде полиции не было видно… это была проделка Кобы”.
Но Сталин, как писал меньшевик Уратадзе, сделался “главным “финансистом” российского большевистского центра” и в последующие три года оставался одним из главных спонсоров Ленина. Судя по всему, после конференции Сталин отправился на запад, в приморский Сухум, чтобы испробовать новый способ грабежа: пиратство в открытом море.
20 сентября 2200-тонный и 87-метровый пароход “Цесаревич Георгий” плыл из Одессы в Батум. На борту были пассажиры и довольно крупная сумма денег. Во время остановок в Новороссийске, Сухуме и Новом Афоне, куда пароход привез деньги для выдачи заработной платы, на борт без ведома капитана проникли группы большевистских бандитов с ружьями и гранатами под фетровыми плащами.
В 1:15 ночи, когда спящий корабль проходил мимо мыса Кодор, двадцать пять пиратов, среди которых были “рабочие и интеллигенты”, достали маузеры, берданки и бомбы и объявили о захвате судна. Главарь пиратов, которого жандармы потом описали как “низкорослого грузина лет двадцати с небольшим, волосы рыжеватые, веснушки”, занял капитанский мостик, нацелив маузер на капитана Сенкевича. Дежурного офицера, рулевого и команду тоже держали на мушке; впрочем, вероятно, пиратам помогали четверо матросов-“инсайдеров”.
Как потом рассказывала команда, главарь пиратов в течение всей операции был невозмутим и любезен. “Мы насквозь революционеры, а не преступники, – сообщил он. – Нам нужны средства для революции, и мы заберем только деньги из казны. Повинуйтесь моим требованиям, и кровь не прольется. Но, если вы вздумаете сопротивляться, мы убьем вас всех и взорвем корабль”.
“Я подчинился”, – признал капитан Сенкевич в разговоре с корреспондентом “Тифлисского листка”. Команду и пассажиров собрали в одном месте и запретили смотреть на происходящее. Капитан показал главарю шайки, где лежат деньги. Полиция официально заявила о похищении 16 000 рублей, но, скорее всего, пираты взяли намного больше.
Главарь приказал Сенкевичу спустить шлюпки. Перегружая добычу, пираты удерживали в заложниках нескольких офицеров. Затем они велели матросам доставить их на берег. Их так быстро перевезли, что главарь пиратов, тронутый крайне добросовестным исполнением его приказов, велел выдать каждому матросу по десять рублей. “Цесаревич Георгий” мог плыть дальше в Батум.
Тревогу подняли через семь часов. Казаки и жандармы искали пиратов-большевиков на берегу, но не нашли ни следа – ни шайки, ни добычи. Сталин и двое русских большевиков укрылись в доме члена шайки Степана Капбы (об этом много лет спустя вспоминала его сестра). Затем, по рассказам сестры, они переместились в другой надежный дом, принадлежавший семье Атум, и, наконец, в дом Гварамии. В старости Камшиш Гварамия вспоминал, как Сталин появился в его доме. Его отец с радостью “спрятал рябого главаря банды, которая захватила почтовый корабль у мыса Кодори; впоследствии он стал вождем нашей великой страны”.
Сталин и бандиты продвигались на запад через Абхазию, перешли реку Ингури и углубились в Гурию. Старожилы рассказывали писателю и историку Абхазии Фазилю Искандеру, как Сталин приказал убить семерых ненадежных бандитов (в том числе четверых матросов), а затем с карабином за плечом повел по холмам караван лошадей, навьюченных деньгами. Искандер описал это в романе “Сандро из Чегема”. Доставив добычу своим подельникам в Кутаис, Сталин сел на поезд до Тифлиса, а убитых оставил на съедение шакалам.
Сталин и бандиты продвигались на запад через Абхазию, перешли реку Ингури и углубились в Гурию. Старожилы рассказывали писателю и историку Абхазии Фазилю Искандеру, как Сталин приказал убить семерых ненадежных бандитов (в том числе четверых матросов), а затем с карабином за плечом повел по холмам караван лошадей, навьюченных деньгами. Искандер описал это в романе “Сандро из Чегема”. Доставив добычу своим подельникам в Кутаис, Сталин сел на поезд до Тифлиса, а убитых оставил на съедение шакалам.
Действительно ли Сталин руководил ограблением парохода? Полицейское описание главаря напоминает Сталина, его манеры, облик и речь: он очень часто говорил, что он “революционер, а не преступник”. Но все же описание главаря очень неопределенно. В большинстве воспоминаний говорится, что Сталин организовывал грабежи, но сам не участвовал[98].
Однако из воспоминаний Сванидзе и Давришеви мы знаем, что у Сталина была винтовка и он не стеснялся из нее стрелять. Хорошо осведомленный меньшевик Арсенидзе писал, что Сталин не участвовал в знаменитом тифлисском ограблении, но добавлял, что этих эксов было очень много – он слышал, что и сам Сталин принимал участие в одном из них. У Сталина были знакомые в портах Новороссийска, Нового Афона и Сухума, где пираты садились на пароход: он посещал эти места в 1905-м. То, что Сталин мог вести караван с денежным грузом, подтверждают воспоминания священника Гачечиладзе, цитируемые выше.
Это был не единственный раз, когда Сталин занимался пиратством. Позже он устроил ограбление еще одного почтового судна и планировал несколько таких акций в Баку[99]. Абхазский историк Станислав Лакоба, весьма щепетильный исследователь, смог проследить возникновение легенды и побеседовать независимо друг от друга с двумя престарелыми свидетелями. Оба подтвердили, что Сталин был главарем нападения и забрал деньги.
Даты идеально совпадают. Сталина в это время дома не было. Конференция в Баку завершилась. Несколько дней будто выпадают из календаря. Пароход был ограблен 20 сентября; Сталину нужно было несколько дней, чтобы добраться до Тифлиса. По стокгольмской договоренности с Лениным и Красиным Камо и еще двое товарищей Сталина ждали его в Тифлисе, чтобы отправиться закупать оружие для партии.
Документальных подтверждений участия Сталина нет, но оно по меньшей мере весьма правдоподобно. Очевидно, что время для ограбления было подобрано не просто так – и что Камо получил деньги.
Через пять дней после ограбления, 25 сентября, Камо уехал из Тифлиса; у него было достаточно денег, чтобы объехать всю Европу и закупить оружие1.
Сначала Камо в компании велеречивого актера-революционера Мдивани и Кавтарадзе, который кидал в Сталина лампой, сели на поезд до Петербурга. Там их встретил и проинструктировал Красин, вместе с Лениным, а также философом и организатором Александром Богдановым руководивший Большевистским центром – подпольной штаб-квартирой большевиков в Финляндии. Их называли “малой Троицей”.
Красин знал Сталина по Баку и Стокгольму. Он, всегда носивший накрахмаленные белые воротнички и ухоженную бороду, как у Карла I, вел двойную жизнь. С одной стороны, светский человек, дамский угодник, друг миллионеров; с другой – производитель бомб для большевиков и других террористических группировок[100]. По словам Троцкого, он “мечтал о бомбах размером в орех”. Такую бомбу он так и не изготовил.
Красин был первым в ряду просвещенных сторонников насилия, кто “почти влюбился в Камо”. Он свел его с Меером Валлахом, любившим хорошо пожить евреем-большевиком. У Валлаха были волнистые светлые волосы, он носил очки[101].
Камо и двое грузин встретились с Валлахом в Париже. Еврей-посредник и армянин-психопат хорошо сработались. Вместе они побывали в Льеже, Берлине и затем в Софии. Везде они покупали оружие – в основном маузеры, винтовки Манлихера и боеприпасы. В приморской Варне они купили худую яхту “Зара”, погрузили на нее оружие, капитаном назначили революционного матроса с броненосца “Потемкин” и набрали команду из четырех человек. Камо вызвался быть коком и охранять яхту. Он заминировал корабль, чтобы взорвать его, если на борт проникнут агенты охранки. В Черном море “Зара” попала в шторм, дала течь и села на мель. Камо зажег фитиль смертоносного динамита, но он не взорвался. Капитан попытался покончить с собой, но это ему не удалось. Замерзших мореплавателей и кока спасло проходившее мимо судно. “Зара” пошла ко дну вместе с трофеями сталинского пиратства.
Камо вернулся в Тифлис, где у Сталина созрел новый план колоссального ограбления. За несколько месяцев до этого в Тифлисе он столкнулся с неким Вознесенским, учившимся с ним в Горийском духовном училище и в семинарии. Вознесенский рассказал школьному другу, что теперь он работает в тифлисской банковской почтовой службе и имеет доступ к засекреченному расписанию денежных поставок. Сталин пригласил его на кружку молока в молочное кафе “Адамия” и уговорил его помочь большевикам в экспроприации. Вознесенский, допрошенный в ходе секретного партийного расследования в 1908-м, признался, что согласился помочь исключительно ради Кобы, потому что “по поводу смерти к. Эристави Коба написал стихотворение революционного содержания, и это стихотворение произвело на меня сильное впечатление”. Только в Грузии террорист мог получить ценные сведения благодаря тому, что был хорошим поэтом!
Сталин познакомил Вознесенского с дружиной. Он поддерживал с ним связь, встречался со своим “кротом” раз в несколько месяцев. В последний раз он встретился с Вознесенским в конце 1906 года, так что, похоже, охранка была права в том, что ограбление изначально планировалось на январь или февраль 1907-го. Но тогда оно не случилось. Суровые и немногословные ответы Сталина на вопросы меньшевиков, которые вели партийное расследование, подтверждают, что он стоял за самым известным ограблением в истории и имел дело с двумя “инсайдерами”, в том числе с человеком, который был знаком с Кобой “еще со школьной скамьи” и которого он представил дружине.
Вторым “инсайдером” Сталина был Григорий Касрадзе (Гиго), тоже гориец, родственник Кеке и отца Чарквиани. С ним беседовал другой комитет, созданный при партийном расследовании. Касрадзе тоже готовил Сталин – за месяцы до ограбления. Оба осведомителя входили в личную разведку Сталина.
После крушения “Зары” у Камо не было необходимого вооружения для новых операций, поэтому Сталин отослал его обратно к Красину. Князь Коки Дадиани, сочувствовавший большевикам, одолжил Камо свой паспорт, так что террорист ехал в столицу со всеми удобствами. В финском укрытии Камо встретился с Лениным и Крупской. “Этот отчаянной смелости, непоколебимой силы воли, бесстрашный боевик, – пишет Крупская, – был в то же время… немного наивным и нежным товарищем”. Ленин называл его своим “кавказским бандитом”. Тот факт, что у Камо всегда при себе было два пистолета, вызывал у Ленина настоящий восторг – он то и дело предлагал поносить их матери Крупской, аристократке. Ленин и Крупская, воспитанные в культурных и богатых семьях, привечали Камо. Их всегда тянуло к романтике (и практичности), которую олицетворяли брутальные головорезы, – здесь их предтечей был анархист Бакунин.
Очарованные простотой и сердечностью Камо, Ленин и Крупская все же чувствовали, что его странное спокойствие может в любой момент обернуться какой-нибудь невероятной жестокостью. Однажды он пришел к ним на обед и объявил, что принес подарок – этот подарок, завернутый в салфетку, он положил на стол. “Бомбу принес”, – мелькала, вероятно, у большинства мысль, – вспоминает Крупская. – Но это оказалась не бомба, а арбуз”. Камо вернулся в Тифлис с грузом гранат2.
По словам сталинского бандита Куприашвили, Ленин приказал Сталину раздобыть много денег для проведения намечавшегося съезда в Лондоне. Сталин держал связь с Камо и своими “инсайдерами” в банке. Но, кроме этого, он успел съездить в Баку, где вместе с Шаумяном и Спандаряном основал и редактировал русскоязычную газету “Бакинский пролетарий”. Казалось, что Сосо, замешанному в самых разных темных делах, ничего не грозит. Но, пока он был в отъезде, беда пришла к его жене.
Во время налета на квартиру одного московского большевика охранка нашла записку: “Фрейлинская, 3, швейка Сванидзе, спросить Сосо”. Через некоторое время Камо попросил Сванидзе приютить на две недели одного “московского товарища, еврея”. Сестры ухаживали за гостем, но вскоре после его отъезда, 13 ноября 1906 года, в дом ворвались жандармы, искавшие Сосо и Като. Сестры поняли, что “московский товарищ” оказался предателем. На счастье Сосо, жандармы не нашли ни его, ни его документы, спрятанные в манекенах. Но Като арестовали, а вместе с ней и ее двоюродного брата, изготовителя бомб Спиридона Двали – его приговорили к смерти. Для молодой женщины на четвертом месяце беременности это были не шутки.