Прямо на краю провала, образовавшегося теперь вместо моста, стоял красный «Чероки», следовавший, по всей видимости, на некотором расстоянии позади броневика, а четверо вылезших из джипа мордоворотов стреляли сверху очередями по мне и группе Ллойда из компактных пистолетов-пулеметов с глушителями. Внедорожник Брауна остановился далеко, а спешившие за товаром ребята укрылись в складках местности, поэтому попасть в кого-либо из них экипаж «Чероки» не мог. А вот мне приходилось несладко — я укрылся всего-то в десятке метров от противников, и только вырванная взрывом пуленепробиваемая дверь спасала меня от плотного огня. Но хуже всего, что враги заняли выгодную для стрельбы позицию и контролировали любое наше перемещение. Не устранив эту проблему, нельзя было вести речь о перегрузке добычи.
Я слышал только выстрелы моих приятелей, а также удары пуль о железо и воду — глушители на оружии преследователей гасили грохот их пистолетов-пулеметов. Я высунул ствол из-за укрытия и сделал несколько неприцельных выстрелов. Попасть, разумеется, ни в кого не попал, напугать тоже не напугал, просто выместил немного злости, поскольку уже осознавал, что затея провалилась. Время и возможность были упущены, теперь оставалось лишь улепетывать отсюда во все лопатки и лелеять надежду поквитаться за неудачу с недобросовестным информатором. Одна проблема — как мне добежать до машины Ллойда и не получить в спину автоматную очередь.
Так основательно влипать в неприятности мне пока не доводилось. Даже в последние годы, когда я не слишком привередничал, выбирая работу, и хватался за все подряд, в том числе и за чересчур рискованные авантюры. Сегодня все происходило словно во сне, и даже не верилось, что эти ублюдки наверху на полном серьезе собрались меня пристрелить, хотя их намерения были прозрачнее некуда. Охранники не предлагали сдаваться, просто молча всаживали обойму за обоймой в дверь, за которой я скрывался. И стоило мне только высунуться, как преследователи без колебаний изрешетят меня сию же секунду. С момента появления угрюмых мордоворотов миновало всего минуты полторы, а я уже трижды пожалел, что вместо них не прибыла полиция. Та хоть попыталась бы взять меня живьем, и вряд ли при сложившихся обстоятельствах я бы препятствовал ей в этом. По мне, уж лучше было провести несколько лет в английской тюрьме, чем навечно упокоиться на кладбище.
Визг тормозов раздался прямо над головой, и я сжался в комок, ожидая падающего сверху автомобиля какого-нибудь бедолаги, который не успел вовремя заметить на пути взорванный мост. Однако водитель справился с управлением и остановился буквально в метре от провала. Впрочем, радовался я недолго, поскольку сразу узнал темно-синий «Лендровер», проехавший здесь несколько минут назад. И причина, по которой он так поспешно вернулся, была вовсе не в любопытстве заслышавшего грохот водителя-провинциала. Похожие на тех громил, что подъехали на «Чероки», серьезные парни в «Лендровере» быстро вникли в ситуацию и повыпрыгивали из автомобиля уже с оружием в руках.
Меня охватила дикая паника, какая наверняка охватывает угодившего в охотничью яму зверя. Расширенными от ужаса глазами я следил, как мне в лицо нацеливаются четыре пистолетных ствола. От врагов на том берегу реки меня прикрывала бронированная дверь, от второй группы сопровождения было уже не спрятаться: ни дерева, ни ямы, ни большого камня… Ни времени…
— Эй, да сдаюсь я, сдаюсь, слышите! — выкрикнул я, кое-как протолкнув слова сквозь подкативший к горлу комок, после чего отшвырнул в сторону «вальтер». Тело колотила такая дрожь, что поднятые вверх руки ходили ходуном, как у законченного алкоголика.
Охранники не отреагировали, продолжая молча целиться в меня из пистолетов. Мне хотелось крикнуть им снова, но на горле у меня словно затянулась тугая петля, и я лишь поперхнулся, принявшись жадно хватать ртом воздух. Четыре черных «глазка» пистолетных стволов замерли и не двигались…
Нет, жизнь не проносилась у меня перед глазами, что бы там ни твердили побывавшие на краю смерти и выжившие счастливчики. Я почему-то до самого конца продолжал истово верить, что не могу умереть вот так — стоя на коленях перед группой хладнокровных убийц. Не могу, и все тут! Не здесь, не сейчас и не таким унизительным образом! Так не бывает! Эй, уроды, неужели вы настолько тупы, что не можете осознать всю нелепость ситуации? Или у вас действительно куриные мозги? Эй, я к вам обращаюсь!..
Вряд ли уроды отреагировали бы на мое обращение, даже сумей я произнести его вслух. Я бросил исполненный последней надежды взгляд на Ллойда и его приятелей, суматошно гадая, почему они прекратили стрелять. Все было предельно просто: завидев вторую группу охраны, напарники попрыгали во внедорожник и теперь уносились прочь на бешеной скорости, бросив и меня, и уже вскрытый сейф. Однако злости на них я не испытал: сам на их месте поступил бы так же — слишком неравные были силы, чтобы ради спасения одного подставлять под пули всю компанию.
Лиц своих убийц я не рассмотрел — только четыре пары черных очков, прячущих от меня глаза палачей. Впрочем, что бы я прочел в тех глазах, наверняка таких же пустых, как глазницы обглоданных червями скелетов?
Это было последнее, что я увидел в прежней жизни: четыре нависших надо мной силуэта и пронзительно-яркое солнце, бьющее из-за них ослепительными лучами-стрелами. Почти библейская сцена — ангелы с нимбами в потоках божественного света. Только этим ангелам было наплевать на мою душу.
Вспышек и грохотов от выстрелов нет — к стволам четверки убийц привинчены такие же глушители. Пистолеты-пулеметы в руках громил коротко вздрагивают и в следующий миг невидимая бейсбольная бита что есть мочи бьет меня в лоб…
Треск собственного пробитого черепа — более отвратительного звука я в жизни не слышал. Удивительно, но боль отсутствует, лишь резкий звон закладывает уши, а перед глазами все прыгает и кувыркается. Точнее, это я кувыркаюсь, падая с берега в реку.
Падаю долго: то пропадаю в кромешном мраке, то вылетаю на яркий свет. Такое впечатление, будто не плюхаюсь спиной в речную воду, а сначала кубарем качусь с вершины Эвереста, после чего опускаюсь на дно Мариинской впадины. А затем еще глубже, не то в раскаленную магму, не то в кипящую серу… Сроду не предполагал, что путь в Ад занимает столько времени и проходит по такой извилистой дороге.
Падение длиной в двадцать с лишним лет… Неудивительно, что приземление выдалось жестким. Однако Арсений Белкин уцелел, переродился и вошел в свой новый мир совершенно иным человеком, оставив себе в наследство лишь воспоминания. Хотя, будь моя воля, я бы не взял с собой из прошлого абсолютно ничего. Начинать другую жизнь с чистого листа было бы гораздо проще. Но, к сожалению, от меня не зависело, где и в каком обличье мне суждено воскреснуть. Даже в симулайфе, одном из уникальных порождений человеческого разума, я был не властен над своей судьбой.
Симулайф… Золотая клетка, которую человек создал и сам же себя в ней заточил. Один из множества парадоксов, что случаются не только в жизни, но и при ее симуляции…
Черт побери! Я так глубоко погрузился в воспоминания, что чуть не задремал. Или все-таки задремал? Кажется, в гостевом зале дворца Фило что-то изменилось, а я заметил это только сейчас. Да нет, наверное, это была всего лишь очередная волна оживления после чьей-то удачной шутки или пьяной выходки…
Но причина общего возбуждения крылась в другом. По полутемному залу, между столами с пирующими скитальцами целеустремленной походкой шла женщина. Она-то и вызвала в зале столь оживленную реакцию. Женщину радостно окликали и часто придерживали за локоть, предлагая присоединиться к той или иной компании пирующих, но гостья хлопала навязчивых кавалеров по рукам, не собираясь удостаивать их вниманием. Она направлялась к хозяину дворца.
Эта женщина была далеко не единственной представительницей прекрасного пола в зале, однако исключение из прочих гостей все-таки составляла. Ни один даже вдрызг пьяный скиталец не посмел бы не только игриво хлопнуть ее по заднице, но и просто крикнуть вслед какую-нибудь пошлость. Женщина слышала лишь вежливые приглашения и после отказа на нее не обижались, потому что обида, нанесенная этой гостье, приравнивалась к оскорблению самого диктатора. Да и гостьей женщина была здесь чисто формально. Из уже известных мне фактов я знал, что она обладала в фуэртэ Транквило не меньшей властью, чем Фило.
Женщину звали Анной. Судя по реакции Фило, появление целительницы на пиру стало для него неожиданностью. А вот я, наоборот, этому отнюдь не удивился, так как именно Анну и поджидал. Дубли крэкеров Тантала и Пираньи были сведены вместе, что давало нам с Патриком главное преимущество в грядущей игре. Гвидо затем и отлучался, чтобы обманом зазвать целительницу во дворец, что маэстро с успехом и удалось.
Анна была явно не в восторге от своего полночного визита в обитель порока, но предпочла сдержать эмоции, просто подошла к Фило и молча указала на сидевших рядом с ним собутыльников. Диктатор постучал ладонью по столу, разбудил тех, кто уже спал, после чего, повинуясь желанию дамы, так же ни слова не говоря жестом спровадил приятелей восвояси. Но спокойной беседы у парочки крэкеров все равно не получилось — слишком пьян был Фило и слишком разгневана была на него Анна. Я сидел от них в десяти шагах и, даже несмотря на шумную атмосферу, превосходно слышал, о чем вели разговор вымогатели.
— Итак, я пришла! — с вызовом заявила целительница. — Какие у тебя среди ночи опять выискались ко мне неотложные дела? Снова кого-то невзначай саблей проткнули или у тебя очередной приступ депрессии?
— А ну остынь, женщина! — Пьяный «гном» хотел было грохнуть кулаком по столу, но передумал и сделал это чисто формально, практически беззвучно. — Похоже, это ты сегодня перебрала лишнего! Никто тебя, моя дорогая отшельница, в мой вертеп сегодня не звал. Но раз пришла, присоединяйся — буду только рад.
— Что значит не звал?! — вскипела Анна. — Совсем мозги пропил? А старика-посыльного кто, по-твоему, час назад ко мне присылал?
— Какого старика? Не знаю, что за старик тебя навестил, но он точно был не из дворца… — Фило озадаченно наморщил лоб. — А разве вообще бывают посыльные-старики? М-да, странно… И что, этот старик прямо так и сказал: «Фило приглашает тебя во дворец!»?
— Да. Причем срочно.
— Вот загадка…
Диктатор в задумчивости подпер подбородок кулаком — ни дать ни взять роденовский «Мыслитель», обросший бородой после долгих раздумий, или «гном на распутье». Затуманенный тропесаром, рассудок Фило соображал медленно, но в правильном направлении — Анна была не из тех женщин, которые плетут небылицы, и, стало быть, какой-то шутник и впрямь вызвал лекаря во дворец.
— Этот старик вернулся с тобой? — спросил диктатор подругу.
— Нет, он передал послание и ушел.
— Странно… — снова впал в задумчивость Фило.
— Приготовься, — раздался у меня возле уха знакомый голос. Стремительный, точный и бесшумный, как стрела Робина Гуда, маэстро Гвидо был уже рядом со мной, проникнув во дворец либо уже проверенным, либо каким-то иным способом.
— Как прикажешь, — с готовностью отозвался я, вставая с бочки. — Надеюсь, мою точку «Феникс» еще не разрушили, а то лень будет бегать за тридевять земель…
И без того тусклые факелы снова померкли, на сей раз практически погрузив дворец во мрак. Чахлые язычки пламени, что остались на факелах после второго «энергокризиса», давали света не больше, чем дежурное освещение в тюремном бараке — лишь бы в случае чего отыскать выход.
— Эй, что происходит? — послышались недовольные возгласы из зала. Романтический полумрак устраивал всех, но чрезмерная «романтизация» обстановки вызвала общее недовольство.
— Без паники, сейчас разберемся! — громко объявил Фило. — Дворецкий! Дворецкий, оглох, что ли?
— Он не придет, — откликнулся за дворецкого Гвидо, уже успев обежать стол и предстать перед диктатором. В голосе маэстро опять зазвучали живые нотки. По ним я догадался, что Патрик вернулся в симулайф, очевидно сделав за его пределами все возможное.
— А ты кто такой? — спросил Фило у Зануды, удивленно привстав с кресла.
— Да это же тот самый тип, который ко мне и приходил! — опознала Анна «посыльного из дворца».
— Кажется, я знаю этого типа, — пристально всмотревшись гостю в лицо, объявил диктатор. — Респетадо миротворец, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, — подтвердил Гвидо. — Поэтому сразу предлагаю тебе решить мой вопрос миром.
— Какой вопрос? И к чему вообще весь этот спектакль? Лекаря вызвали, охране мозги запудрили и свет, подозреваю, тоже вы погасили… верный слуга Баланса, я прав?
— Прав. Но говорить я буду не от имени Баланса, а как частное лицо. Для начала попроси всех удалиться.
— Невыполнимая просьба, — помотал головой крэкер. — Половина-то респетадос уйдет, но остальных, боюсь, и пушкой не добудишься. Хотите побеседовать? Тогда пойдемте в отдельный кабинет.
— Уж не в башне ли Забвения тот кабинет находится? — взял быка за рога Гвидо.
Я продолжал держаться в тени, но стоял уже за спиной Фило, поэтому смог заметить, как при упоминании злосчастной башни плечи диктатора напряглись. Однако других признаков смятения он не проявил.
— Вы что, всерьез верите в ту дурацкую легенду о якобы имеющейся у меня во дворце невидимой башне? — расхохотался Фило. Смех был довольно естественным — властитель фуэртэ Транквило бесспорно обладал актерскими данными. — Скитальцы давно распускают подобные беспочвенные слухи, а кое-кто даже клянется, что побывал в этой заколдованной башне. Выходит, теперь и до вас, небожителей, сплетни докатились. Бред, бред и еще раз бред — вот что я вам на сей счет отвечу! Ахинея! Не верите — идите и проверьте! Хоть целую неделю ищите — никакой лишней башни вам здесь не найти!
— Разумеется, не найти, — не повышая голоса, ответил Гвидо. — Поэтому и искать не будем; к чему время тратить? И свидетельские показания ваших бывших пленников мне не нужны — кто им поверит без доказательств? Поступим проще. Вы отпускаете скиталицу по имени Кассандра Болтливый Язык безо всяких условий, мы уходим, а вы продолжаете веселиться как ни в чем не бывало. Все остальные варианты для вас откровенно невыгодные, поверьте мне на слово.
— Да что это за проклятье такое! — умоляюще воздел руки Фило. — Эй, респетадос, идите-ка сюда и послушайте, в чем меня обвиняет Баланс! Какое неприкрытое издевательство! И это обвинение предъявляется мне — одному из самых уважаемых скитальцев Терра Нубладо! Нет, вы только выслушайте этого человека, респетадос!
Респетадос, которые еще держались на ногах и хоть немного соображали, начали покидать столы и шаткими походками подтягиваться к Анне, Гвидо и Фило. Кое-кто взял в руки оружие, однако когда залитые тропесаром глаза скитальцев различали стоящего перед ними известного дипломата, оружие тут же опускалось. Никто не хотел гробить себе репутацию, стреляя в безоружного миротворца.
— Я предлагал тебе решить вопрос мирно и с глазу на глаз, — огорченно произнес Гвидо. Огорчение его было липовым — он не хуже меня осознавал, что гуманный способ давления не подействует на Фило. — Что ж, довожу до твоего сведения, что человек, который нанял меня урегулировать проблему, будет очень расстроен. И я тоже: не предотвратить конфликт для дипломата — серьезное поражение.
— Кто вас нанял? — поинтересовался Фило. — Кто этот недостойный очернитель благородных скитальцев? Скажите мне, респетадо: я просто обязан вызвать его на поединок чести!
— Это дипломатическая тайна, — ответил Зануда. — Но не переживай — очень скоро ты лично встретишься со своим обвинителем.
— Ну хорошо, дипломат, верный слуга Баланса и тех, кто тебя нанимает, — заговорила молчавшая до сего момента Анна. — Я понимаю, что твой долг — выполнять любые, даже заведомо провальные дипломатические поручения, иначе какой из тебя тогда миротворец? Да, кто-то голословно обвинил респетадо Фило в немыслимых грехах, однако объясни мне, каким боком это касается меня? Зачем тебе понадобилось мое присутствие на этом балагане? Или я тоже в чем-то виновата?
— Таково было поставлено передо мной условие. Я лишь сделал так, как попросил обвинитель, — уклонился от ответа Гвидо, бросив в меня мимолетный взгляд. Что ж, пора идти наслаждаться немой сценой, которая непременно сейчас возникнет.
— И чего твой наниматель этим добивается? — продолжала допытываться Анна у маэстро.
— Уже добился! — во всеуслышание заявил я, выходя на свет позади Фило и уперев стволы штуцера ему в затылок. — Слушай внимательно: оторвешь задницу от стула — вышибу мозги! Руки на стол!
Метнувшаяся было к торчащей из кобуры рукояти револьвера рука диктатора медленно вернулась на прежнее место. Хорошая реакция, успел отметить я. Все-таки праздная жизнь не ослабила бойцовские рефлексы Фило, давно отошедшего от воинской жизни в симулайфе. Ткнув побольнее стволами «Экзекутора» в голову заложника, я отобрал у него револьвер. Я догадывался, что под одеждой у Фило наверняка припрятано еще кое-какое оружие, но отвлекаться на дотошный обыск было некогда. На меня уже нацелилось десятка три разнокалиберных стволов. Некоторые из них заметно подрагивали. Едва стоявших на ногах скитальцев приходилось опасаться сильнее остальных — их плохо контролируемые нервы могли сорваться в любую секунду. Фило не хуже меня понял это и потому не стал дожидаться, пока я попрошу его угомонить возбужденную свиту.
— Спокойнее, респетадос! — процедил он, стиснув зубы и кряхтя от боли в затылке. — Уберите пушки! Уберите, кому говорят!..