Один из братков вышел из комнаты, двое — здоровый, очень коротко стриженный, похожий на медведя, и худой, весь какой-то мелкий — остались, устроившись за старым письменным столом у стены возле входа.
Как их назвать? Гоблины, шестерки, быки?
Никакими человеческими именами и эпитетами Александра обозначить этих людей не могла — не сращивались они с человеческими! Отторжение несовместимых химических элементов.
На столе стояли две открытые бутылки пива, один — «урод» ближе всего по смыслу — отчитывался кому-то по сотовому.
Санька прислушалась.
— Да без проблем, — бубнил урод. — Ждем. Хорошо, постараемся, — дав обещание, он посмотрел на Ивана.
«Что постараетесь? Не убить его, что ли?» — почувствовав накатывающую панику, подумала Сашка.
— Что вам от нас надо? — потребовала она объяснений, забыв про все гуровские инструкции и наставления.
— Заткнись! — рявкнул урод.
— Что вам надо?! — не заткнулась Сашка.
— Ты, сучка, лучше хавало не открывай?! — заорал здоровый и кинулся к ней так быстро и резко, что стул, на котором он только что сидел, отлетел в сторону.
Подскочив, он ухватил Сашку лапищей за подбородок, дернул ее голову вверх и, брызгая слюной, заорал, изредка вставляя слова в поток мата:
— Ты… даже рот не разевай… а то я тебя… из-за тебя, сучка… Грыма, и манал я придурка этого… сам тебя!!!
Из ярко и образно выраженного матом монолога Сашка поняла, что трогать ее им запретили — ах, ах, очень обидно, извините — но приказали!
Ну, она ответила! На том языке, который они понимали и исключительно на котором разговаривали, попутно отведя душу и загнав подальше накатывающую волнами панику, закончив свою речь все тем же вопросом.
— Да пошел ты… туда же, где теперь твой Грым обретается! Что вам от нас надо, козлы недоделанные?!
Он ее ударил. В челюсть, кулаком — тяжелым, как кувалда, кулаком.
В голове что-то взорвалось и лопнуло, перед глазами вспыхнули яркие, слепящие веселые солнышки, разлетаясь на миллионы салютных огоньков.
Боль была чудовищной, Сашке показалось, что у нее повылетали все зубы и откололось полчерепа. Но она не потеряла сознание, не закрыла глаза, только поэтому заметила летящий для второго удара кулак и нагнулась, не успев сообразить, что уклоняется от удара.
Соприкосновения кувалды с нежной девичьей челюстью не последовало.
К ним присоединился дружбан урода-переростка, повиснув на разъяренном товарище.
— Бес! Ты что, ох…!! Тебя Постный сдаст, как Грыма!! Шеф тебя закопает на…! Все, харе!! Что ты связался с этой…!!
Худосочный висел на медведеподобном друге, как кургузая плащ-палатка. Гоблин орал, мычал, матерился, пытаясь скинуть его и добраться до Сашки.
Висевшему на широких плечах сотоварищу удалось как-то доораться до сознания подельника — хотя убей бог, до чего там было докрикиваться, Санька и представить не могла — скважина насквозь, идеальный тоннель, дыра в пространстве!
Тем не менее бушевавший урод поостыл и уставился на нее покрасневшими тупыми маленькими глазками.
— Убью! — пообещал он ей. — Все равно убью!
Хлипкий тащил его к столу.
Сашка не удержалась.
Как она вообще доктором наук стала, страдая, как сейчас выясняется, клиническим идиотизмом? Но она не могла остановиться — не могла, и все!
Что-то подталкивало ее, непреодолимое, нечто непонятное, злое. Вот интересно знать что?
— Только конченые больные импотенты сначала связывают женщину, потом бьют!
— А-а-а!!! — взревел утихший было бычара и рванул к ней.
— Дура!! — орал в унисон хлипкий, повиснув на другане, теперь уже спереди. Вперемешку звучал мат в ее адрес и уговоры: — Бес, Бес, нельзя!!! Постный тебя шефу заложит, тот приказал пальцем не трогать!!! Они тебя в расход!! Постный приедет через час, разберется с ней и тебе отдаст!!
В идеальном тоннеле забрезжил свет понимания, глазки обозначились мыслью-страшилкой о возможной безвременной кончине. Что она вытворяет?! Сашка не понимала саму себя! Зачем она провоцирует этого дебила? Что, попытка самоубийства не удалась, нужна помощь?
Как в милицейском протоколе, озвученном Задорновым: «был застрелен при попытке самоубийства».
Но она не жалела! Наплевать!
Хоть крупица информации — руководит этими придурками некий Постный, в свою очередь, подчиняясь неведомому Шефу, который имеет какие-то свои интересы в отношении Александры. И если она правильно поняла, данный Шеф уконтропупил некоего Грыма и приказал беречь ее аки зеницу ока!
Серьезный мальчик!
Ну и что это дает? И так было понятно, что нужна она не этим дебилам!
Обстановку разрядил третий участник похищения.
— Что у вас здесь? — немного матерного фольклора, обрисовывающего ситуацию. — Бес, Скунс, ну на… пошли пожрем, потом с мужиком побазарим.
— Постный приказал без него не начинать! — напомнил Бес, пришедший в себя.
— Я смотрю, ты уже начал, — хохотнул третий, еще не обозначенный кличкой.
— Да она сама напросилась! — взревел Бес.
— Он тоже напросился! — завелся теперь третий.
Сашка помалкивала, внимая. Вот скажите: чего было сразу не послушаться хорошего совета заткнуться?
Братки вышли из комнаты.
Передохнем.
— Сань, — услышала она вполне бодрый и даже очень злой голос Ивана Федоровича Гурова. — Ты на учете в психдиспансере не состояла? Или у тебя с перепугу с головой что-то?
— Господи! Гуров, ты в порядке! — обрадовалась Сашка, всматриваясь в его разбитое лицо.
— Я да! Про тебя такого сказать не могу! Какого хрена ты его провоцировала?! — бушевал он.
— Для получения информации, — пролепетала Сашка.
— Да? — саркастически удивился он. — А я думал, тут садо-мазо, а я не у дел!
— Прекрати сейчас же!! — потребовала Сашка. — Он сказал…
— Я слышал, что они тут все говорили, и ты думаешь, что это стоило того, чтобы получить в челюсть? Через час приедет посредник заказчика для беседы с тобой, ты бы и так узнала все, что тебя интересует!
— Ты прав! Прав, конечно! Я не знаю, чего вдруг меня понесло! Но я не могла удержаться. Может, это от страха?
— Романова, а ты не могла бы бояться как-нибудь по-другому, без провокаций? — поинтересовался Иван Федорович.
— Я не знаю! Мне еще никогда так страшно не было! Иван, что с нами будет?!
— Ну, что… сейчас они вернутся и станут меня бить. Тебя бить вряд ли будут, но, возможно, когда приедет этот Постный, — рассуждал спокойненько подвешенный за руки на крюк Иван, — может, изнасилуют, получишь незабываемые воспоминания, реализовав заодно свои склонности к мазохизму!
— Да пошел ты! — возмутилась Сашка.
— Если ты обратила внимание, пойти я не могу.
— Зачем ты меня пугаешь?!
— Потому что возможен и такой расклад.
— Гуров, нас убьют? — простонала Сашка.
— Пока нет, но динамика хорошая. По крайней мере, относительно меня они имеют такие намерения, — «успокоил» Иван.
— Что нам делать?! — заорала Сашка.
Вопрос был нелогичен, делать они ничего не могли по понятным и явным причинам — она сидела, приклеенная скотчем, а он болтался в подвешенном состоянии, причем в самом что ни на есть прямом смысле.
Разбитое лицо Ивана скривилось в усмешке.
— Ничего не делать. Сиди, расслабься, понаблюдай за редко выпадающей женщине приятной картиной избиения мужика!
— Гуров, что ты несешь?!
От неопределенности и страха — животного, тупого, который вполз незаметно, проникая везде, сжирая все, даже звенящую боль в челюсти и голове, — Сашка почувствовала, что ее затягивает паника, непролазная, тягучая, как патока, мерзкая!
— Александра! — жестко, зло позвал Иван. — Прекрати! Нельзя! Соберись! Еще ничего не кончилось!
— Сейчас, сейчас! — она боролась, изгоняя из себя панику и этот животный страх. — Ты прав, нельзя!
— Ты же Романова! — помогал он ей. — У тебя царская фамилия!
— Да… — прохныкала Сашка. — И чем они закончили!
И он расхохотался! Сашка обалдела, забыв и о страхе и о панике, глядя на смеющегося Гурова совершенно потрясенно.
И тут веселье кончилось. Сразу.
— О, любовничек очухался! — входя в комнату, глумливо заметил безымянный пока браток.
— И что за веселье?
Он подошел и встал перед висящим Иваном, руки в карманах, на лице издевательская, надменная усмешка.
— Да так, анекдоты рассказываем, время коротаем, — отозвался Иван.
Без предупреждения, не изменив выражения лица, парень выкинул руку вперед и ударил Ивана в живот с такой силой, что его тело отшвырнуло назад. Как боксерскую грушу. Сашка вскрикнула, Иван, сжав челюсти, перевел дыхание.
— Ну, расскажи теперь и мне. Я тоже посмеюсь! — предложил парень и ударил еще раз.
Сашка не заметила, как двое остальных оказались в комнате, обратив на них внимание, только когда осторожный Скунс попытался урезонить товарища:
— Постный сказал — без него не начинать и не трогать!
— … твоего Постного, из-за этого… Грыма пристрелили! — проорал колотивший Гурова бандит.
Последовала серия ударов в живот, по почкам, в челюсть. Подвешенное тело Ивана моталось из стороны в сторону, остановившееся было кровотечение снова открылось, и алые струйки залили все лицо.
Парень отошел, выпил пивка, принесенного ими с собой, присел на стул, отдохнуть, наверное. К Ивану шагнул Бес.
— Ты кто такой?
Иван молчал, Бес саданул его в живот и в бок, по ребрам, даже не запыхавшись от усилий.
— Ты кто такой, сука?!
— Бес, не надо, подождем! — вмешался Скунс.
Выдворенный было при помощи Ивана из Сашки страх вернулся и накрыл ее с головой, подминая под себя все существо: личность, разум, все, что было Романовой Александрой! Осталось только мелкое дребезжание напуганного до смерти тела, понимающего свою подчиненность чужой немилосердной, звериной воле. Сашка стала впадать в какую-то прострацию, ей казалось, что из Ивана течет ручьями кровь, много, много крови, и заливает все вокруг: пол, ее приклеенные к ножкам стула ноги.
Она не воспринимала слов, не осознавала, о чем разговаривают эти трое — так, какое-то отдаленное бубнение, звуки казались ей слишком страшными, зловещими. И неожиданно, когда безнадега почти сожрала ее, она выскочила из затягивающей трясины и с удивлением поняла, что Иван не молчит, отвечает и провоцирует их, и они злятся ужасно и что-то орут, но убивать его не решаются.
И вдруг она перестала бояться!
Вот так — щелк — кто-то щелкнул там, наверху, пальцами, и восприятие мира, действительности изменилось в один момент!
Было страшно, страшно, страшно — оп! — стало безразлично, еще щелчок, и из глубины Сашкиного существа поднялась злость!
Вот же твари!
«Нельзя так бояться, Александра Владимировна! Стыдно! Нельзя бояться этих уродов, нельзя переставать быть личностью, — отругала она себя. — Будут издеваться, бить, насиловать — ори, сопротивляйся, кусайся, царапайся, глотку сорви от крика — сколько угодно! Но не бойся ты так! Мерзко это, своим животным страхом давать им повод утвердиться в ощущении превосходства!»
Она выматерилась про себя смачно, с красиво построенными оборотами и завихрениями.
И ей полегчало!
На столе у уродов заголосил сотовый. Бес подошел, сел, хлебнул пивка из горлышка и ответил.
— Да, — хлебнул еще, слушая, — нет, ни документов, ни мобилы. Ничего не сказал, вы же приказали ждать вас. Ну, мы только начали, — послушал начальника. — Хорошо.
И нажал кнопку отбоя.
— Гиря, пиво кончилось, принеси!
Видимо, он здесь был за старшего.
Ну, вот и познакомились со всей компанией: Бес, Скунс, Гиря и убиенный тыкавший в нее пистолетом ночью Грым.
Какое светское общество! Как это мы и на приеме!
Повезло-о-о!
Сашка вдруг, ну совсем уж не к месту, вспомнила анекдотец времен советской действительности.
«Спрашивают в отделении милиции задержанную валютную проститутку:
— Как это вы, Мария Ивановна, заслуженная учительница, передовик, уважаемый человек, и стали валютной проституткой?
Марь-Иванна пожала плечиками и ответила:
— Повезло!»
«Вот и хорошо! — подумала Сашка. — И злость, и анекдотец! Слава богу, я пришла в норму!»
Бес вернулся к прерванному занятию.
— Прекратите его избивать! — потребовала Сашка.
Бес повернулся, вопросительно посмотрел на нее — кто это там, типа, голос подает? На его тупой морде вопросительно приподнятые брови над поросячьими малоосмысленными глазками смотрелись весьма комично и неуместно — выражать мысли мимикой было явно не его кредо!
— Я тебе сказал, сука, не вякать! — словами выражать, видимо, тоже.
— Что вы его избиваете, что вам надо от него?
Сашку уже ничего не могло остановить, кроме чего-то радикального вроде кляпа или сотрясения мозга с потерей сознания.
— Скунс! — взревел неудавшийся мим и сказитель. — Успокой ее, а то я прибью на…!
Скунс оказался перед ней в мгновение ока. Как Конек-Горбунок перед какой-то там травой, но не тронул. Орать начал.
Сашка орала в ответ с трехэтажными выкрутасами, пообещав ему кое-что про детородные органы, помянув его родителей, вовремя не сделавших аборт, и огласив план похоронных мероприятий.
Цирк! Митинг за свободу слова!
А Сашке было уже все равно — она уяснила со всей четкостью, что никто просто так ее не отпустит из этого вертепа. И не просто так не отпустит тоже!
— Успокой ее, Скунс! Что ты с ней бакланишь! — потребовал Бес, не отрываясь от основного занятия — задавания вопросов Ивану и периодического поколачивания его.
А Санька поняла, что этот Скунс ее не ударит, это не беспредельщик Бес, у которого периодически что-то переклинивает в голове, этот осторожный и трусливый, и больше всего он боится неведомого Постного.
«Приезжай — посолим!» — разошлась Сашка.
Она даже не увидела, а ощутила перемену в действии, происходящем за спиной стоявшего перед ней Скунса.
Что-то изменилось!
И, уклоняясь от руки решившегося все же «отшлепать» ее придурка, она пыталась рассмотреть, что происходит с Иваном.
Висевший до сих пор бесформенной боксерской грушей Иван молниеносно подтянулся на связанных руках, зажав под коленом одной ноги шею Беса, коленом второй ноги стремительным движением нанес удар в ухо не успевшему ничего понять братку. И, зацепившись ступней ноги, удерживающей шею Беса под коленом второй, сжимал все сильнее отключившегося бандюка.
Сашка стала орать еще громче, неся уже все что ни попадя, какую-то ахинею, отвлекая внимание трусоватого Скунса, раздававшего ей пощечины и заводившегося все больше от ее криков. Санька уворачивалась, как могла, но пропускала удары, становившиеся все более тяжелыми и злыми по мере того, как Скунс сатанел.
Все-таки он был не ангел и имел отношение к братскому объединению криминальных элементов, по этой причине нервишки у него были ни к черту, производство-то вредное, к терпению не располагает, особенно если тебе на чистом русском языке неугомонная барышня обещает всякие страсти-мордасти с летальным исходом!
Бил он не кулаком, а двумя ладонями поочередно, раздавая затрещины в ответ на Сашкины обещания что-то там с ним сотворить в светлом будущем. Сашка умудрялась уворачиваться, пропуская половину ударов, орать и смотреть, что происходит на заднем плане.
Иван резкими рывками сжал пару раз посильнее шею противника, распрямил ногу, и бесчувственное тело Беса упало кулем на пол. Гуров сделал акробатический переворот, подтянувшись на руках, зацепился ступнями за балку, снял руки с крюка, еще один переворот — и мягко, немного присев, спрыгнул на пол.
Сашка открыла рот от удивления и замолчала.
— Вот так-то лучше, сука! — порадовался начавший уставать Скунс.
Но тут же закатил глазки и рухнул к примотанным Санькиным ногам.
Либо божьи чудеса, либо трюк какой!
Кажется, именно этого еще утром Санька ждала во спасение.
Иван быстро подошел к столу, взял пустую бутылку, разбил ее о край стола и вернулся к Сашке с бутылочной «розочкой» в руках.
— Тяни сильнее ладони в стороны!
Приказ, между прочим!
Он разрезал скотч у нее на запястьях, сунул горлышко от бутылки.
— Ноги освободи! Быстрее!
— Руки не слушаются! — оправдывалась за свои неловкие движения она.
Сашка старалась!
Очень старалась. Как ей удалось разрезать ленту на ногах и не покалечиться при этом — вопрос!
Повезло-о!
«Как вас угораздило, Марь-Иванна? Повезло!»
— Саша, скорее! — поторапливал ее Иван, подставляя свои связанные руки.
Санька спешила, вовсю елозя острым бутылочным краем по веревке, но она, зараза, веревка эта, была добротной, справной и никак не хотела резаться! Сашка помогала себе зубами, попробовав развязать ее.
Никак!!
Она повторила попытку, Иван натянул сильнее веревку, Санька полосовала изо всех сил, и веревка наконец поддалась. Иван быстро освободил руки, потер запястья, подхватил Сашку под локти, скомандовав:
— Вставай! Попробуй присесть, подвигайся! Походи!
Сашка, как заведенная, выполняла все его указания.
Ноги дрожали, голова, челюсть, зубы и запястья болели ужасно, но все это мелочи!
— Господи! Гуров, ты весь в крови!! — ужаснулась она.
— Ерунда! Большая часть из носа и рассеченных бровей, оттуда всегда сильно течет.
Сашка не поверила и кинулась его ощупывать, искать смертельные раны.
— Боже мой! Боже мой! Иван, тебе надо срочно в больницу! Немедленно!
— Саш! Остановись, все нормально! — схватив ее за руки, остановил он суетливое ощупывание. — Я в порядке! Ну, почти!
— Что значит в порядке?! Они колошматили тебя ужасно!
— Потом все это, Саш! Не ори!