Ибрагимбеков Рустам День рождения
Рустам Ибрагимбеков
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
10 сентября 1969 года сыну Багадура Маниева исполнилось пять лет. Время было неудобное, срочно надо было закончить квартиру клиента, ремонтом которой Багадур, кроме субботы и воскресенья, мог заниматься только по вечерам (на работе тоже был аврал, уже на месяц задержали сдачу новой школы в Баладжарах), но Багадуру очень хотелось как следует отпраздновать день рождения сына. "Все-таки пятилетие бывает один раз в пять лет, - объяснил он жене, - надо все сделать так, чтобы было не хуже, чем у людей. Позову ребят со старого двора, пусть посмотрят, как мы живем, а то сколько лет я уже получил квартиру, а кроме Эльдара и Толстого Гасана никто из ребят ее не видел. А сейчас как раз удобный случай. На свадьбе не получилось, соберу их в день рождения Рафика. Деньги будут, я уже договорился с клиентом".
Жена к затее Багадура отнеслась с прохладцей. Во-первых, она не очень верила в то, что друзья детства Багадура придут "а день рождения их сына - на свадьбу не пришли, а уж на день рождения и подавно их не соберешь, во-вторых, она имела свои виды на деньги, которые Багадур собирался попросить у клиента в счет окончательного расчета за ремонт. Ей казалось неправильным тратить их на никому не нужный день рождения, в то время как тому же ребенку надо было купить на зиму пальто, теплые ботинки и много других мелочей - за лето малыш так вытянулся, что почти ничего из одежды на него не лезло. Но деньгами в доме распоряжался Багадур, и поэтому она только раз высказала ему свое возражение, а потом молчала с недовольным выражением лица.
Багадур по утрам, перед уходом на работу, и поздно вечером, возвращаясь с квартиры клиента, пересчитывал гостей, которых, по его мнению, необходимо было пригласить - получалось не менее двадцати человек, и прикидывал, сколько на это уйдет денег - около двухсот рублей.
Родителей, живущих с ними в третьей, маленькой комнате, он в свои планы не посвящал. Только раз намекнул матери, что, может быть, скоро соберет у себя ребят с их старого двора, и мать очень этому обрадовалась. Она скучала по двору, в котором они прожили всю жизнь до переезда в новую квартиру.
Квартиру Багадур получил за полгода до того, как его забрали в армию. Вернее, получил ее отец: начиная с пятьдесят четвертого года, когда Багадуру по метрикам было тринадцать лет (а на самом деле шестнадцать), он писал во все инстанции заявления с подробным описанием тяжелых жилищных условий своей многодетной семьи (кроме Багадура у отца были еще три дочери: одна, Соня, от первой жены и две, Сева и Сима, - от второй, матери Багадура) и в конце концов своего добился. Но шла время, отец постарел и давно не работал, Багадур бросил школу, вырос, поменял несколько мест работы, начал неплохо зарабатывать и к моменту получения квартиры стал по праву главным человеком в семье, И считалось, что квартиру получил он, хотя по ордеру квартиросъемщиком числился отец.
С отцом Багадур не ладил. Неизвестно, каким отец был до войны. Багадур этого помнить не мог, поскольку был тридцать восьмого года рождения (по паспорту сорок первого), но из плена в сорок пятом году отец вернулся с очень вредным характером.
По рассказам матери, отец до войны был прокурором в Казахе, и в Баку они перебрались перед самой войной. Позднее Багадур своими глазами видел кое-какие сохранившиеся у отца документы, но поверить в то, что тот был когда-то прокурором, так и не смог - очень уж жалким вернулся отец с войны.
Но года два он не работал, писал заявления. Мать плакала, просила его не напоминать о себе, но отец упорно продолжал писать, еле здоровался с соседями и делал вид, что у него все в порядке.
Потом он устроился проводником поезда, и жить стало легче. Но не долго: уволили за интриги. Опять он два года не работал, целыми днями сидел дома у включенной настольной лампы и все писал и писал...
Мать как пошла санитаркой в роддом вскоре после начала войны, так там и работала. Отец к ней часто придирался, шипел, вытаращив глаза, трясся от злости и поколачивал в свободное от писанины время. Она тихо плакала и скрывала все от детей. Тогда их было двое: Багадур и сводная его сестра Сонька, тридцать седьмого года рождения.
С ней он дружил. Она была не жадной. Со стороны своей покойной матери она приходилась родственницей знаменитому писателю, которого все в городе знали. В неделю раз она ходила туда, к родной тетке своей матери, та ее кормила и еще с собой давала подарки. Кое-что перепадало и Багадуру. Сонька совсем была не жадной.
Войну Багадур помнил смутно, помнил длинные очереди за хлебом и керосином, вкусные засохшие полоски хлеба на остро заточенном ноже, случай с часами матери, свадебным подарком -отца, которые он стащил со стола и долго носил на своем худом 'бедре, у самого паха, а бедная мать искала их, не переставая плакать, и допрашивала всех мальчишек во дворе, пока наконец месяца через два случайно не обнаружила их на нем, когда он спал. Помнил другой случай, с дождевыми червями, которых они ели все вместе, всем двором, а отравился только он один, помнил красные флажки на карте у Спиваков, соседей со второго этажа, сын которых Мося лежал в то время в госпитале после ранения, а потом всю жизнь носил железный негнущийся жилет, похожий на броню немецких рыцарей в кинокартине "Александр Невский". (Флажки означали города, занятые нашими войсками, и за каждый новый город тетя Рива Спивак давала Багадуру ложку варенья.) И еще Багадур помнил день победы. На балкончике перед дверью сапожника Зарифьяна, которая выходила прямо на улицу, постелили ковер и говорили речи, а Зарифьяну приказали, чтобы он пока ходил к себе через двор. Все кричали "ура" и плакали от радости. Это было в сорок пятом году. Багадур тогда учился в первом классе.
С учебой у него ,и у Соньки ничего не получилось. Он, пару раз оставшись на второй год, бросил школу с шестого класса. Сонька кончила восемь и даже поступила потом в нефтяной техникум, но тоже бросила. (В пятьдесят седьмом она совсем ушла из дома, родила ребенка и устроилась работать учетчицей в портовой таможне.)
Нельзя сказать, что Багадур не доучился из-за плохих условий жизни. На старой квартире (по рассказам матери, их поселили туда временно, пока в райисполкоме подыскивали им другую жилплощадь, более подходящую для должности отца) у них были две комнаты в общем коридоре, обе без окон, поэтому целый день в доме горела лампа. На этой стороне двора вообще ни у кого не было окон, некоторым немного света попадало в комнаты из застекленного коридора, но все равно надо было жечь электричество. Детей во дворе было много. На первом этаже Фаик и Исмет с сестрами, на втором два брата, Рамиз и Эльдар. На другом балконе второго этажа жили Лейбины, Спиваки и Толстый Гасан. У Спиваков кроме Моей детей не было, а Борис Лейбйн вырос вместе с Багадуром и всеми остальными. Целые дни проводили вместе, даже в школу одну и ту же ходили, сто семьдесят первую. Борис Лейбин, Рамиз и Фаик были двумя; классами старше, Толстый Гасан, Исмет и Эльдар пошли в школу в один год с Багадуром, И все выучились, получили высшее образование. Борис (он в школе тоже плохо учился, еле кончил) поступил в физкультурный, сейчас работает тренером по бегу в. детской спортивной школе (он и в детстве хорошо бегал), остальные все инженеры.
В шестьдесят третьем, когда Багадур вернулся из армии, Эльдар уже стал кандидатом наук, Исмет - главным инженером треста по сельскому строительству, Фаик - аспирантом. Кроме Рамиза, который женился и получил квартиру в Сумгаите, они еще жили в старом дворе.
Дела у всех шли хорошо. Только Толстый Гасан бросил работу по специальности и работал на посудном складе в центральном универмаге.ї Онїї сильно пил.її Когда они лет в семнадцать-восемнадцать частенько выпивали, Толстый в рот не брал спиртного - боялся отца, строго придерживающегося правил шариата, а потом вдруг, уже взрослым, попробовал где-то водки и запил. Пару раз его лечили, но помогало ненадолго. Кончилось все тем (мать написала об этом Багадуру в армию), что, будучи в гостях,, он упал с балкона третьего этажа на улицу. Получил сильное сотрясение мозга, но не умер, спасло то, что был пьян.
Первое время после получения квартиры Багадур пропадал в старом дворе. Сразу после работы переодевался, отмывал руки бензином, он работал тогда маляром в больнице нефтяников, и ехал туда. Часам к шести все собирались во дворе, садились играть в нарды или шли гулять "в город". Иногда выпивали.
Потом начались хлопоты, надо было привести в порядок новую квартиру (повестки из военкомата приходили одна за другой, и отец боялся, что он опоздает с ремонтом). Пришлось сократить встречи с друзьями, и постепенно Багадур начал отдаляться от них. Была и другая причина. Раньше, когда он жил с ними в одном дворе, все было просто: шли они куда-нибудь, то* и его брали с собой, не шли - так он у себя дома находился, хоть поспать можно было. А теперь приедет он после работы, " их никого нет. Посидит он, бывало, во дворе час-другой, побеседует с какой-нибудь соседкой и надо ехать к себе, на другой конец города. Или же дома они, но заняты делами своими, походит он от одного к другому и опять надо ехать - не сидеть же до ночи у людей без толку.
А после армии он вообще стал редко с ними видеться. Так,. иногда на улице кого-нибудь встретит или позвонит скуки ради когда телефон под руку попадется. Он продолжал работать маляром, зарабатывал неплохо. В армии вступил в партию, в конторе к нему относились с уважением, бригадиром сделали.
Мать долго уговаривала его жениться. Не хотелось, да и подходящей невесты не было. Все-таки таким, как он, трудно хоть образования нет, но кое-что в жизни понимаешь и хочется, чтобы все было не хуже, чем у людей. А ничего не получается. И не в деньгах дело, в конце концов зарабатывал он не меньше инженера. Но как ни старался, девушкам, которые были ему по вкусу, он не нравился, их интересовали образованные, начитанные ребята. (А те, которым нравился он, ему, как говорится, и в гробу не нужны были; двух слов связать не могли, поговорить не о чем.) Сколько раз, бывало, когда он еще в старом дворе жил,, соберутся они с девушками, студентками какими-нибудь, потанцуют, выпьют - все нормально, а когда начинают расходиться - все парами, а' он один. Иногда он врал, что тоже студент, но не верили; он даже костюм сшил себе в той же мастерской, где ребята, на углу Ази Асланова и Воронцовской, - не помогло. Говорил он, наверное, не так, как они, читал мало. Хотя и ребята не такие уж были начитанные. (В детстве только Эльдар и Рамиз книжками увлекались, глаза себе испортили, из-за этого очки начали носить.)
А кино он любил. Старался в первый день посмотреть новую картину. Особенно в детстве. В понедельник, первый сеанс в девять тридцать утра, вместо школы. "Двенадцатую ночь" раз двадцать смотрел. Все наизусть запомнил, стихами говорил, шпарил так, что ребята со смеху умирали:
"Вся жизнь ее - пустой листок, мой герцог, она ни слова о своей любви не проронила, тайну охраняя..." или: "Нет, спрячьте кошелек, - я не слуга, не мне, а герцогу нужна награда".
И еще у него привычка была: названия кинофильмов составлять. Любое слово кто-нибудь скажет, а он добавит еще одно или два, и получается название кинокартины. Само собой получалось. Очень уж много фильмов он посмотрел.
Одно время он думал, что с девушками ему не везет потому, что краской от него пахнет, и вообще, честно говоря, малярное дело ему не нравилось. Из-за грязи. Грязная работа. Он даже года на два бросил ее из-за этого. Устроился в часовую мастерскую. Сперва учеником, потом свою точку открыл на Шемахинке, недалеко от старого дома. Хорошо было, ребята к нему приходили, чай пили, в нарды играли. Но девушкам-студенткам часовщики нравились не больше маляров, а клиентов у него было маловато, еле-еле рублей сто в месяц выколачивал; пришлось бросить и вернуться к старому делу.
В армии тоже малярничал, в стройбате. Был на хорошем счету. Иначе бы в партию не попал.
А из ребят только Фаик партийный. С аспирантурой у него не ладится. Растолстел, усы отпустил, но диссертацию свою закончить не может. А в школе лучше всех учился. Мать у него очень болеет, но продолжает работать; все же врачом работать не трудно.
А маленький Исмет уже инженер треста. Он, как и Багадур, сильно голодал во время войны. Остальные получше жили, а они с Исметом плохо питались. Поэтому и остались небольшого роста. Он, правда, повыше Исмета, тот совсем маленький, но по сравнению с другими ребятами все-таки и он щуплый.
Отец Исмета погиб в самом начале войны. Мать обивала ящики на тарной базе, а прокормить надо было двух сыновей и двух дочерей - самой старшей восемь было, самому младшему - три. И все получили образование. Дочери - врачи, Исмет - инженер-строитель, Фархад, самый младший, тоже в медицинском учится. Фехтованием занимается, в газете писали.
Исмет как был серогої цвета, так иї остался. А на губах, в уголках рта, всегда белая пенка. Рот большой, зубы длинные, белые. Яйца хорошо бил в детстве. На спор. И вообще был очень хитрый. Газетами торговал на базаре, и кульками бумажными; при случае поворовывал. Учился хорошо, хотя науки давались ему трудно, зубрежкой брал. До сих пор не женился, надо сестер вначале выдать.
У Бориса Лейбина двое детей. Жена азербайджанка, преподает английский язык в школе. Квартиру отремонтировали, понаделали стенных шкафов,її комнату разделили на две части, в одной живет тетя Лиза, мать Бориса, в другой - они. Живут дружно. Борис рано поседел, стал сутулиться, высох как-то весь. А раньше прекрасная фигура у него была. Каждое лето уезжал старшим вожатым в пионерлагерь и приезжал загорелым, мускулы так и лезли из майки. Отношения с Багадуром у него испортились. Летом шестьдесят шестого года он нашел Багадура и попросил покрасить в квартире окна, двери и потолок. Когда Багадур жил еще в старом дворе, он всегда делал для ребят все, чго просили: кому покрасит что-нибудь, кому обои наклеит или кафель положит. По соседству жили, как-то незаметно это получалось, само собой. Да и молодые все были, еще неизвестно было кто кем станет. А сейчас пойти в этот двор, переодеться в грязную одежду и начать работать у всех на глазах после того, как столько лет- он уже там не живет, приходит иногда в черном костюме, пьет чай, рассказывает соседям о том, что дела у него идут хорошо, женился, ребенка имеет, живет в трехкомнатной квартире, купил румынскую мебель, - после всего этого надеть на себя рваные, измазанные краской брюки, рубашку, дырявую соломенную шляпу и полезть у всех на глазах на стремянку было как-то неудобно. Когда он работает где-то у посторонних - это одно дело, а когда в своем дворе, в квартире своего товарища, который вместе с ним вырос, а теперь надо на него работать на глазах всего двора - это совсем другое дело.
Он сказал об этомї їБорису.її Тотїї ничего не понял:її "Ты же работаешь у других людей, все равно всем это известно".
Багадур опять объяснил ему, что у людей это одно, а у старого друга другое. Борис опять ничего не понял и обиделся.
И раньше бывало, что кто-нибудь из друзей ссорился с Багадуром, хотя все говорили, что в отличие от отца, характер у него покладистый. Но когда они жили в одном дворе, проходила неделя, вторая, и отношения опять налаживались, - трудно, долго не разговаривать друг с другом, если каждый день видишься. А сейчас обиделся на него Борис, и уже три года это продолжается.
Так долго никто из ребят не держал обиды на Багадура. Фаик однажды не разговаривал с ним целый месяц, но тогда причина была серьезная, с честью это было связано, а из-за чести чего только не происходит в жизни. Сонька, старшая сестра Багадура, всему причиной была. Как только бросила техникум, сразу пошла по плохой дорожке. Работать, правда, она работала, иначе жить не на что было бы, но вела себя очень недостойно, подолгу стояла у ворот с какими-то парнями, выясняла с ними отношения, до криков дело доходило. Поначалу он ничего ей не говорил, старшая сестра все-таки, и человек хороший (как была она в детстве доброй, так и осталась: рубашки покупала ему на свои деньги, стирала, шила, гладила). Но в одни прекрасный день отзывает его в сторону Фаик: "так больше продолжаться не может", говорит, для всего двора позор Сонькино поведение, и он, Багадур, как ее брат и защитник семейной чести должен положить этому конец.
Фаик и раньше давал Багадуру советы, как себя вести в том' или другом случае: в гостях, например, если много народу и все не знакомые тебе люди, или если надо пригласить девушку на танец. Но когда он начал разговор о Соньке, Багадуру стало неприятно. Было стыдно за сестру: до чего же она докатилась, что о ней уже такие разговоры ведутся. И, к удивлению своему, почувствовал, что не имеет против Соньки никакой злобы. В конце концов должна же она получить хоть какое-то удовольствие в жизни. Пока отца не было, голодали, но хоть надеялись, что кончится война, вернется он домой и заживут они нормально, как все люди. А вернулся он - из-за этого проклятого плена еще хуже стало: одни слезы и заявления. Вот плохо, что учебу бросила, но ведь тоже понять можно: восемнадцать лет ей, хочется одеться, как другие, а много на стипендию купишь? И дома куском хлеба попрекают. В лицо, конечно, ничего не говорят, но ведь и так понятно: отец не работает, а ведь еще две маленькие девочки в доме. И мать не родная. Тихая, не вредная, а все-таки же мачеха. А от него, Багадура, толку мало. Все, что зарабатывает, на себя идет: костюм нужен? выпить нужно? в кино сходить нужно? Вот и пошла работать. Оделась, постриглась, покрасилась, ребятам нравиться стала. Дура, что на виду у всех с ними стоит, лишний повод для разговоров дает, но за то, что с парнями она встречается, он ее не осуждает.
А что Фаику скажешь? Ему же не объяснишь всего. Он же этого не поймет: одно дело иметь мать врача, другое - мать санитарку.
"Да, - сказалїїї тогдаїїї Багадур, - нехорошоїїї получается", "Ты должен положить этому конец", - повторил Фаик. И Багадур вынужден был согласиться с ним.
Но пока он поговорил с Сонькой, прошел целый месяц, и весь этот месяц Фаик с ним не разговаривал.