Вот и в этом сне она шла по узкой улочке, точно зная цель, сворачивала в какие-то мутные переулки, выходила снова на центральную улицу и, путаясь в клочках прозрачного сиреневатого тумана, находила сначала одну дверь, потом другую, видела каких-то знакомых, потом появилось лицо свекрови, которая смотрела как будто бы мимо нее, словно слепыми глазами. И мальчики ее в белых костюмчиках сидели между лестничными пролетами в одном из таких фантастических купеческих домов, на площадке, выложенной выщербленными оранжевыми плитками, сидели на розовом бархатном диванчике, и весь этот сон сильно попахивал «балабановской» эстетикой. И было так же страшно, как в его фильмах.
Целью в этом сне было догнать хотя бы кого-то из ее близких людей, чтобы объяснить что-то важное, чтобы обнять и рассказать о своей любви, но все лица, силуэты расплывались или растворялись, как капли темных чернил в воде…
Еще она запомнила трубочиста, того самого, из сказки, в черном костюмчике со специальной щеткой-ершиком, который ходит по улицам словно специально для того, чтобы приносить людям радость. Заглянул он и в Надин город, улыбнулся ей, подмигнул, вызывая умиление своими выпачканными сажей щеками, а затем где-то высоко над головой зазвучал колокольный звон, странным образом превращаясь в звон часов и далее – в сухой и острый стук…
Надя распахнула глаза. В дверь стучали.
– Да-да. Минутку…
Пока она бежала к двери, пыталась вспомнить, не заказывала ли она обед в номер. Кажется, нет. А может, это полиция?
От этих предположений у нее заболел живот.
– Кто там? – Надя заранее сморщилась, словно ее уже ударили.
– Извините. Вы просили передать, если вас будет спрашивать девушка.
– Что? – Надя распахнула дверь, перед ней стояла девушка с ресепшен, та самая, которой она оставила записку с фамилией Жени. – Она пришла?
– Да, она внизу.
– Вы проверили ее паспорт?
– Конечно! – Девушка захлопала своими густыми накрашенными ресницами.
– Пусть поднимется ко мне. Подождите минутку…
Она бросилась за деньгами, чтобы отблагодарить девушку не столько за услугу, сколько за единственную приятную новость за весь день.
– Спасибо.
Она ушла, а Надя, все еще не верившая в услышанное и воспринимавшая происходящее как продолжение сна, продолжала стоять в пижаме посреди комнаты. Женя Гольдман? Да неужели это возможно?
В дверь нерешительно, тихонько постучали.
– Да-да. Войдите!
Ну, точно! Это была она! Черные глаза стали как будто бы еще больше. Норковая шубка, черная вязаная юбка почти до пят, из-под нее выглядывают черные носки замшевых сапожек. Волосы распущены, на щеках – румянец.
– Женя, как же я рада тебя видеть! – и Надя, поддавшись чувствам, бросилась к девушке, как к родному человеку, и обняла ее.
– А уж я как! – Женя ответила на ее объятия.
– Дай-ка я на тебя посмотрю! – Надя отстранилась от нее и залюбовалась. – Да ты настоящая красавица! Вижу, морской воздух пошел тебе на пользу!
– Дело не в воздухе, а в свободе, – улыбнулась Женя.
– Проходи, раздевайся! Рассказывай, как ты? Нормально добралась?
– Я-то да, это лучше вы мне расскажите, что было потом, после того, как я сошла…
– Давай на «ты», хорошо?
Ею вдруг овладело нестерпимое желание довериться этой девочке. Вот взять и рассказать всю правду. Хотя бы так она услышит мнение другого человека о том, что с ней произошло. Конечно, если она преступница, то пусть сразу забирает все деньги. Они и так натворили бед, все эти пачки евро… Словно отравили душу.
Но что-то подсказывало ей, что Женя, в отличие от Кати, совершенно другой человек и что она не выдаст ее. Или, что немаловажно, составит ей компанию в этом странном, сюрреалистичном путешествии.
– Предлагаю тебе принять душ, привести себя в порядок. Потом мы спустимся в ресторан и там все обсудим!
– Душ, – простонала, улыбаясь, Женя. – Ты представить себе не можешь, как я об этом мечтала! Но самая моя большая радость – это ты! Что ты здесь, в этой гостинице, что не обманула, что мы встретились…
Ее слова эхом отозвались в сердце Нади.
10. Катя. Саратов, 2014 г
Щеки ее пылали, словно раскаленные угли. И уши тоже горели. И волосы на голове шевелились. И глаза были полны слез сожаления о сказанном и, главное, сделанном.
Ну почему, почему Надя сразу не доверилась ей и не рассказала о том, что с ней произошло? Да разве стала бы она искать ее мужа (мужа!!!), чтобы рассказать о том, что Надя пряталась эти дни у нее?!
Хотя, конечно, с какой стати она стала бы ей доверяться, ведь они мало знакомы. Просто землячки.
А зачем она спросила ее про деньги? Теперь Надя будет думать, что Катя – непорядочный, нехороший человек. И как с этим не согласиться? Зачем она открыла эту сумку? Разве можно вообще трогать чужие вещи?
Да она, может, и не открывала бы сумку, если бы не та сумасшедшая щедрость, с которой Надя тратила деньги. Сначала в магазин отправила, купи, мол, все самое лучшее, праздник устроим. Ну а когда она пообещала ей деньги, чтобы выкупить квартиру, Катя и вовсе подумала, что все это просто красивые слова о намерениях. Она не любила болтунов, людей, которые что-то обещали, зная заведомо, что не выполнят обещанное. А ведь таких людей вокруг много. Да большая часть. Их нужно отсекать от себя, избавляться, не впускать в свою жизнь. А Надя дала ей денег.
Она открыла сумку из любопытства. Вот и все. Увидела деньги и испугалась. Сразу вспомнила все фильмы, которые смотрела, про бандитов. А тут еще и сама Надя масла в огонь подлила, рассказала, что муж ее – следователь прокуратуры. И что она ушла из дома как бы из-за него, во всяком случае, Катя так поняла…
Ладно. Что было, то прошло. Конечно, страшно неудобно перед Надей, но уж теперь-то она не совершит ошибки. Просто сообщит Борису номер ее телефона, мертвый номер, конечно же, и пусть он ее ищет, или что он будет там делать… Это уже не ее дело. Раз Надя от него ушла – сам виноват. От хороших мужчин женщины не уходят. Хотя… Если так, то и от хороших женщин, значит, мужчины тоже не уходят. Нет-нет… никакая это не закономерность. От нее-то Саша ушел, а она неплохая женщина. Нет-нет, эта закономерность не работает.
Она тряхнула головой. Хватит вспоминать. Все теперь позади.
Комната, где жили любовники, терзая Катю одним своим присутствием, теперь была пуста. Стены голые, какие-то даже непристойные, как и бывшие хозяева.
Только в прихожей еще теснились какие-то коробки, все то, что не успели увезти.
Катя достала из ящика письменного стола договор купли-продажи, розоватый листок с гербовым кружевным рисунком и поднесла к лицу. Поцеловала. Вот оно, купленное на грязные деньги Нади спокойствие.
Уж теперь-то она никогда не выйдет замуж и уж точно не впустит ни одного мужчину к себе домой. Мой дом – моя крепость. Она накопит денег, сделает ремонт, купит новую мебель в «Икее», обставит квартиру с комфортом и будет спокойно жить, работая на своей «кондитерке», а в отпуск поедет куда-нибудь за границу. И жизнь ее наполнится радостью, счастьем и новыми впечатлениями.
Вот с такими приятными мыслями Катя отправилась в кухню, заварила чай, достала из буфета пирожные, включила маленький телевизор и уютно расположилась за столом в предвкушении приятного вечера.
После первого эклера, а их было четыре, раздался звонок.
«Снова эти двое, приехали за своими коробками», – подумала Катя.
Она подошла к двери, спросила, кто там.
– Это я, Катя, откройте, пожалуйста.
Голос оказался знакомый.
– Это вы, Борис? – удивилась она.
– Да, это я. Не бойтесь.
Она открыла дверь и впустила следователя Гладышева в дом.
– Что-нибудь случилось? – спросила Катя, ведь теперь она должна вести себя как-то по-другому и не стараться делиться информацией. Только бы не проговориться, только бы не ляпнуть лишнего!
– Да нет… Но если я не вовремя, то…
На него было больно смотреть. Говорят, «на нем лица нет» или «потерянное лицо», когда хотят сказать, что на лице человека видна вся боль, что это не лицо, а выражение самого страдания. Вот и Гладышев оставил свое лицо где-то в прежней жизни, где был, возможно, счастлив с женой, а теперь вместо лица была маска отчаяния, растерянности и большого горя.
Катя подумала, что Гладышев, пожалуй, первый мужчина, свидетелем страдания которого она стала, и если это так, то его появление в ее жизни надо расценивать как знак. Как поворот ее собственной судьбы, причем в переломный момент, когда ее-то проблемы разрешились, и она стояла на пороге счастья, и когда у нее появились силы для того, чтобы помочь кому-то другому. Передать, как эстафету, часть душевных сил и любовь тому, кто страдает сильнее.
– Борис, проходите. Пожалуйста! Я очень рада вас видеть! – Она даже посмела взять его за руку и потянуть за собой, как большого ребенка, нерешительного и стеснительного. Она поможет ему, постарается как-то отвлечь, успокоить, найдет для него такие слова, которые помогут ему хотя бы на время забыть о Наде.
– Борис, проходите. Пожалуйста! Я очень рада вас видеть! – Она даже посмела взять его за руку и потянуть за собой, как большого ребенка, нерешительного и стеснительного. Она поможет ему, постарается как-то отвлечь, успокоить, найдет для него такие слова, которые помогут ему хотя бы на время забыть о Наде.
Он повиновался ей и держал ее за руку так, как если бы она на самом деле была сильнее его. И это было удивительное чувство, ведь еще недавно она была так слаба, что не могла даже заставить себя встать с кровати и выпить воды! Ей жить не хотелось! Она чуть было не лишила себя жизни, не видя впереди ничего, ради чего стоило жить. А тут взрослый мужчина, следователь прокуратуры, у которого должна быть просто железная психика в силу профессии, и держится за нее, как за спасительницу, словно ее мысли и желание спасти его плавно перетекли в него.
– Вот, проходите, пожалуйста. Думаю, что в кухне нам будет удобно. Могу поспорить, что вы сегодня ничего не ели! – улыбнулась она. – Я угадала?
– Да, – вздохнул он, передавая ей свою куртку и усаживаясь на предложенный стул. – Это правда. Совсем нет аппетита.
Катя отнесла куртку в прихожую, зашла в комнату и быстро переоделась, сменила унылый серый свитер на белый, пушистый и штаны надела фланелевые, в красную и синюю клетку, чтобы выглядеть как-то теплее, уютнее и чтобы он ни в коем случае не подумал, что она собирается соблазнить его. Расчесала волосы, припудрила лицо и даже чуть подрумянила. И все это делала так быстро, что сама не поспевала за своими движениями, автоматически. Взяла листок с записанным на нем номером телефона Нади.
Вернулась в кухню, села напротив Бориса.
– Я знаю, зачем вы пришли. И могу вас обрадовать – у меня есть ее номер! Вот, держите!
Борис схватил листок и выскочил с ним из кухни, прикрыв за собой дверь. Катя с грустью посмотрела ему вслед, зная, что через пару минут он вернется и настроение его будет еще хуже.
Она достала из холодильника куриную лапшу, налила в тарелку и поставила разогреваться в микроволновку. Накрыла на стол деликатесами, которые остались еще со времен их с Надей пиршества: баночки с икрой, маринованными грибами, маслинами. Поставила бутылку водки, выложила на тарелку соленые огурчики. И уложилась как раз вовремя, когда вконец расстроенный безрезультатными попытками услышать голос своей пропавшей жены Борис вернулся в кухню.
– Ну как? – Ей с трудом давалась роль человека, наивно верящего в чудо. – Она взяла трубку?
– Телефон не отвечает. Думаю, что номер уже неактуален. Если уж она решила сбежать, то не сохранила бы телефон, который хоть кто-то, да знает. Она неглупая женщина и вполне могла предположить, что вы, Катя, как человек настроения, можете решить искренне помочь ей и связаться со мной. Чтобы мы с вами вместе как бы спасли ее… Скажите, я прав? Разве после того, как она покинула вас, вы не стали рисовать картины бандитского плена и тому подобное, связанное с Надей?
Она вздохнула.
– Да, вы правы. Конечно, мне не очень-то приятно, что вы считаете меня круглой дурой…
– Катя!!!
– Да-да, я все понимаю… Как иначе можно относиться с молодой женщине, решившей свести счеты r жизнью из-за мужика… – она намеренно повела себя таким образом, чтобы вызвать у Бориса чувство вины. Сгустила краски.
– Но я совсем не это имел в виду! Пожалуйста, не обижайтесь на меня!
– Но вы оказались правы, я же действительно нашла вас, чтобы рассказать вам о Наде. Хотя, по большому счету, я предала ее. Ладно, что теперь говорить… Я вот тут супчик разогрела. Если не хотите, чтобы я на вас обиделась, давайте вместе поужинаем.
Борис устало улыбнулся.
– Где можно помыть руки?
Он вернулся из ванной комнаты, сел за стол, посмотрел на Катю. Потом, не сводя с нее глаз, открыл бутылку с водкой и разлил ее по рюмкам.
– Спасибо вам, – сказал он, качая головой и судорожно вздыхая. – Знаете, вы – единственный человек, к которому я смог вот так прийти и просто поговорить… Никому я не мог бы показать свою слабость… На работе – сами понимаете, меня никто не должен видеть в таком расхристанном, раскисшем виде. Дома – дети, мама, особенно мама, она не должна видеть, как мне плохо и, главное, каким слабым я сейчас себя чувствую.
– Но вы хотя бы позвоните ей, она же переживает.
– Да я уже позвонил, когда ехал к вам. Сказал, что у меня дела, успокоил ее, как мог. Дети здоровы, они еще маленькие, вернее, Володе-то уже исполнилось восемь, и он постоянно спрашивает, где мама, и мы придумываем какие-то причины ее отсутствия, тоже успокаиваем и делаем вид, что все нормально… Он, как и все дети, увлечен Интернетом, и это очень сильно расстраивало Надю… Катя, у вас ведь уже рука устала держать рюмку! Я предлагаю выпить за вас!
– А я – за вас!
Они чокнулись, выпили. Катю переполняло чувство глубокой удовлетворенности от сознания того, что она все сделала правильно. Что сумела удержать Бориса у себя, накормить его, приободрить. И хорошо, что в доме нашлась водка. Пусть мужик расслабится.
Закусив, Борис принялся за суп. Быстро съел, чем доставил удовольствие Кате.
– Очень вкусный суп! Спасибо вам! – Он промокнул губы салфеткой. – Катя, я понимаю, что сильно отвлекаю вас от ваших дел, от вашей жизни, наконец, но не могли бы вы поговорить со мной о Наде? Вам не удалось вспомнить какие-нибудь детали, что она говорила, куда поедет, что с ней вообще случилось… Да-да, я помню, вы уже мне как будто бы все рассказали, но у нас такая память… Она нет-нет да и подарит нам какую-нибудь зацепку…
– Да, конечно… Вы спрашивайте, а я буду вам отвечать.
Он просто засыпал ее вопросами, которые копил все то время, что они не виделись. Он не просто спрашивал, он вел допрос, сам того не осознавая. Катя, убедив себя в том, что она должна вести себя так, как если бы не было ее недавнего разговора с Надей, пыталась отвечать правильно, как того требуют непростые обстоятельства. Главное – не проговориться!
Не добившись от нее ничего нового, он устало откинулся на спинку стула и замолчал.
– Мне тяжело об этом говорить, Катя, но что-то подсказывает мне, что никто Надю не похищал, никто не вынуждал ее поступить так, как она поступила, что она просто-напросто сбежала от меня, и я даже знаю, с кем…
– Как это – сбежала?
– Очень просто. Как сбегают жены от своих мужей. Вы же должны помнить ее такой, какой она была на самом деле… Еще там, в Сенной… Красивая, уверенная в себе девушка, яркая, эффектная… Это я превратил ее в служанку, няню моих детей, в несостоявшуюся личность. Я не позволил ей учиться, развиваться… Да она, думаю, просто возненавидела меня, и только дети как-то удерживали ее от того, чтобы уйти.
– Да куда уйти?
– Ну, еще в прошлом году у нее не было соблазна начать новую жизнь, окунуться в нее с головой… Но в какой-то момент ей стало известно, что один человек… Катя, я не буду ходить вокруг да около… Надя же сказала вам, что она ищет одного человека. Но этот человек не из моей жизни и уж точно не связан с моей профессиональной деятельностью. Это – Бузыгин. Помните такого?
– Постойте… Фамилия знакомая.
– Разве вы не знаете эту историю… Как Надю чуть не посадили в тюрьму из-за одного типа, бандита, по сути убийцы, с которым у нее закрутился роман, кода она была еще старшеклассницей?
– Это вы про него? Не может быть! Столько прошло лет! Его же посадили! Вы что, думаете, что они все это время продолжали поддерживать связь? Что она писала ему в тюрьму?
– Думаю, да. Я узнавал у того детектива… Только пообещайте мне, что не выдадите его, он и так нарушил ради меня все свои принципы… Надя приходила к нему, чтобы он нашел Бузыгина. Вот так. Так что ни в какую историю она не влипала, и ничто криминальное ей не грозит… Если, конечно, они вдвоем кого-нибудь не прирежут!
– Борис, да что такое вы говорите?!!
– А деньги у нее откуда? Он в прошлом году освободился, наверняка приехал сюда, и они встречались. Наверняка он снова кого-то убил, ограбил, я не знаю, и… Господи, он мог прятать награбленное, украденное у меня дома! Надя могла помогать ему, а может, вообще была сообщницей! Нет, у меня в голове это не укладывается… Она же – моя жена, мать моих детей… Денег, говорите, было много?
– Да, очень, – печально подтвердила Катя. – Хотя нет… Как же он мог их прятать у вас дома, если их ей принес один человек…
У Бориса зазвонил телефон.
– Слушаю.
Катя наблюдала за ним. Брови его медленно поползли вверх от удивления, взгляд остановился где-то на уровне переносицы Кати.
– Как это так? Другой? Однофамилец, что ли? Но этого не может быть, Лера. Да я теперь просто уверен, что она сбежала с ним. При ней, ты только не говори этому Дементьевичу, да и Родиону тоже, были большие деньги. Он снова втянул ее в какую-то историю… Она в беде, понимаете? Что? Я виноват? Почему? Она, значит, сбегает от меня со своим любовником, а я виноват? Да? А как еще его назвать? Коллегой по работе? Соседом? Случайным знакомым? Что-о-о??? Вы думаете вообще, что говорите?.. Как это не ищу? Да я тут всех на уши поднял! Но попробуйте, найдите иголку в стоге сена! Да я все понимаю, что никакая она не иголка, но она могла просто сесть в машину и укатить в любом направлении, вы понимаете? Она нигде не зарегистрировалась! Нигде! Она не покупала билет ни на поезд, ни на самолет! Мы ищем ее, ищем! А то, что вы рассказали… Это просто невозможно. Как это умер? Ладно, будут новости, я позвоню.