Нет, внизу ничего нет.
Сделали еще шаг. Совсем короткий.
Жан привел в готовность оружие: наполовину выдвинул из ножен электронож, взял в руку висевший на поясе лучевой пистолет.
Панаит в точности повторил его движения.
Но стало страшно: смогут ли они пустить оружие в ход? Мышцы вялы, воля слабеет. Будто кто гипнотизирует!
Жан вспомнил, что тогда, в лесу, он ведь не смог…
— Напряги всю волю! — прошептал он.
Еще шажок вперед — прислушиваясь, осторожно, очень медленно.
И тут вдали — или совсем недалеко, при этом слабом свете трудно определить расстояние, — показалось что-то темное, с округленными формами.
— Прямо туда свет, — едва шевеля губами, сказал Жан, — попробуем ослепить.
Два лезвия прожекторов, пронизывая тьму, устремились вперед, скрестились в одной точке.
Двигаются ли эти таинственные жители Венеры навстречу или стоят неподвижно?
Неизвестно, не видно. Но чувство подавленности, безволия усиливается. Ждать больше нельзя.
— Пока я один стреляю, — чуть слышно прошептал Жан. И тронул кнопку пистолета.
Ни звука, ни вспышки света не дает выстрел лучевого оружия. Но ощущение гипноза, скованности разом исчезло. Стало так легко и свободно, что Панаит непроизвольно шумно вздохнул:
— Уф-ф!
Сделали — осторожно, осторожно, с паузами — несколько коротких шажков.
Ничего.
Подошли еще ближе. И вот прожекторы выхватили из тьмы какое-то крупное тело.
Оно лежало неподвижно.
Еще приблизились, обшаривая лучами странное существо. Оно было очень велико — с корову, но обликом своим походило одновременно и на черепаху и на спрута. Роговой клюв, громадные щупальца, оканчивающиеся острыми крепкими когтями. Щупальца, подобно лучам, окружали неправильной шарообразной формы туловище. Жан и Панаит невольно отшатнулись от них. Но те были неподвижны.
Житель подземелья был мертв.
Пока подоспеет помощь, лучше подождать, чем самим начать вскрывать кровлю: надо быть начеку. Кто знает, какие еще сюрпризы может преподнести подземелье? Да хотя бы такие же чудовища…
Этими мыслями Жан хотел поделиться с Панаитом. Но не успел сказать ни слова: раздался оглушительный грохот. Когда он смолк, Жан увидел, что Панаита возле него нет.
Глава 11 Планета обрушивает удар за ударом
Жан направил пучок света вниз: не открылась ли на этот раз трещина внутри самого подземелья? Не очутился ли Панаит в нижнем отделе уже двухэтажной пещеры?
Нет, пол подземелья был невредим. Жан бросил было взгляд на убитое им чудовище.
Но чудовища не было. Оно тоже исчезло — как приснилось!
Водя во все стороны лучом, Жан стал напряженно всматриваться, но ничего не увидел. Ни Панаита, ни чудовища.
Размеры подземного зала резко уменьшились. Потолок навис еще ниже, почти касаясь головы. Там, где только что стоял Панаит, — неровная черная стена. С той стороны, где было убитое животное, — такая же стена. Жан замурован в земляном мешке. А Панаит?
Поразмыслив, Жан понял, что произошло: очевидно, обвал. И притом с двух сторон. Надо связаться с Панаитом. Но прежде всего необходимо экономить запасенную в аккумуляторах скафандра энергию: хотя помощь должна прийти вот-вот, но ведь не пришла еще…
Он погасил фонарь и остался в угнетающей тьме.
Позвал Панаита. Раз, другой и третий. Молчание.
Стал стучать в стену — с той стороны, где должен быть юноша.
Но камень или другая твердая порода отзывается едва слышным звуком.
А Панаиту, возможно, нужна срочная помощь…
Жан яростно заколотил в стену. Но тут же убедился, что это ни к чему. Никто его не слышит, никто не отвечает.
Прошло еще несколько мучительных минут, и он услышал голоса.
Панаит?
Нет. Это те, кто идут на помощь. Голоса слышны с разных сторон. И они говорят: «Мы близко!»
Вскоре над головой раздался шум. Отбрасываемая аккумуляторными заступами порода стала осыпаться. Жан отошел в сторону, насколько позволяла теснота сузившегося подземелья, плотно прижался к стене. Не всегда удается увернуться от тяжелых комьев, стукающих по голове. Но вот в кромешную тьму врезалась узкая полоса света. Унылый дневной свет Венеры, но теперь он так радует!
— Скорей, скорей! — кричит Жан спускающимся к нему людям. — Там Панаит! — Он показывает рукой, старается помочь своим электроножом их сильным электрозаступам.
Стена быстро расступается.
— Панаит!
Но он не отзывается. Он без сознания и полустоит-полулежит, упершись в поддерживающую его стену тесного земляного мешка.
Дышит?
Наверно: в баллоне еще большой запас воздуха.
Тем временем отверстие в почве расширили настолько, что обоих замурованных смогли вывести на поверхность. Панаита сразу же уложили на носилки.
А что это блестит внизу?
Это фонарик Панаита. Он, видимо, уронил его, когда был оглушен обвалом.
А пещерное чудовище? Оно здесь, близко. Но прежде всего — эвакуировать Панаита.
В больнице неподвижного, безмолвного Панаита и Жана встретили уже знакомая Жану врач, другие врачи и их помощники. По теле они знали о последнем происшествии. Жана немедленно осмотрели и нашли вполне здоровым.
— Ну, а мой друг? Панаит? — нетерпеливо спросил он.
— Его сейчас обследуют.
— Однако, вижу, предстоит еще работа, — сказала врач, заметив снижающийся самолет.
Едва машина остановилась, из нее выскочила девушка-пилот и, крикнув:
«Принимайте больных!» — бросилась помогать вышедшим навстречу санитарам.
Глазам Жана представилось тягостное зрелище.
Сначала два санитара вывели под руки молодого человека. Он весь был какой-то дряблый, руки бессильно опущены, ноги подгибались, его чуть не волоком волокли. Глаза из-под прозрачной маски глядели тупо, безразлично.
За ним трое санитаров с трудом вывели из машины молодую худощавую женщину.
Потрясенный Жан увидел: она была связана крепкими бинтами по рукам и ногам.
Спеша и волнуясь, санитары тотчас освободили ее. Но она тут же проявила невероятную силу, пытаясь вырваться из державших ее рук. То была полная противоположность предыдущему больному. Она дико выкрикивала бессвязные, бессмысленные слова. Глаза ее были совсем белые: зрачки закатились. На несколько секунд ей все-таки удалось вырваться — она бросилась ничком на траву и пыталась сорвать с себя скафандр. Ее схватили и втащили в помещение.
Вывели еще двух бредящих женщин. Они жестикулировали и кричали. Затем самостоятельно вышел мужчина средних лет, но за ним по пятам следовал один из санитаров. Это удивило Жана: больной казался вполне спокойным. Однако, вглядевшись внимательно, Жан увидел, что тот очень странно ведет себя: он шел преувеличенно спокойным, размеренным шагом и так же размеренно повторял ритмическое сочетание слогов без всякого содержания: «Та-та-та, та-та-та, та-та-та…» — с ударением на третьем слоге, раз за разом, без передышки, в такт своим шагам, и легким подпрыгиванием отмечал каждое окончание стопы.
Он обошел Жана, как обходят неодушевленный предмет, и скрылся за дверью.
Состояние этого последнего больного особенно поразило Жана.
Но что же это за болезнь? На Земле он не слышал ни о чем подобном. Решил разузнать у врача.
Глава 12 Сложные загадки Венеры
Жан нашел врача в палате. Все койки были заняты. Три женщины лежали тихо, ровно дышали во сне или в забытьи.
Возле молодого человека сидела врач и, наклонившись к нему, держала наготове шприц. Рядом стоял санитар — высокий черноволосый юноша. Чуть поодаль, вперив в потолок безразличный взгляд, лежал мужчина, который последним вышел из самолета.
Врач подняла глаза на Жана и тотчас вновь повернулась к больному. Лицо ее стало серьезным, сосредоточенным. Она деловито сказала Жану:
— Понаблюдай за тем больным. На всякий случай…
Жан подошел к больному и стал внимательно рассматривать его. Несмотря на совершенно апатичное состояние, в нем было что-то необъяснимо привлекательное.
Через четверть минуты после впрыскивания взгляд молодого человека стал осмысленнее, но веки сразу сомкнулись, едва заметное до того дыхание стало отчетливым, глубоким, ровным, он погрузился в сон.
— Выздоровеет? — вполголоса спросил Жан.
— Да, и очень скоро, — ответила врач, — как и остальные.
— Но что это за странная болезнь?
Врач сделала ему знак следовать за собой и вышла из палаты, оставив больных на попечении санитаров. В маленьком кабинете она указала Жану на стул и села на другой, облокотившись о столик. Взгляд ее выдавал сильную усталость. Она достала из шкафа коробочку с пилюлями, проглотила одну и протянула коробку Жану:
— От утомления. И тебе не мешает.
И правда, после всего пережитого Жан чувствовал себя усталым. Проглотив пилюлю, он взглянул на врача и вдруг неожиданно для себя улыбнулся.
— Чему ты? — спросила она с невольной ответной улыбкой.
— А ведь я не знаю, как тебя зовут, — сказал Жан.
— Ли, — ответила она и, помолчав, напомнила: — Ты хотел знать, что это за болезнь?
— Да, да… И еще…
— Такое заболевание, — сказала врач, — правда, единичное, было здесь уже раньше. Заболел один из участников предыдущей экспедиции. Тогда же нашли и болезнетворное начало — вирус, который поражает центральную нервную систему.
Но инкубационный период очень короток.
— И где же гнездится этот вирус?
— Пока не выяснено.
— А как лечите?
— Как видишь, просто. Вирусологи вместе с химиками нашли состав, который одновременно убивает вирус в организме и нейтрализует яд. Важно только не упустить время. Хорошо, что больных быстро доставили.
— А если б опоздали?
Ли нахмурилась:
— Опаздывать в этих случаях нельзя.
В кабинете имелся телеаппарат. На Земле это была привычная вещь, а на Венере — еще редкость, здесь большей частью приходилось пользоваться простыми экранами: их устройство проще, чем объемное теле.
И вот внезапно рядом с Жаном очутился русоволосый улыбающийся…
— Сергей!
Появление друга было так неожиданно и радостно, что Жан не подумал о теле и бросился к Сергею, намереваясь сжать его в объятиях, но обнял, конечно, пустоту. Ли весело засмеялась, ласково усмехнулся и Сергей, ямочка на его подбородке заиграла. Жан смущенно опустил руки, вглядываясь в лицо Сергея, которое он никак не чаял увидеть так скоро… и здесь!
— Ты на Земле? — вдруг пришло ему в голову.
— Это невозможно, — возразил Сергей, — межпланетной объемной связи пока не существует. Я здесь, на Венере!
— Но как же? — продолжал радостно недоумевать Жан. — Ты ведь против, не так ли?
— Да, был против. А теперь… Ну, у нас еще будет время поговорить.
Пожалуй, только теперь Жан понял, как ему недоставало Сергея.
Жан внимательно смотрел на друга. Сергей в чем-то изменился за тот сравнительно короткий промежуток времени, пока они не виделись. Но в чем же?
Да, черты его, речь, жестикуляция стали как бы тверже, целеустремленнее.
— Мы отвлеклись, — сказал Сергей. — Знаешь, зачем я тебя вызвал?
— А разве не для того, чтобы увидеться со мной?
— Конечно, и для этого. Но кроме того, я должен поговорить о деле. Мы хотим предложить тебе новую работу.
— Кто это «мы»? — удивленно спросил Жан.
— Штаб освоения Венеры. Меня избрали здесь в члены штаба. Мы ждем тебя.
Сергей кивнул и исчез, словно растворился в воздухе.
…Итак, Сергей здесь! И даже член Штаба освоения. Это еще одна победа сторонников освоения. Ведь незаурядный человек Сергей. Он — замечательный, широко известный художник. Пейзажист, изъездил чуть не все уголки Земли. На его полотнах, выставленных во многих музеях, — заповедники: тропический лес Южной Америки, песчаная пустыня Сахары, глухая тайга Сибири. На его полотнах — океанские просторы, сады, парки, леса, города. В поисках сюжетов для своих картин он немало попутешествовал и по Солнечной системе. В музеях выставлены мастерски написанные им с натуры своеобразные пейзажи Луны, Марса, Венеры и даже крошечной Цереры.
Как хорошо, что он здесь! Многие перестанут колебаться, когда узнают, что этот противник освоения Венеры сам стал его участником. Хорошо, отлично это и для него самого — как расширится круг его интересов! А для своей живописи сколько он найдет здесь нового, увлекательного материала!
…Наступил момент, когда из штаба передают текущие известия с Земли.
Раздался звучный юношеский голос:
— Кампания против освоения Венеры продолжается. Противники его утверждают, что вполне возможно повторение мозговых заболеваний, и притом в массовом количестве. Они считают, что неизбежны и другие, гораздо более страшные эпидемии.
Жан задумался: так просто от этого не отмахнешься. Речь идет о вполне реальных опасностях. Все дело в том, как их преодолеть. А преодолеем безусловно, как и все другие препятствия!
В том числе и грибы.
Да ну, грибы — это, конечно, мелочь в сравнении со всеми стихиями этой бешеной планеты. Но и они тоже… А тут еще это ужасное глубинное животное!
Да, так вот, значит, есть и животные! Это неожиданность! И конечно, раз они есть, то только в глубине и могут жить: на поверхности планеты они не смогли бы существовать при такой температуре.
Ну, а чем они дышат? Ведь кислорода и в глубине, наверно, не больше, чем на поверхности.
А чем питаются?
Вот еще загадка Венеры!
Жан оглянулся. Ли все еще сидела здесь: наслаждалась передышкой в напряженной работе.
— Каждый раз что-нибудь перебивает, — сказал Жан. — С самого моего пробуждения хочу спросить тебя: что-нибудь удалось выяснить насчет этих грибов?
— Нет, — ответила Ли. — После того как тебя обезопасили от их яда, несколько человек… я в том числе… отправились на ту поляну… Конечно, с оружием.
— И что же?
— Мы их не нашли.
— Заблудились, не так ли?
— Да нет. Пришли на то самое место. Они исчезли. Мы побродили по лесу в разных направлениях… Нигде не нашли никаких следов.
— Ну, а животное?
— Какое животное? — поразилась Ли.
— Ах, ты разве не знаешь? А что с Панаитом?
Но на этот вопрос Ли тоже еще не могла ответить.
Глава 13 Завершающий аккорд
Впервые в своей пока еще короткой жизни Анна готовилась выступить с авторским концертом. Есть ли художник в любой области искусства, который не волновался бы. перед публичным, а тем более всемирным выступлением? Анна, конечно, не была исключением — только равнодушный может в таких случаях оставаться спокойным.
Но если ее охватывало волнение перед исполнительскими концертами, насколько же сильно оно теперь!
Трудно было бы заранее сказать, сколько людей будет ее слушать. Но наверно, много: она знала, что пользуется расположением любителей, музыки, живущих в разных местах земного шара. Однако больше всего она хотела, чтобы ее слушал тот, чьими душевными переживаниями была вызвана к жизни ее соната: ее отец, любимый и так тяжело наказанный человечеством Пьер Мерсье.
Слушает ли он ее?
Но она не смогла поговорить с ним: добровольное затворничество Мерсье продолжалось. В своей комнате он был отрешен от всего мира. А что, если он отключил у себя и радио? Тогда ему неизвестны день и час концерта.
Однако он смотрел и слушал.
Всем другим инструментам Анна предпочитала мультитон. Она любила его за богатство почти неуловимо переходящих друг в друга тонов, за бесконечное разнообразие тембров. Отчасти он напоминал старинный орган, но звуки были мягче, гибче, а главное, он был гораздо многозвучнее, не говоря уже о том, что не подавлял устрашающей громоздкостью, как его старинный предшественник.
Правда, и овладеть мультитоном труднее, чем любым другим инструментом.
Студий для всемирных передач было много. Концерт Анны передавался из помещения на Гавайских островах, в десять часов утра по тамошнему времени.
Место не имело особого значения: на концерте, как на любом спектакле, лекции, собрании, можно было присутствовать, находясь в любой точке земной поверхности.
Анна сидит у инструмента. Какое сильное волнение отражается на ее лице! Ее длинные пальцы уже протянуты к клавиатуре. Она одна, но чувствует присутствие миллионов слушателей и зрителей.
Но вот ее руки решительно коснулись клавишей. Ударять по ним, как в старину, не надо, достаточно легкого прикосновения. И сразу исчезло волнение с ее лица и заменилось выражением глубокой сосредоточенности. Звуки полились — полные, отчетливые, нарастающие. Сначала ровный ропот, затем гулкие удары, грозный рев, словно тысячи Ниагар низвергаются в бездну, разбиваясь в пену и пыль.
Пьер смотрит и слушает. Тонкие пальцы пробегают, носятся по клавишам. Звуки нарастают… Теперь Пьер ясно видит и слышит. Нескончаемые ряды волн идут на приступ береговых утесов. С громом ударяются они о скалы. Им нельзя отступать, за ними идут следующие. Они сокрушат скалы… Должны сокрушить! И тогда перед ними откроется широкий простор.
Но скалы стоят невредимо.
Ряд за рядом. Волна за волной.
Но вот к победному грохоту начинают примешиваться иные звуки. Волны сдают?
Нет! Они не должны сдавать. Им подобает победа! Сам не замечая этого, Пьер поднялся во весь рост. Анна сидит лицом к нему, он смотрит ей прямо в глаза.
Она его не видит.
Лицо Анны торжественно и скорбно.
Волны бегут на приступ. Не ослабела их мощь, не уменьшилась воля к победе.