Голос у Константина Петровича слегка подрагивал, но в целом говорил он довольно спокойно и даже с легкой иронией. Это мне в нем сразу понравилось. Люблю, когда люди стараются сами к себе с юмором относиться, с такими общаться проще.
— Сколько лет сыну? — задала я первый из возникших у меня вопросов.
— Двадцать один год.
— Он сейчас там? — Я показала пальцем в потолок, имея в виду квартиру номер 181.
— Да. Они утром сразу, как нашли тело, вызвали милицию, и оттуда никого пока не выпускают.
— А кого убили?
— Ох. Я фамилию-то этого парня не знаю, а зовут, кажется, Сашей.
— Ладно, фамилию я у милиционеров выясню. Убитый — тот самый, у которого день рождения был?
— Кажется, нет, — неуверенно ответил Беляков. — День рождения, по-моему, у другого был, у Димы, а Саша — один из гостей.
— И много еще гостей было?
— Человек восемь, кажется. Или десять. Не знаю точно.
— Тоже молодые все?
— Ну да. Лет им примерно по двадцать — двадцать пять.
— Значит, они все сейчас в квартире… — произнесла я, начиная понимать, что легкой жизни мне с этим делом не видать.
— Ну да, — подтвердил Константин Петрович. — Насколько я понял, этот капитан хочет сначала со всеми поговорить. Сидят там в комнате как пришибленные, и Сергей с ними.
Я тяжело вздохнула. Неплохой клубочек завязывается, судя по всему. Если в квартире столько народу, то я с ума сойду, прежде чем со всеми участниками вечеринки хоть коротко переговорю, а ведь это самое начало.
— Кстати, а с чего вдруг милиционеры позволили Сергею вам позвонить? — спросила я.
— Я так понял, что он мне звонил еще до того, как милиция приехала, сразу после того, как они труп обнаружили, — ответил Беляков.
— А когда вы сюда приехали, милиция уже была здесь?
— Ага. Сначала пускать не хотели, потом разобрались, кто я такой, и их главный захотел со мной поговорить.
— И о чем спрашивал?
— О Сергее, конечно. Много ли он пил, не баловался ли наркотиками, не хранил ли дома холодное оружие, какие у него отношения с друзьями… Еще о том, знаю ли я этого Сашу, не ссорился ли мой сын с ним, и все такое. Ну, и я его тоже спросил — о том, кого он подозревает, но он мне, конечно, ничего толком не ответил.
Я задумчиво покивала. Картина более или менее прояснилась. Или, вернее будет сказать, прояснялись рамки, в которых постепенно будет проявляться картина преступления. Говорить сейчас с Константином Петровичем более подробно не имело смысла — нужно сначала пообщаться с капитаном Даниловым и, по возможности, с бывшим на вечеринке народом. Оставался еще только один, причем наиболее щекотливый, вопрос, который я умышленно приберегла на самый конец разговора:
— Константин Петрович, я бы хотела прояснить одну вещь. А именно: для чего вы меня хотите нанять? Для того, чтобы я нашла истинного виновника преступления, или для того, чтобы я доказала невиновность вашего сына?
Беляков несколько секунд непонимающе хлопал глазами, потом до него дошел смысл моего вопроса, и он нахмурился:
— Татьяна Александровна, Сергей невиновен! Поверьте мне, я знаю, что говорю. В конце концов, он мой сын, кому, как не мне, его знать!
У меня было свое мнение по данному вопросу, но я решила оставить его при себе. Не говорить же сейчас вслух, что как раз родители зачастую знают о своих чадах чуть ли не меньше всех остальных.
— Я вам верю. Но в таких случаях одной веры мало, поэтому мне все-таки нужно четко обозначить свою позицию. Я не занимаюсь фальсификацией доказательств и выгораживанием преступников. Если по ходу расследования я приду к выводу, что виновен именно Сергей, то самое большее, что я могу вам обещать, это не делиться полученной информацией с милицией. О чем вас честно и предупреждаю.
— Согласен, — чуть помедлив, сказал Беляков. — Понимаете, Татьяна Александровна, я абсолютно уверен, что сын невиновен, поэтому такие условия меня не пугают. Я даже больше скажу: если вы получите железные доказательства того, что виновен Сергей, то приходите ко мне, и если я соглашусь с ними, то можете сообщить о них и милиции. Сергей мой сын, и я его люблю, но если он и в самом деле убил человека, то выгораживать его я не стану. Так что работайте смело. Только имейте в виду — доказательства должны быть действительно железными. Если вы вздумаете обвинить его только на основании того, что нож, которым было совершено преступление, принадлежит ему, то я с вами не соглашусь.
— Разумеется, Константин Петрович, — с облегчением сказала я. Позиция Белякова показалась мне весьма благородной. — Я буду продолжать расследование до тех пор, пока не буду абсолютно уверена в полученных результатах.
— Вот и отлично. Кстати, вы говорили об оплате. Давайте я сейчас заплачу вам за пять дней вперед, а там видно будет.
Я кивнула. Хорошо, что мой новый клиент сам про это вспомнил, не люблю первой заговаривать о таких вещах. Спрятав полученные деньги в сумочку, я сказала:
— Так, теперь давайте договоримся. У меня к вам могут возникнуть еще какие-то вопросы, но сейчас я хочу попытаться наладить контакт с милицией, так что подождите меня немного. Или пойдемте туда вместе со мной, подождете прямо там, а то меня опять впускать откажутся.
Беляков кивнул, и мы с ним поднялись по лестнице на пятый этаж и снова предстали перед бдительным сержантом.
— Позови сюда капитана, — приказным тоном сказала я, решив, что именно такой стиль общения будет в данном случае наиболее эффективен.
— Да вы проходите сами, — неожиданно предложил страж порядка. — Я про вас сказал капитану, и он велел вас впустить, если вернетесь.
Я кивнула, и мы с Беляковым прошли в квартиру мимо посторонившегося сержанта. Сделав два шага от порога, я невольно приостановилась. Да. Конечно, видала я в жизни немало бардаков, но такого, пожалуй, еще ни разу. Прихожая, в которой мы оказались, выглядела так, словно по ней сначала пронесся маленький смерч, потом прошлись с обыском воры-домушники, а, что называется, на закуску устроили пирушку члены банды батьки Махно или еще кого-нибудь в этом роде.
На полу грудой валялась целая куча разной одежды, усыпанная битым стеклом. Секунду спустя я поняла, что это свалилась со стены вешалка, а осколки — от зеркала, остатки которого все еще висели на стене напротив входа. Впрочем, там были и другие, похоже, что бутылочные. Рядом с одеждой растекалась странного вида лужа — от нее пахло пивом, и в ней почему-то плавали три красные гвоздики и перевернутая тапочка. В углу, рядом с остатками зеркала, высилась груда рваной бумаги непонятного назначения. Большая ее часть по цвету и плотности была похожа на картон, но виднелось и несколько белых кусков, один из которых был, как мне показалось, покрыт яркими пятнами краски. Еще из этой груды торчали несколько кусков веревки. Разглядев их, я подумала, что в бумагу, видимо, было завернуто что-то, что хозяину очень не терпелось распаковать. Настолько, что вместо того, чтобы аккуратно развернуть упаковку, он предпочел разодрать ее в клочья.
— Ничего себе, — протянула я. — Весело ребятки тут время проводили, ничего не скажешь…
— Это еще цветочки, — с мрачным смешком прокомментировал Беляков. — Вот увидите, что в кухне и в комнатах творится, — это будут ягодки.
Тут справа послышались осторожные шаги, и из-за поворота показался молодой человек в штатском. Прежде чем он успел раскрыть рот, я спросила:
— Где капитан Данилов?
— На кухне, — коротко информировал меня парень. — Это сюда, — он махнул рукой направо. — А вы откуда? Из прокуратуры?
— Почти, — ответила я и, не став вдаваться в подробности, устремилась на кухню. Когда я завернула за угол, то поняла, почему показавшийся отсюда парень шагал так осторожно, — здесь пол тоже был усеян осколками, но уже не от зеркала, а от какой-то посуды. Некоторые осколки были достаточно большими и острыми, чтобы представлять угрозу даже для обутого человека. Да что они тут, в футбол, что ли, чашками играли?!
— Здесь вроде бы какая-то из девиц поднос с бокалами уронила, — отвечая на мой незаданный вопрос, сообщил Беляков. — Мне вас тут подождать?
— Ага. А еще лучше идите в комнату. Или нет — спуститесь на улицу, подождите в машине. Хотя, скорее всего, ждать придется довольно долго.
Мой клиент послушно кивнул и остался в прихожей, а я, аккуратно пройдя по коридору, добралась до кухни и постучала по косяку, привлекая к себе внимание двух находившихся там людей. Они сидели на табуретках посреди такого же, как и в прихожей, разгрома, дополненного еще и просыпанным на стол и на пол сахаром. Оба повернулись ко мне, и я смогла рассмотреть их лица. Один из них оказался молодым парнем с худым лицом, длинными темными волосами и серьгой в ухе, а второй — невысокий рыжеволосый мужчина, в чертах лица которого явно было что-то знакомое.
— Привет, Татьяна, — поздоровался он со мной, привставая с табуретки. — Не узнаешь?
Я внимательно вгляделась в его лицо. Где же я его видела? Прокуратура? Нет, раньше… Академия? Нет… Или да? Стоп, вспомнила! Венька Данилов, мы с ним вместе учились на первом курсе, а потом он перешел в другую группу, и больше мы с ним не встречались. Насколько я помню, он был довольно неплохим парнем. Впрочем, всегда, особенно детективу, следует помнить о том, что с возрастом люди меняются, и необязательно в лучшую сторону.
— Здравствуй, Венька, — ответила я на приветствие. — Найдется у тебя несколько свободных минут для бывшей однокурсницы или как?
— Найдется, разумеется, — широко улыбнулся мне Данилов. — Иди в комнату и подожди, — обратился он к длинноволосому. — Минут через десять я вернусь, продолжим наш разговор.
Мы с Даниловым вышли из кухни и мимо Константина Петровича Белякова, непонятно зачем топтавшегося в прихожей, вышли в подъезд.
— Сколько лет не виделись, и надо же, какая неожиданная встреча, — с теплой улыбкой сказал Данилов. — Как твои дела, Татьяна? Я слышал, ты крутым частным детективом заделалась, правда, что ли?
— Ну уж не знаю, насколько крутым, но то, что заделалась, — факт, — скромно ответила я. — А ты как?
— Как видишь. В милиции тружусь, света белого совершенно не вижу.
Мы оба замолчали. Для того чтобы просто мирно потрепаться, был неподходящий момент, а перейти к делу ни один из нас пока не решался.
Я исподтишка разглядывала бывшего однокурсника. Со времен нашей совместной учебы Венька изрядно изменился — возмужал и как-то расширился, причем не растолстел, а именно расширился. Плечи у него раньше определенно были уже, а руки тоньше. И лицо тоже приобрело некие мужественные черты. Помню, на первом курсе щеки у него были как у младенчика, а сейчас ни следа той детской пухлости не осталось. Одет Венька был просто, но весьма аккуратно — джинсы, рубашка, джинсовая куртка, черные ботинки. Начищенные, кстати. Вообще, выглядел Данилов весьма неплохо, и я неожиданно почувствовала, что мой интерес к нему вот-вот выйдет за рамки чисто профессионального. Собственно, ничего удивительного: со своим последним кавалером я распрощалась две недели назад, окончательно убедившись, что характерами мы с ним не сходимся. Но все хорошо в свое время, а начало расследования — не слишком подходящий момент для того, чтобы обзаводиться новым бойфрендом, поэтому я решила взять себя в руки и перевела наконец разговор на деловую тему:
— Это дело тебе поручили, да?
— Ага, — с тяжелым вздохом сказал Венька. — Мало мне всего, еще и сегодняшнее убийство теперь.
— А ты не мог бы со мной кое-какой информацией поделиться? — вкрадчиво поинтересовалась я.
— Да мог бы в принципе. А что именно тебя интересует? И зачем тебе это?
— Интересует все, что вам уже удалось установить. Имя убитого. Время убийства. Способ. Список присутствовавших в квартире. Ну и так далее. А зачем… Понимаешь ли, в вечеринке принимал участие некий Сергей Беляков, который вроде как у вас чуть ли не главный подозреваемый. — Венька кивнул, и я продолжила: — Так вот его отец считает, что он невиновен, и хочет, чтобы я это доказала.
— Ясно, — протянул Данилов. — То есть, если я все правильно понимаю, ты собираешься заниматься этим убийством параллельно с нами?
Я кивнула:
— Ну да. И очень надеюсь на твою помощь. Или, по крайней мере, на то, что ты не будешь мне мешать.
— Ну что ты, Татьяна, о чем разговор! Мешать я тебе, конечно, не буду, а вот насчет помощи… — Данилов немного помолчал. — Давай так: баш на баш.
— В смысле?
— В самом прямом. Татьяна, как ты думаешь, сколько на мне сейчас дел висит?
Я быстро прикинула. Вообще-то, по формальным правилам, один оперативник не должен одновременно вести более трех разных дел, но поскольку я имела некоторый опыт работы в органах, то знала, как далеко иногда теория расходится с практикой. Людей постоянно не хватает, и поэтому на каждого опера вешают раза в два больше, чем положено.
— Дел семь-восемь, — осторожно предположила я.
Данилов тяжело вздохнул:
— Семь-восемь… Если бы так, у меня была бы не жизнь, а малина. Двенадцать не хочешь?
— Ничего себе. Ты серьезно?
— Куда уж серьезнее! Это дело — тринадцатое.
— Слушай, как же ты работаешь-то? О чем вообще ваше начальство думает?
— А что начальство? Начальству тоже деваться некуда. Кому-то ведь дела поручать надо, а людей не хватает катастрофически.
— Но есть же нормы…
— Нормы-то есть. Вот только преступники не в курсе, что у нас нормы. Короче, у меня к тебе такое предложение: я тебе даю всю необходимую информацию, помогаю в случае чего людьми, но сам прекращаю заниматься этим убийством. А ты расследуешь его и делишься со мной результатами. Все равно у тебя получится и быстрее, и лучше, чем у меня, благо у тебя-то это дело будет единственным. А профессионал ты отличный, как я слышал. Согласна на такие условия?
Я задумалась. Предложение было выгодное — не люблю работать параллельно с милицией. В таких случаях постоянно возникают ситуации, когда мы или на пятки друг другу наступаем, или нос к носу у двери важного свидетеля сталкиваемся. А тут мне не только мешать не будут, но даже помощь обещают. Но есть одно «против». А что, если я выясню, что виноват все-таки Сергей? Тогда придется выдавать его Данилову, что будет нечестно по отношению к моему клиенту. Хотя, с другой стороны, Константин Петрович сам сказал, что если у меня будет полная уверенность в виновности Сергея, то он не возражает, если я передам собранный материал милиции. Правда, он потребовал, чтобы сначала я предъявила доказательства вины сына ему, но тут не будет слишком большой проблемы — если у меня эти доказательства появятся, то ничто не помешает мне их ему предъявить, я ведь не официальное лицо, тайну следствия хранить не обязана. Вот и прекрасно, значит, можно со спокойной совестью соглашаться.
— Согласна, — сказала я, решительно кивнув. — Только вот что, Веня, сначала у меня к тебе такой вопрос: как сам думаешь, Сергей Беляков виноват или нет?
— Ну ты и вопросы задаешь! Откуда же я знаю?! Хотя улики против него есть.
— Погоди, — нетерпеливо перебила я Веньку, — я не про улики говорю. Ты ведь с ним уже разговаривал?
— Конечно. Когда ты вошла, я как раз с ним и общался.
— Что тебе профессиональное чутье говорит? Он или не он?
Данилов задумался.
— Знаешь, — спустя примерно полминуты сказал он, — скорее всего, нет. В смысле не Беляков. Понимаешь, он, конечно, здорово напуган, из-за этого много врет, пытается себя выгородить, но, по-моему, он не играет. Я в этом за время работы в нашей конторе разбираться научился. Конечно, головой бы я за него не поручился.
Я удовлетворенно кивнула. Теперь к субъективному мнению отца, который все-таки должен хоть как-то знать своего сына, прибавляется субъективное мнение опера, который неплохо разбирается в психологии преступников. А поскольку эти два мнения совпадают, то, пожалуй, можно относиться к ним серьезно и принять за рабочую гипотезу то, что Сергей Беляков и в самом деле невиновен.
— А какие против него улики?
— Во-первых, они с убитым были в довольно плохих отношениях, — начал Данилов, но я его перебила:
— Извини, Веня, а как убитого-то звали?
— Александр Лисовский. Так вот, они с ним были в неважных отношениях, а вчера вечером после того, как оба уже приняли на грудь, чуть не подрались. Их растаскивали даже. Об этом говорят все, кто на вечеринке был. Да и сам Беляков данный факт не отрицает.
— Из-за чего они поссорились-то?
— Ох, Татьяна, я, честно говоря, до конца еще и сам не понял. У них какие-то запутанные взаимоотношения, без поллитры и не разберешься, а я ведь сюда только часов в восемь приехал. У них музыкальная студия есть, так вот из-за нее какие-то склоки: кто-то кого-то оттуда выгнал, кто-то на кого-то из-за этого смертельно обиделся… В общем, тут тебе самой лучше разбираться.
— А что еще?
— Еще орудие преступления. Лисовского убили ножом — в области сердца колотая рана. Умер он, по заключению экспертов, практически мгновенно. Нож принадлежит Белякову, он этого, кстати, тоже не отрицает.
— Ну, нож-то его мог и кто-то другой использовать.
— А я разве спорю? Мог. Но ты ведь, кажется, в прокуратуре немного поработала, так что знаешь, что в подобных случаях это улика.
Я кивнула:
— Знаю. Кстати, а что со временем убийства?
— От трех до пяти часов утра. Более точно будет известно после вскрытия. Когда мне результаты принесут, я тебе их сообщу.
— Хорошо, — задумчиво сказала я. В моей голове вертелась какая-то мысль, которую я никак не могла поймать. Что-то еще мне нужно от Данилова, но никак не соображу что.
— Ну что, Татьяна, возвращаемся? — предложил Венька. — А то мы с тобой что-то тут застоялись.