Вид у солдат был действительно потертый, но своего позорного вида они ничуть не стыдились – напротив, смотрели на нас вызывающе. Когда я поравнялся с одним из них, он вдруг злобно прошипел мне:
– Эй, чувак! Мобила есть? Дай позвонить братану на зону. Или тебе чё, впадлу пацану помочь?
Двое других армейских гопников не сводили глаз с Ганса, пристально разглядывая его роскошный костюм, лакированные туфли и в особенности манерные очки. До меня наконец дошло, что нас приняли за местных богатеньких аборигенов.
– Ганс, да нас тут в натуре раскулачивать собрались! – весело крикнул я товарищу, но в этот момент первый танкист ударил меня с правой в ухо.
Впрочем, ударить он меня, конечно, не успел – не на таковского напал, терминатор войлочный… Уклонившись, я цепко ухватил его правую руку и начал выкручивать ее что есть силы по часовой стрелке. За свой тыл я ничуть не беспокоился – слышно было, как Ганс бодро обстукивает тела этих вздорных мазуриков, а они только скулят от бессильного возмущения.
Уложив своего танкиста на асфальт и придерживая его заломанную до вывиха руку, я наконец смог повернуться к Гансу.
Тот уже сидел верхом на поверженных противниках и лениво отвешивал им оплеухи, зычно приговаривая:
– На кого, твари коматозные, клешни подымаете?! На братву солдатскую кидаетесь, торчки самоходные?!
Мой клиент, ерзая грязным лицом по асфальту, прошипел изумленно:
– Вы что, солдаты?! – но я заткнул ему пасть ударом модной туфли.
Пока мы таким образом развлекались, во двор незамеченной въехала милицейская «газель», с визгом притормозившая у самых моих ног.
Из машины выскочили четверо автоматчиков с такими злыми мордами, что я сразу решил, что с этими драться не буду – такие пристрелят и уедут, а ты лежи потом, истекай.
Судя по заскучавшей физиономии Ганса, он принял аналогичное решение и встал с поверженных гопников, виновато разводя руками, как заправский пацифист:
– Бля буду, они первые начали, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Менты, даже не взглянув на нас, бросились к солдатам.
– Ну что, добегались, тати бронетанковые! – весело гаркнул один из милиционеров и пнул сапогом в бок моего противника.
Из «газели» неспешно выбрался грузный мужик в штатском, с уже зажженной курительной трубкой в руках. Пинкертон или Мегрэ, уж не знаю, кого именно он из себя строил.
– Господа! – торжественно заорал он, обращаясь к небесам. – Благодарим вас за гражданский поступок! Вы задержали опаснейших преступников, целую неделю терроризировавших Москву и Подмосковье!
В голове у меня все тотчас прояснилось, и я вспомнил скандальную газетку, прочитанную в «Метелице», – танкисты из Кубинки, самоволка, грабежи и прочее.
Я встал попрямее, Ганс тоже приосанился, поправляя черные очки.
Пинкертон дошел непосредственно до места сражения и там осторожно прихватил меня за локоток:
– Господа, нам всем придется проехать в отдел, оформить задержание и последующую передачу солдат военной комендатуре.
Я похолодел от ужаса – нам еще только не хватало собственноручно передавать Акуле разных самовольщиков.
Потом я набрался наглости:
– Мне очень жаль, но у меня деловая встреча в Москве. Никак не могу опаздывать.
Оперативник с минуту раскуривал трубку, задумчиво глядя то на меня, то на Ганса.
На солдатах уже защелкнули наручники и пинками указали направление движения, в микроавтобус.
Во дворе показался джип с эмблемой одной из федеральных телекомпаний. Джип еще толком не остановился, когда оттуда вывалился оператор с камерой на плече и сразу побежал к нам.
Следом за ним выбежала стройная круглозадая тетка с микрофоном наперевес.
– Ох, теперь еще и пресса, – капризно вздохнул я. – Командир, давай здесь данные перепишем, у меня ведь и правда дела горят! Бизнес, понимаешь? Ты мне – я тебе. Договоримся, если что.
Пинкертон еще раз присмотрелся к моему галстуку, перевел взгляд на Ганса и согласно кивнул, пыхнув трубкой:
– Ладно, показывайте, что там у вас есть из документов.
Я вытащил права вместе с кредитной картой, и оперативник с интересом посмотрел на карту:
– Надо же, точь-в-точь как у меня, классическая «Виза», – удивился он. – А чего не «золотая»?
– Не хочу выделяться, – пояснил я этот казус и из последних сил улыбнулся.
– Ага, – согласился Пинкертон и кивнул в сторону Ганса:
– А этот ваш, хм, охранник…
– У него лицензия на продлении, можно его не указывать в протоколе? – взмолился я. – Я вам, если надо, потом пришлю данные его лицензии.
– Нет. Тогда точно придется, граждане, проехать, – вроде как даже обрадовался опер и указал своей вонючей трубкой на микроавтобус.
Пара оставшихся на дороге автоматчиков выжидательно посмотрели на нас с Гансом, и мы послушно направились в машину, на указанные нам передние сиденья в салоне.
Уже через стекло закрытой двери я увидел, как Пинкертон дает короткое интервью репортерам, небрежно размахивая моими правами. Потом он сел спереди, рядом с водителем и дал команду трогаться.
Мы проехали через двор, потом пересекли какую-то второстепенную улочку, а потом неожиданно выехали на шоссе, медленно двигаясь по правому ряду. Мы проехали как раз возле КПП батальона, где уже не было видно комендантского «уазика», зато стоял лимузин нашего вчерашнего таксиста.
Я истерично, с надрывом, закричал:
– Командир, дай мне хоть на своей машине до вас доехать! Не по понятиям нам в «газели» разъезжать, понимаешь-нет? Или мы тебе мазуриков не словили, отчетность не подправили?
Пинкертон явственно вздохнул, завистливо косясь на роскошный лимузин, потом поднял над головой мои права и велел водителю притормозить:
– Ладно, пересаживайтесь в свою тачку. Адрес отдела: Мажорная, 77. И, смотрите, без фокусов – ваши права у меня останутся, а с вами наш человек проедет.
– Договорились! – дружно отозвались мы с Гансом, неловко выбираясь из «газели». Один из автоматчиков тоже вышел вслед за нами.
За рулем лимузина сидел все тот же меднолицый кавказец, который, судя по невозмутимой физиономии, ничуть не удивился тому обстоятельству, что мы у него на глазах вышли из милицейской «газели», да еще с таким сопровождением.
Ганс громко поздоровался:
– Здорово, братуха Марат! А ты чего раньше приехал-то?
Тот ответил что-то не слышное мне, и Ганс сел рядом с водителем, начав с ним негромкий разговор. Я ограничился кивком головы и плюхнулся сзади, согласно статусу и собственному настроению – я очень устал и с трудом понимал, что нужно сейчас делать в первую очередь, а чего лучше вообще не делать. Автоматчик сел посреди салона, с любопытством оглядываясь по сторонам, но потом откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
Лимузин чуть заметно задрожал и тронулся с места, вбиваясь в пробку на шоссе.
– Куда поедем, хозяин? – громко поинтересовался у меня Ганс.
– На Мажорную, 77, – ответил я спустя несколько секунд, приняв окончательное решение.
Ганс нервно почесал бритый затылок, но комментировать ничего не стал, снова отвернувшись от меня к своему очередному братану, Марату.
Во двор милицейского управления мы приехали третьими – после «газели» и телевизионного джипа. Впрочем, там стояли еще какие-то машины с разноцветными логотипами телекомпаний и газет.
Ганс догадался выйти из лимузина первым, открыл мне дверь, и выходил я уже под прицелом нескольких телекамер и фотоаппаратов. Последним выбрался автоматчик, неловко цепляясь оружием за какие-то детали в салоне.
– Михаил Дмитриевич, как вас угораздило задержать бандитов? – донесся до меня первый вопрос какого-то нагловатого чернявого типа с огромным бейджем на груди. Впрочем, что там у него было написано, я все равно не видел.
– Как идут объявленные вчера сделки по покупке трех компаний? – закричал еще кто-то.
– Что такое ОАО «МаркСусал»? – простонал неопрятного вида мужик в розовой рубашке с грязным воротником и засаленными манжетами, с любительской камерой в руках. Я вспомнил, что вчера уже видел его и что он, ботан склерозный, тогда задавал мне тот же самый, оскорбительный вопрос.
– К таким интервью надо готовиться, молодой человек! Так что без комментариев, – строго заметил я ему, с ненавистью глядя на розовую рубашку, и зашагал прямо к парадному входу, раздвигая людей и камеры вокруг одним своим злобным взглядом.
– Без комментариев, господа! – эхом рявкнул на толпу Ганс, забегая вперед, чтобы открыть мне двери.
Сразу за парадными дверями стоял турникет, и я было остановился, понимая, что так просто дальше не пройду, но тут из-за будки охраны показались клубы дыма, а потом нарисовался и сам Пинкертон с трубкой в зубах, успевший скинуть пиджак и оставшийся в модной голубенькой рубашке с крокодильчиком на кармане и безукоризненно выглаженных брюках модной серой расцветки.
– Проходите, дорогие гости, – разрешил он, и турникет разинул свои створки.
– Проходите, дорогие гости, – разрешил он, и турникет разинул свои створки.
Мы пошли следом за оперативником по длинным пустынным коридорам и после пары поворотов дошли до кабинета, который предварялся небольшой приемной со скучающим за стойкой офицером в армейской форме.
Я, близоруко щурясь, попытался прочитать надписи на дверной табличке, но ни черта не разглядел, зато заметил, как страшно побледнел Ганс – так, что стала видна каждая веснушка на его широкой физиономии. Мне тоже стало страшно – от его испуга и я замер на пороге.
– Не ссы, олигарх. – Пинкертон цепко прихватил меня за локоть и потащил за собой, одновременно отворяя дверь с таинственной табличкой, и я даже не ответил ему на эту вопиющую фамильярность.
Ганс, все с тем же белым лицом, вошел за нами следом, видимо, не желая оставаться в приемной в одиночестве.
За дверью оказался большой кабинет, большую часть которого занимал явно старинный стол и два ряда таких же антикварных стульев вокруг него – видимо, тут проходили совещания.
Из-за стола нам навстречу вышел улыбающийся худощавый старичок в военных штанах с лампасами, но в гражданской рубашке.
– Ох, какие гости к нам пожаловали! Сам Михаил Прохоров изволил прибыть! – откровенно дурачась, вскричал старикан и протянул мне жилистую руку.
Я растерянно пожал эту руку и посмотрел в глаза своему собеседнику, уже понимая, что тот развлекается, но не понимая причины этого веселья.
– Присаживайтесь, Михаил Дмитриевич! – все так же дружелюбно ухмыляясь, предложил мне хозяин кабинета и вернулся в свое кресло.
Я прошел пару шагов и послушно сел на один из антикварных стульев.
– А что же у нас охрана стоит? Не по-людски это! – заметил Пинкертон, усаживаясь за стол напротив меня.
Я услышал, как слева от меня под Гансом скрипнул стул.
– Ну что, как бизнес идет, Михаил Дмитриевич? – тепло спросил меня старикан, поправляя какие-то бумажки на своем столе.
Я пожал плечами и выдавил из себя одно слово:
– Нормально.
– И что же, кризис вас совсем не беспокоит? Совсем-совсем? Представляете, Валерий Васильевич! Совершенно не беспокоит Михаила Прохорова мировой кризис, – удивился со своего места Пинкертон, выколачивая трубку в монументальную пепельницу, изображавшую крокодила с разинутой пастью. Рядом с пепельницей стоял флажок России, а воткнут он был в подставку, надпись на которой я сумел разглядеть: «Управление ФСБ по Московскому военному округу».
Внезапно я разозлился:
– Послушайте, мы ничего незаконного не сделали. Наоборот, даже помогли задержать опасных преступников. Отдавайте мои права, запишите показания, и мы поедем.
– Да мы вас и не держим, Михаил Олегович. – Валерий Васильевич даже привстал со своего места, протягивая мне права.
Я тоже встал, но пока я тянулся за кусочком пластика, до меня дошло, что впервые за последние дни я услышал свое настоящее отчество.
Права тем не менее я забрал и тут же спрятал их во внутренний карман пиджака.
Теперь все трое, включая Ганса, смотрели на меня с пристальным интересом, ожидая дальнейших действий.
– Ну так что, прощаемся? Или как? – все с той же странной ухмылкой озвучил общий вопрос старик.
– Ладно, что вам от меня нужно? – Я вернулся за стол, и Валерий Васильевич тоже сел на свое место.
– О! Совсем другой разговор, – скучным, сугубо деловым голосом сказал Пинкертон и принялся подробно, с пикантными отступлениями, излагать свои удивительные предложения.
Впрочем, ничего удивительного в этих предложениях как раз не было – удивительно было, что армейская контрразведка при таких раскладах сразу не взяла нас за хобот.Глава пятнадцатая
Из здания Управления мы поехали закупаться согласно штабному списку, а адрес оптимального магазина в качестве финальной любезности подсказал нам Валерий Васильевич. Вообще, нормальный человек оказался. Да и Пинкертон, по зрелому размышлению, тоже, хотя его манерность и самолюбование все же здорово раздражали.
Николь позвонила мне, когда Ганс закончил запихивать в лимузин последние коробки с запчастями, и мы уже выруливали со стоянки на проспект.
Я до последнего не верил, что она позвонит, хотя после визита в Управление знал уже наверняка, что не может не позвонить. В такой игре нельзя оставлять без контроля ни один кусочек инсталляции.
И все равно, когда на экран телефона пробилось робкое сияние с ее таким желанным именем, мое сердце застучало в такт автомобильному движку. Наш лимузин рванул по пустому шоссе, и я тоже мысленно уже летел навстречу Николь, вспоминая волшебные изгибы ее тела, отточенные, зовущие жесты и пьянящий запах ее инопланетной красоты.
– Привет, Миш!
Я молчал, жадно вслушиваясь в каждый звук, доносящийся из телефона, – там играла музыка, значит, Николь уже вышла из отеля позавтракать. Сидит где-нибудь в кафе, глазки строит посетителям.
– Эй, Миша, ты меня слышишь?
– Слышу.
– Я хотела тебе сказать, что ты молоток, Миш! Я не ожидала. Честно. Ты хоть знаешь, что сейчас творится на фондовой бирже? Началось еще вчера вечером, но сегодня – это просто фантастика! Ты ведь знаешь, да?
– Знаю.
– С тобой Марк хочет поговорить. Передаю трубку.
Я поморщился – сдался мне этот краснорожий хомяк. Но ведь видно было, как Николь от него зависит, и я не хотел его злить, лишь бы не расстраивать ее.
– Алло, Михаил Дм… хм, Олегович?
– Да, слушаю вас.
– Это Марк. Я хотел поблагодарить вас. Вы все сделали идеально. Просто идеально! Я жду вас и вашего приятеля в «Хошимине» в пятнадцать часов дня – успеете? Нам потом надо будет улетать. Мне звонили ваши кураторы, с ними мы уже рассчитались. Осталось только с вами. Успеете до 15.00?
– Успею.
– Тогда до свидания.
И он отключил трубку, гнида. Или Николь сама не захотела продолжения разговора?
Я всерьез задумался, да так, что всю дорогу до части думал только о том, как узнать, кто из них выключил телефон, – как будто это было самым важным знанием в моей жизни.
Мы не стали больше деликатничать, а велели Марату погромче посигналить у ворот, а затем въехали в расположение части, торжественно проехав по пустому пыльному плацу, да еще поставили машину прямо под окнами штаба, заехав задом на газон. Уже давно можно было спокойно выйти из роли, но я из пустой вредности не спешил этого делать, подгоняя зычными окриками Ганса, в одиночку таскающего тяжелые коробки в кабинет командира батальона.
К комбату я зашел сразу после того, как туда в очередной раз занырнул вспотевший Ганс с последней коробкой в руках. Комбат, слава богу, был на месте, и я отдал ему список, исчирканный галочками, обведенными в разноцветные кружочки.
Майор, не говоря ни слова, раскрыл облезлый сейф и вручил нам с Гансом по военному билету, где уже были проставлены все необходимые печати и пометки.
– Молодцы, – буркнул комбат, но нам совсем не требовалось его одобрение, и он сам это отчетливо понимал.
Мы молча, не прощаясь, вышли из кабинета и плечо к плечу пошли по ступеням штаба к лимузину, уже развернувшемуся лакированной мордой к воротам.
Из всех четырех казарм, из столовой и хозяйственного блока высыпали бойцы и, встав в огромный неровный овал по периметру учебного городка, тоже молча смотрели, как мы с Гансом стучим модными туфлями по истерзанному солдатскими подошвами плацу.
Перед тем, как сесть в лимузин, я все же помахал ребятам на прощание, а вот Ганс даже этого не сделал.
Зато, усевшись спереди, он громко сказал Марату:
– Поехали! – и лимузин, взвизгнув шинами, рванул к торопливо раздвигающимся воротам.
У «Хошимина» было негде припарковаться, и мы кружили вокруг не меньше получаса, пытаясь втиснуться по правилам, пока мне не осточертело.
– Марат!
Я достал все деньги, что остались у нас после выплаты армейской барщины, и показал ему, пока он лавировал в московской давке.
Денег оказалось чуть больше тридцати штук рублей, и я все их передал Гансу, а тот закинул в бардачок напротив себя.
– Нормально, дружище? – спросил у него Ганс. Читалось это так: рассчитывал ли ты на что-то еще, странный ты мужик?
– Нормально, пацаны! – откликнулся Марат. – Телефончик мой запишите. Будете еще какую-нибудь аферу крутить, позвоните. Может, и я на что сгожусь. И это, на будущее, учтите – когда будете олигархов изображать, деньгами не сорите. Непохоже получается. На самом деле олигархи жадные. Очень жадные. Сквалыжные они, короче, как моя теща.
Ганс записал телефон, хлопнул Марата по плечу, и тот притормозил как раз напротив «Хошимина».
Мы вышли, лимузин уехал, погудев нам на прощание, а Ганс, повернув ко мне задумчивое лицо, в очередной раз попросил у меня объяснений тому, чего не понимал я сам:
– Не понимаю я этого, Михась! Как это может быть, что вся обслуга вокруг знает, кто мы такие, но никому из хозяев об этом ни гу-гу?! Все водилы, все швейцары, все охранники – все, мля! Но кому надо – ни гу-гу?! Почему они молчали, объясни?!