– Шума много, – скривился Генка, как только поравнялся с приятелями. Пояснять свое странное высказывание он не стал, спросил: – Васильев, ты как?
Андрюха раздраженно отвернулся. С одной стороны, приятно, что о тебе заботятся. Сам Сидоров еще совсем недавно был в таком же положении – против него ополчилась Алевтина и Червяков, милицию вызывали, чтобы в школу его водить. Но с другой стороны – чего спрашивать? Ну, скажет он, что ему плохо, и чего? Кто-нибудь сделает хорошо?
Если стоящая перед Центром троица сейчас и тянула на картину Васнецова «Три богатыря», то с большой натяжкой. По крайней мере, ни один из них не походил на дородного могучего Илью Муромца, каждый мог претендовать только на роль изнеженного Алеши Поповича, и то если их всех троих сложить вместе и усадить на одного коня.
Вокруг Центра бурлил жизнерадостный людской круговорот, дверь безостановочно хлопала, стайками носились мамаши. На улицу вывалила толпа в черных куртках с большими спортивными сумками. Павел толкнул Андрея под локоть, и Васильев шмыгнул носом, собираясь.
В толпе широкоплечих здоровых парней Алекс, среди одноклассников всегда выделяющийся особой статью, смотрелся нормальным человеком. За ним шел мрачный Крошка Ру. Около заборчика они попрощались. Видимо, для придания бодрости, Алекс стукнул кулаком приятеля по плечу и ушел.
Невысокий, крепкий Ру поправил на плече сумку, натянул пониже на лоб черную шапочку и застыл, готовясь, видимо, к долгому ожиданию.
– Я сейчас пойду и скажу, чтобы он отчаливал… – начал Быковский, но Андрюха остановил его.
– Не суетись, – выдохнул он, ссутулился и медленно пошел вокруг куста, за которым коротали время одноклассники. Ру заметил его и тут же отвернулся. Андрюха ему был неинтересен.
– Отойдем, поговорим, – хрипло предложил Васильев.
– И чего? – устало поинтересовался Крошка Ру.
– Привет тебе от Наташки Жеребцовой, – с ходу начал Васильев, как только они шагнули за угол.
– А чего Жеребцова? – нахмурился Крошка Ру. – Тебе чего надо?
– Ничего, привет передал, – Андрюха посмотрел ему прямо в глаза.
– И чего? – Рудалев выдержал этот взгляд и медленно оглянулся. Быковский с Сидоровым слишком поздно отступили глубже за куст, он их заметил.
– Да ничё, – недовольно дернул плечом Васильев. Он накалялся злобой, как чайник, поставленный на огонь. Не хватало малого, чтобы он бросился в бой. – Разговор у меня к тебе небольшой.
– Про ту драку, что ли? – нехорошо прищурился Рудалев. – Так ведь замяли для приличия…
– Не замяли. – Чтобы придать себе больше куража, Андрюха сплюнул на землю и засунул руки в карманы. – Алевтина бесится. Еще услышишь, что она сегодня выкинула. Короче, кранты твоей Жеребцовой.
– А чего такое? – напрягся Ру.
– Так они еще виновных не нашли, а кто-то из ашек слышал, как Жеребцова звонила и наводила кого-то на квартиру Быковского. Все. По телефонной базе проверить, и можешь сушить сухари.
– А ваш Быковский чего? – шевельнул подбородком в сторону кустов Рудалев.
– Ничего, молчит, – пожал плечами Васильев. – Но если Быковский заговорит… – Он снова сплюнул. – Короче, сам иди сдаваться.
– Ты кого тут пугаешь, мелочь пузатая? – Рудалев сдернул сумку с плеча. – Ты чего тут пальцы передо мной гнешь? Вы чего тут, всем классом с мозгами распрощались? Сначала один придурок истерики закатывал, – начал заводиться Крошка Ру, тыча пальцем в спокойно стоящего Сидорова. – Потом второй, – кивок в сторону Павла, – из себя Дон Кихота разыгрывал. Теперь твоя очередь? Ну, подходи, я тебе сначала башку откручу, а потом мы с тобой поговорим.
И он поддернул рукава куртки с тугими манжетами. Васильев зло усмехнулся.
Ему хотелось поскорее начать действовать. Не страдать и переживать, не ждать неизвестно чего, а безоглядно кинуться в драку, чтобы работали только руки и хотя бы немного отдохнула голова.
– Ты чего тут лыбишься? – скривился Рудалев и чуть склонился, принимая боевую стойку. – Эх!..
Васильев успел отскочить в последний момент. Здоровенный кулак просвистел прямо перед его носом. По инерции Рудалева чуть занесло в сторону, но он быстро сгруппировался и встретил несущегося на него Васильева ударом снизу вверх. Андрюха вскинулся и завертелся на месте.
Быковский с Сидоровым рванули из-за куста, но грозный рык Рудалева остановил их.
– Чесняк, один на один! – проревел он и, схватив Васильева за куртку, прошептал ему прямо в лицо. – Я тебя сейчас так раскатаю, всю жизнь на лекарства работать будешь.
Андрюха дернулся, разъезжающимися на льду ногами ударил противника по коленке. Ру округлил глаза не то от боли, не то от удивления, что его смогли достать. Воспользовавшись тем, что противник отвлекся, Васильев стал колотить его по рукам, в надежде освободить куртку.
– Ну, все… – выдохнул Ру, резко ударяя Андрюху сначала животом по тощей груди, а потом лбом по лицу.
Андрюха охнул, зажмурил глаза и опрокинулся в сторону.
Воздух дрогнул от пронзительного крика.
– А-а-а! Э-эй!
По дорожке странными скачками двигалась Курбаленко. Она пробегала пару шагов, хваталась за голову, приседала, вытягивала руку в сторону дерущихся, пыталась что-то сказать, но снова бросалась вперед и снова останавливалась.
– Что же вы стоите! – взвизгнула она, совершая последний прыжок.
Увидев это странное зрелище, Ру оттолкнул от себя Васильева, видимо, собираясь уходить, но Андрюха упрямо лез вперед, не выпуская противника. Он крутанулся на скользкой тропинке и ботинками подсек Крошку под ноги. Ру повалился на спину, ноги его взлетели выше головы, из груди вырвалось приглушенное: «Хы!»
Медленно, словно из последних сил, Андрюха перелез через тело оглушенного противника и стал неловко дубасить его кулаками по груди. Пришедший в себя и отдышавшийся Ру коротким движением руки, впечатав пятерню в лицо, смел Андрюху с себя, как пушинку.
– Ты чего, совсем больной? – выкрикнул он, держа разъяренного Васильева на расстоянии вытянутой руки. – Придурок! – Он ловко перехватил его за шиворот, протащил по широкому полукругу и ткнул лицом в снег. Еще. Еще.
Он бы его совсем утопил, если бы сбоку медленно не зашел невозмутимый Сидоров. Он выхватил пригоршню снега прямо перед носом увлеченного своим делом Рудалева и сунул ему за шиворот.
– Да ты чё? – резко выпрямился Крошка, хватая руками воздух за спиной. Снег стремительно таял, противные ручейки побежали по спине в штаны. – Ай, ай!
Он задергался, завертелся на месте, пытаясь вытряхнуть снег из-под куртки. Но для этого ему пришлось потянуть свитер из-под ремня и через низ вытряхнуть ошметки подтаявшего снега.
– Остынь, – коротко прокомментировал случившееся Генка.
– Эй, эй, эй! Прекратите! – допрыгала до них перепуганная Курбаленко. Она сжала кулачки и потрясла ими в воздухе, словно надеясь, что от этого движения разверзнутся небеса и на землю падут громы и молнии.
Но ничего не произошло. Закончив отряхиваться, Рудалев медленно заправился, оглядывая собравшуюся компанию. К ней присоединилась невидимая для бэшек, но заметная Крошке Ру Жеребцова – она стояла за заборчиком и изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься на помощь любимому – о том, что она была влюблена в Крошку Ру, знали немногие. Глаза ее были полны восхищения.
Вдруг Крошка Ру задрал голову и ткнул пальцем куда-то в небо.
– Гляди, птичка, – гыкнул он, заставив девчонок и Сидорова посмотреть в указанную сторону. – Эх!.. – коротко выдохнул он, подпрыгивая и занося ногу. Приподнимающийся Васильев от такого удара непременно бы осуществил свою мечту рассчитаться с этой жизнью, но Быковский оказался быстрее. Мысок ботинка врезался в сугроб, поднимая фонтан снега. Уже готовый ударить Ру машинально отклонился, пряча лицо. Обессиленный Васильев снова повалился на дорожку. Курбаленко упала перед ним на колени.
– Андрей! – прошептала она и вдруг икнула. – Ненормальный! – подняла она голову. – Ты чего сделал? – стукнула она кулаком по ботинку стоящего рядом Ру.
Дверь хлопнула, выпуская новую группу.
Крошка тяжело дышал, как конь, остановленный на полном скаку. Мимо шли люди. Они смеялись, весело переговаривались, и достаточно было одного крика, чтобы все повернули головы и разглядели, что здесь происходит.
Казалось, что от Рудалева сейчас пар повалит – настолько тяжело ему было сдерживаться. От нетерпения он сжимал и разжимал кулаки, раздувал ноздри, а народ все шел и шел. Сначала из Центра, потом повалил к крыльцу. Кто-то задел валявшийся неподалеку рюкзак Рудалева. Так что ему пришлось отвлечься, и пока он вытаскивал из-под ног свою собственность, боевой дух в нем заметно улетучился.
– Ладно, – пробормотал он, встряхивая обнесенный снегом рюкзак. – Замнем для ясности.
И он пошел вокруг Центра, где ему навстречу выскочила Жеребцова и стала что-то с жаром говорить, тыча пальцем в тесную группку 9-го «Б». Крошка Ру махнул рукой и пошел дальше, забирая с собой все еще быстро что-то говорящую Наташку.
– Ладно, – пробормотал он, встряхивая обнесенный снегом рюкзак. – Замнем для ясности.
И он пошел вокруг Центра, где ему навстречу выскочила Жеребцова и стала что-то с жаром говорить, тыча пальцем в тесную группку 9-го «Б». Крошка Ру махнул рукой и пошел дальше, забирая с собой все еще быстро что-то говорящую Наташку.
Васильев, успевший в драку вложить всю свою ярость, боль и разочарование, сейчас был несказанно доволен. Он медленно перевернулся на спину и раскинул руки, чем вызвал ужас на лице Курбаленко. Она только-только разглядела, как сильно ему досталось.
Давно Васильеву не было так хорошо. Если бы Андрюхе сейчас предложили подраться с самим Алексом, он бы с удовольствием согласился. Он чувствовал, как с каждым ударом в нем просыпалось подзабытое удовольствие от этой жизни.
– М-да, – философски изрек Сидоров, изучая лицо Васильева. Здесь было все – из носа текла кровь, на скуле красовалась ссадина, подборок припух, выдавая место будущей хорошей шишки с синяком. – Пикассо отдыхает, – согласно кивнул он, вставляя наушник в ухо.
– Слушай, – Быковский нервно тер руки, очищая их от снега. – А чего он пошел-то? Мы же не сказали, что хотели.
– А, черт с ним! Потом скажем, – хихикнул Андрюха, приподнимаясь, и тут же зашелся в болезненном кашле.
– Ой, Андрюша, – схватилась за щеку Курбаленко. – Тебе к врачу нужно. А еще тебя Ксюша ищет. Ой, она чего-то такое там говорила…
– Пускай ищет, – Васильев сел и потряс головой. Мир вокруг него взбаламутился. Чтобы не опрокинуться обратно на спину, Андрюха подставил руку. – Чем это Ру меня? – пробормотал он, осторожно трогая голову.
– Интеллектом, – хмыкнул Сидоров, включая плеер.
А из Центра все шел и шел народ. Среди проходивших мелькнула низкая Репина под руку с каким-то бледным светловолосым парнем с большим походным рюкзаком за спиной.
– Супер, – последний раз хлопнул ладонями Быковский. – Пойду позвоню Гараевой, отчитаюсь об успешно проведенной воспитательной работе. Андрюх, ну, ты молоток!
– Я, кажется, придумал, где достать деньги на билет в Махачкалу, – хрипло произнес Андрюха, прикладывая к разбитым губам снег. – Давай наймемся к Репиной телохранителями и будем каждый день на Крошке Ру упражняться? Ну, или на Алексе? Мне понравилось.
– Ты, это, встать сам сможешь? – мрачно хмыкнул Павел, протягивая однокласснику руку.
– Да чего тут? – отмахнулся Васильев, не представляя всех последствий столкновения с десятиклассником.
– Чего завтра-то? – Быковский со знанием дела изучал Андрюхино лицо – с такими синяками ему лучше было в школе не появляться.
– А чего завтра? – Васильев провел пятерней по лицу и, не глядя, вытер руку о штанину. – Завтра будет завтра.
– Я пошел! – Сидоров был все такой же ссутулившийся, как и в начале встречи. – Если что – я дома. Но вроде больше ничего не должно быть. Крошка Ру, он с башкой, не привяжется больше.
– Тебя надо отчистить. – Павел с тревогой оглядывал поверженного одноклассника. – Пойдем ко мне.
– Ну да, мне только с твоей матерью встречаться, – покачал головой Андрюха. – Она мне еще пару синяков добавит и за дверь выставит.
– А может, ко мне? – пискнула Курбаленко, но настолько неуверенно, что Васильев даже не посмотрел в ее сторону.
– Ладно, я домой, – поднялся он с земли. – Мне тут позвонить кое-кому надо.
Андрюха ковылял по улице, и ему было очень хорошо. Так, наверное, хорошо бывает, когда выходишь из больницы после тяжелой-тяжелой болезни. Из такой болезни Васильев сейчас и выбирался. И вроде бы ничего вокруг не случилось. По улице брели мрачные, недовольные жизнью люди, вместе с сумраком на город опустилась слякотная хмарь. Но все это уже было неважно. Главное, Андрюха понял, что жизнь может быть разной, что боль и печаль непременно сменяются победами, что когда заканчивается что-то одно, приходит что-то другое. Что даже когда наступает самая безвыходная ситуация, надо просто немного подождать, и судьба сама подкинет правильные ответы на предложенные задачки. И не стоит искать виновных. Жизнь – штука относительная, и любая вина зависит всего лишь от точки зрения.
– Андрей?
Дверь в мамину комнату была распахнута – уходя, Васильев забыл ее закрыть и, конечно, даже не подумал убрать разбросанные лекарства.
– Андрей!
Мать была высокой, красивой, рано состарившейся женщиной. Словно в какой-то момент ей все надоело, она перестала следить за собой, и в ее теле тут же все рухнуло – появились морщины, выцвели волосы, расплылась фигура, ссутулились плечи.
– Андрей, что это? – Она держала в руках пустой пузырек.
– Я уберу. – Васильев постарался проскочить через светлую прихожую в темный коридор, но не успел.
– Что это? – схватилась за сердце мать.
– Я уберу, – как заведенный повторил Андрюха, протягивая руку к телефону. – Я все исправлю, – прошептал он, забираясь в свою комнату.
Игрушечная собака валялась на полу. Он поднял ее и потянул из-за ошейника кусочек голубой бумаги. На нем был телефон и короткое «Звони!»
Именно это он и собирался сейчас сделать.
Эпилог
В пустой кабинет математики Васильев пришел первым. Из незашторенных окон, продавливая стекла, в кабинет проникала ночь.
Пять вечера, а уже очень темно. Голова его гудела от долгого разговора с Ольгой Владимировной. Честно говоря, он очень надеялся, что она сразу скажет, как ему быть – как вести себя с математиком, как реагировать на замечания одноклассников, что отвечать завучу. Но ничего подобного он от психолога не услышал. Она заставила его перетрясти все события прошедших месяцев. В основном говорил он – вспоминал какие-то обиды, в чем-то оправдывался, пытался объяснить, почему он поступал именно так.
– Прекрасно, – наконец улыбнулась она. – Все это ты и расскажешь Юрию Леонидовичу. Он выслушает тебя, ты его. И вы договоритесь.
Вот так запросто сказать все в лицо взрослому? Это же самоубийство. Да никакой учитель, тем более Червяков, не станет его слушать!
Он не хотел этой встречи, он ее боялся. Но Ольга Владимировна сказала, что если разговор не состоится, то потом что-либо исправлять будет поздно.
И он согласился.
Была слабая надежда, что Червяков откажется.
Но он пришел.
В коридоре послышались шаги. В дверях появилась Ольга Владимировна. Увидев Андрюху, она кивнула.
– Хорошо, что ты пришел, – легко произнесла она, словно не провела этот день с Васильевым. – Юрий Леонидович, заходите.
Математик был хмур и сосредоточенно смотрел только перед собой. Ольга Владимировна посадила Червякова за его стол, Васильева напротив, а сама села с торца учительского стола, повернув стул спинкой вперед.
– Вам сейчас надо поговорить. Никого ни в чем не обвиняя и не оценивая. Вы скажете друг другу то, что вам не нравится, и сами договоритесь о примирении. Сейчас вам это кажется невозможным, но поверьте, час разговора – и все изменится.
Математик поджал тонкие губы.
– Я так понимаю, что по старшинству первому высказываться мне? – Он старательно избегал смотреть на своего ученика. – Что же, я начну. Мне совершенно не нравится, что происходит в этом классе. И я даже могу сказать, когда это началось. После осенних каникул. Да, с каникул. Они тогда ездили в Санкт-Петербург и вернулись совершенно неуправляемыми. Как будто их там подменили.
Уголки Андрюхиных губ дернулись, но он сдержался, чтобы не улыбнуться во весь рот.
Он хорошо помнил эти каникулы. Тогда они всем классом поехали в Питер. Это была незабываемая поездка. С ними отправили химичку Людмилу Ивановну, Червяков, конечно же, нашел повод отказаться от удовольствия несколько дней провести со своим классом. Может, правда, с этого и начать?
Примечания
1
Историю эту читай в книге Елены Усачевой «Три желания для золотой рыбки» из серии «Школьная история».
2
Шоу должно продолжаться (англ.)