Психологиня задержала свой взгляд на Андрюхе и вышла. Класс запоздало вскочил, а потом в разнобой начал садиться.
– Чего это у нас теперь такое будет? – заерзал на своем месте Когтев.
– А вы что думали? – Математик прошел к учительскому столу, заставляя учеников повернуть головы в свою сторону. – Вам все ваши выходки с рук сойдут? Срывы уроков, хамство, неуправляемость? Васильев, не забудь дать дневник. Новую четверть нужно начать с новой записи.
Не задался у Васильева первый день третьей четверти, совсем не задался. Андрюха посидел, барабаня пальцами по столу, а потом резко повернулся назад.
– Дырку прожжешь, – бросил он Рязанкиной, даже не думавшей поднимать на него глаза.
– Пара лишних дырок тебе не помешает, – огрызнулась Ксюша, взяла ручку и начала рисовать на полях тетради спирали. Все они заканчивались аккуратными стрелочками. Это было единственное умение, вынесенное ею со скудных уроков черчения. Сейчас в ее тетрадке было выведено слово «Васильев» и все истыкано стрелочками. А рядом спирали, спирали. И чем туже закручивалась спираль, тем ярче загорались глаза у художницы.
– Чего молчишь? – склонилась к ней Курбаленко. – Ответила бы ему!
– Я с дебилами не разговариваю, – отгородилась от нее Ксюша. Еще не хватало, чтобы Лиза догадывалась, до какой степени ей сейчас плохо. И даже не плохо, а хуже некуда. Нет, не так! Хуже того, когда хуже некуда.
Видеть рядом человека, в которого влюблена, слышать его, но не иметь права хоть что-нибудь сделать. Потому что первое правило «бывшей» девушки гласит: «Никаких компромиссов! Если тебя бросили, сделай все, чтобы как можно быстрее его забыть. Разрывать отношения надо сразу».
А как тут все разорвешь, если человек прервал отношения исключительно по собственной глупости и уже наверняка об этом жалеет. Первым признать свою неправоту Васильев не может, типа, гордый.
Именно эта гордость Ксюше в нем и нравилась. Андрюха был не таким, как все, он был особенным, всегда старался выделиться, не потеряться в серой массе, делал все, чтобы его заметили и запомнили. И это было понятно. Мальчик ниоткуда, без денег, без связей – чтобы чего-то добиться, ему придется грызть землю зубами. И он уже сейчас готов это делать. Рядом с безвольными равнодушными парнями Андрюха смотрелся яркой звездой. В лучах этой славы всегда было приятно находиться. И вот теперь надо было что-то делать – либо идти на поклон, либо вновь оставаться одной, потому что никто другой Васильева заменить не мог бы.
Так они и сидели, разделенные проходом. Ксюша старалась не поднимать глаза, чтобы лишний раз не расстраиваться, Васильев не упускал случая, чтобы ее не поддеть, а сидящая рядом Курбаленко скрежетала зубами от досады, что ей никто ничего не рассказывает.
– А чего поругались-то? – заерзала на стуле Лиза.
– Я ни с кем не ругалась, – поджала губы Ксюша и принялась рисовать новую спираль.
– Ты чего, на него обиделась? – подошла с другой стороны Курбаленко.
– На дураков не обижаются, – захлопнула тетрадку Рязанкина.
– Ну, чего произошло-то? – стала выходить из себя Лиза.
Ксюша подняла на нее свои темные глаза и вдруг широко улыбнулась.
– С Новым годом! С новым счастьем! – прошептала она, придвигая к себе тетрадку по алгебре.
Если она сейчас что-то не придумает, то разрыдается на глазах у всего класса. Гад Васильев! Гад, гад, гад и сволочь! Его надо ударить, и как можно больнее! Пускай сам почувствует, как больно сделал ей. Пускай поймет, что с ней так вести себя нельзя. Она отомстит, она сотрет эту наглую ухмылку с его лица. Когда он увидит, что потерял, когда приползет к ней на коленях, вот тогда они поговорят.
Математик что-то вещал, половина доски была исписана мелким, плохо читаемым почерком. За спиной бубнили. Рязанкина повернулась, чтобы посмотреть, задела локтем ручку, и та соскользнула с парты.
Среди общей тишины ручка звонко цокнула об пол, подпрыгнула и развалилась на две части. Пружинка юркнула между стульями. Стержень подкатился под ноги сидящего через проход Юрки Гребешкова.
Стук мела на секунду прервался. Математик недовольно посмотрел на замерший класс.
Мгновение Ксюша растерянно глядела на сломанную ручку. Не то чтобы ей было жалко, просто все как-то удачно совпало – напряженные отношения с Васильевым, появление странного психолога, теперь это падение.
Юрка шевельнул ногой, отталкивая бесполезный стержень, и спросил:
– Одна, что ли?
Ксюша кивнула, готовая вот-вот расплакаться. Она и сама не ожидала, что так расстроится, и сдерживалась из последних сил.
– Держи!
– На!
Васильев оказался быстрее, но Рязанкина только мазнула по нему взглядом и взяла ручку у Юрки.
– Спасибо!
Гребешков довольно хмыкнул и начал копаться в сумке. Ксюша еще долгую минуту смотрела на него, а в голове у нее рождался гениальный план мести.
Юрка сбросил на пол дорогой кожаный чемодан и громко стукнул новой ручкой о парту, выщелкивая стержень. Ксюша глянула на свою добычу. Ручка, доставшаяся ей от Гребешкова, была тонкой, с деревянным корпусом, с блестящими, «под золото», ободком и клипсой. Выглядело все это дорого и стильно.
Рязанкина медленно повернула голову и уставилась на Юрку, словно впервые видела его. Высокий, худой, с тонкими чертами лица, в модной футболке и пиджаке, в новых джинсах, в начищенных ботинках.
Васильева с Гребешковым можно было и не сравнивать, Андрюха по-любому проигрывал. Он сидел вполоборота и все еще крутил в руках не понадобившуюся ручку. Андрюха не был красив, и даже привлекательным его нельзя было назвать, он уже давным-давно не появлялся в обновках, лицо его редко меняло скучающее выражение, и от этого он казался постоянно мрачным и недовольным.
Как говорится, делайте выводы.
Заметив Ксюшин взгляд, Васильев отвернулся. Он бы и хотел высказать все, что накипело у него на душе, но сейчас сделать это было невозможно – слишком тяжело все это было для него. Рязанкина опустила ручку на листок и машинально нарисовала очередную спираль. Решение она уже приняла.
Не успел отзвенеть звонок, Рязанкина подошла к парте Гребешкова.
– Возвращаю, – улыбнулась она, кладя на Юркину тетрадь ручку.
– А чего, еще целый день! – пробубнил он, заметно теряясь рядом с Ксюшей. Всегда безукоризненно одетая, с безупречным маникюром и идеальной прической – рядом с Рязанкиной не терялся только слепой. Опомнившись, что он все еще сидит, Гребешков вскочил. Но тут почувствовал еще большую неловкость, потому что теперь смотреть на Рязанкину ему приходилось сверху вниз – он был очень высоким, Ксюша очень низкой. – Возьми, короче, себе, – пробормотал он, запутавшись окончательно, и упал обратно на стул.
– Рязанкина, не теряйся, – не выдержал этой нарочитой театральщины Васильев. – Завидный жених! Голодной не останешься!
Ксюша пропустила замечание Андрюхи мимо ушей. Еще немного постояла на месте.
Издергавшийся Гребешков сунул, наконец, злополучную ручку в кулак Рязанкиной и стал выбираться в проход.
Но выйти не успел. Дверь класса распахнулась, и на пороге возникла невысокая полная женщина с фиолетовыми волосами, на пухлых щеках ее еле держались очки. Болезненно скривившись, она оглядела класс и только потом, опасливо косясь на замерших учеников, прошла в дверь.
– Так, – произнесла она с одышкой. – Юрий Леонидович, я к вам!
Это была мать Павла Быковского, того самого парня из их класса, которому больше всего досталось во время драки на новогодней вечеринке.
9-й «Б» с любопытством уставился на нее.
Червяков сначала долгим взглядом посмотрел на Быковскую, а потом повернулся к своим подопечным.
– А вы что замерли? – недовольно воскликнул он, вскакивая со своего места. – Быстро на перемену!
Быковская поморщилась и с какой-то обреченностью посмотрела на зашевелившихся девятиклассников.
– У меня к вам серьезный разговор, – заговорила она, не дожидаясь, когда уйдет последний. – Надо что-то делать. Просто так этого оставлять нельзя. Мы его потеряем!
– Вы о Павле? – насторожился Червяков, с ходу не разобравшись, о ком идет речь. – У него что-то со здоровьем?
– И со здоровьем тоже!
На этих словах из класса вышел Когтев, и дверь за ним закрылась.
Глава вторая Шекспиру и не снилось
– Жизнь становится все удивительней и удивительней, – прокомментировал увиденное Васильев. – Звякнуть, что ли, Быковскому, узнать, что стряслось?
Он достал из кармана сотовый и с чувством превосходства посмотрел вокруг – кое у кого тоже были трубки, но позвонить Быковскому он догадался первым. Павла дома не оказалось, а собственным мобильным телефоном тот еще не обзавелся.
– Вот такие дела, брат, любовь… – пробормотал Андрюха, оглядываясь на одноклассников.
– Вот такие дела, брат, любовь… – пробормотал Андрюха, оглядываясь на одноклассников.
– Подожди! – перебил Васильева Ярик Волков, прижимаясь ухом к двери.
– Ой, неужели она из-за драки пришла? – сокрушенно покачала головой Аня Смолова. – Ой, неужели что-то будет?…
– Ой, да что это? Ой, да как это?… – передразнил ее Андрюха. – Сейчас все узнаем!
Он оттолкнул Волкова от двери и сам приник к замочной скважине. От досады Ярик подсек его под колени. Чтобы не упасть, Васильев схватился за ручку, потянул ее, и дверь распахнулась. Андрюха полетел на пол, увлекая за собой Волкова.
9-й «Б» прыснул во все стороны.
– Вы совершенно правы! – громко произнес Червяков, появляясь на пороге. – Прекрасно начинаешь четверть, Васильев! Вот, смотрите, Тамара Александровна, с каким контингентом приходится работать.
– Ой, ну что вы говорите, – протянула мать Быковского, поправляя сползающие с носа очки. – Сейчас такое время…
– Идите отсюда! – прикрикнул на своих подопечных математик. – Устроили черт знает что! Младших классов постеснялись бы! Они на вас смотрят! Пример с вас берут!
– Нормально, – пробормотал Андрюха, трогая скулу, на которой набухала свежим рубцом ссадина. – Хоть что-то полезное из школы вынесут.
Юрий Леонидович холодно посмотрел на него и захлопнул дверь. Повернулся в замке ключ. Васильев по привычке поискал глазами Ксюшу, но не нашел ее.
Ему стало тоскливо и неуютно. За последнее время он привык к тому, что рядом с ним постоянно находится Рязанкина, поддерживает, защищает. И не то чтобы без нее он был таким уж уязвимым, просто раньше он даже не задумывался, что для него значила Ксюша. И это неприятное открытие было вдвойне болезненным оттого, что поссорились они в самый неподходящий момент.
Андрюха сжал зубы и поднялся.
Ладно, проживем и без нее. В конце концов она сама прибежит проситься обратно. Без Васильева Рязанкина пропадет. Он такой! Ему замены не существует.
Андрюха зло поморщился, оглядывая быстро пустеющий коридор.
Он сам не понимал, что с ним происходит. Ему ничего не мешало подойти к Ксюхе и сказать, что он ее прощает. Но для этого нужно было, чтобы Рязанкина сама хоть как-то дала понять, что ей тяжело без Васильева, что она хочет все вернуть обратно.
А Рязанкина все молчала и молчала, и даже смотреть на него не хотела. Просидела весь урок как истукан, глядя в тетрадку. Стрелочки небось рисовала, спиральки. Он же ее знал как облупленную! Сколько раз видел спиральки на полях ее тетрадей. Знал, что от раздражения она постукивает мыском туфельки по полу, что по сто раз проверяет, ровно ли лежит лак на ногтях, не растрепалась ли прическа.
Нет, не растрепалась! Все ровно! У Рязанкиной всегда все аккуратно и правильно! И вот сейчас вся эта правильность сидела через проход и даже глаз на него не поднимала.
Ух, как это все Васильева бесило! Он изо всех сил старался не обращать на Ксюху внимания, специально проходил мимо и не поворачивал головы. А она ручку у Гребешкова взяла, глазки ему строила, на переменах где-то пропадала.
Бабы дуры! И Курбаленко дура! Целый класс идиотов! Ничего они не понимают. Вот бросит он эту школу, тогда они все подохнут от своей правильной тоски.
Теперь надо было совершить что-то сногсшибательное, чтобы Ксюхе захотелось вернуться. Что-то яркое и необычное. И все станет как раньше.
Рязанкиной же не было дела до Андрюхиных стараний. Пока Червяков в очередной раз выяснял отношения со своим классом, она поднялась на четвертый этаж и смело вошла в кабинет химии. Десятиклассники не сразу заметили у себя постороннего человека. Поэтому Рязанкина легко нашла сидящую за партой Алису Ветковскую. Это была высокая девушка с маленьким красивым лицом, пышные волосы ее были собраны в две смешные косички.
– Здравствуй, Алиса, – остановилась около нее Ксюша.
Ветковская удивленно вскинула брови.
– Привет тебе от Сидорова.
Рязанкина улыбнулась, а вот Алиса занервничала, быстро глянула вокруг, покрутила между пальцами кончик косы.
Она тоже присутствовала на той злополучной вечеринке, ее пригласил Сидоров, вундеркинд и умница из Ксюшиного класса. Он был влюблен в Алису. Но оказался не единственным претендентом на ее внимание. За Ветковской на вечеринку пришел громила Алекс. Он-то драку и затеял. Ксюша не сомневалась, что Быковского бил именно он. Но почему именно Быковского, а не Сидорова? Узнать все можно было только у Алисы.
На следующей перемене Рязанкина знала о драке все. Осознание своего превосходства над остальными затмевало саднящую боль от разрыва с Васильевым. С другой стороны, она понимала, что превосходство это недолгое. В любой момент тайна может стать известна всем, поэтому ею надо было как можно быстрее воспользоваться. И воспользоваться с умом.
Первый день новой четверти стремительно несся к своему концу, когда около кабинета биологии, где отсиживал свой последний урок 9-й «Б», появились ашки.
– Чего приперлись? – остановил их на пороге Волков.
Отношения между двумя классами не были дружескими. До открытых конфликтов не доходило, но на переменах и в столовой они обходили друг друга стороной.
– Быковского позови, – вышел вперед невысокий крепкий Майкл Махота. – Разговор к нему.
– Какой разговор? – Васильев демонстративно выставил вперед ногу, давая понять, что без отчета Махота через порог не переступит.
– Ты у него, чего, в шестерках бегаешь? – зло процедил Майкл, отталкивая Андрюху. Стоящий у него за спиной Ян Константинов налег на спину Махоты, впихивая его вместе с Андрюхой в класс.
– Бык! Проявись! – гаркнул невысокий Ян, оглядывая опешивших от такой наглости бэшек.
– А его нет, – отозвался бесхитростный Когтев.
– Дома отсиживается? – Лицо Наташки Жеребцовой из «А» было полно презрения. – За мамочкиной спиной прячется?
– Это кто прячется? – начала подниматься толстая Марго.
Дальше все заговорили и закричали одновременно, толпа повалила в коридор, и он тут же оглох в общем гвалте.
Под общий шум Курбаленко подобралась поближе к стоящей в сторонке белобрысой Юльке Наумовой из параллельного. С Павлом Быковским у нее были свои отношения. Он ей нравился. А самому Павлу нравилась Лера Гараева из «А». Но Гараева уехала в свою родную Махачкалу сразу после праздников, и, как надеялась Лиза, если не навсегда, то хотя бы надолго.
– Дурдом! – в сердцах выругалась она, делано хватаясь за щеку. – Весь день шумим. Уже голова болит. К нам с утра прибегала мамаша Быковского, о чем-то шепталась с Червяковым.
– Дошепталась, – зло процедила Юлька.
– Чего хочет? – осторожно подвела к нужной теме Лиза.
– Чтобы Павел не общался с Гараевой.
– Ничего себе! – ахнула Курбаленко. – Чего это она?
– Считает, что Павла побили из-за Лерки, – голос у Наумовой был скучающий. – И вообще она против того, чтобы он общался с черномазой.
– С кем? – не поняла Лиза.
– Ну, кто она там – чеченка, дагестанка? – лениво тянула Юлька. – Дикая, короче.
– Ну да, дикая, – медленно согласилась Лиза, вспоминая одно давнее дело, когда ей пришлось иметь дело с Гараевой. Тогда она Леру посчитала даже не дикой, а сумасшедше[1]
– Вот это сюжетец! – за спиной Курбаленко вырос Васильев. – Ромео и Джульетта forever. Этот придурок еще бы в Махачкалу собрался поехать.
– А он и собрался, – хмыкнула Наумова, но тут у них за спинами поднялась новая волна шума, взвизгнула Ксюша. Васильев метнулся на крик, но успел заметить только, как Рязанкина впечатывается спиной в стену и сползает на пол.
– Быстро! – крикнула Наташка Жеребцова, увлекая за собой Наумову. Она первая сообразила, что ничего хорошего из этого падения не выйдет.
– Эй, ты чего? – еще пытался оправдаться Махота, но поднявшиеся шум, грохот переворачиваемых парт и стульев заглушили его слова. Все кинулись врассыпную. Кто-то за кем-то бежал. Кто-то кому-то что-то доказывал. Завизжали малыши. В сутолоке задели учительницу начальных классов.
Настойчивый звонок не смог вернуть школе привычную тишину. Третий этаж был похож на растревоженный улей. Высокие фигуры учителей мелькали то тут, то там. Преподаватели пытались навести порядок, потерявшиеся в сутолоке малыши только добавляли шума. Понадобились долгие пять минут, чтобы ученики, наконец, смогли успокоиться и разойтись по классам.
– А вы все воюете? – Учительница по биологии, Нинель Михайловна, терпеливо дождалась, когда в классе установится хотя бы подобие тишины и девчонки перестанут ахать над разбитой Ксюшиной коленкой. – Война мышей и лягушек продолжается.
– Это кто тут еще лягушка! – возбужденно кричал Васильев. Ему очень хотелось подойти к Рязанкиной, узнать, как она себя чувствует, помочь. Но пока он не решался это сделать. Ксюха могла его высмеять или что-то такое сказать, после чего все опять вспомнят драку на вечеринке. Нет, пускай все уляжется. Через пару дней можно будет делать вид, что ничего не произошло, и попробовать помириться. Да, да, позже, не сейчас.