Захарии придется поискать другой путь, чтобы узнать, что было спрятано в могиле ее деда.
– Я ухожу, – сказала девушка.
* * *Том оценил то, что Инна встала на его защиту. Ему следовало сказать все это самому, но он не нашел в себе сил. Он слишком долго терпел оскорбления Элли, считая их наказанием за прошлые грехи. Любопытно, что мир ненавидел его за поступок, которого он не совершал, – фальсификацию новостного репортажа, – но едва ли кто-то знал о его настоящей ошибке.
Ошибке, которую он совершил по собственной вине.
И вот наказание за нее.
Он пришел на помощь Элли, считая, что должен спасти ее от бандитов. Теперь же он знал, что его обманули, а его дочь принимала участие в гнусном мошенничестве и не испытывает никаких сожалений по этому поводу.
Том посмотрел на дверь, захлопнувшуюся за Элли.
– Мне очень жаль, – сказала Инна.
Репортер покачал головой.
– Я сам во всем виноват.
– Между вами многое произошло.
– Больше, чем осознает каждый из нас.
– Она вернется к Захарии Саймону, – сказала Третьякова.
– Он завладел ее разумом.
– Она забрала с собой то, что ты ей дал.
Том кивнул.
– Записка предназначалась для нее.
Инна недоуменно посмотрела на него.
– Я перепечатал записку отца перед тем, как прилетел сюда, опустив ряд важных мест, – объяснил ее коллега. – Я не знал, что произойдет, когда я окажусь здесь, но постарался предусмотреть самые разные варианты. Каждый хороший репортер должен уметь обдумывать развитие ситуации заранее.
Женщина улыбнулась.
– Я помню это правило. И рада, что ты тоже его не забыл.
– Я все еще жив.
Эти слова Саган произнес вполне осознанно.
– И что ты намерен делать?
– Совсем не то, что сказал Элли.
Глава 44
Захария смотрел вслед послу, быстро покинувшей сад Шенбрунна. После восьми часов спустились сумерки, солнце спряталось за горизонт, и стало прохладно.
Совершенно неожиданный поворот.
Нужно приказать Роче, чтобы он проверил мусорный контейнер.
Но Саймон знал, что израильтянка сказала правду.
Его мало интересовала политика. Он ни разу не видел, чтобы из этого сложного процесса получалось что-то разумное. Бесконечные разговоры, ведущие к ослабляющим страну компромиссам, направленным только на то, чтобы выиграть очередные выборы. Захария же хотел результатов, а не голосов избирателей. Действий, а не болтовни. Изменений нынешнего порядка.
Секретность была его союзником.
Но не теперь.
По крайней мере один человек разделял его взгляды.
В кармане Саймона завибрировал телефон.
Он посмотрел на дисплей, но на нем не отобразился номер. Значит, звонил Роча, и поэтому он решил ответить.
Но голос, который он услышал в трубке, принадлежал не Роче:
– Сеньор, вас беспокоит Матео, с Кубы.
Это имя австриец знал.
– Это Захария, Матео, – сказал он. – Buenos tardes[13].
Лишь после этого он сообразил, что на Кубе сейчас полдень. Хранитель музея уже очень давно ему не звонил.
– Сеньор Саймон, у нас проблема, – сказал Матео.
Захария выслушал доклад о том, что чернокожий по имени Бене Роу и белый по имени Халлибертон пришли в музей с целью изучить его архивы. Австриец был доволен, что хранитель выполнил отданные ему инструкции: немедленно информировать его обо всех, кто интересуется архивными документами. Их обнаружил его дед, а отец защитил, сделав взнос, позволивший открыть в городке музей. Так кубинские евреи создали на острове нечто важное – и все получилось.
– Что мне делать? – спросил Матео.
– Пусть смотрят все, что пожелают, – сказал Саймон. – Я перезвоню позже.
* * *Выйдя из квартиры, Элли отошла от дома на достаточное расстояние, чтобы оказаться в одиночестве. Почему отец не мог просто отдать то, что оставил дед? Она не просила его геройствовать, не просила об участии. Речь шла о том, чтобы исправить несправедливость, совершенную тысячи лет назад, а вовсе не о восстановлении их отношений. И не о нем, когда он единственный раз в своей жалкой жизни попытался поступить правильно.
Беккет недавно приняла новую для себя религию, но хорошо знала о еврейском укладе жизни. Она видела, как жили ее дедушка и бабушка, и хотела стать такой же религиозной еврейкой. И если ей удастся помочь восстановить то, что многие считали священным, это будет здорово.
Однако у нее появились вопросы.
Почему дед не хотел того же? Почему хранил тайну сокровищ Храма? Почему ничего не рассказал ей? Быть может, все дело в тех людях, о которых ее предупреждал Саймон?
Но сейчас Элли знала только одно – она не может иметь дела с отцом.
Поэтому она вытащила из кармана телефон и позвонила по первому номеру в его памяти.
* * *Бене совсем не нравилось происходящее. Конечно, он ничего не мог сказать Халлибертону, потому что тогда его друг начал бы задавать вопросы, на которые Роу не хотел отвечать. Широко улыбающийся хранитель вернулся с сотовым телефоном в руках и повел их в лишенную окон комнату с деревянными полками и пластиковыми контейнерами, забитыми дневниками, старыми книгами и пергаментами. Архив был систематизирован, на полках и контейнерах имелись указания на место и время, к которым относились хранящиеся в них бумаги. Трею не слишком понравилось качество хранения, но сами документы произвели на него огромное впечатление.
– Здесь четыре контейнера с документами, относящимися к семнадцатому веку. Мне еще ни разу не доводилось видеть столько в одном месте! – восхитился он.
– Постарайся побыстрее с ними разобраться, – попросил марон.
– Это может занять часы.
– У нас столько нет.
– Что-то не так, Бене?
– Да, Трей. Мы на Кубе. Так что поспеши!
* * *Том сидел на кухне и жевал кусок черного хлеба. Инна приготовила тушеные помидоры с белым рисом, от которых прекрасно пахло, но у него не было аппетита.
– Последние несколько лет я писал книги, – сказал Саган. – В качестве литературного «негра». Художественная и документальная литература. Все они стали бестселлерами. Некоторые даже вышли в топ.
Он отвечал на вопрос коллеги, чем занимался после скандала.
– У меня это хорошо получается, а писатели, на которых я работаю, хотят, чтобы я оставался невидимым, – объяснил журналист.
Третьякова пила кофе и почти ничего не ела.
– Ты всегда был хорош в том, что делал, – сказала она задумчиво.
Тому нравилась эта практичная женщина, и он решил рассказать ей правду.
– Меня подставили, Инна. Мне подбросили историю об израильских экстремистах, сфальсифицировали мои основные источники и большую часть информации. И сделали все очень грамотно. Я ничего не заподозрил. Все выглядело правильно и основательно. И я до самого конца не понимал, что происходит.
– Кто это сделал? – удивилась Третьякова.
– Есть целая команда, которая занимается подобными вещами. Похоже, своими репортажами я вызвал раздражение обеих сторон на Ближнем Востоке. Поэтому, сами о том не подозревая, они одновременно обратились к этой команде.
– И нет никакой возможности доказать, что тебя подставили?
Репортер покачал головой.
– Они грамотные ребята, – повторил он.
– Я всегда знала, что должно быть какое-то объяснение тому, что случилось. Томас Саган никогда не был лгуном.
Том ценил доверие коллеги.
– И никто тебя не поддержал, Томас? – уточнила она.
Он подумал о Робин Стаббс, которая оставалась с ним – некоторое время, – и вздохнул.
– У них имелись неопровержимые доказательства, а я мог противопоставить им только свое слово: я этого не делал. Они придумали безупречный план, и я не смог обнаружить в нем ни одной зацепки. Я только через год узнал, кто так со мной поступил.
Затем Саган рассказал Инне о субботнем утре в книжном магазине «Барнс энд Ноубл» – в первый раз он поделился с кем-то тем, что тогда произошло.
– Я ужасно сожалею, – повторила его подруга.
– Как и я.
– Твоя дочь – это проблема.
Журналист рассмеялся.
– И почему у тебя сложилось такое впечатление?
– Она не понимает, что делает, но думает, что ей известно все на свете.
– В двадцать пять лет я был очень на нее похож. К тому времени я уже женился и считал, что не могу совершить ошибок.
– Почему ты позволил ей уйти?
– Она вернется.
Инна задумалась, а потом на ее лице появилось понимание.
– Ты считаешь, что ее послал Саймон?
– Тогда все становится на свои места. В церкви они говорили как старые друзья. И она хотела уйти с ним, пока Саймон ее не предал.
«А возможно, это тоже часть игры», – пришло вдруг Тому в голову.
– Когда Элли нашла тебя в катакомбах, она бежала или шла? – спросил он Третьякову.
– Шла. Почему ты спрашиваешь?
– Она была спокойна?
Инна кивнула.
– В нас стреляли. Она убежала. А потом просто подходит к тебе, совершенно незнакомому ей человеку, и ждет меня?
– Шла. Почему ты спрашиваешь?
– Она была спокойна?
Инна кивнула.
– В нас стреляли. Она убежала. А потом просто подходит к тебе, совершенно незнакомому ей человеку, и ждет меня?
Мужчина увидел, что коллега его поняла.
– И что же ты намерен делать? – спросила она.
Ее гость взял еще кусок хлеба.
– У меня нет выбора. – Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги и протянул его Инне. – Это полный текст сообщения, найденного мной в могиле отца.
Женщина прочитала текст, и ее друг продолжил свой рассказ:
– Я поискал в интернете. Вот часть, где написано: «…сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте». А еще имя. Раввин Берлингер. Они связаны только с одним местом на свете.
– Прага.
Слова Инны произвели на репортера впечатление.
– Мне известна история про голема, – продолжала она. – Этой легендой знаменита Прага. Однако я никогда не слышала о Берлингере.
– Он был главой конгрегации в течение нескольких десятилетий. И мог знать Абирама и саки, отца моей матери, Марка Эдена Кросса. Берлингер до сих пор жив.
– Странно, что ты называешь отца по имени.
– Так я о нем всегда думал. Отстраненно. Он оставался для меня чужим человеком. А теперь у меня перед глазами стоит лишь его разложившееся лицо. Я неверно оценивал старика, Инна. Мы оба слишком многое держали при себе.
В комнате наступила тишина. Дети Третьяковой ушли в гости в соседнюю квартиру. Сама она уже предложила Тому провести ночь в гостиной, на диване, а на следующий день забрать взятую напрокат машину. Ее гость слишком устал, чтобы спорить – начала сказываться разница во времени.
– Пришло время раскрыть эту тайну, – почти прошептал он.
– Если это сделаешь не ты, ее раскроет Саймон, – согласилась с ним хозяйка дома.
– Значит, у нас еще больше оснований найти сокровища Храма, – сказал Саган и вдруг подумал о Брайане Джеймисоне. – Почему ими заинтересовалась американская разведка? Брайан сказал, что работает на какой-то «Магеллан». Ты можешь выяснить, что это такое?
Женщина кивнула.
– У меня есть контакты в американском посольстве.
Том снова порадовался, что позвонил Инне.
– В катакомбах осталось тело, – вспомнил он. – Но что-то подсказывает мне, что сейчас его там уже нет. И все же это следует проверить.
Третьякова снова кивнула.
Некоторое время они сидели молча, и журналист смотрел, как она ест помидоры с рисом.
– Я поеду в Прагу, – сказал он. – И возьму с собой Элли.
– Это может привести к очень серьезным неприятностям.
– Возможно. Но она моя дочь, Инна, и я должен поступить именно так.
Женщина улыбнулась, протянула руку и сжала его ладонь.
– Томас, ты себя недооцениваешь. Ты хороший отец – несмотря на то, что твоя дочь, да и ты сам думаете иначе.
Глава 45
Захария сидел в саду Шенбрунна, и в голове у него, опережая друг друга, метались самые разные мысли. Он представил себе это безмятежное место – каким оно было двести лет назад, когда единственный сын Наполеона жил во дворце. Или когда император Франц Иосиф пытался удержать от распада Австрийскую империю перед лицом мировой войны. Или когда Карл I отрекся от трона в 1918 году и навсегда покинул дворец, покончив с монархией.
Однако Саймона не интересовала австрийская история. Для его народа эта страна была лишь помехой. Здесь никогда не любили евреев, преследовали их и убивали десятками тысяч в течение многих веков. И хотя австрийцы возненавидели Адольфа Гитлера, это было вовсе не из-за евреев. Лишь немногие синагоги, уничтоженные нацистами, были восстановлены. Здесь оставалась только малая часть евреев, когда-то живших в Австрии. Однако семья Захарии пережила все шторма и опасности.
«Почему?» – спросил он своих родителей, когда был еще маленьким мальчиком.
«Потому что здесь наш дом», – ответили ему.
У него в руке завибрировал телефон, и на этот раз Саймон сразу узнал номер на дисплее – свой собственный. Звонила Элли.
– Надеюсь, у тебя хорошие новости, – сказал он ей.
Затем Захария выслушал рассказ девушки о том, что произошло с ее отцом, попросил прочитать письмо, которое тот ей дал, и понял, что получил от Сагана такое же.
Теперь австриец больше не сомневался.
– Он скрыл правду. И не показал тебе ничего нового, – заявил он уверенно.
– Может быть, там больше ничего и не было? – предположила Беккет.
– Исключено. Письмо неполное.
Однако Захария сообразил, что Саган кое в чем заподозрил свою дочь.
– Элли, твой отец почти наверняка считает тебя шпионом, – предупредил он девушку. – Однако он остается твоим отцом. Он тебя не прогонит.
– Что мне делать?
Саймон хотел спросить у Элли о Брайане Джеймисоне и о разговоре, который состоялся между ними, но решил, что пока от этого лучше воздержаться.
– Возвращайся, – велел он. – Держи глаза и уши открытыми. Ты сама сказала, что теперь нашим делом заинтересовались американцы. Брайан был агентом. Мы не можем позволить им узнать, что мы ищем. Это для нас, Элли.
На другом конце провода воцарилось молчание, и Захария рассчитывал, что это означает согласие.
– Я попытаюсь, – сказала наконец Беккет. – Вы хотите знать, где он находится?
– В этом нет нужды. – У Саймона имелось кое-что получше адреса Тома. – Если твой телефон включен, я могу отследить его местонахождение. Так что береги батарейку. Сможешь?
– Конечно.
– Тогда возвращайся. И да пребудет с тобой удача!
* * *Бене вернулся в комнату, где Халлибертон продолжал изучать содержимое контейнеров, просматривая пергаменты, древние фолианты, дневники, карты и рисунки.
– Эти документы необходимо поместить в вакуум, – сказал профессор своему другу. – Они распадаются прямо в руках.
Роу проверил дверь и оставил ее приоткрытой, чтобы услышать, если перед входом в музей поднимется шум. Он наблюдал, стоя в конце короткого коридора, как хранитель вышел и позвонил по сотовому телефону. Ближе Бене подойти не мог – иначе его бы заметили, поэтому ему не удалось подслушать разговор. Однако он заметил, что хранитель вернулся и запер дверь. Роу посмотрел на часы: было немногим больше двух. До закрытия еще далеко – так зачем запираться? Оправдана ли его паранойя? Однако с того момента, как Бене узнал, кто контролирует музей, у него появились дурные предчувствия.
– Посмотри сюда, – сказал ему Трей.
Он держал в руках старый том с расползающимся переплетом и потемневшими страницами.
– Книгу напечатали в тысяча шестьсот тридцать четвертом году. Это описание жизни на острове. – Трей осторожно открыл книгу. – Она на кастильском, но я на нем читаю.
Бене услышал, как зазвонил сотовый телефон, вернулся к дверному проему и вышел в короткий коридор. Хранитель музея ответил на звонок и сказал по-испански, чтобы его немного подождали.
Затем он снова вышел наружу и закрыл за собой дверь.
На этот раз Роу решил рискнуть: он подошел к окну и приложил ухо к стеклу.
* * *Захария говорил с хранителем кубинского музея. Он уже разобрался с Брайаном Джеймисоном, Томом Саганом и Элли Беккет. Теперь пришла очередь Бене Роу.
– Они еще в музее? – спросил Саймон.
– Изучают вашу коллекцию, – ответил Матео. – Их больше всего интересуют самые старые документы, времен Колумба. Но остальные материалы заперты, как вы и приказали. О них я ничего не сказал.
Австриец не представлял, как ямаец сумел отыскать архив, но то, что ему это удалось, многое усложняло. По телефону Роу сказал, что получил доступ к новой информации. Что он имел в виду? Если речь об архиве, то ценности его информация не имела – семья Саймона много лет контролировала древние документы, и оригиналы оставались в полной безопасности – кубинцы строго ограничивали въезд в страну.
Пришло время заканчивать с Бене Роу.
– Я хочу, чтобы ты задержал их в музее, – велел Захария. – Будь доброжелательным, всячески помогай. Постарайся не огорчать. Понятно?
– Да, сеньор Саймон. Я справлюсь.
Австриец закончил разговор и вернулся к машине, где его ждал Роча. Усевшись на пассажирское сиденье, он протянул помощнику телефон.
– Роу находится в кубинском архиве. Только что звонил хранитель. У тебя еще остались контакты в Policia Nacional Revolucionaria?[14]
Роча кивнул.
– Я продолжаю делать им регулярные выплаты. Они постоянно говорят, что мы можем к ним обращаться, если нам что-нибудь понадобится.
– Тогда обратись к ним, – сказал Саймон. – А потом отследи положение моего телефона при помощи глобальной спутниковой системы. Я не собираюсь ставить все на карту из-за прихотей наивной девчонки.
* * *Бене услышал имя.
Саймон.
По его спине пробежал холодок.
Хранитель не звонил в Гавану для получения допуска к архиву. Он получал указания Захарии Саймона. У Роу и самого были сотни таких приспешников. Глаза и уши по всей Ямайке, которые сообщали ему, что происходит на острове. Ну а деньги не давали ручейкам информации пересохнуть.