– Ну, чего молчишь? Согласна?
Та сидела с отвисшей челюстью и пялилась на замершего кашевара, который в нетерпении, скорее всего, машинально стал нервно подбрасывать свой нож за кончик окровавленного лезвия. А потом и вообще перевел свой взгляд на стенку.
Наконец Сильва прокашлялась и сиплым голосом проговорила:
– Если бы я не знала тебя столько лет, подумала бы, что ты шутишь… или издеваешься. Но ты ведь не такой, я знаю…
Кажется, эти слова значительно взбодрили Василия. Он сразу задвигался, помешал деревянной палочкой шипящее в жиру мясо и переключился на нарезку местной разновидности лука со словами:
– Ну вот видишь! Мы даже знаем друг друга как облупленных! Так что лучшей пары специально не отыщешь.
Женщина тоже пришла в себя и интенсивно замотала головой:
– Нет! Такое в голове не укладывается! Это противоречит всякой житейской логике.
– Не понял, что тут противоречивого?
– Да все! – воскликнула она и сама перешла к вопросам: – Как ты себе все это представляешь?
– Легко! Мы поселяемся в соседних баронствах, потом объединяем их в одно и живем до глубокой старости в тепле и обжорстве. Неужели мы этот долбаный монолит не подпортим?
– Я не о том! – занервничала и стала злиться Сильва. – Я об этом!
Она всеми своими растопыренными пальцами указала на свою изуродованную кожу лица:
– Ты бы хотел иметь такую жену?
– Ха! Я уже давно не присматриваюсь. Мне важнее твое настроение, характер, умения… ну и все остальное.
– Но… но так не бывает! – Ее глаза наполнились влагой.
– Да перестань ты комплексовать из-за какой-то ерунды! – прикрикнул на нее Василий, не прерывая процесс приготовления мясного блюда. – Пока вас не было, я чего только не передумал и решил, что пора тебе в своих чувствах признаваться. Да и Торговец к этому поторопил своими очередными чудесами. Теперь я каждому его слову верю, а если он вскоре выздоровеет, то и вы последние свои сомнения отбросите. Но ты знаешь, чего я испугался больше всего? Уже вот совсем недавно, под вечер…
– Чего? – прошелестело эхом.
– Того, что этот отшельник окажется прав и какие-то жрецы твои болячки вылечат окончательно. И пришел в ужас: когда твое лицо вернется к норме, то ты превратишься в расчетливую и самоуверенную тигрицу, которая не поверит ни одному слову моих признаний. Вот поэтому и понял, что надо тебе предлагать замужество, пока ты еще добрая и…
– И глупая?
– Только не напрашивайся на комплименты. А лучше отвечай: согласна или нет?
– А если меня не вылечат?
– Тоже вполне прекрасно уживемся. Даже наоборот, мне спокойней будет: соседние бароны не станут слишком назойливо ухаживать за моей супругой.
– Вот ты какой… хитрый!
– Ну так, ведь сама нахваливала, что на все руки мастер!
Он еще пытался болтать что-то веселое и отвлеченное от темы, но Сильва его совершенно не слушала. Она вспоминала ту первую ночь, когда они, оказавшись рядом на узком надувном матрасе в лесной землянке, скорее инстинктивно, пытаясь согреться, вступили в первую интимную близость. А наутро честно договорились считать это моральным расслаблением, маленьким подарком судьбы среди серых будней, полных экстремальных ситуаций. Дальше такие ночи повторялись время от времени, но с каждым разом Сильва шла на это все с большей и большей неохотой, словно опасаясь самой страшной минуты в таких отношениях. Когда вполне желанный и симпатичный мужчина вдруг скажет: «Ну сколько можно? Тебе еще не надоело?» Или просто уйдет навсегда с совершенно другой, нормальной и красивой женщиной. Шутила, смеялась в ответ на незаметные для всех остальных ухаживания, порой дерзила или злилась, но никогда, даже в самых смелых своих мечтах, не помышляла, что Василий предложит ей свою руку и сердце.
Минут пять она с глазами, полными слез, сидела в какой-то прострации и только потом сообразила, что над ней склонилось такое желанное мужское лицо и заботливый голос пытается вывести из навалившейся задумчивости:
– Ты чего молчишь? Ну скажи хоть что-то? Сильва, дорогая, только не молчи!
Она порывисто прижалась к его груди и громко разрыдалась. Пожалуй, всего второй или третий раз в своей жизни она впала в такое состояние, но наверняка впервые рыдания звучали как счастливые. Василий это тоже почувствовал и, поглаживая подругу по волосам, приговаривал:
– Ну вот и здорово! Значит, я воспринимаю твое молчание и кучу вопросов как согласие. Ха-ха! Ты бы только знала, как я перед этим дрожал. Ведь еще никогда в своей жизни не делал любимой женщине предложения.
– Да, но сделал ты его мастерски, – шептала она в ответ. – С налету! Прямо в лоб!
– А чего откладывать? Вдруг больше времени не будет? Или вон остальные вернутся, мешать будут.
Словно в ответ на его опасения со стороны входа послышался настойчивый стук и нетерпеливый, доносящийся через щель голос Петра:
– Открывайте быстрее! И оставьте нам хоть ложку гуляша, гады!
Василий двинулся открывать, а Сильва подхватилась и унеслась во внутренние помещения со словами:
– Побегу искупаюсь!
Когда ребята ввалились в тамбур, отряхивая с себя налипший снег, старший группы вышел наружу и установил охранную сигнализацию. В такой снегопад от нее будет мало проку, но и оставлять подходы без малейшего оповещения он себе не позволил. Уже заклинив за собой камень и заложив оставшиеся щели обрывками старых одеял, он вернулся к камину и прислушался к ругани Петра с Куртом.
– Кошмар! Темень полная, и снег вдруг мокрый стал, – жаловался немец. – Еле дотащили. Неправильная зима в этих горах, совсем неправильная.
– Все нормально, братан! Раздевайся и двигайся ближе к котлу! Смотри, что в нем, топорщится призывно! Ух! И когда только успели?
Парень хотел сразу пальцами ухватить кусок мяса, но Курт его оттолкнул:
– Вначале руки иди помой!
– А ты сам за последние недели их часто мыл?
– Но если есть вода, то почему бы и не помыть?
– Потому как еда самое главное для человека! – восклицал высокопарно Петр.
– Ага! Вместе с глистами, – парировал Курт.
– Да что ты понимаешь, чистюля?
– Что все русские… – Он прервался, оглянулся по сторонам, вспомнив, видимо, о Сильве, и поправился: – Что большинство русских – грязнули.
– Это тебе так кажется. Потому что недаром гласит великая наша пословица: что русскому хорошо, то немцу смерть! Вот я съем это мясо – и ничегошеньки мне не будет. А вот ты…
– Ладно, хорош болтать! – строго оборвал их Василий. – Раздевайтесь, руки споласкивайте вон в том корыте и можете садиться.
И уже через минуту на столе стояли четыре глиняные миски с ароматно пахнущим жарким. Охотники с мычанием и чмоканьем набросились на еду, тогда как сам кашевар лишь пощипывал свою лепешку да поглядывал на уводящий внутрь горы проход. И только когда появилась Сильва с влажными после купания волосами, воскликнул:
– Ну ты и долго! Мясо ведь стынет!
– Ничего, подогреем. – Она не спеша и чинно уселась, поставила перед собой флягу с согревающим средством, взялась за персональную ложку, которую в таком рейде имел каждый уважающий себя воин, и, прежде чем начала есть, пожелала: – Приятного аппетита.
Несмотря на полный рот, немец умудрился после чинного кивка промычать:
– И тебе…
Тогда как Петр чуть не подавился. Со слезами на глазах он прокашлялся и, проглотив, что жевал, удивился:
– Какие мы вежливые стали… Не иначе стряслось чего?
– Конечно, есть повод. Вась, наливай по одной.
Тот с пониманием улыбнулся, метнулся к полке с посудой, и вскоре на столе стояли четыре фаянсовых стаканчика, полные разбавленного водой спирта. Но женщина так и продолжала требовательно смотреть на старшего группы. Видимо, до сих пор не верила состоявшемуся совсем недавно здесь разговору и, как любая другая на ее месте, желала дополнительного устного подтверждения случившемуся. При всех.
Кажется, Василий нисколько не возражал:
– Друзья…
Он сделал паузу, собираясь с мыслями, и Петруха, как всегда, успел за это время подурачиться:
– О-ба-на! Никак ты решил уйти на пенсию? Раньше ведь всё бойцами, сволочами ленивыми да редисками худосочными обзывал. А тут чуть ли не родными стали…
– Не ерничай! – мягко, но с шипящими интонациями шикнула на него Сильва.
– Так вот, друзья, – нисколько не обиделся на боевого товарища Василий. – Сегодня у меня, как пишут в любовных романах, радостное событие. Я предложил Сильве стать моей женой, и она согласилась. Поэтому сейчас мы празднуем нашу помолвку!
Хотел еще что-то добавить, но только пожал плечами. Мол, вроде все сказал. И выпил первым. Обрученная – второй, и только потом Петруха поднял отвисшую на грудь челюсть. Об интимных отношениях между определенными личностями знали все в группе, подобный секрет считался секретом полишинеля, но одно дело невинные развлечения во время отдыха, а совсем другое – полноценное супружество.
– Не… я с них торчу! И когда только успели? А? Мы ведь только на пять минут отлучались.
Тогда как Курт, смешно поморгав своими густыми ресницами, приподнял стаканчик и по слогам, душевно рявкнул:
– Поз-драв-ля-ю!
Самому молодому в компании ничего не оставалось делать, как с готовностью присоединиться к выпивке. Причем он сразу поставил свою посудину как можно ближе к фляге.
– Ну, раз такой большой праздник, то не грех и еще по сотке пропустить. – Наткнувшись сразу на три строгих взгляда, он стал оправдываться: – Никуда ведь не идем, ни в кого не стреляем, ни от кого не бежим. Как по заказу момент для расслабухи! Да и вообще, помолвка только раз в жизни бывает. – Потом покладисто вздохнул и добавил совсем иным голосом, которого от него никто и не ожидал: – А вообще-то… Сильва, Васек, я за вас рад. Просто зверски рад… Будьте счастливы!
Теперь уже сама Сильва разлила вначале воду, а потом разбавила ее спиртом до водочной пропорции. Не забыв о предупреждении:
– На сегодня хватит.
Что опять подтолкнуло довольного Петра к очередным шуткам:
– Вот и женись после такого! – Он весело подмигнул товарищам. – Конец всяким мелким радостям и развлечениям. Только самые крупные останутся… Но! Хочу отметить особо: на свадьбе прошу меня не сдерживать и выпивку не отнимать. Обязательно напьюсь.
Его боевые товарищи покивали с согласием и выпили. И только после длительного закусывания ароматной печенью Курт проговорил:
– Это, наверное, будет тот случай, когда и русскому будет хорошо, а немцу еще лучше! Напьемся, как…
Он замялся, подбирая слово деликатней, и все вздрогнули от донесшегося от входа стука. Кто-то еще в столь позднее и ненастное время стремился в пещеру то ли на праздник помолвки, то ли на запах свежезажаренной дичи. Причем этот «кто-то» сумел мастерски обойти сигнализацию. Или ее настолько присыпало снегом? Искушать судьбу опытные диверсанты не стали, а в самом максимальном темпе стали облачаться в пуленепробиваемые жилеты и хвататься за оружие. В мгновение ока пещера превратилась в готовый к любой обороне неприступный рубеж.
Каждый без слов знал свою задачу и место. Поэтому Василий лишь глянул напоследок на приготовившихся товарищей и только тогда нырнул в тамбур. Лишь вынув из щелей куски одеял, он расслышал сквозь завывания пурги голос Даны. Черноглазая красотка на русском языке ругала товарищей почем зря плохими словами, которые по сути своей выражали примерно следующее:
– И чем бы там, нехорошие животные, таким интересным в плане разврата занимаетесь?
Приблизив лицо к образовавшейся щели, старший группы все-таки решил перестраховаться:
– А с тобой кто?
На что Дана весьма агрессивно ответила известным выражением. Правда, при этом слово «конь» было заменено на явно неприличное, которое в культурном обществе не произносят вслух. А если и произносят, то редко. Хоть в мыслях оно там проскакивает постоянно.
Но боевой товарищ только обрадовался такому восклицанию, прекрасно представляя, каково стоять при такой погоде в шаге от тепла, и понимая, что чужаков за собой подруга не привела.
– А почему таким способом? – вопрошал он, поднимая стопор и откатывая плиту в сторону. – Мы ждали с громом и молниями.
– Молнии кончились! – прорычала женщина, вваливаясь в тамбур и шумно втягивая пахучие ароматы мясного блюда. – Сволочи! Так вот почему вы открывать не хотели? И чего тут все завешано?
– Светомаскировка. Что ты там за собой тянешь? Быстрей заходи…
– Надо вначале поклажу снять и седла, иначе они внутрь не протиснутся.
– Кто?
– Ты совсем тут отупел? Я ведь тебе сказала, что коняги. Деймонд сейчас там с них все снимает…
Ее рука втянула внутрь уздечку. За той появилась лошадиная морда и, почувствовав тепло, довольно заржала. Как раз и Сильва вышла в тамбур, отстраняя в сторону висящие одеяла, а увидав животных, не сдержалась от восклицания:
– Кошмар! Я думала, они дурачатся. Где ты коней захватила?
– Эти красавцы не совсем кони, зато как мулам им цены нет. Деймонд сказал, что и в пещеру влезут.
Действительно, первый мул протиснулся внутрь и довольно всхрапнул. На что приблизившийся к месту событий Петруха философски продекламировал:
– Только там, где нету паровоза, не прожить без запаха навоза.
– Это ты зря! – вручая ему повод и несколько грубо отталкивая с дороги, возразила Дана. – В этом мире не только паровозы есть.
– А что еще, кроме твоей милости?
– Ха! Вначале помоги Деймонду, потом накорми меня как следует с дальней дороги, вот тогда я тебе и расскажу про то, где мы были и с кем теперь ты общаешься.
– Мамочки! – не на шутку испугался Петр. – Неужели тебя заранее в баронессы произвели? Аль в боярыни заморские? А я к тебе так по-свойски… Не вели казнить, матушка! Не признал…
Все четверо были рады такому быстрому возвращению парочки путешественников. А уж когда рассмотрели привезенные гостинцы и прочие житейские мелочи, то щедро угостили друзей и собственными охотничьими трофеями.
И только после окончания ужина новые целители приступили к рассказам о самом насыщенном, потрясающем и запоминающемся дне в своей жизни.
Глава пятнадцатая Узница
В полной темноте теряется всякое ощущение времени. А при отсутствии каких-либо звуков еще и начинают одолевать внезапно проснувшиеся, казалось бы, навсегда оставшиеся в далеком детстве фобии. И как ни пыталась Александра себя успокоить и убедить, все равно через какое-то время ей стали мерещиться писки, шорох и более темные уплотнения в полной черноте. Поэтому она старалась как можно лучше выспаться, благо что на таком лежаке и в довольно теплом помещении удалось согреться до самого оптимального состояния.
Но вскоре колбаса кончилась вместе с хлебом, а во второй бутылке осталась лишь половина живительной влаги, а в голову стали закрадываться другие страхи.
«Каких только совпадений и случайностей в жизни не случается. Вдруг этот замызганный Едвис попадет в аварию и погибнет. А Пылыча пристрелит совершенно нечаянно местная полиция. Тем более, если разобраться, то местная полиция – это еще самые милые и безобидные цветочки для старого ветерана. За свою жизнь у него столько врагов накопилось, что вообще остается удивляться его живучести. Другой вопрос, что и врагов этих он истреблял с особым рвением, а большинство просто не догадывались, кому именно обязаны своими бедами. Но все равно ведь могли кокнуть. Хоть и старый, хоть и опытный, но… сколько шнурок ни вейся на ветру, все равно кого-то на нем повесят. И если вдруг такое случится? Кошмар! – Она представила себя здесь через несколько дней, голодной и умирающей от жажды, и не на шутку испугалась. – Больше ведь об этом месте наверняка никто не знает! Разве что через много лет, случайно, строители метро наткнутся. Дмитрий тоже в полной темноте и за столетия не отыщет. Значит, что мне остается? Пробовать спасаться с помощью отвертки? Ну ладно, допустим, наручники я вскрою за сутки или двое. Хотя и здесь только один шанс из сотни, что у меня таким инструментом получится. Это ведь только в фильмах дошлая героиня открывает подобные штучки легким плевком. Еще сложнее будет с устройством на калитке. Что-то оно выглядит слишком сложно для простого замка. Там, наверное, не только сенсорные устройства безопасности, но и еще что-то напихано. Я уже не говорю про наружную толстенную металлическую дверь. Ну и напоследок самое важное: в любую минуту мой тюремщик может вернуться. Как я тогда буду выглядеть без цепей? И что он со мной сделает? М-да! Попробуй тут выбери правильный ответ…»
Будет она потом жалеть о своем бездействии в первые часы или нет, Александра решила не переживать. Лучше все-таки в ее положении выждать первое время и явно не дергаться. А вот уже потом, когда пройдут сутки и гипотетические случайности начнут перерастать в уверенность, вот тогда надо будет и начать интенсивно работать над своим спасением. Пока же она лишь тщательно припрятала свою драгоценную отвертку в толще матраса и заставила себя всеми своими моральными силами отсыпаться.
Судя по успокоившимся мышцам и общему успокоению, отоспаться она успела. Да и колбаса с хлебом оказали свою живительную силу, успокоив болезненные вздрагивания и сокращения желудка. Но более важными считались восстановленные силы и координация движений. Теперь девушка могла надеяться, что в нужный момент сумеет расчетливо нанести единственно верный и правильный удар.
И все равно, когда раздался шум открывшейся двери, сердце заколотилось с бешеной скоростью от страха и переживаний. А когда зажегся свет, Александра первые минуты не могла осмотреться от невероятной яркости и только слышала глумливый голос своего тюремщика: