Дане видимо надоело и мерзнуть, и наблюдать за местностью лишь с Петрухой. Поэтому она стала возмущаться:
– Может, уже хватит языками трепать? Скоро совсем стемнеет, а мы так окончательно пещерку и не выбрали. Если вы не хотите отогреться, то могу вас всех оставить здесь до утра. Времени-то у нас на переход и выбор места мало останется, скоро луны начнут всходить. Протрите глазки!
Напоминание о возможном тепле взбодрило всю группу, они усилили наблюдение и интенсивно стали обсуждать приемлемые варианты. Предпочтительней всего им показалась самая ближняя пещера. Она находилась на наибольшем удалении от тракта, и почти никто из паломников даже не смотрел в ее сторону. Хотя сам отшельник в черной папахе терпеливо сидел у входа, надеясь хоть кого-то заманить на постой. Несколько раз он на короткое время пропадал в своем жилище, но затем поспешно возвращался на прежнее место. Не баловали его гости, явно не баловали.
Вот именно к нему и вознамерились нагрянуть боевики с Земли. Тем более, когда основательно стемнело и стало понятно, что на ночлег никто больше не попросится, разочарованный отшельник скрылся в пещере, а вход на первое время оставил открытым. Как бы намекая на гостеприимство для запоздалых путников. Конечно, на всякий случай выбрали для постоя и несколько других пещер, оценивая их пригодность в порядке убывания.
По команде стали сгружать в мешки оружие, которое нельзя было спрятать на себе, и видимые металлические детали одежды. Не прекращая по очереди при этом следить через бинокли с приборами ночного видения за выбранной пещерой. И только собрались спускаться, как выдвинувшаяся дальше всех Сильва зашипела:
– Внимание! Кажется, в то же самое место направляются сразу три магирика. Причем поднимаются как бы раздельно, но слишком уж целеустремленно.
Помимо ночных биноклей были и очки с приборами ночного видения. Но их старались надевать лишь в редких случаях: берегли аккумуляторы. А миниатюрные рации общей связи, которую они коротко называли «общак», задействовали еще реже. Сейчас Василий скаредничать не стал:
– Надеть очки! Подключить «общак». Подходим вплотную.
Естественно, обладая таким преимуществом, земляне спустились к пещере сверху несколько раньше, чем трое неизвестных, двигавшихся вверх скорее на ощупь и ориентирующихся только на светящийся призывным теплом овал пещеры. Однако движение троицы настораживало все равно: явные воины, привыкшие двигаться и в такое время, и в таких местах. Да и без выделяющихся за спинами мешков, которые имелись у всех пеших паломников.
Дальше действие развивалось еще более стремительно. Все три подозрительных типа, как только собрались на небольшом уступе перед пещерой, на максимальной скорости нырнули внутрь рыбками. Оттуда послышался короткий сдавленный вскрик, и, после звуков короткой борьбы, изнутри вход заложили плоским камнем.
– Фи! Да здесь, похоже, за место в пещерке надо заранее бороться и наемных убийц нанимать, – шепотом проворчал Василий. – Хорошо еще, что туда раньше на ночлег не напросились.
– Тогда двигаемся к запасному варианту? – спросила Сильва.
Но ей возразила Дана:
– Может, стоит здесь к местным разборкам прислушаться? Вдруг это стражники или егеря? И они так каждую пещеру осматривают?
– Но ведь остальных не трогали?
– Достаточно лишь изредка такие облавы устраивать.
– Хм… Может, ты и права, – сомневался Василий. – Петруха, что там ниже?
– Чисто. На тракте тоже полное спокойствие, продолжают движение лишь фанатики. Да и то лишь те, кто идет обратно, от монолита. Они налегке.
– Добро, страхуйте меня!
Старший группы еще более густой тенью, чем ночь, промелькнул ко входу в пещеру и припал к камню. Подобные «двери» в таких местах, видимо, притирались веками, потому что ничего сквозь щель разглядеть было нельзя, да и голоса доносились глухо, с искажениями.
Но для преодоления подобного препятствия имелась видеокамера на перископном гибком стержне. С наивысшей разрешимостью маленького, с ладонь, экрана. С направленным микрофоном узкого или широкого действия. «Третья» издавна привыкла пользоваться новейшими техническими средствами, а Торговец для выполнения задания вообще экипировал уникальной аппаратурой. К некоторым устройствам воины присматривались вначале вообще с подозрением: на Земле они о таком не знали. Но впоследствии задействовали в каждом удобном случае без оглядок на место производства.
Гибкий стержень проскользнул в щель, наконечник с камерой, словно живой, выдвинулся во внутренностях пещеры, выбрал наиболее удобный ракурс, и в наушниках «третьей» раздались слова на языке ашбунов. Вдобавок старший группы еще и картинку наблюдал во всех цветах. Всю сцену прекрасно освещало внушительное пламя из грубо выдолбленного в стене камина.
– …Не стоило его так злить своим непослушанием! – восклицал грозно один из троицы, продолжая какой-то свой монолог, пока оба его товарища заканчивали привязывать отшельника к большому столу, сделанному из толстых колотых плит мягкого туфа. – Бурулкан заботится обо всем поселке и лучше тебя знает нужды и чаяния каждого жителя. И правильно делает, что уничтожает таких смутьянов.
К тому времени рот плененного отшельника освободили от тряпичного кляпа, но кляп продолжили держать под рукой. Мало того, второй помощник подхватил с пола увесистый булыжник и многозначительно приподнял на уровень груди. Еще и буркнул при этом:
– Начнешь слишком кричать – раскрошу тебе все зубы.
Но пленник, наверное, и так понимал, что его крики не будут услышаны снаружи, потому не обратил никакого внимания на угрозу, а заговорил в ответ зло и отрывисто:
– Проклятый Бурулкан не смеет никому запрещать пройти путь Магириков! Любой ашбун имеет на это священное право.
– Ха! Ну и чего ты добился своим неповиновением? Стал жрецом? Да никогда подобного червяка вершина Прозрения не признает своим! Меня, призванного в палачи по зову сердца, вообще поражает, что тебя, урода, сразу при входе не растерзало.
– Я не урод! Я мечтаю спасать, лечить людей, и в этом нет ничего преступного. Наоборот, если твои дети или родители начнут умирать, то ты ведь сразу помчишься к лекарю! Зачем же ты и вы оба, – он стрельнул глазами в замерших рядом помощников, – лишаете своих близких последнего шанса?!
– Замолчи! И не касайся своим грязным языком наших родственников! Нам хватит для излечения и умений Бурулкана.
В последнем утверждении уже не было прежней уверенности.
– Да этой твари нельзя даже лечение животных доверять! – На губах отшельника выступила пена бешенства и ярости. – Уж я-то лучше всех знаю, сколько сотен людей умерло после его лечения! Вспомни о них, Шевенди! Твой дядя умер от невинной простуды! Сколько детей не дожило до своей первой годовщины после визитов нашего жреца?! Сотни! А в более позднем возрасте? Три твои двоюродные сестры и два кузена так и не стали совершеннолетними. Сколько наших женщин пали от тяжких ран после родов? Твоя родная сестра умерла вскоре после рождения своего первенца… Да этот коновал уже треть поселка угробил, он самый худший на наших землях, он враг нашим родам и семьям. Его только за это надо казнить на месте, а он умудряется командовать ничего не соображающим сбродом!
Движение указательного пальца – и рот пленника вновь был заткнут кляпом. Тогда как главный обвинитель некоторое время вынужден был усмирять свои трясущиеся губы. Напоминание о родственниках разбередило его старые душевные раны. Но, так и не пожелав признать правоту отшельника, нежданный гость с рычанием перешел к обвинениям:
– Да ты, я вижу, совсем за собой вины не чувствуешь! Кощунствовать начинаешь?! Посягаешь на статус высшего жреца? Главой над нашим поселком Бурулкана поставил сам великий император Маххужди! Как ты осмеливаешься сомневаться в его наивысшей воле? Только за это тебя следует немедленно четвертовать! – Он приблизился к распятому человеку и со всей силы ударил сплетенными ладонями тому под дых. Жертва забилась в удушье и волнах боли, тогда как палач прохрипел несчастному в самое ухо: – И я бы сделал это немедленно, если бы не приказ Бурулкана.
Затем он дождался, пока отшельник хоть немного придет в себя, лишний раз удостоверился, что путы не ослабли, и отправил своих помощников отыскать все ценное, что здесь имеется. Те молча кивнули в ответ, вынули из углубления в стене по факелу, подожгли их от каминного пламени и скрылись в каком-то проходе, ведущем во внутренние помещения. Как оказалось, пещерки здесь совсем не маленькие, раз следовало не просто бегло осмотреть жилище, а еще и обыскивать его.
Не дожидаясь результатов обыска, Шевенди еще несколько раз приложился кулаками к лицу пленника и только после того, как немного выпустил пар бешенства, стал говорить спокойно и рассудительно:
– У тебя, Деймонд, есть только один шанс остаться в живых. И если ты ответишь правильно на один вопрос, мы сразу уходим. Тебя завтра все равно кто-нибудь да развяжет, камень задвигать не будем. И я сейчас у тебя спрошу…
Его перебил вернувшийся помощник:
– Там в нише лежит тело старца. Похоже, прежнего хозяина этой норы.
– Ого, Деймонд! – всплеснул ладонями Шевенди. – Да ты ради того, чтобы здесь спрятаться и стать отшельником, убил прежнего святого человека? Вот так хитрость! Неужели ты думал, что мы тебя не отыщем? Что моргаешь? Хочешь что-то сказать? Ладно, послушаем… Вытащи-ка кляп.
На этот раз связанный мужчина не стал ни кричать, ни возмущаться, просто говорил тихим и совершенно равнодушным голосом:
– Никого я не убивал, и ты прекрасно знаешь, что убить человека я не могу.
– Почему же ты спрятал труп?
– Он там захоронен по завещанию, полторы недели назад. Об этом знают все другие отшельники. А перед своей смертью старец передал мне в наследство власть над огнем и права на эту пещеру.
Между тем подручный палача ехидно усмехнулся:
– Врет. Труп свежий и не подпорченный, а там тепло. Так что умер дедок не более двух суток назад.
– Вот так! Нас не проведешь! – рассмеялся Шевенди. – Будешь оправдываться?
– Нет, просто напомню тебе об одной детали здешнего бытия. Истинные отшельники здесь умирают только так: зная заранее с точностью до дня дату своей смерти. А перед этим недели за две они сами спускаются к тракту и разыскивают среди магириков своего преемника. Я брел тогда по дороге от монолита, расстроенный и потерянный, когда меня пригласили сюда погреться. Да так и остался…
– Почему же труп не гниет?
– А чему там гнить? – Голос отшельника окреп и стал уверенней. – Ведь старец питался лишь изюмом да сушеными финиками. Иного подаяния он не принимал. И запивал эти сухофрукты только чистой водой. После смерти такие тела усыхают до состояния мумии в течение года, источая вокруг себя не вонь, а аромат осеннего сада.
– О-о… – многозначительно протянул палач. – Так этот старец здесь прожил очень долго? – И повелительно махнул помощнику: – Продолжайте обыск! Наверняка здесь накопилось немало ценного…
Воин скрылся опять во внутреннем проходе, но успел услышать:
– Истинные отшельники всегда бедны.
Но Шевенди теперь интересовало совсем другое. Он навис над лицом опутанного веревками земляка, схватил его за горло и тихо прошептал:
– Сейчас ты мне скажешь, где находится Пьяца. Говори!
Для того чтобы расслышать ответный шепот, Василию пришлось резко усилить чувствительность микрофона.
– Я знаю, что вы меня убьете в любом случае. Обязательно убьете. Поэтому мне уже ничего не страшно. А где прячется Пьяца, вы все равно не узнаете. Можешь меня убить, порвать на куски, но я тебе о ней ничего не скажу. И подлый Бурулкан не получит девушку в свои грязные лапы.
– Да? Ладно, тогда мы тебя и в самом деле убьем. Но не сразу, а медленно и постепенно. Времени до утра нам хватит. А потом задвинем камень за собой, заклиним рычаг и уйдем…
После этих слов Василий встрепенулся, поманил к себе жестом Курта и указал на щель между камнем и стеной:
– Надо стопор поднять! Справишься?
Немец лишь тихо хмыкнул, достал свой самый длинный кинжал и, подсвечивая себе зажатым в зубах фонариком, стал искать способ подъема примитивного стопора.
Тем временем профессиональный душитель продолжал терзать свою жертву:
– …А тебя постараемся оставить в сознании подкрадывающейся смерти. Сутки ты у меня проживешь, но не больше. Даже если тебя найдут, все равно не спасут. Но самое главное и печальное для тебя: мне и не надо знать, где эта срамная Пьяца находится. Я и так догадался: по пути сюда ты делал крюк к городку, где живет ее тетя, ведь так?
Судя по тому, как вздрогнуло тело отшельника, палач оказался прав в своих рассуждениях и догадках.
– Ну вот и прекрасно. На обратном пути мы туда обязательно наведаемся и покажем красотке твое оторванное достоинство. Посмотрим, как она на него отреагирует.
– Какая же ты мразь! – сипло прохрипел Деймонд, сотрясаясь в судорожных попытках вырваться. – Будь ты проклят именем монолита Прозрения!
– Ой! Как страшно! – рассмеялся палач, вставая. – Давно уж подобные проклятия не действуют. А тебя они тем более не спасут. – Он опытным взглядом осмотрелся, выбрал небольшой камень у дальней стены, поднял его с пола и, подкидывая в руке, вернулся к месту пыток. – Жаль, что нам сюда не удалось пронести даже маленький ножик. Но я и без этого справлюсь. Недаром же я виртуоз в своем деле. Вначале я тебе сломаю ребра, потому что тогда ты не сможешь громко кричать от дикой боли. Ну а потом пройдусь по твоим пальцам…
Курт к тому времени перестал пыхтеть и коротко доложил:
– Готов.
– На счет три! – скомандовал Василий, упираясь плечом в выпуклости плиты. Он уже понял, что ее достаточно просто на десять сантиметров катнуть в сторону, а потом просто толкнуть вперед, опрокидывая внутрь. – …Два, три!
Громыхнул откидываемый стальной полоской каменный стопор, легко качнулась вправо плита, заскакивая в довольно глубокую выемку, даже валить не пришлось. Ширины прохода вполне хватило, чтобы протиснуться боком в пещеру.
В тот же момент Василию пришлось пригнуться от летящего ему в голову камня, который палач швырнул с невероятной силой. Да еще и крикнул при этом, призывая своих подручных:
– Сюда! На помощь!
Это оказались последние слова в жизни Шевенди. Небольшой, почти беззвучный пистолет в руке старшего группы коротко дернулся, и на переносице не в меру шустрого камнемета появилась аккуратная дырочка. Стрелял Василий не просто точнее всех, но еще и дальше, и быстрее. Затем, не оборачиваясь, он бросил за спину Курту на родном русском:
– Зови всех греться.
К тому моменту и первый помощник появился, выскочив в пещеру на полной скорости и на ходу отбрасывая от себя битком набитый мешок. Перехватив факел, словно рапиру, он довольно смело бросился на незнакомца. Этот мародер получил по одной пуле в каждую ногу и с завываниями по инерции чуть не влетел головой в камин. Сапог нового гостя брезгливо оттолкнул его в сторону, чтобы не обгорел, а пистолетик дернулся еще раз. Ибо второй помощник оказался более осторожным и просто выглядывал из довольно темного прохода. Хорошо, что при этом плечо показал, иначе бы остался без глаза. А так лишь со стоном свалился на пол, но пока хоть живой и с глазами.
– Петруха, Дана! Хватайте этих двоих подранков, тащите в подсобки и там за час выдавите с них по паре тюбиков информации! Курт, закрывай двери, кайф выходит! Но снаружи поставь «звоночек». Сильва, ищи воду и ставь тот котел на огонь, вари медвежьи лапы!
Старший группы раздал команды по-русски, а потом воздел руки и лицо к своду и без малейшей заминки сразу перешел на язык ашбунов. Максимально усилил голос – и замер как статуя. С далеко идущим расчетом сделав это с таким пафосом и торжественностью, что у самого от впечатления мурашки по спине побежали.
– Приветствую тебя, отшельник Деймонд! Твое проклятие свершилось, и великая вершина Прозрения выдернула нас из иного мира, чтобы наказать твоих палачей! Отныне ты под нашей защитой! Отныне самая великая святыня Успенской империи будет поддерживать все твои деяния!
Дождавшись, пока стихнет рокот его голоса, скосил глаза на побледневшего отшельника и опустил руки. Переигрывать тоже не стоило. Дикари дикарями, но этак можно ляпнуть нечто настолько несуразное, что потом уж не выкрутишься. А так парочки фраз вполне хватит для создания должной атмосферы невиданного чуда сию минуту и для маневрирования в новой лжи в будущем. Разве что следовало сразу обозначить свое полное незнание местных реалий.
– Деймонд! Великое божество нам ничего не успело сказать, только вложило в головы твое имя и приказ о твоем спасении. Остальное все мы должны узнать у тебя, и только потом нам последуют новые указания о победной поступи справедливости в этой империи. Готов ли ты отвечать на все мои вопросы?
По всему было видно: не готов. Бледность не прошла, глаза словно два блюдца, щека дергается от непроизвольного тика, а из уголка приоткрытого рта вытекает тонкой струйкой слюна. Понятно, что вполне молодой еще мужчина только минуту назад настроился стойко принять мученическую пытку, переходящую в желанную смерть, а тут вдруг все изменилось. Палач лежит – не шевелится, вокруг мелькают какие-то непонятные люди, бесцеремонно достают все его припасы и проверяют на пригодность, а в его самый большой казан вливают воду и ставят на громоздкую глиняную треногу в самое пламя камина.
Кажется, последнее несуразное действие пришельцев переполнило чашу восприятия отшельника, сработал какой-то предохранитель – и он вернулся на эту грешную землю. Потому что больше всего опасался за сохранность своего уникального казана и его чувства вопили о главном несоответствии быта.