К полудню на палубу выполз рыцарь Куно с кувшинчиком рейнского и парой кислых моченых яблок, коих имелась у капитана целая бочка. Олег их вчера есть не мог – до чего кислые, а вот рыцарь хрумкал да еще нахваливал, вкусно, мол. Ну, тут уж тот случай, когда о вкусах не спорят.
Винца Олег Иваныч с удовольствием выкушал, а вот от яблока отказался, кушайте сами, благородный рыцарь Куно, премного благодарны.
– Ну, как хочешь, – фон Вейтлингер пожал плечами. Отхлебнул из кувшина, пожевал яблочко – Олег аж скривился – потом оглянулся и шепотом осведомился, не забыл ли благороднейший господин Олег их разговор относительно тайной миссии рыцаря.
– Не забыл, не забыл, помню, – заверил Олег Иваныч. – Только ты ведь и сам сейчас в Новгороде будешь.
– Я – одно дело, но если и ты напомнишь, как лицо приближенное…
– Ладно… напомню. Хм… тоже мне – приближенное лицо. Интересно, к кому?
– Что-что?
– Это я о своем, о девичьем. Обязательно передам архиепископу все, что ты просил, Куно, даже не сомневайся… при первом же удобном случае.
«Благословенная Марта» на всех парусах неслась к Новгороду.
По обоим берегам седого Волхова тянулись высокие сопки, покрытые еловым лесом. Позади осталась Ладога – крупный населенный пункт, насчитывающий больше сотни дворов. Ладожская крепость, сложенная из крупных известняковых плит, произвела на Олега Иваныча достойное впечатление. Высокая, мощная. С трех сторон – вода: Волхов, ров и речка Ладожка. Попробуй, возьми такую! Внутри посада, населенного ремесленниками и торговцами, желто-серые домишки посадских окружали добротные храмы, главный из них – Георгиевский собор приглянулся Олегу Иванычу своей неброской красотою и какой-то совершенной законченностью форм, хотя и не отличавшихся геометрической правильностью. Известняк – камень мягкий, крошащийся. Попробуй, выстрой. Из любопытства Олег Иваныч даже заглянул внутрь, пока герр Штюрмер нанимал лоцмана. В храме царила полутьма, солнце, скрытое за густой пеленой облачности, и на улице-то было не очень-то ярким, тем более здесь, в узком глухом помещении с маленькими оконцами. Лишь когда Олег Иваныч собрался уходить, внезапно вырвавшийся из-за облаков луч проник внутрь, высветив убранство храма. Удивительно – но оно стало вдруг каким-то совсем по-домашнему уютным, теплым, доброжелательным. Золотистые оклады икон в алтаре, неяркие фрески, тянувшиеся в несколько поясов до самого потолка, все это благолепие охватило Олега Иваныча, ненавязчиво мягко, но настолько неудержимо, что – от природы мало во что верящий дознаватель – внезапно ощутил прилив благоговения и гордости. Гордости за то, что он тоже, черт побери, русский! В южной части храма, в дьяконнике, почти во весь рост был изображен святой Георгий, уже поразивший змия. Выражение лица его, усталого, но довольного успешно исполненным делом, казалось, что-то говорило Олегу. Что-то?
– Фигня! Прорвемся! – именно такие слова слышались Олегу Иванычу.
Он покинул храм с какой-то грустной радостью и ощущением щемящего счастья, исходящего от появившейся внутренней убежденности в правильности избранного пути. Вот если б еще с Гришаней все было в порядке… И с Рощиным…
Уходя, Олег Иваныч украдкой перекрестился.
Иоганн Штюрмер с нанятым лоцманом уже подходили к пристани, когда Олег Иваныч нагнал их. «Благословенная Марта» легко покачивалась на волнах. Высокие мачты ее, чуть наклоненные к носу, придавали облику судна строгую величавость. Все-таки «Благословенная Марта» была не только надежным, но и очень красивым судном. Обычные купеческие струги рядом с ней как-то терялись, словно серые утки рядом с прекрасным лебедем.
Они отплыли сразу, как только пришли на корабль. Серовато-белые стены Ладоги быстро сделались незаметными на фоне зеленовато-бурых лесистых сопок, лишь ладожские храмы долго еще сверкали на солнце белыми, словно сахар, свечками. Поменьше – Георгиевский собор, и значительно больше – Успенский.
Ночью «Благословенная Марта» пришвартовалась к пристани Гостиного Поля – небольшого населенного пункта у начала знаменитых волховских порогов. Рядом с деревянной пристанью тянулись приземистые строения – склады товаров иноземных и новгородских купцов. Олег Иваныч увидел их утром, когда, еле продрав глаза – до полночи пили вино в теплой компании капитана и фон Вейтлингера, – попытался привести себя в чувство пригоршней холодненькой утренней водицы. Приведя «морду лица» в более-менее приличное, по здешним меркам, состояние, Олег Иваныч решил немного пройтись. Обозреть, так сказать, окрестности. Очень уж ему не понравился вид струга, пришвартованного параллельно пристани чуть ниже «Благословенной Марты». Почему не понравился, Олег Иваныч не смог бы объяснить толком. Не понравился – и все. Можно сказать – интуиция. А интуиции Олег Иваныч, как опытный дознаватель, привык доверять. Не целиком, конечно, но все-таки… Корма у струга была какой-то странной. Необычной, что ли. Только что в ней необычного такого? Олег спрыгнул на берег – несмотря на раннее время, напротив пристани уже начинался торг – средневековые люди вставали рано, с солнышком, и так же рано ложились. Это вот Олег Иваныч вчера засиделся, с собутыльниками… Потолкался для вида по рынку, приценился к куску ярко-красного аксамитового сукна – зря приценивался, потом еле отбился от настойчивых привязок продавца – отбившись, направился к пристани. Шел быстрым шагом, насвистывая что-то на мотив «Дыма над водой» и вызывая косые взгляды – не любили тут свистунов, нехорошим это делом считалось – свистеть. Олег Иваныч это с ходу просек, свистеть перестал, да и торопиться. Это только нехорошие люди торопятся, шильники всякие да шпыни ненадобные. А куда торопятся – ясное дело, пакость какую-нибудь устроить, для хорошего-то дела торопыжность эта ну никак не нужна… Небрежно заложив руки за спину, он с крайне озабоченным видом – но не торопясь, упаси Боже! – прошествовал мимо подозрительного судна. Смотрел внимательно, однако – искоса, как бы и не смотрел вовсе. Но примечал все. И новые доски – беловато-желтые – на корме приметил. Ага… Новые досочки, значит. И мачта вроде новая. А старая где? Не она ль недавно сломалась, да с таким треском – аж под палубой было слыхать. А досочки? Не взамен ли тех, выбитых лично Олегом Иванычем в компании с ливонским рыцарем Куно?
Ах, шильники, видно, не судьба вам была сгинуть в пучине. Верно народ говорит – кому повешену быть, тот не утонет! А не нанести ли визит на этот пиратский крейсер? Совместно с благородным рыцарем Куно фон Вейтлингером… Повод только найти. А впрочем, не очень-то нужен был, по здешним понятиям, повод. Морды христопродавные не понравились – вот вам и повод, чего еще надо-то?!
– Господин Олег!
Олег обернулся – рыцарь Куно. Бледноватый после вчерашнего. За ним угрюмо маячил капитан Иоганн Штюрмер. Чего же угрюмо-то? Утро – вон какое солнечное!
И вправду, день зачинался замечательный: светлый и какой-то праздничный, с прозрачным, дрожащим над дальним лесом маревом и пронзительно синим небом, чуть тронутым кое-где белыми мазками облачности. Легкий ветерок шевелил листья росших на самом берегу берез, небольших, видно недавно посаженных – уж слишком ровно росли.
Капитан Штюрмер притулился к березе и сплюнул.
– Лоцман пропал, – хмуро пояснил Куно. – Как это по-русски? Плакали наши денежки!
Пожав плечами, Олег Иваныч предложил нанять другого, на что рыцарь возразил, что сделать это не так легко, как кажется, поскольку буквально дня три назад прошел в Новгород большой купеческий караван – все местные лоцманы с ним и ушли.
Большой купеческий караван. Наверняка Иван Костромич и прочие. Жаль вот, Гришаня только… Олег вздохнул и кивнул на струг с новой кормой:
– Ничего не напоминает, Куно?
– Что? Этот корабль… – рыцарь внимательно присмотрелся и вздрогнул: – О! О, майн Гот!!!
Не говоря больше ни слова, он вытащил из ножен меч и бросился к стругу. С разбега перескочил на корму и скрылся в небольшом помещении трюма… том самом…
Особо не раздумывая, Олег Иваныч последовал его примеру, чувствуя за плечами дыхание капитана «Благословенной Марты».
Струг качнулся, и он едва не свалился за борт, успев уцепиться за мачту. Тут же на палубу поднялся Куно фон Вейтлингер.
– Там, – нехорошо усмехаясь, он кивнул вниз, а потом посмотрел почему-то на Штюрмера, – там наш лоцман!
Нанятый в Ладоге лоцман – молодой кудрявый парень – лежал неподвижно, уткнувшись лицом в мокрые доски трюма. Под левой лопаткой его торчала костяная рукоятка ножа.
– Статья сто пятая, – цинично, но, к сожалению, верно, констатировал Олег Иваныч. – Умышленное убийство. Однако неплохо засадили, – он осторожно потрогал нож. – Между третьим и четвертым ребром. Профессионально сработали, сволочи!
Выбравшись на палубу, они поспешно покинули пустынное судно. Почему разбойники бросили струг? Зачем убили лоцмана? Ну, с лоцманом, допустим, понятно – парня ликвидировали, чтобы задержать ливонцев, – другого объяснения Олег Иваныч пока не видел. Но разве человеческая жизнь соизмерима с этим желанием? Вполне. И в двадцать первом-то веке часто убивают практически ни за что. Выгодно убить – убили. Ливонцев задержали? Да, на какое-то время – несомненно. И струг бросили, не пожалели. А ведь он денег стоит, струг-то. Стали бы простые разбойники-ушкуи этак вот поступать? Да ни в жисть! Значит… Значит, не интересуют их мелкие проблемы, типа струга. Значит, гораздо большие деньги на кону, значит, платит им кто-то, и хорошо платит! Прав был игумен Феофилакт насчет разбойничьей базы, денег и высокого покровителя.
– Лоцман пропал, – хмуро пояснил Куно. – Как это по-русски? Плакали наши денежки!
Пожав плечами, Олег Иваныч предложил нанять другого, на что рыцарь возразил, что сделать это не так легко, как кажется, поскольку буквально дня три назад прошел в Новгород большой купеческий караван – все местные лоцманы с ним и ушли.
Большой купеческий караван. Наверняка Иван Костромич и прочие. Жаль вот, Гришаня только… Олег вздохнул и кивнул на струг с новой кормой:
– Ничего не напоминает, Куно?
– Что? Этот корабль… – рыцарь внимательно присмотрелся и вздрогнул: – О! О, майн Гот!!!
Не говоря больше ни слова, он вытащил из ножен меч и бросился к стругу. С разбега перескочил на корму и скрылся в небольшом помещении трюма… том самом…
Особо не раздумывая, Олег Иваныч последовал его примеру, чувствуя за плечами дыхание капитана «Благословенной Марты».
Струг качнулся, и он едва не свалился за борт, успев уцепиться за мачту. Тут же на палубу поднялся Куно фон Вейтлингер.
– Там, – нехорошо усмехаясь, он кивнул вниз, а потом посмотрел почему-то на Штюрмера, – там наш лоцман!
Нанятый в Ладоге лоцман – молодой кудрявый парень – лежал неподвижно, уткнувшись лицом в мокрые доски трюма. Под левой лопаткой его торчала костяная рукоятка ножа.
– Статья сто пятая, – цинично, но, к сожалению, верно, констатировал Олег Иваныч. – Умышленное убийство. Однако неплохо засадили, – он осторожно потрогал нож. – Между третьим и четвертым ребром. Профессионально сработали, сволочи!
Выбравшись на палубу, они поспешно покинули пустынное судно. Почему разбойники бросили струг? Зачем убили лоцмана? Ну, с лоцманом, допустим, понятно – парня ликвидировали, чтобы задержать ливонцев, – другого объяснения Олег Иваныч пока не видел. Но разве человеческая жизнь соизмерима с этим желанием? Вполне. И в двадцать первом-то веке часто убивают практически ни за что. Выгодно убить – убили. Ливонцев задержали? Да, на какое-то время – несомненно. И струг бросили, не пожалели. А ведь он денег стоит, струг-то. Стали бы простые разбойники-ушкуи этак вот поступать? Да ни в жисть! Значит… Значит, не интересуют их мелкие проблемы, типа струга. Значит, гораздо большие деньги на кону, значит, платит им кто-то, и хорошо платит! Прав был игумен Феофилакт насчет разбойничьей базы, денег и высокого покровителя.
– Борода, что у козлища, – молвил кто-то из прибрежных торговцев в ответ на беглые расспросы Олега Иваныча.
Борода, что у козлища… Митря! Стопудово, Митря, – к бабке не ходи!
За Гостиным Полем берега Волхова стали ниже – уже не было видно крутых, поросших темных еловым лесом сопок, зато стало больше болот – унылых, однообразных, плоских. Лишь иногда встречающиеся небольшие – по два-три двора – деревеньки слегка разнообразили путь. Встретился по пути и большой посад – все как положено, с крепостью и каменным храмом, – но «Благословенная Марта» не стала делать там остановку – было слишком дорого время – капитан Штюрмер надеялся, если повезет, взять лоцмана в Грузино – последнем крупном селении перед знаменитыми волховскими порогами. Потому – спешили.
Успели до темна. Грузино действительно оказалось крупным и богатым селом, с новыми – еще, казалось, пахнущими смолой – избами и следами недавнего пожара. На пригорке, рядом с выгоревшей пустошью, деловито перестукивались топоры – к зиме торопились поставить срубы. И не какие-нибудь захудалые, а высокие, в двенадцать венцов – хоромины, а не избы. Видно, богато жили гру2зинцы. Да и как не жить – на левом берегу Волхова, как раз напротив села, заканчивалась дорога, серо-желтая, пыльная, с вытоптанной травой – по всему видать, частенько пользовались дорогой-то, не забрасывали. Внизу, у реки, толпились люди. Сбились в кучу лошади, коровы, повозки. От левого берега к Грузино деловито сновали многочисленные плоты и лодки. Амбалистые мужичишки споро перегружали грузы. С телег – на плоты. С плотов – на телеги. Отсюда и название – Грузино. От грузов да грузчиков. Ишь, как ловко орудуют, шельмы.
Олег Иваныч засмотрелся на перевозчиков и даже не заметил, как, повинуясь команде капитана, «Благословенная Марта» неслышно подошла к причалу.
Они все-таки нашли лоцмана. После долгих уговоров взяли местного рыбака – старого, с развесистыми седыми усами, деда «сто лет в обед». И то повезло – все, кто помоложе, либо промышляли рыбу в Ладоге, либо ушли с караваном.
– Пройдем, ништо! – заверил дед, аккуратно заворачивая в тряпицу несколько серебряных рейнских грошей. – Вода есть, много воды-от. Дожди почитай с Троицы поливали, дня три токмо ведро. Пройде-о-ом. Канатом за камни зацепимся. Да были б людищи посильнее, а вода – она вынесет.
Вода действительно вынесла. Да и людишки, тянувшие канат против течения, оказались на высоте. Только один бог знает, скольких нервов это стоило капитану Штюрмеру и его боцману!
Огромные камни торчали в воде повсюду, словно зубы сказочного дракона. Мимо «Благословенной Марты» неслись по течению обломки карбасов и лодок. Сумасшедшей водяной каруселью они вертелись в водоворотах, исчезали где-то в глубине и снова всплывали, с треском ударяясь о камни. От этого звука хватался за сердце капитан Иоганн Штюрмер, морщился рыцарь Куно и даже Олег Иваныч с опаской посматривал за борт. Было чего бояться! Волховские пороги – это вам не шторм на Балтике, это намного хуже! Были моменты, когда думалось – все, не выплывем – с такой силой течение сносило на камни! Вот-вот лопнет канат – и неуправляемое судно бросит кормой на камни! И ведь не выплывешь – течение! Доказывай потом Господу Богу, что ты в двадцатом веке родился, а здесь очутился, можно сказать, случайно, и вовсе не корысти ради.
– Добрая когга! – когда вышли на чистую воду, одобрительно отозвался о корабле старый рыбак. – И шкипер – не в лесу найденный…
– Вы тоже смелый человек, – перевел фон Вейтлингер слова капитана. – И очень опытный кормщик. Вот вам еще грош, заслужили.
Еще пара дней – и все почувствовали приближение большого города. Все чаще мелькали по берегам деревни, попадались и монастыри – в основном, деревянные, но добротной постройки, с высокими храмами, сложенными из белого известняка. Заметные издалека, храмы сверкали на солнце, словно знамение. Олег Иваныч даже перекрестился, хоть и не считал себя верующим человеком. Ну, полным атеистом тоже не считал. Так, не поймешь кто, как и большинство. Красят яйца на Пасху, иногда ходят в церковь, детей, правда, крестят, это уж обязательно, но… Попроси кого прочесть Символ веры, прочтут? Вот и Олег Иваныч сомневался…
Все больше лодей, стругов, лодчонок сновало по седым водам Волхова. Купцы, рыбаки, перевозчики, монахи – все торопились, спешили, словно боялись опоздать куда-то. Куда-то? Олег Иваныч и сам уже нетерпеливо поглядывал вперед, все ждал, ну когда же, когда?
А вот он, Господин Великий Новгород!
Выплыл из-за поворота белым лебедем стен, вознесся к небесам маковками церквей, растекся по Волхову колокольным звоном. Вверх, вверх – ярусами храмы – и главный – Святой Софии: сияют закомары пиленым сахаром, в куполах золотом плавится солнце! Справа – торг с лавками-рядами, впереди – мост. Кипит, волнуется, не затихает ни на минуту людское море. Всем угодят гости-купцы: и знатному воину, что приценивается к броням да панцирям новгородским, и фряжским, и свейским. Даже нюрнбергские есть – знаменитого мастера Зельцера работы, что привезены тайно свейским гостями; и боярыне – вон идет, с мамками да девками дворовыми, глаза серые, с поволокой, не одного парня стрелой любовной ранили, стреляют по сторонам, разбегаются – и фландрского сукна зеленого, словно майская трава, и парчи персидской, а есть еще и ювелирный ряд, златокузнецы-рукодельцы уж такие перстни-колечки-серьги сотворят – красоты неописуемой, так и тает женское сердце, как мед в печи. Чуть дальше пройти – рыба, и ганзейская селедка в бочках, и своя, волховская, – караси да карпы. А мясо, мясо – так и пахнет разделанной требухой, хоть нос затыкай да беги без оглядки – оно понятно, что пахнет, чай, жара стоит, не зима ведь.
Бегают по торгу мальчишки:
– А вот кому сбитень, сбитень кому?
– Квас, квас, стоялый, холодненький, только что с погребу!
– Сбитень, сбиться – пить не упиться!
– Квас-квасок, налетай, браток!
– Сбитень…
– Эй, малый, ну-ка, нацеди квасу. Да не жалей, лей больше. Ух! Хорош! И правда – ледяной. На вот тебе…
– Ой, батюшка-боярин, у меня и сдачи нет. А вон меняла, кормилец!
– Рейнский грош? Запросто разменяем. Вот те две деньги московские… А счас и их…
Расплатившись с продавцом кваса, Олег Иваныч вышел с шумного торга на Ярославов двор, полюбовался на церкви и, пройдя мимо кирпичного степенного помоста, оказался прямиком у моста через Волхов. Большой мост, широкий, усадистый – на мосту тоже лавки купеческие. Торгуют…
Целью Олега Иваныча была Софийская сторона, точнее – двор архиепископа Ионы, владычный, как его тут называли.