Олег Иваныч ринулся вперед… и вдруг завалился навзничь, словно куль с мукой! Незаметно подобравшийся сзади Митря Козлиная Борода ударил его ниже колен оглоблей. Ах ты ж, сволочь… Олег Иваныч выронил меч.
– Посмотри водоносов, – приказал Тимоха Митре, и тот, понятливо кивнув, кинулся вниз, к реке, на ходу доставая из сапога длинный узкий ножик.
Злорадно прищурясь, разбойничий вожак, перебрасывая из руки в руку секиру, медленно подошел к поверженной жертве. Он тяжело дышал, измотанный атаками Олега Иваныча, зверское выражение лица не сулило последнему ничего хорошего. Олег лежал на земле, у самых ворот, распахнутых и жалобно скрипящих под дуновением ветра. Надежды на помощь не было – воины Силантия были заняты в усадьбе. Судя по сдавленным крикам, служки-водоносы тоже уже больше не представляли никакой угрозы для Тимохи и Митри. Жалобно скрипели ворота, фигура разбойника угрожающе маячила на светло-голубом фоне неба. Олег Иваныч краем глаза увидел вдруг растущие рядом с ним колокольчики и нежно-желтые соцветия кашки. Темная тень ворот на миг заслонила солнце.
Тимоха примерился и, злобно зарычав, высоко поднял секиру. Угрожающе склонив вперед голову, примерился для последнего удара…
Захватив обеими руками створку ворот, Олег Иваныч резко толкнул ее прямо на шильника.
Получи, фашист, гранату!
Тяжелая, обитая ржавым железом створка впечаталась разбойнику прямо в лоб!
И поделом, не фиг башку вперед выставлять.
Глухо застонав, Тимоха опрокинулся навзничь, словно кукла-неваляшка, правда, в отличие от нее, не встал, а быстро метнулся в сторону – с усадьбы на помощь Олегу уже бежал Силантий Ржа.
Ни Тимохи, ни Митри они так и не нашли.
Да, собственно, никто их не искал особо: ну, прошлись Олег Иваныч с Силантием вдоль реки, на этом и закончили. Пес с ними, с уродами этими, чай и поважнее дела есть…
Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к золотистым вершинам дальнего леса, мимо разоренной усадьбы Фрола прошли богомольцы. Молодые и старые, пожилые и почти совсем дети, в справных кафтанах и в рубищах – все они возвращались от Богоматери Тихвинской, у которой искали спасения, совета и веры. Вместе с богомольцами двигались груженые телеги купцов, охраняемые вооруженной стражей. И тех, и других было довольно много, кавалькада растянулась на пару верст и представляла собою весьма внушительное зрелище. С этим же караваном продолжила свой путь и новгородская боярыня Софья. Бледная, с полотняной повязкой на лбу, она лежала в возке, охраняемая верным слугой Никодимом, и возносила молитвы. За чудесное свое спасение молилась боярыня, за то, что дал Бог избежать позора, за убиенных разбойниками слуг, за воинов, что так вовремя пришли на помощь. Кажется, среди них был и тот, светлоглазый… из Тихвинской Успенской церкви. Не он ли и предупреждал запиской о шильниках? Правда, не особо-то Софья вняла сему предупреждению – на слуг понадеялась, на охрану да на имя свое, не последнее в Новгороде, Господине Великом!
Вот и поплатилась. А ведь могло быть и хуже!
Боярыня покачала головой и, выглянув из возка, подозвала шагавшего рядом слугу:
– Чьи вои нам столь славно помогли, Никодим?
– Костромского купца Ивана, госпожа Софья.
– Костромского купца. – Боярыня задумчиво улыбнулась. – И что же, они тоже едут с нами?
– Плывут, госпожа. У них несколько стругов. Скорее, даже раньше нас будут.
– Вот как… Что ж, обязательно поглядим по приезду костромские товары.
Серые, похожие на огромные валуны волны терзали низкие берега Ладоги, лизали их холодными шершавыми языками, яростно вспениваясь прибоем; с волнами сливалось низкое свинцовое небо. Погода быстро портилась – сгинуло неизвестно куда солнце, подул, завыл, забуранил низовой ветер все сильнее и сильнее, затрещали высокие сосны по берегам, затащились по течению реки ивы.
Струги Ивана Костромича, вытащенные носами на берег, укрывались в устье Сяси – комариной реки, не спеша вырываться на буйные ладожские просторы. И правда – куда спешить? Разве только диаволу в пасть. В такую-то погоду плыть – не приведи господь! Хоть и велико Нево-озеро, а все ж не море – хрястнет корабль о берег – мало не покажется: и лодью в куски разнесет, и товары выкинет на радость местным шпыням. Шалили шпыни-то, не смотрели на Ладожскую крепость, хоть и близко та стояла, но и места были, где укрыться-спрятаться: хочешь – в леса, тропками стежками неведомыми, хочешь – в болота, гатями тайными, а в случае чего – в само Нево-озеро, а там и Валаам-остров и много чего еще.
Знали о разбойниках купцы, потому и опасались, не спали. Жгли кострища, поглядывали да выставили дозоры оружные. А ветер плевался дождем, смурным и холодным, словно и не лето сейчас, и не светило третьего дня ласковое солнышко, не парило, не припекало, не грело. Словно всю жизнь тут так было – серо, муторно, холодно.
Олег Иваныч поежился, отворачиваясь от дождя, затем махнул рукой – один черт промок уже – и, поправив на поясе меч, прибавил шагу, догоняя ушедшего вперед Силантия. Оба, майор и старшой дружины, шатались на ночь глядя не просто так – проверяли караулы, заставы тайные, что окружали купеческий лагерь. Без сторожи – никак, погода-то в самый раз для дел лихих, нехороших, так что стерегись, купец, пасись вора-разбойника, молись да надейся. На Господа Бога да на охрану дружинную.
Пройдя вдоль реки, они вышли к берегу озера. Озеро… Как хорошее море! Олег Иваныч порадовался – хорошо, что их лодьи сейчас в реке, можно сказать, в относительно тихой заводи, а не там, в бурных водах…
– Вовремя мы укрылись, – словно отвечая на его мысли, произнес Силантий и улыбнулся: – Иван свое дело знает.
Он подошел ближе к разбушевавшемуся не на шутку озеру и с минуту вглядывался в серую промозглую хмарь. Лицо его, обветренное и мокрое от дождя, вдруг нахмурилось.
– Нут-ко, Иваныч, глянь…
Силантий указал в самую середину бушующих волн. Олег присмотрелся – но так ничего и не увидал и вопросительно оглянулся.
– Блазнится, корабль, – встревоженно пояснил воин. – А наших что-то не видно! Уснули, что ли, заразы?
– Сам ты зараза, дядюшка Силантий, – раздался из кустов обиженный голос Гришани. Парень сегодня напросился-таки в дозор вместе с парой дружинников, вернее, они его напросили – уж больно веселым малым тот оказался – такие байки травил – любо-дорого послушать, уши в трубочку сворачивались. И веселые – о купце Тите Титыче, и страшные – о воеводе валашском Владе, и срамные – о греческом звере Китоврасе. Последние больше всего дружинникам да купцам нравились.
По этой причине не хотел его в дозор посылать опытный Силантий, да уж больно Гришаня просился, тем более – в таком деле пара зорких глаз совсем не помеха.
– Корабль, говорите? – Гришаня озабоченно завертел головой. – Нет, не вижу.
Выбравшиеся из кустов дозорные тоже ничего не подтвердили. Надо сказать, устроились они на славу – так замаскировались, что Силантий с Олегом Иванычем, хоть и в двух шагах стояли, а не обнаружили бы, коли Гришаня не выскочил.
– Молодцы, робята, – скупо похвалил Силантий. – Дозорьте дальше, поутру сменим.
– Стой-ка, дядюшка! – Гришаня схватил начальника стражи за руку. – Вон, сосенка подходящая. Забраться?
– Давай. Смотри, чтоб ветром не сдуло.
Взобравшись на вершину корявой сосны, одиноко торчащей за большими черными валунами, Гришаня поудобнее устроился на толстом суку и пристально вгляделся в волны.
– Ну, что там?
– Ничего пока. Ой! Есть!
Отрок привстал, рискуя свалиться вниз и сломать себе шею.
– Корабль! – заглушая шум ветра, прокричал он.
– Лодья?
– Нет, – Гришаня помотал головою. – Говорю же – корабль. Когг. Пузатый, с двумя мачтами… одна, кажется, сломана.
– Ганзеец.
– Нет, дядюшка, не ганзеец, их уж давненько у нас не бывало, обиделись. Скорее, свей али орденский немец.
– Куда, куда плывет-то?
– А куда волны несут. Нет, поворачивает. Прямо на камни попер, чучело худое!
– И чего его на камни-то понесло? Ага, понятно…
Силантий Ржа усмехнулся, показав рукой чуть в сторону. Там, за каменистым распадком, примерно в полверсте от них, поднимался в небо густой черный дым.
Нет, все-таки нельзя сказать, что поднимался. Иногда поднимался, иногда стелился по волнам, иногда уносился к лесу, а то вообще пропадал, этот чертов дым, впрочем, видимо, с судна он был хорошо виден.
– Шпыни! – слезая с сосны, с гневом произнес Гришаня. – Нарочно костер развели, купцов приманивают. Шуганем, а, дядюшка?
– С чего бы нам немцам-то помогать? – недовольно отозвался Силантий. – Друзья они нам, что ли? Но сходить – сходим, глянем на всякий случай.
Все пятеро, включая Гришаню и воинов, не обращая внимания на дождь, ходко пошли вдоль берега. Зазевавшись, Гришаня чуть было не свалился в яму, шагавший сзади Олег Иваныч успел подхватить его руками.
– Куда смотришь-то, чудо?
– Куда смотришь-то, чудо?
– На Силантия, – обернувшись, неожиданно ответил отрок. – Чудной он какой-то. Орденские немцы, говорит, нам не друзья. А по-моему, с одними орденскими немцами Новгород сейчас только и дружен. Ганза торговлишку свернула, обиделась, что по старине своевольничать не дадут – своими бочками мерить да воск колупать. Осторожней, Олег Иваныч, тут яма. Свеи со своими делами не управятся, Казимир литовский – себе на уме хитрован, плесковичи смотрят волками лютейшими, о Москве уж и сказать противно честному новгородцу… Ой!
Оступившись, Гришаня все-таки полетел мордой в грязь.
– Так тебе и надо, – позлорадствовал Олег Иваныч. – Меньше гундосить будешь! Силантий ему не нравится… Силантий те что, новгородец, немцев любить? Нет. Он, кажется, костромской, а то и вообще – москвич, или, как ты говоришь, московит, нет?
– И то правда, – размазывая по физиономии липкую грязь, улыбнулся Гришаня. – Умный ты человек, Иваныч! Но Силантий… – отрок помолчал, вглядываясь вперед, где шли уже значительно оторвавшиеся от них воины, – Силантий – вельми подозрителен!
– «Вельми подозрителен»! – хмыкнув, передразнил Олег Иваныч. – Под ноги лучше смотри, тоже мне, Мюллер нашелся…
Майор хотел добавить что-нибудь еще, посмешнее да пообиднее, – он всегда так справлялся с отвратительной погодой, – но вдруг столкнулся взглядом с Гришаней. Нехороший у того взгляд был, ох нехороший… Такой взгляд, подозрительный да холодный, видел Олег Иваныч только в прошлой своей жизни. У работников отдела собственной безопасности ГУВД Санкт-Петербурга и области, чтоб им пусто было.
Страшный треск вдруг потряс округу, и Олег перешел на бег – судя по всему, орденский (или чей он там был) корабль все-таки попался в ловушку.
– Стойте!
Хорошо, майор услышал на бегу приглушенный зов притаившегося в кустах Силантия, схватил за руку Гришаню, плюхнулся с разбега в пропитанный промозглой влагой мох, распластался. Подняв тучу брызг, рядом приземлился Гришаня.
– Вот они, тварюги. – Силантий Ржа коротко кивнул на низкий, поросший колючим кустарником берег.
– А вот и когг, – в тон ему отозвался Гришаня, – не очень повезло шпыням-то!
В распадке между камнями горел костер из смолистых сосновых веток – для дымности. Рядом с костром суетились «тварюги» – человек около двадцати («пол-сорока», как посчитал Силантий). Высокий человек с всклокоченной бородой и в низко надвинутом на глаза шлеме с бармицей – видимо, предводитель шайки, – отдавая распоряжения, размахивал самострелом. Остальные были вооружены весьма разномастно: кто с рогатиной, кто с луком, кто с дубиной. И окольчужены не все, многие – в нагрудниках из бычьих шкур с пришитыми металлическими пластинками. Как это воинство собиралось расправиться с экипажем торгового судна – одному богу известно, видно, надеялись на крушение. На то, что выбросят волны корабль, предварительно хорошенько шмякнув его о камни, а тут уж – не растеряются… Видно, раньше все эдак и проходило, только вот теперь разбойникам не повезло, как верно заметил Гришаня. Когг, двухмачтовое пузатое судно, длиной метров тридцать, с выпуклыми бортами и надстройками на корме и в носовой части, действительно хорошо приложился о подводные камни и быстро тонул, что, наверное, не особенно соответствовало разбойничьим планам, ибо пограбить несчастное судно не получалось – не бросаться же в бурные волны, в самом-то деле, так и потонуть недолго! Так что с чужими товарами шильники пролетели, как фанера над Парижем. Осталось только надеяться на то, что волны все-таки кое-что выкинут, да на возможных пленных. За богатого немецкого «гостя» можно попытаться получить выкуп, а на худой конец, и просто поживиться одежкой да оружьем. А может, и кошель кто с собой прихватил, дураков на свете хватает…
Очередная волна ударила в когг, так что тот аж затрещал, а с настроек посыпались в воду прикрепленные для защиты от стрел треугольные щиты с черными восьмиконечными крестами на белом фоне – корабль и в самом деле оказался орденским.
«Тевтонские псы-рыцари, – вспомнил Олег Иваныч из истории, – злейшие враги Руси».
Ревел ветер, дул все сильнее, огромные волны терзали когг, словно волки добычу. Они накатывались одна за другой, свинцово-серые, злые. Удар… и шипение… Еще удар… Еще пара-тройка ударов – и напоровшийся на подводные скалы корабль развалится на куски…
С терпящего крушение судна, одну за другой, спустили три лодки. Две сразу перевернулись, а третья – ничего, ловко проскользнула между камнями и направилась к берегу. Сколько в ней людей, было не разглядеть из-за дождя, волн и ветра. Видно только – что значительно меньше десятка. Гребцы старательно орудовали веслами, кто-то махал рукой суетящимся на берегу «шильникам». Видно, немецкие купцы еще не до конца просекли тему. Впрочем, может, и просекли, только деваться им было некуда, разве что на дно!
Лодка успешно миновала подводные валуны и ткнулась носом в песок. Высокий светловолосый человек в желтоватых ботфортах и короткой куртке-вамсе ловко выпрыгнул на берег. И тут же вытащил из ножен меч! Видимо, быстро догадался, что делают здесь все эти люди. Ботфорты, вероятно, стоили не дешево, да и темно-фиолетовый вамс был расшит серебром. Богатый купец…
Но – золоченый пояс!
У купца?
И надменный взгляд…
– Рыцарь! – шепотом пояснил Гришаня.
Знатная добыча будет сегодня у «шильников». Правда – если будет…
Ничего не выясняя, рыцарь сразил наповал сразу двух набежавших на него бандитов и, перебросив в руках меч, повернулся к остальным.
– Ловко! – одобрительно шепнул Силантий.
– Только бесполезно, – тут же прошептал Гришаня. – Вон, у тех-то самострелы. Да и больше их.
Разбойники обступили высадившихся из лодки людей. По знаку старшего тут же пристрелили победнее одетых, оставив в живых лишь трех человек, включая рыцаря в ботфортах. Обреченные немцы встали теснее, плечом к плечу, ощетинились мечами и ждали. Нападавшие больше не торопились. Вожак что-то сказал рыцарю, тот гордо покрутил головой. Один из разбойников, уперев в землю стремя самострела, ловко орудовал воротом, натягивая тетиву. Наконец натянул, вставил короткую стрелу-болт, с почтением протянул самострел главному. Тот медленно поднял страшное оружие, снял мешающий прицелиться шлем, зачем-то обернулся…
Тимоха Рысь!
Олег Иваныч переглянулся с Гришаней.
– Это наши враги! – кивнув на разбойников, шепнул он Силантию. – Те, что сожгли усадьбу Фрола.
Силантий кивнул, больше ничего пояснять не следовало. Гришаня вытащил из-за пазухи тоненький ремешок пращи. Нашел на земле подходящий камень, раскрутил.
Уронив самострел, Тимоха Рысь схватился за голову.
В тот же момент рыцарь прыгнул, перевернувшись через голову, и, оказавшись позади разбойников, сразу же нанес удар. Один из нападавших упал, другие сориентировались быстрее. Кто-то метнул короткое копье-сулицу, поразив рыцаря в плечо. Звякнул о валун выпавший меч…
Зря, зря не надел рыцарь латы… Хотя зачем их надевать-то в бурю? Чтобы ко дну быстрее пойти?
Побледнев, рыцарь подхватил левой рукой сулицу. Разбойники окружили его, словно вороны падшую лошадь. Спутники рыцаря уже лежали на земле, пронзенные стрелами, впрочем, один, кажется, еще дышал…
– Пасись, братцы! – увидев воинов Силантия Ржи, заорал благим матом кто-то из шильников. – Пасись!
Разбойники бросились в разные стороны. Их предводитель Тимоха бежал быстрее всех.
Вытащив меч, Олег Иваныч погнался за ним:
– Стой! Стой, сволочь, не уйдешь!
Было понятно, почему Тимоха Рысь отступил, – наверняка принял купеческий дозор за большой отряд ладожского посадника, время от времени чистившего окрестные леса от подобной своры. Бежал Тимоха уверенно, не оглядываясь, словно точно знал – куда. А может – и вправду знал?
Олег Иваныч еле поспевал за ним – блестящая кольчуга разбойника сверкала далеко за деревьями, освещаемая ярко-желтым лучом солнца, прорвавшимся наконец сквозь серую промозглую мглу. Ветер уносил тучи, небо светлело, сквозь золотистые, стремительно редевшие облака проглядывало васильковыми разрывами небо. Чистое, прозрачное, высокое… Черт, быстро бежит, сволочь!
Пару раз поскользнувшись на скользкой глинистой тропке, Олег Иваныч вдруг сообразил, что потерял врага из виду. В принципе, конечно, Тимохе некуда было деться – вряд ли он свалил в лес, хотя… кто его знает, мог и затаиться где-нибудь за кустами, вон, хоть за той вербой… Лежит, собака, ухмыляется да готовится метнуть в преследователя острый засапожный нож.
Майор настолько живо вдруг представил себе эту картину, что, не теряя скорости, прыгнул к вербе. Никакого Тимохи там, конечно, не было.
– Его счастье! – хмуро подумал Олег Иваныч, выбираясь из лесных дебрей на песчаный простор побережья.
– Оба-на!
Он вдруг резко остановился, пригнувшись: у самого берега покачивались три приземистых широких судна. На берегу деятельно суетились люди, не воины по одежде (длинные черные рясы и такого же цвета шапки). Скорее больше похожие на монахов. Жарким пламенем горели костры, в подвешенных над ними котлах что-то аппетитно булькало. Рядом с кострами, на подстеленную парусину, раскладывали вытащенные с кораблей какие-то бочки, березовые туеса, подозрительно пахнущие протухшей рыбой свертки. Действиями носильщиков распоряжался небольшой сухонький старичок, белобородый, тоже в рясе и колпаке, с посохом. Несмотря на возраст, передвигался он довольно проворно, даже пару раз огрел посохом какого-то не слишком поворотливого служку. Судя по всему, опасности эти люди не представляли, скорее наоборот – были бы легкой добычей любой местной шайки, типа Тимохиной.